23. Liberte, Egalite, Fraternite. Священная война

  Жан-Пьер устало пригладил длинные   волосы, аккуратно связанные в густой хвост цвета воронова крыла и склонился над столом, на котором лежала стопка папок, вяло протянул руку к некоторым из них...

  Вместе с Жеромом Бланки они изучали документы.  Тишина, многие кабинеты павильона Флоры были уже заперты.

  Гулкий зловещий бой часов заставил обоих якобинцев невольно вздрогнуть. Время полночь.
 
  Перед ними лежали политические брошюры английского публициста Уильяма Огастеса Майлза... сейчас он один из самых видных агентов британского Форин Оффис.

  Вот брошюра еще от 1791 года "О целесообразности и справедливости установления границ Российской империи",  Что за дело Лондону до границ России? Впрочем, туманному Альбиону есть дело до всего и до всех...

  "Рассмотрение поведения Франции в отношении Великобритании" от 1793 года... Британцам ли, вставшим во главе интервентов судить французов?!... Народ лишь защищает страну и свой суверенитет...

  И наконец, "Письмо графу Стэнхоупу о его политическом поведении  в отношении Французской Революции", это издано в Лондоне уже в новом, 1794 году...

 Лафоре болезненно поморщился и прикрыл на секунды темные глаза с покрасневшими белками, потер пальцами виски  и откинулся на спинку стула.

  Бланки, раздвинув ярко-зеленые шторы,  смотрел в темное окно, в которое зло барабанил дождь, заложив руки за спину. Помолчав немного, вполголоса обратился к товарищу:

 -  Коррупция особенно развилась в связи с попытками богатых арестантов из "бывших" укрыть от конфискации свое состояние, перевести крупные денежные суммы за границу. Для нас это явление не тайна...

   В разных ролях действующими лицами при делах являлись неизменно, то некоторые члены Комитета Общественной Безопасности, то наши коллеги,    агенты Комитета и осведомители, даже общественный обвинитель Фукье-Тенвиль, некоторые судьи и присяжные, члены эбертистской администрации и люди, группировавшиеся вокруг Дантона, ряд чиновников  полиции и агенты эмигрантов и банкиров в Париже.

  Нужно отметить, что в контактах с агентами международных финансов эти члены комитетов... не будем называть имён... проявляли понятную осторожность и ловкость. Но тут следует различать...

  Иногда эти контакты были нам объективно нужны по соображениям тайной дипломатии... но иногда...под видом необходимых контактов шла преступная, контрреволюционная двойная игра с Лондоном и Веной...

 Лафоре выслушал Бланки и протянул руку  к графину с бордо, налил себе бокал, другой подвинул Жерому, мрачно кивнул:

 - Да...В этом подозревали Дантона и Эро... Но эти тайные сношения происходят и сейчас.  Эти люди действуют через доверенных лиц из числа своих подчиненных, обычно чем-то скомпрометированных в прошлом, тайной службой  полицейскими агентами во времена королевской власти, принятием взяток от лиц, уличенных в стремлении не допустить установления Республики и углубления революции и всякое прочее. Эти замаранные чиновники были целиком во власти своих начальников, которые легко могли погубить их, напомнив о прежних прегрешениях.

 Кстати, наш "заклятый друг" Арман Луше один из таких типов... думаю, нам найдется чем его прижать, если что...

Одной из особенностей нашей политики, особенно с осени 93-го, было то, что при аресте того или иного лица в тюрьму сажали не только взрослых родственников, но и близких, даже знакомых. Это касалось и тех «подозрительных», которым не удавалось бежать и в отношении которых даже не отдавался приказ об аресте.

 Так, в тюрьме Эгалите («Равенство») содержались некая креолка Монреаль, любовница английского банкира Уолтера Бойда  и графиня де Линьер, приятельница швейцарского банкира Перрего.

   Кстати, сами банкиры  не подвергались аресту, а швейцарец Перрего даже выполнял какие-то поручения правительственных комитетов. Через Бойда и Перрего осуществлялись контакты с Уильямом Майлзом и другими агентами Лондона...
 
  У Дантона нашли какие-то документы от банка Перрего с его росписью в получении неких немалых сумм. За что же? Думай теперь, что угодно, ведь всё это запрещено было упоминать на суде, требовалось ограничиться обтекаемыми общими фразами.
  Я видел этот документ, но сейчас его нет, куда он исчез, как и некоторые другие, не спрашивай, не знаю...

 В числе заключенных есть Арабелла Малле, родственница банкира Малле и... внимание,  жена Дево, секретаря барона де Батца в числе прочих.

  Эту категорию подозрительных лиц обвиняли в том, что они участвуют в заговорах, как это случилось, в частности, вместе с упомянутыми родственницами и любовницами банкиров и роялистов, агентов Батца (некоторые из этих лиц действительно могли быть связаны с разведывательным центром нашего "злого гения" де Батца).

  Роялистка, агент английской разведки "бывшая" графиня Эме де Куаньи, герцогиня Флери, искренне ненавидевшая революционеров, в письме лежащем перед Лафоре сообщала, что Робеспьер, на которого пытаются возложить личную вину за все совершаемые революционной властью жестокости, возможно, "хотел покончить с террором, отправив на эшафот наиболее рьяных и запятнанных кровью убийц" и добавляла: «По крайней мере я добровольно оставляю господину Робеспьеру прекрасное имя Неподкупного».   

  Вот уж осчастливила доверием... мрачно усмехнулся Жан-Пьер - кстати, слышал, посещая Сен-Лазар, что в честь этой де Куаньи сочиняет стихи этот...как его... Андре Шенье... помнишь его, арестованный месяц назад нашими людьми под Парижем зловредный контрреволюционный публицист... так он еще и поэт...

- Да... он действительно поэт и очень талантливый, хотя и не публиковался, известен только в узком кругу друзей, а теперь и сокамерников - Бланки поднялся из-за стола, сгреб документы и спрятал в сейф - Жан-Пьер... мне еще нужно навестить кое-кого из арестованных... и пора домой, на дворе глухая ночь...

- Навестить арестанта в первом часу ночи? - на губах Лафоре появилась усталая жестковатая усмешка - не "даму де Кюстин" ты имеешь в виду, Жером? Её... уверен, но ты будь осторожен и не увлекайся без меры... время сейчас такое...не дело это для доброго патриота революционной Республики...
 
- Учту твои предупреждения... гражданин... - Жером надвинул на глаза шляпу с трехцветной кокардой и направился к выходу.

  Горечь и жесткость насмешки Лафоре были ему понятны, он знал, что Жан-Пьер очень одинок, никто и ничто не держит его в пустых четырех стенах маленькой квартиры на улице Сен-Жак.