Про зверей. Дели

Национальный зоопарк в Дели огромный. Заходишь – справа глубокий ров с водой, за ним неогороженный зеленый газон и тигры. Несколько рыжих, один белый.
Нагляделась – кошки маленькие и большие – слабость и любовь. У них там принцип свободного размещения зверей.

Оборачиваюсь: непорядок. Под деревом валяются спиленные серые стволы. Подхожу ближе. Один ствол в зевке открывает длинную пасть, а там все нежно-кремовое. Трогательно. То ли узкорылый австралийский/африканский, то ли кайман, я в них не разбираюсь.

У террариума села покурить. Рано еще, закрыто.
Выныривает из-под земли пацаненок лет восьми, просит сигарету. Даю – еще дай, для грэнфазе. Ведет по ступенькам вниз, в длинный глиняный подвал со змеями. Включает электричество.
Гады ползучие спят, но ребёнок не церемонится, расталкивает шестом – мадам пришла на вас посмотреть, просыпайтесь.
К маленькой кобре заходит в пещерку, делает пассы грязными лапами. Змеиный детеныш с метр величиной, нехотя раскачивается на хвосте. Белобородый старик с улыбкой смотрит на мою реакцию. Страшновато. Потом на столичной площади таких аттракционов много. Кобры большие и маленькие, с раздутыми капюшонами, движутся из стороны в сторону. расправив на спине черные оправы от очков. А перед ними играют на дудочках хозяева бизнеса или исполнители древнего, как мир, фокуса.

Иду дальше – подскакивает молодой индус: тайгер, мадам хочет видеть вайт тайгер? Мадам уже видела, но послушно идет следом. Плата за вход в закрытый  тигрятник – сигарета. Длинными коричневыми пальцами вытаскивает из протянутой пачки еще несколько – для друзей. Через комнатку, где друзья пьют утренний кофий, заходим в комнату побольше. На помосте три белых тигра лежат в узких клетках – не повернуться. В светло-зелёных, как виноградины, глазах, тоска и обречённость. Презрение к двуногим.
В чужой монастырь со своим уставом не ходят. К тому же английского тогда я совсем не знала, кроме  сотни простейших слов. Тайгер знала. Ни спросить, ни высказать свое возмущение варварским обращением.
Всю жизнь я их вижу. Всю жизнь больно вспоминать. Хотя, может быть, зверей просто приготовили к перевозке. Но тигры-то не знали этого, молча терпели муки.

Побрела с комом в горле к бегемотам. Плещутся в большой бетонной бадье жизнерадостные серо-сиреневые туши, игриво покусывая друг дружку страшными желтыми зубами в огромных, как открытые чемоданы, пастях нежно-сиреневого цвета.
Поглядела на чёрного гималайского медведика – взрослый, он вдвое меньше нашего бурого. Ковыляет криволапо по настилу в размышлении чего бы найти съедобного. Сопит длинным носом, суёт его во все щели.
Что-то еще видела – птицы там всякие, орлы, куропатки.
Не утешает. В полутёмной маленькой комнате лежат неподвижно белые тигры...

На выходе  оглохла от криков тысяч волнистых попугайчиков, запертых в большом вольере. Вопят, как оглашенные. Но они хотя бы могут перелетать с места на место.

В велорикше пытаюсь на обратном пути вспомнить что-нибудь весёлое.
В Вашингтоне после Арлингтонского военного кладбища с сотнями тысяч одинаковых белых столбиков (повеселее вспомнила, молодец!) у нас было два часа свободного времени. Спросили, чем хотим заняться до следующего мероприятия. Я, конечно, про зоопарк. А он как раз и недалеко – Смитсоновский национальный.  Привезли: гуляйте, здесь бесплатно. И очень тесно. Ну не разминуться на дорожке. Самое забавное –огромный самец гориллы в клетке посильно развлекается. Через прутья ловит служительницу  длинным пальцем за юбку, подтягивает ближе: мэм, ты хочешь сказать, что у тебя опять болит голова?

Присовокуплю бесхозную неорганизованную ворону, больше её некуда вставить.
Март, тепло, небо синее, снега уже нет. На мою орешину прилетела здоровая ворона. Я их зимой подкармливаю, да они и сами вычищают щедрые остатки из  Арминой чашки. Потом гуляют по дорожкам, как важные чиновники, закинувши руки за спину.
Вот она прилетела, причепурилась, прокашлялась... и запела. Прокуренным голосом  пробовала разные ноты. Пела целые фразы. Хрипела она и стонала, точно никитинская птеродактлица. Радовалась весне и солнышку.
Очень нам с вороной было хорошо.