1. Рыба

Эта история произошла так давно, что я уже даже не точно помню в каком году. То ли это было в 1976, то ли в 78, то ли между… То есть мне было от 7 до 9 лет.
Наши родители —  у них была своя компания из студенческих времен — имели привычку проводить свой отпуск подальше от общепринятых мест отдыха. Дикий туризм был нашим уделом. Иногда наша, компания, состоящая из научно-технических интеллигентов и нас — их детей — останавливалась в частном секторе, а иногда в палатках на берегу реки или озера. У наших родителей было еще одно преимущество: отпуск им давали в августе. Так было и в тот раз. Был август и это было замечательное место на берегу Волги, относительно рядом с Капустиным Яром. Про то, что Капустин Яр это ракетный полигон, я узнал много позже. Прелесть отдыха рядом с секретным объектом заключалась в  отсутствии толпы народа. Это тебе не Алушта, других отдыхающих рядом с нами просто не было. В том месте Волга радует не только обширной акваторией, но и рыбой. С рыбой то и связана моя история.
Коль уж ты на Волге, то не рыбачить нельзя. Наше меню в основном состояло из свежевыловленной рыбы, которую добывали отцы. Они ловили больших рыб, ну и мы приучались и учились удить. Для меня это уж точно  было в новинку, но вскоре наука забрасывания удочки, насаживание наживки и распутывания лески была более-менее освоена. Оставалась одна проблема:  чтобы лов удался, надо было вставать пораньше. Днём ведь  почти невозможно выловить что-нибудь стоящее, но встать рано поутру оказалось сложной задачей. Несколько раз я пытался проделать такой кунштюк и встать часиков эдак в 4-5. И пойти в затон, туда, где рыбе поспокойнее, а, значит, и улов был бы знатным. Уже и мечталось мне тогда, как я всех поражу своим полным ведром или диковинной рыбиной, и какой это будет замечательный праздник. Этого мне хотелось больше всего – вытащить огромную рыбёху. Но рано проснуться и встать никак не удавалось.
Но в одно утро мне удалось выскочить из палатки спозарань, схватить удочку, ведро и наживку, которые все время были наготове к утру и только ждали этого волшебного случая, и побежать присмотренному накануне пятачку, на котором было удобно закидывать удочку. Как помню, это была не самая рань. Солнце уже готовилось к восходу, а значит – ещё час и станет жарко и клева не будет. Но его и так особо не было. Конечно, какая-то мелочевка плескалась в моём ведёрке. Немного каких-то уклеек и плотвичек. Но я ждал не этого. Сердце моё трепетало от азарта, ожидания и надежды на что-то чудное. Я закидывал и проводил, насаживал, если наживка соскакивала, снова закидывал удочку, отмахнувшись от комаров, и с трепетом ожидая, ну вот сейчас, ну вот сейчас.
И мне уже казалось, что пора бы уходить. И будильник, который я взял с собой, чтобы не прозевать момент окончания рыбалки, уже прозвонил. Но, все-таки, хоть еще одна поклевка. И я закидывал и закидывал удочку, и надежда моя не убывала, но головой я понимал, что чуда в этот раз может не случиться. И я пытался уговорить вселенную разными способами, как это бывает в детстве. Именно уговорить, потому что только в детстве мы маги. Не всегда получается, но ведь иногда получается! И может получается, потому что  совпадение, но мы то знаем, что это наше заклинание подействовало!
Так и в этот раз получилось. Я ставил разные «условия», при каких я уйду из затона. То одно, то другое, типа, сколько укусов комаров надо переждать еще, и тогда можно будет идти. Но я всё оттягивал и оттягивал это момент, потому что жалко было уходить, и старые условия оказывались недействительными, и поэтому придумывались новые. И все-таки это произошло.
Сначала дернулся поплавок, вынырнул, а потом целиком  ушел  глубоко в воду, я подсек, аккуратненько так. И тут возник небольшой шторм. За леской потянулась какая-то огромная рыбина, судя по волне, которую она создавала своим движением. Её было тяжело тянуть, ещё тяжелее было не дернуть второпях, но рыба шла неумолимо к тому моменту, пока не окажется на мелкоте и там я смогу её подцепить. Я почти ликовал уже. Я дышал только необходимым, старался унять дрожь волнения, чтобы руки оставались твердыми и уверенными. Может это была щука или налим, а может – верхоплавка, которая начинает буянить несоответственно размерам, изнуряемая внутренней грызнёй солитёра. Но не об этом я думал, конечно. Необходимо было оставаться уверенным и терпеливым, действовать методично, и тогда всё получится, а не поддаваясь импульсу. А ведь импульс был, ведь было то волнение, от чего можно было дернуть, рвануть и вытащить скорее, скорее её на берег и убедиться в том, что это реально.  Потом рассмотреть её, но до того  нестись в наш лагерь с громадиной на кукане или идти, не торопясь, спокойно и чинно, с середнячком в ведёрке. Но пока меня захлестнул прилив азартной радости – ну вот же, сейчас, сейчас. 
И вдруг раздался крик мамы: «Денис, Денис!». Я понял, что я не пришел к сроку, и что надо бы ответить, но нельзя, нельзя. Я продолжаю тянуть и безотрывно следить за поводкой. Я терпел и боролся за улов. Но вот опять: «Денис, Денис, завтракать!» Я ведь обещал к завтраку вернуться.  Эх, была, не была и я рванул. И тут же пожалел об этом… И жалел ещё несколько секунд, пока этот маленький кит уходил от меня по мелководью. Всё. Рыбалка окончилась. Я смотал удочку и со смесью недогоревшего азарта, горечи утраты и волнения от чуда побежал в лагерь, неся ведро, с казавшимися теперь неуклюжими и слишком маленькими и никому не нужными рыбками, удочку и будильник. И чувствовал себя всё-таки немного виноватым. И потом рассказывал про эту рыбу, но мне не особо верили, наверное. Но ведь не бывает так, что чего-то напридумывал, а потом всю жизнь это помнишь. Ведь придуманное забудется…
 И я ещё долго вспоминал этот случай, прокручивая его  в деталях, когда пытался заснуть ночью. И мучался, почему-то стыдом, и пытался переиначить историю: «Эх, если бы я не сразу побежал, а только после третьего зова. Эх, если бы я раньше пошёл на рыбалку. Эх, если бы я пошёл дальше, то не услышал бы маму»… и так далее, и так далее.
Вот я и не стал азартным рыбаком в результате, и героем момента не стал – вот, наверное, в чем стыд. А сейчас вот думаю, зачем я тогда послушался? Почему моя послушность сыграла против меня в тот, ну и, кстати, не единственный раз? Зачем я так сильно верил взрослым, маме, что переставал верить себе? Ведь знал же прекрасно, что нельзя торопиться… Эх, если бы…