Бахчисарайский фонтан

(из экзаменационного  сочинения в Лицее на кафедре русской литературы)

Провидческое творение российского пророка Александра Пушкина является важным подспорьем при трактовке сложнейших вопросов теологии. Они, в частности,  касаются святых тайн – догматических вопросов ипостасной природы Софии-Премудрости, позднее исследованных в трудах русских философов-космистов. В рассматриваемой поэме София предстает перед нами в двух образах – Заремы и Марии, которые нераздельны и неслиянны, - как Лия и Рахиль, как две Сестры из Песни Песней, как две Изольды, как Брунгильда и Кримгильда, как Аглая и Настасья Филипповна, Грушенька и Екатерина Ивановна. Обе Софии, старшая и младшая, светлая и темная, Эхамоф и Эхмоф, действуют во всех мирах и являются Пушкину в пророческих видениях и откровениях:

Чью тень, о други, видел я?
Скажите мне: чей образ нежный
Тогда преследовал меня,
Неотразимый, неизбежный?
Марии ль чистая душа
Являлась мне, или Зарема
Носилась, ревностью дыша,
Средь опустелого гарема?

Память о высших мирах обуславливает высокие устремления нашей героини. Пушкинские строки дают непосредственное доказательство Ее божественной природы («Седой Отец гордился Ею», «Сам Хан боится Девы пленной…») и надмирного происхождения.

Недавно юная Мария
Узрела небеса чужие;
Недавно милою красой
Она цвела в стране родной.

Родилась Я не здесь, далеко,
Далеко… но минувших дней
Предметы в памяти моей
Доныне врезаны глубоко.
Я помню горы в небесах,
Потоки жаркие в горах,
Непроходимые дубравы,
Другой закон, другие нравы;
Но почему, какой судьбой
Я край оставила родной…

Хотя Всевышний обычно «Один в своих чертогах», Премудрость приходит Ему на помощь, чтобы  сыграть не менее важную роль в творении и эволюции миров. «Всё Мудростью сотворил Ты» (Пс.103:24).

Он светлый взор
Остановил на мне в молчанье,
Позвал меня... и с этих пор
Мы в беспрерывном упоенье
Дышали счастьем… и ни раз
Ни клевета, ни подозренье,
Ни злобной ревности мученье,
Ни скука не смущала нас.

До поры это мирное сотрудничество, но развиваются романтические отношения и назревает драматическое развитее событий.

Познал Я все, и сокровенное и явное, ибо научила Меня Премудрость, художница всего. (Прем. 7)

На мне горят Его лобзанья,
Он клятвы страшные мне дал.

И проходил Я мимо Тебя, и увидел Тебя, и вот, это было время Твоё, время любви; и простёр Я воскрилия риз Моих на Тебя, и покрыл наготу Твою; и поклялся Тебе и вступил в союз с Тобою, — говорит Господь Бог, — и Ты стала Моею. (Иез. 16)

Во вдохновенных строках поэмы Мария-София проходит через все стадии духовного опыта. Прежде всего, она погружается в свой внутренний мир и ведет диалог сама с собой. Она пока еще сохраняя внутреннее единство, «хранит один святой залог, Одно божественное чувство...».

Гарема в дальнем отделеньи
Позволено ей жить Одной:
И, мнится, в том уединеньи
Сокрылся некто неземной.

Грузинка! всё в душе твоей
Родное что-то пробудило,
Всё звуками забытых дней
Невнятно вдруг заговорило.
Пред ней покоилась княжна,
«Кто ты?.. Одна, порой ночною, —
Зачем ты здесь?» — «Я шла к тебе,
Спаси меня; в моей судьбе
Одна надежда мне осталась...

Судьбы обеих Софий прочно связаны. Однако после грехопадения начинается космическая мистерия – происходит разделение Святой и Блудницы. Премудрость, истратив всю силу и оставив свое творение, уходит на родные небеса – к своим светлым и бесплотным ангелам.

Что делать ей в пустыне мира?
Уж ей пора, Марию ждут
И в небеса, на лоно мира,
Родной улыбкою зовут.
Промчались дни; Марии нет.
Мгновенно сирота почила.
Она давно желанный свет,
Как новый ангел, озарила.

Шехина, земная ипостась, движимая силами похоти («Но я для страсти рождена»), пускается во все тяжкие, переходит к жестким практикам Тантры.

Но слушай: если я должна
Тебе... кинжалом я владею.

Под действием своей кармы она попадает под власть вечного Колеса и идет в нижний мир, в океан сансары:

…Она
Гарема стражами немыми
В пучину вод опущена.
В ту ночь, как умерла княжна,
Свершилось и ее страданье.

Здесь ей предстоят соблазны чувственной красоты, угрожают многие опасности и невзгоды. Сказываются и старые грехи, накопленные в прошлые мировые периоды. Чистоту нарушают даже скрытые помыслы, высокие идеи и порывы, -  всякая карма неуничтожима.

Она домашние пиры
Волшебной арфой оживляла;
Толпы вельмож и богачей
Руки Марииной искали,

Невинной деве непонятен
Язык мучительных страстей,
Но голос их ей смутно внятен;
Он странен, он ужасен ей.
Какие слезы и моленья
Ее спасут от посрамленья?

Ты понадеялась на красоту твою, и, пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твоё на всякого мимоходящего, отдаваясь ему. И взяла из одежд твоих, и сделала себе разноцветные высоты, и блудодействовала на них, как никогда не случится и не будет. И взяла нарядные твои вещи из Моего золота и из Моего серебра, которые Я дал тебе, и сделала себе мужские изображения, и блудодействовала с ними. (Иез. 16)

Хотя ты одеваешься в пурпур, хотя украшаешь себя золотыми нарядами, обрисовываешь глаза твои красками, но напрасно украшаешь себя: презрели тебя любовники, они ищут души твоей. (Иер. 4:30)

Произошедшая катастрофа оказывается глобальной. Отныне Б-г уходит из тварного мира, становится, как и положено, незримым, отвергает все образы, скрывает свое Лицо.

Забытый, преданный презренью,
Гарем не зрит Его лица;
Дворец угрюмый опустел;
Его Гирей опять оставил;

Он, который ранее «для мирной неги войну кровавую презрел», возвращается к привычным грозным деяниям в гневных ипостасях бога воинств Саваофа и бога сил Шаддая.

С толпой татар в чужой предел
Он злой набег опять направил;
Он снова в бурях боевых
Несется мрачный, кровожадный:
Но в сердце Хана чувств иных
Таится пламень безотрадный.

Господь выйдет, как исполин, как муж браней возбудит ревность; воззовёт и поднимет воинский крик, и покажет Себя сильным против врагов Своих. Долго молчал Я, терпел, удерживался; теперь буду кричать, как рождающая, буду разрушать и поглощать всё; опустошу горы и холмы, и всю траву их иссушу… (Ис. 42)

Мир превращается в фонтан слез. Вместе со всеми живыми существами и Он теперь охвачен страданием.

Он часто в сечах роковых
Подъемлет саблю, и с размаха
Недвижим остается вдруг,
Глядит с безумием вокруг,
Бледнеет, будто полный страха,
И что-то шепчет, и порой
Горючи слезы льет рекой.

Остается надежда на лучшее – на взаимное прощение и спасение.

Сожгут домы твои огнём и совершат над тобою суд перед глазами многих жён; и положу конец блуду твоему. И утолю над тобою гнев Мой, и отступит от тебя негодование Моё, и успокоюсь, и уже не буду гневаться.
Я вспомню союз Мой с тобою во дни юности твоей и восстановлю с тобою вечный союз. И ты вспомнишь о путях твоих. (Иез. 16)

Однако полного и окончательного освобождения никому не обрести, пока не будет исчерпана вся карма – и хорошая, и дурная, а также, что самое важное, достигнуто прозрение.

Безумец! полно! перестань,
Не оживляй тоски напрасной,
Мятежным снам любви несчастной
Заплачена тобою дань —
Опомнись; долго ль, узник томный,
Тебе оковы лобызать
И в свете лирою нескромной
Свое безумство разглашать?