Сессия

               

     Леночке Гулич

     Уже полчаса Соня безуспешно пыталась вникнуть в содержание своего конспекта. Пухлый учебник и бесконечный список вопросов с фамилиями основателей политучений томились под жарким  июньским солнцем рядом с аккуратно сложенным ослепительно белым сарафаном в тонкую лимонную полоску.  В таком сарафане гулять бы по набережной приморского южного города. Она же устроилась со всем этим добром  на пёстром покрывальце студенческого общежития.
     Привычка ли к уединённости, желание ли получить первый солнечный пигмент, иные ли тайные помыслы привели её на берег озера, что практически в центре города – излюбленного места отдыха горожан?  Пусть этот вопрос останется за скобками.
     Соня любила долгие одинокие прогулки по городу, могла запросто пойти одна в кино, заглянуть в кафе, чтобы  никто не прерывал ход её мыслей и не вмешивался в сценарий её внутренней жизни. Конечно, внутренняя жизнь её была ещё не слишком сложной – то были лишь зачатки будущего бурного процесса сочинительства, ветвисто разукрашенного экзотическими цветами  и плодами жизненного опыта. А потому Соня  не превратилась пока  в полного мизантропа. У неё были подруги. И первая среди них – Эля, та, с которой они делили комнату общежития со скрипучими «койкоместами» на вислых панцирных сетках. Главным достоинством  их угловой  комнаты был вид на модный бульвар – точку притяжения элитной столичной публики.
     Соня с Элей сошлись на третьем курсе, когда зажили вместе, и сблизились настолько, что стали напоминать пару сиамских близнецов. Как многие девочки и юные девицы, лишь в этом возрасте питающие друг к другу искреннюю, восторженную приязнь, нежную дружбу, граничащую с обожанием и любовью,  они подражали друг другу во всех мелочах. Они носили похожие причёски, шили похожие модные юбочки одного фасона, одинаково кивали головками, словно китайские болванчики, сами того не замечая, копировали интонации друг друга.
    Они даже нередко обращались друг к другу одним смешным именем Муля (отсылка к старой кинокомедии), которое облюбовали на двоих и щедро делили пополам. Более того, они изобрели собственную мимимишную форму  Мулик. Их сожительница по комнате Ирка называла порой их обеих одним общим, во множественном: Мули.
    Общей страстью их была «Мраморка». "Мраморным залом" с лёгкой руки неизвестного предшественника именовался полуподвал их общаги с подслеповатыми окошками под потолком. Теннисный стол посреди зала без труда разбирался, уступая «Мраморку» под репетиции танцевального коллектива «Современные ритмы», членами которого были и Соня с Элей.  Но это – для гурманов. Для  всех прочих по субботам в «Мраморке» зажигала дискотека. Музыка была англоязычная, наимоднейшая, из последних новинок: предки диджея служили на таможне. Софиты и фонари создавали атмосферу. Эля и Соня всегда танцевали под самой колонкой и уходили последними, когда зажигался свет и под потолком «Мраморки» клубилась серая пыль цементного пола: карета превращалась в тыкву.
     Словом, Эля и Соня были заядлые тусовщицы, что неизменно вызывало  ироничные замечания сожительницы Ирки. Сама Ирка ходила в «Мраморку» играть в теннис, была страстной поклонницей футбола и кривоногих факультетских футболистов.
    Но и между подругами существовала некоторая разница. Соня была зеленоглазой тёмно-русой, с бледным овалом. Кроме того, в кинотеатре она тайком доставала из сумочки и водружала  на нос очки (лишь после того, как окончательно гас свет в зале). Эля же – более яркая, с карими глазами китаяночки, более глубокого тона брюнетка с милыми улыбчивыми ямочками на свежих щёчках.
      На первом курсе Соня по уши втюрилась в преподавателя политэкономии, обладателя элегантной бородки и чудной фамилии Антимоник. Она  была парализована своим чувством до такой степен, что скатилась до сплошных «пар» на семинарских занятиях. Антимоник вызывал, она стояла, словно соляной столб, в то время как другая её задушевная подружка Светка с жертвенной готовностью приподнимала учебник с нужной страницей, пряча его за спинами одногруппников и тыча поближе к Сониным глазам, пытаясь спасти утопающую. Но близорукая Соня скорее бы умерла, чем нацепила очки перед Антимоником. И в журнале появлялась очередная «пара». Когда же морок любви сошёл (прозрела, увлекшись безбородым однокурсником), Соня выправила положение и сдала экзамен по политэкономии на пять.   
    Они учились с Элей  на одном потоке одного курса, но в разных группах, а потому расписание экзаменов не всегда совпадало. Возможно, ещё и потому Соня оказалась сегодня на пляже одна.
    Солнце пекло в голову так, что мозг плавился. Нежно томило всё, уже довольно смуглое, тело. Жара проступала мелкими бисеринками над верхней губой; листы конспекта и учебника были нестерпимо ярки. В расплавленный мозг ничего не вживлялось. Даосизм и конфуцианство, учения Софистов, римская школа Цицерона, теория общественного договора – вся эта каша должна была быть пережёвана за три дня и распихана по извилинам. Но  Соня уже минут пятнадцать исподтишка наблюдала за компанией ребят, расположившихся невдалеке. Какой уж тут конспект! Из разговоров поняла:  студенты иняза, что расположен по другой бок  городского озера.  Тоже, наверное, «готовятся» к экзамену.  Дружный смех, когда очередному лингвисту вешали карточные погоны на плечи,  был тому надёжной порукой. Наградив друг друга всеми высокими воинскими званиями, карточные стратеги перешли к пляжному волейболу, и мяч неизбежно прилетел на пёстрое Сонино покрывало.
    – Девушка, девушка, девушка! Простите, ради Бога, – картинно бухнулся перед ней на колени и дробно зачастил один из них, молитвенно сложив руки перед собой. – Он вас не ушиб, надеюсь?
    Теперь Соня, наконец, рассмотрела его безочковыми глазами. Симпатичное лицо, красивое, очень загорелое тело греческого бога (должно быть, не первый день тут готовится к сессии). Белозубая обезоруживающая улыбка, открытый взгляд. Соня только в своих фантазиях соображала быстро и отвечала споро  и остро. В жизни ей часто не хватало рядом Эли или Светки, она тормозила, смущалась, брала до неприличия долгую паузу и главное: краснела! Но на этот раз инквизиторская пытка длилась недолго. Он сам бросил ей спасательный круг:
     – Слушай, а ведь мы знакомы! Ты, кажется, Эля? – почему- то назвал он Соню именем её подруги.  – Я – Игорь! – пытался он преобразовать монолог в диалог. – Не помнишь? –  Январь, профилак, дача, – продолжал Игорь  кидать один за другим  круги. И Соня, наконец, вспомнила…  Вернее, узнала.
 
     Зимняя сессия тогда подходила к концу.  Третьекурсницы юрфака Соня и Эля сдали в пятницу предпоследний экзамен.  У Сони оставалось  международное право  – предмет, конечно, обширный, но он –  аж в среду! – времени тьма.
     – Мулик, а махнём завтра в профилак, – предложила Эля.
     Профилак – сокращённое название межвузовского  профилактория в нескольких километрах от столицы на берегу живописного водохранилища. Попали они туда впервые осенью второго курса, будучи освобождёнными от традиционной осенней картошки по состоянию здоровья. Эля страдала вечными обострениями  хронического тонзиллита – воспаления миндалин, а Соня – по причине этих самых миндалин заработала  в детстве ревматизм сердца. Сонины миндалины были ликвидированы самым безжалостным образом лет в десять. Воспоминания до сих пор вызывали дрожь. Кроме намертво пристёгнутых к креслу садистскими ремешками рук, трепыхания ног, отчего тапки разлетелись по операционной, какого-то кольца во рту,  кровавой каши и её собственного безумного ора (а говорили, что под местной анестезией!), в памяти остался в качестве приятного бонуса пломбир, который можно было есть после операции почти без ограничений. Сонин ревматизм после того пошёл на убыль. Однако от спорта её освободили до окончания школы, как, впрочем, и в ВУЗе. Что до Элиных миндалин, они почему-то остались при ней, и она без конца "ангинила".
    В целом же обе они выглядели прекрасными юными нимфами и свои временные недомогания почитали за благо, ибо записи в амбулаторных картах избавляли от поездок на традиционные студенческие сельхозработы.
     Вместо сельхозработ они взяли путёвки в профилакторий.
     Чем он притягателен? – Далеко не в первую очередь, но и в том числе – хвойными ваннами, кислородными коктейлями, массажем и прочими вполне приятными процедурами, упорядоченным питанием  с отличным меню. Главное же: в межвузовском  профилаке  не было примелькавшихся факультетских физиономий: ни однокурсников, ни одногруппников. Всё сплошь новые лица. И звучало им с Элей, гуманитариям, как чарующая музыка загадочное «прикладная математика», «радиофизика», «мех-тех» и прочее.
     Едва вселившись в комнату и ступив на открытую лоджию, любуясь окрестностями, они услышали сверху: «Вижу ногу в полосатом носке». – Это Элина нога в высоком пёстром носке, связанном бабушкой, попала в чьё-то поле зрения. Пара шутливых фразочек, лёгкая пикировка, и вот уже ребята из комнаты над ними (политех, между прочим!) – у них в гостях. Так завязывались знакомства, переходящие в лёгкую, ни к чему не обязывающую дружбу, порой – в романы  с разбитыми сердцами. Но в их возрасте все слёзы просыхали быстро, с дуновением свежего ветерка рукотворного моря (водохранилища, по сути), на берегу которого располагался профилакторий.
     И всё-таки, причиной номер один, делавшей профилак вожделенной Меккой, были ... дискотеки! И после, уже не будучи отдыхающими, они (и не только они; так поступали многие, хоть раз побывавшие тут) неизменно, по выходным, любыми способами, таясь от глаз бдительной вахтёрши среди прибывшей с профилаковским автобусом массы законно отдыхающих, просачивались внутрь, чтобы оторваться, как следует. Если удавалось найти ночлег среди знакомых – оставались, если нет – возвращались в город последним автобусом.
     И так, сдав предпоследний экзамен, они решили рвануть в профилак. Наверное, январская дискотека была какой-то особенной, безрассудно-новогодней, коль они оставались на ней до упора. Когда подошли к остановке, последний автобус иронично моргнул вдали задними фарами. Одни, средь январской ночи, на этой дурацкой остановке, где и на попутки нет надежды – остановка то тупиковая, конечная. До города километров десять, не меньше. Темень, слякоть (была типичная новогодняя оттепель, воздух пропитан влажным туманом, под ногами снежная каша) и ни души вокруг. Впрочем, через минуту рядом возникла ещё одна припозднившаяся фигура.
    – Что, девчонки, автобус тю-тю? – прозвучало слегка озадаченно.
Впрочем, их товарищ по несчастью, незнакомый парень, признаков паники не подавал.
    – Обратно не пропустят, – кивнул в сторону профилака. – Приехали, короче.
Помолчал.
    – Но есть предложение. Тут, километрах в трёх – садовое товарищество. Там дача моих предков. Пошли? Ключи есть.
     При всём разнообразии вариантов выбора не было.
     – Я – Игорь. Иняз. Третий курс.
     – Соня, Эля, – представились прожигательницы жизни. – Юрфак, третий курс.
     – Ха, я под надёжной защитой, – пошутил Игорь.
     Отпрыгав вечер на танцполе, они ступали за своим поводырём тяжёлой поступью каменного Командора, дырявя мокрый снег каблучками. Ноги нестерпимо гудели. Отвратительный сырой ветер дул в лицо, наполняя лёгкие тяжёлой влагой. Туманная морось осаждала одежду, липла на разгорячённые щёки. Соня в своём модном пальто цвета терракоты с капюшоном в  ярко-рыжей лисьей  опушке видела краем глаза, что мех под тяжестью мелких капелек принимает жалкий вид. Бездомная лиса Алиса. Элина одежда выглядела не лучше. Впрочем, об этом не думалось. Дойти бы уж хоть куда-нибудь.
     Чтобы не впасть в окончательное уныние, они с Элей стали тихо напевать модную дискотечную мелодию. Игорь лишь посмеивался: ему явно повезло с попутчицами. Постепенно раскачав себя, словно нащупав второе дыхание, Соня с Элей уже не тянули ноги, а  бодро месили снеговую хлябь, горланя во весь голос навстречу тугому январскому ветру.
     Свернули на трассу, затем, у какого-то указателя  – с неё, в сторону темневших на горизонте силуэтов деревьев, строений и по не топтаному снегу, проваливаясь по колено, след в след за Игорем, медленно побрели по заснеженной улице необитаемого дачного посёлка. Ни души кругом, ни звука в ночном воздухе, ни огонька.
    Изрядно повозившись с замками, Игорь впустил их, наконец, в вожделенное жилище – насквозь промёрзший, сезонно законсервированный летний домик. Не палаты, конечно, но кров. Электричество на зиму было отключено. Их новый знакомый, однако, оказался толковым и расторопным хозяином: принёс с улицы дрова, растопил железную буржуйку, зажёг припасённые свечи. Получилось весьма романтично. Отыскали чай, вскипятили воду и отогрелись, наконец. Огонь потрескивал, отбрасывая сквозь дверцу алые тени на их бледные, уставшие лица. В маленькой комнате довольно быстро стало не просто тепло – жарко. До рассвета оставалось совсем немного. Игорь сказал, что первый автобус в семь, можно немного поспать.  Кое-как укрывшись влажными пальто, задремали. Очень скоро вновь стало невыносимо холодно – тепло быстро улетучилось сквозь тонкие стены, едва печь угасла. Соня с Элей теснее прижались друг к другу. Впрочем, казалось, они и не спали вовсе, когда Игорь позвал:
     – Девчонки, подъём!
     Заперли гостеприимный дом и отправились прежним ходом, по колено в снегу, к трассе. Когда сели, наконец, в полупустой утренний автобус, не верилось в реальность: всё позади.
    Они с Элей вышли на своей остановке у общаги, попрощавшись с Игорем, пожелав друг другу «ни пуха», поблагодарив, но даже не обменявшись координатами.  Произошедшее виделось  словно в тумане: бессонная ночь, буржуйка, чай, снег… То ли было, то ли не было.
     На Иркин вопрос «как поскакали?» ответили скупо: надо было срочно браться за учёбу.


     На другой день с утра обе они,  с конспектами, лежали в постелях. Соня – с белым платком-компрессом вокруг воспалённого горла, Эля – с чёрным, пиратским. Допелись на ветру.
    – Мулик, скажи «А», – позвала Эля.
    – «А-а-а», – беззвучно открыла рот Соня.
    – А как ты будешь сдавать?
    – Не знаю, – просипела  в ответ зеленоглазой очковой  коброй Соня.
    – А у меня, кажется, температура,   – потрогала ладошкой горячую щёку Эля.
    – Мули, чай подан! – торжественно произнесла Ирка, входя с чайником.
    Родителей рядом не было. Ухаживать, кроме Ирки  – некому. И экзамен через два дня…
    Соня сдала международное право на «хорошо». Это была одна из немногочисленных четвёрок в её почти красном дипломе. Преподаватель с интересом посмотрел на студентку, видя, как та беззвучно пытается назвать номер билета, подозрительно полистал журнал семинарских, зачётку, убедился, что на симулянтку Соня не тянет и великодушно произнёс:
    – Поставить «отлично» за молчание не могу.  Но с учётом былых заслуг можем сойтись на  «хорошо». Иначе – приходите в другой день.
    Соня приняла этот дар судьбы с безграничной признательностью. Очень хотелось поскорее домой, на каникулы.
    Практически все каникулы она и просидела дома, восстанавливая голос.

    – Нет, я – Соня. Эля – та, вторая, моя подруга, – улыбнулась, наконец, Соня Игорю.
    – Точно! Присяду?
    – Пожалуйста.
    – А я смотрю – у тебя снова сессия? – пошутил Игорь.
    – Я смотрю – у тебя тоже,  – парировала Соня. – Ты в каком звании? – указала на плечо.
    – У нас все – маршалы! Как вы тогда сдали?
    – Нормально. Только проболели все каникулы.
    – О, слабо накочегарил?
    – Нет, что ты! Всё было отлично! Без тебя мы бы пропали. А ты как?
    – Я – всегда норм. Когда сдаёшь?
    – Через три дня, в пятницу.
    – Отлично! Я тоже! Может, в профилак рванём после?
    – О, нет! Я пас, – благоразумно вскинула Соня ладошку.
    – Права. И предки сейчас на даче. Тогда просто в кино?
    – Просто в кино, – кивнула Соня.
    Ту сессию она, как ни странно,  сдала на «отлично».

25.08.2023