Книга

«Сегодня Джек Браун проснулся очень рано – предстояло много дел, главным из которых было разобраться с зарвавшимся Малышом Ченом, что-то слишком много его стало в жизни Джека в последнее время.
Он встал, принял душ, наскоро перекусил. Оба пистолета были почищены и заряжены еще с вечера, но как опытный рейнджер, Браун оттянул затворную раму каждого и проверил, дослан ли патрон в ствол, потом заново поставил каждый на предохранитель. «Беретту» засунул в наплечную кобуру под левую подмышку, «Кольт» пристроил сзади, за брючный ремень…»
– Коля! – раздался с кухни зычный голос жены, – вынеси мусор! А то опять уйдешь на работу, а он вонять будет.
«Тьфу, – Николай Петрович сплюнул и молча чертыхнувшись, встал из-за компьютера». Прошел на кухню, взял ведро, два больших полиэтиленовых пакета, в коридоре сменил обувь и накинул куртку – на улице с утра было прохладно. Спустился вниз на лифте и пристроил продукты жизнедеятельности, скопившиеся за неделю, рядом с мусорным бачком – сам бак был забит до отказа.
– Что, Петрович, не выспативаешь? – дворник по имени Улдуз был уроженцем Средней Азии, а еще он был не в меру словоохотлив и любопытен, и хотя говорил по-русски, мягко выражаясь, не очень хорошо, но компенсировал это большим объемом передаваемой информации в единицу времени, – погода плоха, дождь, магниты буря, вот и не выспативаешь. Мусор много стало, машина не успеват. На работа будешь ходить?
Николай Петрович, хотевший было перекурить на свежем воздухе, резко передумал и, кивнув, скрылся за дверьми подъезда.
Вот уже два месяца Николай Петрович Старостин вынашивал планы написать книгу – мечта детства, сюжет которой продумал за это время до мелочей: крутой американский рейнджер на покое оказывается втянут в разборку мафиозных группировок Лос-Анджелеса; герой-одиночка, рискуя своей жизнью, побеждает всех бандитов, но по закону жанра, сам занимает место главного мафиози. Именно в таком неожиданном повороте событий, Николай Петрович видел главную «изюминку» будущего бестселлера, и хотя его несколько смущало то обстоятельство, что додумался он до этого после просмотра старого, еще советского фильма, где один из героев сказал запавшую в память фразу: «Убивший дракона, сам становится драконом», это обстоятельство не поколебало его планов.
– Вынес? – жена встретила его на пороге в шлепках на босу ногу, старом линялом халате и почему-то в бигудях, – молодец, наконец-то. Иди, мойся и завтракать, постель я застелю – опять все сбил комком, и что ты так мечешься во сне?
«Ну, не объяснять же ей, – думал Старостин, тщательно возюкая зубной щеткой во рту, – что это и не он вовсе ворочается в кровати. Ну, то есть, конечно, он, но в образе Джека Брауна, крутого американского полицейского». Сегодня даже, не выдержав напряжения момента, встал на час раньше будильника, пристроился за письменный стол сына и набросал начало произведения. А тут этот мусор! Какая проза.
– Завилась-то зачем? – спросил он, выйдя из ванной, чтобы хоть что-то сказать.
– С Зинкой из восьмой квартиры по магазинам прошвырнуться договорились.
– Понятно, – кивнул муж и вздохнул – кругом болото, мещанское болото.
Наскоро перекусив – прямо, как Джек – Николай Петрович был закутан супругой в шерстяной шарф (зачем?!) под куртку, снабжен контейнером с куриной котлетой и отварным рисом, который положил в видавший виды потертый кожаный портфель, и отправлен на работу. У выхода из подъезда к нему опять пристал с разговорами Улдуз. Будучи по натуре человеком толерантным и терпеливым, Старостин был вынужден минут пять слушать бессвязную речь дворника о проблемах сортировки мусора на съедобные отходы и технические. Наконец, обогатившись глубокими познаниями в этой области, он бегом припустил к метро – сегодня опаздывать нельзя, отчетный период, запросто можно схлопотать выговор, а то и лишиться премиальных.
Работал Николай Петрович провизором, а по совместительству, не официально, а значит и бесплатно, продавцом, в одной из расплодившихся в последнее десятилетие аптек. Работа была, не то чтобы трудная, скорее какая-то постоянно не прекращающаяся, такая, при которой ни на минуту нельзя было расслабиться. Это очень не просто – держать концентрацию по 10-12 часов в день, из которых лишь час выделялся тебе на обеденный перерыв.
Иногда, имея прекрасное представление, какой фигней они здесь торгуют, совестливый Старостин принимался объяснять покупателям, что их лекарства – это не панацея от всех болезней, что импортные снадобья можно заменить нашими, в разы, а то и на порядок дешевле, при этом эффект будет точно таким же. Дальше он не договаривал, потому что должен был сказать тому, кто потенциально собирался увеличить товарооборот их магазина, что эффект вообще не предусматривается производителем всех этих таблеток, мазей, кремов, гелей, бальзамов, настоек и прочей чепухи.
Один раз менеджер зала поймала его на подобной разъяснительной работе и чуть не уволила. И ведь уволила бы, не будь он мужчиной видным, хоть и тихоней, а она женщиной одинокой. Как бы там ни было, с тех пор Николай Петрович подобных агитационных лекций среди многочисленных посетителей не читал.
Вот тогда-то, от скуки ли или несправедливости устройства мира, и всплыли детские мечты написания книги, такой, которую будет читать вся страна – да что страна – весь мир!, а он станет знаменитым и уважаемым человеком. Писателем! С тех пор, чтобы не делал Старостин – смешивал ли ингредиенты лекарств или пробивал чеки на кассе, постоянно продумывал детали будущей книги. Придуманный герой его детских фантазий (бескомпромиссный, хладнокровный, бесстрашный, справедливый, чем-то похожий на киношных персонажей Клинта Иствуда) Джек Браун, в его (Николая) мыслях эффектно расправлялся с главными негодяями мафиозных картелей, а уж мелких сошек этих криминальных образований изводил без счета.
Не обходилось и без курьезов. Замечтавшись, провизор пару раз намешивал явно не то или не в тех пропорциях, что требовалось по рецепту, но поскольку вреда от этого быть не могло, а уж пользы, как ни смешивай, в силу ранее изложенного, и подавно, ему все сходило с рук.
«Джек неуловимым движением выхватил «Кольт» и трижды нажал на спусковой крючок; три выстрела – три трупа. Путь к главарю был свободен.
– Никогда не разговаривай со своей жертвой, – учил его отчим, суровый мужчина, заменивший рано погибшего на службе отца, – жми на курок, а после, если не подох сразу, можно и поговорить.
Браун хорошо усвоил этот урок, и он не раз спасал ему жизнь. У главаря банды не было ни единого шанса…»
– Николай Петрович, – в дверь его крохотной лаборатории просунулась голова кассирши Леночки, – у Демыкиной завтра день рождения, мы по пятьсот рублей собираем, будете участвовать?
– Конечно, конечно, – рассеянно ответил мужчина, с трудом выходя из образа Джека Брауна, – вот, пожалуйста.
Он протянул единственную имевшуюся у него купюру – что ж, в магазин можно не заходить, денег все равно больше нет. Леночка маленькой цепкой ладошкой схватила протянутые деньги и захлопнула за собой дверь. Кстати, о деньгах!
«Браун нагнулся над распростертым телом Малыша Чена, тот был еще жив и силился что-то сказать. Джек прислушался.
– Гори в Аду, – еле расслышал он, – здесь бомба… Сейчас все взлетит на воздух… ха-ха-ха!
Вместе со смехом изо рта Чена летели брызги крови. Джек распахнул ворот его рубашки, он знал, что Малыш всегда носит ключ от сейфа на шее, на золотой цепочке. А на предплечье правой руки вытатуирован шифр кодового замка. Рывок – ключ в руке, быстро разорвал рукав рубахи…»
– Коля, – менеджер без стука вошла в кабинетик, – давай быстро на кассу, там у Вилороговой живот опять что-то разболелся. И быстрее, быстрее – очереди, как в Мавзолей в восьмидесятых.
Николай Петрович послушно встал и, оставив на рабочем столе все, как есть (только тетрадку с записями про отставного полицейского спрятал в стол), прошел на место продаж. Три с половиной часа он принимал заказы, выслушивал жалобы, отвечал на вопросы, давал советы и рекомендации, выбивал кассовые и выписывал товарные чеки. За эти три часа ноги привычно налились свинцом, перед глазами начали плавать разноцветные круги, мысли в голове путались. Наконец, его заменили. Надо было пообедать и, как минимум, посидеть, вытянув ноги. Разогрев в микроволновке котлету с рисом, и приготовив себе чашку заварного кофе, Николай, вооружившись вилкой, устроился за своим столиком. Достал тетрадь: почти четыре часа Джек Браун находился на краю гибели, не имея возможности покинуть заминированный дом. А все Вилорогова со своим больным животом.
«…На коже явственно виднелись пять цифр, остальные были не слишком аккуратно сведены кислотой – видимо торопились. Кодовый замок требовал введение семи.
– Две оставшиеся цифры! – Джек резко дернул за воротник тело Малыша Чена, приподняв его над паркетом, – говори, сука!»
Николай Петрович смутился, это слово показалось ему очень грубым, во всяком случае, в лексиконе его общения с людьми оно отсутствовало напрочь. Попытался найти синоним, но ничего столь же выразительного и хлесткого не подыскал. «Ничего, ничего, – подумал он, бравируя раскрепощенностью взглядов сам перед собой, – пусть остается так; когда играешь со смертью, вряд ли обращаешь большое внимание на хорошие манеры». Продолжил писать.
«Но тот уже не мог ничего никому сказать. Джек разжал пальцы, голова Малыша со стуком ударилась о холодный пол. Надо было уносить ноги – когда произойдет взрыв, было не ясно, ясно было, что он обязательно произойдет и это будет скоро – Малыш Чен, хоть и отъявленный негодяй, но не из тех, кто гоняет порожняки! Неужели бросить все, что награбил этот подонок?! Не-ет! Эти деньги еще могут послужить людям, они должны быть потрачены на благое дело.
Всего две цифры! 99-ть вариантов, не так много времени надо, чтобы попробовать все, но есть ли у него это время? Браун вставил ключ в сейфовый замок, повернул по часовой стрелке до упора, набрал пять известных ему цифр. Стал быстро подбирать оставшиеся две: 01 – не то, 02 – не то, 03 – опять не то…»
Раздался телефонный звонок, Николай Петрович вздрогнул, чертыхнулся и поднял трубку стационарного аппарата.
– Слушаю вас.
– Коленька, – звонила жена, – зайди после работы в магазин, купи пару килограмм картошки и подсолнечное масло – я совсем забегалась сегодня с Зиной, про гарнир забыла, а сейчас в готовке вся – не выйти, да и Алешка что-то расчихался.
– У меня нет денег, – Старостин развел руками, будто это мог видеть собеседник на другом конце оптоволоконного провода.
– Как? А пятьсот рублей?
– Я сдал на день рождения сотруднице.
– А не жирно будет вашей сотруднице с каждого-то по пятьсот! Или это только с тебя так берут? – взорвалась жена.
– Нет, со всех, – оправдывался Николай, – неудобно было отказать, на меня тоже сбрасывались.
– Сбра-асывались! Ты тогда втрое больше пропил на работе, чем тебе подарили! Тебе все неудобно – и отказаться свои деньги отдать, и попросить прибавки к зарплате!
– Ну, что теперь делать, – сейчас ему казалось, что он и впрямь здорово провинился, – не обратно же требовать.
– Да, уж, не надо, а то еще не только дураком прослывешь, а еще и жмотом! Займи у Гаврилова, до завтра скажи. И, пожалуйста, не забудь зайти в магазин и купить там то, что я велела, а не пиво с чипсами!
Жена отключилась.
«… 99 – все, варианты исчерпаны! Такого просто не может быть! А может… это буквы? Метнулся к телу Чена, вгляделся в изуродованную кислотой руку. Первый уничтоженный знак чуть просматривался, похоже на «М». Может МЧ – Малыш Чен! Опять к сейфу, набрал две буквы. Раздался щелчок – ура!
Переложив все содержимое в заранее приготовленную сумку, Джек Браун бросился к окну, распахнул настежь и ни минуты не колеблясь, прыгнул вниз…»
«Интересно, – думал Николай Петрович, – а дальше-то что? Это ведь тридцать второй этаж! Что-то не то, надо придумать другой вариант выхода из этой ситуации». Задумался, в голову ничего не приходило.
Зашел Гаврилов.
– После работы – собрание, – сказал он, – итоги месяца подводить будем. Явка обязательна.
– Миша, – обрадовался появлению друга Николай Петрович – не надо искать по отделам, – займи рублей двести до завтра, а то жена в магазин гонит, а я все Демыкиной на юбилей отдал.
Гаврилов хмыкнул и полез в карман.
– Как ты живешь так? – он протянул Старикову две сотенные купюры, – хоть бы заначки делал что ли.
До конца смены найти путь эксфильтрации отставного полицейского из бандитского логова не удалось. На собрании выступил генеральный, потом менеджер по продажам, кто-то еще – Николай Петрович слушал рассеянно: его не слишком волновали причины снижения объемов продаж – Джек Браун находился в безвыходном положении!
– А вот что по этому поводу думает наш провизор?
Старостина толкнули в бок. Он поднялся.
– Любое колебание неустойчивой системы повышает его энтропию, – заученно начал он, абсолютно не имея представления, о чем его спрашивают, – не стоит вот так сразу рубить с плеча. Нарастить объемы продаж можно и не разрушая привычные и отработанные схемы. Любые реформы, проводимые без должных на то оснований, это не реформы, а, скорее, вредительство…
– Мне кажется, – поморщился генеральный, – или вы уже это говорили в прошлый раз?
Оп-па! Всегда прокатывало, а сейчас его вдруг услышали – плохо, так можно допрыгаться до выговора или чего похуже.
– А разве что-то кардинально изменилось? – не один Джек Браун находился в безвыходном положении.
– Садитесь, пожалуйста, – директор пропустил вопрос мимо ушей, – и в следующий раз будьте повнимательнее.
Уф-ф, пронесло.
Всю дорогу до дома Старостин пытался найти способ вытащить рейнджера из бандитского логова. Выходило одно – выбежать через двери кабинета в холл и, круша всех и вся направо и налево, пробиваться к лифту или пожарной лестнице, а когда герой спуститься на этаж ниже, раздастся взрыв. Нет, что ни говори, а очень удобно, что он сам, как писатель, определяет время взрыва. Но как-то уж слишком просто и пресно… А что если!.. Николай Петрович задохнулся от восторга. Сейф! Вот что спасет Джека от ударной волны.
Взвизгнули тормоза. Старостина обдало брызгами грязной ледяной шуги.
– Придурок, – водитель легковушки высунулся из окна почти до пояса, – куда прешь на красный!
– Извините, – мужчина сделал шаг назад и опять очутился на тротуаре, – задумался.
– Мыслитель хренов! – машина рванула с места.
Купив картошки и масла Николай Петрович без происшествий дошел до своей парадной. Улдуз сортировал мусор, устрашающего вида метла стояла прислоненной к открытой двери, подпирая ее, чтобы не захлопнулась. Старостин хотел было незаметно проскользнуть мимо дворника, но тот его приметил и не замедлил вступить в беседу.
– Совсем не хорош человек, не кладут мусор в кулек по-разному, плохо очень. Как можно так, я не понимать, неужели сложно? Работа каюк? Домой, жена, дети? Кушать ужин будешь?
«Да пошел ты к черту, – хотел послать куда подальше дворника провизор, но вместо этого лишь кивнул».
Еще минут пять Николай Петрович слушал на ломаном русском языке про национальные блюда Средней Азии, наконец, не выдержал:
– Ты мне надоел, можешь хоть ненадолго заткнуться?! – повысив голос, сказал он.
Улдуз с удивлением и, кажется, с испугом посмотрел на него.
– Я извиняясь, Петрович… Не обижась.
Николаю стало стыдно.
– Прости, Улдуз, мне надо домой, жена ждет, – и он скрылся за дверьми парадной.
«Господи, – думал Старостин, поднимаясь на лифте на свой этаж, – как все надоело».
Жена встретила его упреками, в том, что поздно пришел, да еще такой грязный. Он оправдывался тем, что после смены было отчетное собрание, что чуть не попал под машину, а в магазине большая очередь на кассу, что дворник не дает ему прохода и все время пристает со своими дурацкими разговорами. Супруга, поворчав для порядка, отправила его в ванную, а потом усадила на кухне ужинать. Все это время Джек Браун в нерешительности стоял перед большим несгораемым шкафом. После ужина Николай Петрович твердо решил дописать затянувшуюся сцену.
Но ничего не вышло: надо было помочь сыну сделать домашку по алгебре и геометрии, проконтролировать выучил ли стихотворение, заданное по литературе. Потом из-за Алешки же не мог подойти к компьютеру – сынишка играл в FIFA. Пристроился было на кухне с тетрадкой и ручкой, но вскоре был изгнан оттуда супругой, затеявшийся печь пирог по рецепту, вычитанному в интернете. Потом позвонил сосед и долго выспрашивал, как Николай обшивал балкон вагонкой и стоит ли это делать с наружной стороны. Джек Браун терпеливо ждал – время для него застыло, и хотя до взрыва оставались считанные секунды, для него они превратились в вечность.
Стрелки часов перевалили за отметку «12», начав отсчет нового дня. Семья Старостиных легла спать. Николай Петрович долго ворочался, потом лежал на спине, уставясь открытыми глазами в комнатную черноту ночи. Наконец, заснул.
Наутро жена, всучив ему ведро с мусором, покрутила пальцем у виска:
– Ты, дорогой мой, совсем с катушек съехал со своим сочинительством – всю ночь мне спать не давал, ножками сучил, все Джека какого-то звал. Завязывал бы ты с этим, а то так и до «желтого дома»  недалеко.
Привычно подхватил ведро, спустился на лифте вниз. Дворник, как обычно, ковырялся в мусорных отходах. Николай Петрович вежливо поздоровался, Улдуз настороженно кивнул, хотел было что-то сказать, но после вчерашней вспышки жильца, не решился.
Поднимаясь на лифте на свой этаж, Старостин вдруг принял решение, после которого его разгоряченный фантазиями мозг внезапно успокоился, и жизнь в мгновение ока стала намного проще, и хотя сразу утратила всякий смысл, но может, именно такое состояние было самым правильным?
– И чего это я об этом янки так пекусь? – спросил он вслух сам себя, – пошел он в жопу, этот Джек Браун!
Мужчина прошел на кухню, поставил пустое ведро, взял приготовленные женой бутерброды с сыром, чашку кофе и, выгнав сына из-за компьютера в маленькой комнате, сел за клавиатуру. Супруга затеялась было отчитать мужа за этот неслыханный демарш, но он так глянул на нее, как, наверное, не смотрел никогда в жизни. Не сказав ни слова, она скрылась за дверью.
А Николай Петрович, смачно откусывая и безжалостно перетирая все еще крепкими зубами булку с маслом и сыром, запивая бутерброды горячим напитком, набил на компе несколько абзацев:
 
«Книга (по мотивам детских фантазий)
Сегодня Джек Браун проснулся очень рано – предстояло много дел, главным из которых было разобраться с зарвавшимся дворником Улдузом, что-то слишком много его стало в жизни Джека в последнее время.
Он встал, вынес мусор, принял душ, наскоро перекусил. Контейнер с котлетами и рисом был приготовлен еще с вечера, но как опытный рейнджер, Браун открыл крышку и проверил, все ли на месте, потом заново закрыл и положил в полиэтиленовый пакет. Контейнер засунул в старенький кожаный портфель, который держал под левой подмышкой, пока завязывал шнурки; пятисотенную купюру пристроил сзади, в брючный карман.
Дел было действительно невпроворот. Вечный понос Вилороговой ставил под сомнение выполнение им своих прямых функциональных обязанностей по приготовлению лекарств, а если день рождение Демыкиной пройдет не «на сухую», тут уж совсем будет не до работы – менеджер зала может возжаждать плотских утех, Джеку стоило быть готовым к этому, вряд ли она потерпит отказ. К тому же, надо вернуть должок Гаврилову, и хотя подведение итогов уже состоялось, но при случае он и генеральному выскажет все, что думает по поводу постоянного переноса обещанного увеличения заработанной платы.
Ну, а напоследок, неплохо бы выследить и пристрелить того дорожного хама, что окатил его вчера из лужи, а потом так нелюбезно с ним разговаривал.
Все, мля. Конец».

Встал, компьютер оставил включенным, даже текстовый редактор не свернул – пусть читают КНИГУ, если кому интересно.
Можно было спокойно идти на работу.