Глава XXX не надо молчать

- Не надо молчать!
Надоело каждый раз быть виноватой! – вспоминал эту, правильнее будет сказать истерику, нежели чем монолог Клим.
Всё было у них хорошо. Но всегда понимал, что-то из прошлого связывает обоих. Никогда, как бы не старался, не мог додуматься, что именно. А ведь причина лежала на поверхности. И он, и она, каждый по своему были совершенно не приспособлены к современному обществу. И если он находил в себе силы на восстановление от своих проигранных «сражений», в истории, умении раскапывать те её моменты, порою дававшие ответы на многие вопросы, Наташа, как женщина лишь была рядом с ним, доверяя, возможно даже понимая, но не будучи способна самостоятельно выживать в этом мире, жила его мыслями. Порою настолько принимая их, что уже становясь её могла, пропуская через себя, дополнять, развивать, тем самым ощущая полноценной хозяйкой
- Даже когда первая не я, всё равно почему-то виновата! – сидя у окна, выходившего во двор следила за облаками, скользящими по небу. Слишком уж хорошо всё складывалось у них, требовался какой-то выход эмоций. Но не вызванный ссорой, скорее из-за притирания двух, сформировавшихся в разных условиях характеров.
- Впрочем, так было всегда, - открыла створку окна. Положив голову на сложенные на подоконнике руки, продолжала;
- Видимо участь
Люди делают всё возможное, для того, чтобы другие реагировали, затем сделав их виновными. Так легче жить.
"Паче снега убелюся..."
Все белые вокруг, а ты в грязи и хуже всех. Дома, на работе, общественных местах. Потому что не так ходишь, смотришь, думаешь, говоришь.
Несколько обидно, ведь вроде они не такие и белые. Но постепенно привыкаешь, что такие. Со временем белизна их усиливается, а твоя грязь увеличивается. Всё больше, беспробуднее и тяжелее её слои прилипшие с других, убелившихся по средством тебя и твоей совести
Ведь не можешь возразить, оспорить. Только единожды и потом жалея. Непременно искренне, от души чувствуешь себя виноватым и самым ничтожным. Маленьким, серым и бесполезнейшим человечишкой
- Быть может, это борьба с гордыней? Бог посылает это очернение для борьбы возгордившегося нутра? Что ты в действительности не лучше самого падшего, скверного, - осторожно, чтобы не обидеть Наташу, возразил тогда Клим.
Сам столкнулся с подобным. Непонимание на работе. Его будто не замечали, считая посредственностью. Он же стремился к цели доказывая обратное. Но, тщетно! И теперь отказавшись от прошлого, так и не сумев остаться в профессии вынужден был, с поверившей в его потенциал женщиной пытаться оставаться собой. Неужели удастся ему?
Не оспорила его слов. Просто замолчала на какое-то время. Затем, подняв голову, повернулась, бросив взгляд на Клима. Решительно произнесла;
- Потому и не стоит обижаться, и тем более презирать убелённых. Ведь не ведают, а тебе дано. И стало быть виноват.
- Мы с тобой не приняты этим миром. Изгои в нём. Отвернулся от нас, будто ждёт, когда сами, по своей воле, добровольно покинем его.
В обрывках сознания проступали фрагменты воспоминаний. Искал хоть какой-то зацепки в попытке объяснения случившегося, но не мог найти. Возвращаясь ненадолго в реальность пугался мыслям о произошедшем, всем своим нутром не принимая их.
Но почему же опять остался один? Неужели не достоин того, чтобы с ним был рядом человек!? Так и не сумев, точнее не доказав, что способен находиться подле женщины, как достойный её мужчина, глава семьи, защитник, теперь навсегда останется один.
Один!
Но нет для него ничего страшного в этом слове. Да и не нужен ему, как теперь понимал человек для того, чтобы смог показать, такой же, как и все. Ведь по сути, вернувшись на Родину так и не сумел там найти себя, работать в пусть и не своей, но близкой профессии. Не смог бы прокормить семью, в которой, как теперь понимал, не так уж и нуждался.
Но, тем ни менее приобретя в лице Наташи близкого человека, теперь лишился его. Это подтверждало, что не хватит в нём сил попробовать ещё раз.
Оставался один.
Проваливаясь в забытьё, оказывался в воспоминаниях. Словно анабиоз лечили, сохраняя для того, чтобы остался один.
Сейчас, когда зимовка подходила к концу, и вскоре должно было прийти к ним первое судно, понимал, так и не удалось убежать от самого себя, проблем связанных с тем, что всю жизнь так и не нашёл сил, чтобы измениться, научившись иначе зарабатывать деньги.
Без Наташи всего лишь сельский юродивый. Тот, кто так ничего и не добившись в жизни, не сумеет этого и оставшись один, когда, казалось бы никто не мешает в работе историка, требующей уединения и покоя.
Но теперь полностью лишён, какого-либо стимула.
Не понимал, не мог поверить, та с кем приехал осенью на станцию, теперь покидает его не по своей воле. Неужели так ничтожен, что Господь оставил его без последней надежды!?
Но в то же время плевать хотел сейчас на себя, будущее. Словно капризный ребёнок не мог смириться с тем, что теперь один. Волна неуправляемого, панического страха накрыла с головой.
Встал. Небрежно оделся. Направился к двери.
- Куда!? – будто из воздуха возник Андреич.
- Пойду подышу, - сам не соображал, что говорил Клим.
- Ночь на дворе, - разворачивал его от двери начальник станции.
- Я не могу жить, - сел на диванчик в столовой. Интуитивно, сам ещё не понимая зачем, потянулся за своей шапкой. И вовремя сняв её уткнулся лицом, прикрывая нахлынувшие из глаз слёзы.
Судорожно хватая ртом воздух, попадая в него рывками заставлявший дёргаться всей грудью. Слёзы отчаяния и страха лились потоком. Не стеснялся, видя в них спасение.
- Ишь, что удумал! Сломанная нога и теперь два трупа мне ещё не хватало на станции! Ну и зимовка в этом году! - сел рядом Андреич.
Не спалось ему в эту ночь. Наблюдал за Климом. Понимал, чего угодно можно ожидать от этого хлипкого на вид историка.
- Я не смогу один.
- Сможешь! Не ты первый, не ты последний.
- Я… я … Мы убежали сюда в Арктику от людей. Хотели осмотреться. Осмыслить. Понять, что дальше. … Как жить!? – посмотрел просыхающими от слёз, пустыми, будто бы и не надеющегося на ответ человека глазами на Андреича.
- Не только лечит она, но и… - долго подбирал слово; - учит,  - принял из рук Клима влажную шапку. Отложил в сторону.
- Да и не в ней дело, - достал из кармана сигареты. Предложил Климу.
Когда угостился, подкурили.
- В чём же?
- В том, чтобы не бежать от самого себя. Ведь не скрыться даже и на северном полюсе, - глубоко затянувшись, выпустил дым, продолжил; - И вовсе тут дело не в холоде, что не в состоянии заморозить всё плохое, как многим кажется. Да и не в уединении… а в том… в том, что мы сами не способны стереть в себе прошлое.
Не даёт покоя. Влияет на будущее. Несём в себе его частицы.