Пригожин и его Ад

— Кто будешь?
— Пригожин Евгений. Мне в Ад.
— Не тебе решать.
— А что я могу и в Рай?
— Не тебе решать.
— Ладно, а в ворота то войти можно.
— Жди тут, позовут, войдешь.
— Бля… всё как на земле.
Через пол часа:
— Вон видишь мужик сидит в телогрейке? Иди к нему.
— Ладно.
….
— Привет, мужик.
— Садись сюда, приветливый ты наш. Говори, чем жил, зачем жил, к чему пришел?
— А ты кто такой?
— Я тут главный. Бог по вашему.
— Ну значит сам все знаешь, чё говорить зря.
— Знаю я то, что ты делал, а вот почему ты это делал, это ты мне скажи.
Я тебе, как и всем людям, дал свободу выбора. Хотел бы услышать от тебя, почему ты выбрал именно этот путь.
— А если правду скажу, можно будет надеятся на то, что пустят в Рай?
— Ты мне не торгуйся тут давай, не в тюрьму заходишь.
Это там «побольше друзей сдам, получше нары получу», тут это не работает.
— Да я не знаю что говорить то? Жил так, потому что все так жили.
А что ж я должен был, гнить и прозябать что ли?
Все хотят хорошей жизни, я тоже хотел.
Не повезло, в молодости в тюрьму попал, и поехало.
Потом повезло с людьми нужными встретиться, и выкрутился,
Вышел в большие люди.
Потом эти большие люди убили, и вот я тут.
— Не так быстро, времени у нас вечность, так что по порядочку давай. С деталями.
— Ладно, тогда слушай.
В детстве я был умнее и смелее других.
Был у меня случай: Один мальчик принес котят. Маленьких, еще слепых. Он их нашел где то в кустах, и притащил домой, а родители, чтобы больше не таскал домой всякую живность, сказали ему пойти и убить их, чтобы не мучались.
Он этого сделать не мог, стоял и плакал. А у него был самокат. Мы с ребятами подошли к нему и, так как никто не мог убить этих котят, я сказал:
— Дай самокат покататься, я сам все сделаю.
В общем я самокатом переехал их несколько раз, и все было кончено.
Я заметил, что все на меня стали смотреть как то иначе.
Не как на героя, но как то с другим чувством, толи страх, толи уважение, мне это понравилось.
И пока этот сопляк плакал, я в это время на его самокате катался.
В общем, я думаю, что тогда я понял три важные вещи.

Первое, что я не такой как все!
То есть у меня нет абсолютно никаких чувств по поводу, если надо кого то убить, порезать, покалечить, кроме страха, что меня за это накажут.
А у всех остальных это чувство было, значит я круче них.

Второе, что благодаря этому я могу получать реальные выгоды. Я катался весь вечер на самокате, пока они там хоронили своих котят.

Ну и третье, самое главное, если не нарушать правил, то можно делать всё что захочешь, абсолютно безнаказанно.
— Что значит — не нарушать правил? Что, есть правила, когда можно убивать, а когда нет?
— Конечно! Если бы я сам убил этих котят, то я нарушил бы правила, меня бы наказали, и посчитали бы садистом.
Но так как я убил их по указанию взрослых, то я оказался героем среди своих сверстников, и меня никто не наказал.
— Понятно.
— Что понятно?
— Это не важно.
— Нет, для меня важно!
Ты же Сам создал меня таким бесчувственным, что теперь будешь судить за то, что я такой? Так что давай говори, что тебе понятно, и что мне за это будет!
Это же меня касается?
— Верно, тебя это касается. Скажу.
Понятно, не то, что ты такой бесчувственный, как ты говоришь. Там были дети с такими же чувствами как и у тебя. Все они чувствуют боль, так же как ты, страх, любовь, ненависть, примерно одинаково.
И ты не единственный, кто мог бы это сделать.
Но сделал это именно ты.
И в этих причинах я должен разобраться, поскольку это еще не твой выбор.
Вернее, не только твой выбор.
Так что по ходу твоего рассказа, будет становится все яснее, когда выбор стал зависеть лично от тебя, и почему ты стал таким как стал.
Продолжай.
— Ладно. Ну в школе еще я понял, что если денег нет, каким бы ты хорошим учеником не был, это тебя не делает крутым. Поэтому стал воровать. Ну, ты знаешь, сначала у родителей по карманам, потом, когда поймали и наказали, по карманам одноклассников на физре.
Потом мы ходили отбирали деньги у ребят с других районов, когда те приезжали на наш рынок.  Когда они возвращались с рынка, мы их затягивали во дворик, там обыскивали, и забирали деньги.
— Но ты их при этом еще и бил, причем когда они уже отдали деньги, зачем?
— Ну это, чтобы свои были посмелее. Они вечно боялись наехать серьёзно, ударить, унизить. Приходилось все им показывать.
— Ясно, продолжай.
— И что тебе ясно? Скажи мне, я же тоже должен знать, раз это меня касается?
— Согласен. Ясно то, что ты не был психопатом, вожделеющим насилия, получающим удовольствие от боли и унижения другого. Чистый прагматизм.
— А, ну да. Это же плюс в мою копилку, так?
— Это не плюс, ни минус, это просто факт. Выводы будем делать потом, пока продолжай.
— Ну что потом? Потом нас поймали, и чуть не посадили, но мне повезло, и меня отпустили дав условный срок.
— Тебе не повезло. Тебя выпустили, потому что ты честно сдал всех своих подельников, рассказав о них даже то, что к делу не имело отношения, все их прежние дела.
— Ну, иначе бы меня точно посадили, я же шел «паровозиком»!
— Не «паровозиком», а главарем организованной тобой шайки. Так что правильно было бы посадить.
— Ну я ж говорил, что еще в детстве я понял — что когда ты выгоден тем, кто вершит судьбы, то можно торговаться. Я просто, в отличии от них, использовал свой шанс?
— Ладно, дальше давай.
— Ну а потом ты знаешь, меня поймали и посадили. Там уже всё что я не делал, не помогло. Дали 13 лет.
— Мало дали, учитывая что они о тебе знали.  Но ты опять выкрутился.
— В смысле, выкрутился. Я попал в настоящий ад!
— Ну адом это было для тех, кто попал вместе с тобой. Ты же с самого начала дал понять операм, что готов на все, чтобы жить лучше чем те, кто сидел рядом. И вышел ты намного раньше стальных. Почему, помнишь? 
— Помню.
— Рассказать не хочешь?
— А что рассказывать, ты и так знаешь.


— Я знаю только то, что было. Как ты составлял отчеты для оперативников, как стравливал зеков между собой, чтобы было о чем писать, а то ведь они сами то ничего не делали такого, за что можно срок добавить.
Это все благодаря тебе.
Знаю как ты спровоцировал побег и сдал подельника, потому что тебе сказали что он должен сидеть еще, а причины для этого не было. Причем тебе об этом просто намекнули, даже не сказали, но ты схватывал такие вещи на лету.
— Я посмотрел бы, чтобы ты делал, если бы тебя пытались убить!
— Это не важно.
— Что не важно? А что другие зэки делали ты знаешь?
— Это ты мне сейчас пытаешься кого то сдать, чтобы выкрутиться?
Тут тебе не тюрьма, забыл?
Здесь каждый отвечает только за свои грехи, за чужие отвечать не может никто, поэтому говорить о них смысла нет. Это понятно?
— Понятно. Что тут не понятного.
— И это всегда было понятно, не правда ли?
Даже тогда когда ты убивал, чтобы выйти на свободу.
— Я не убивал, он сам повесился.
— Ну да, ты просто помог петлю правильно завязать, и на ногах потом слегка повисел, чтобы быстрее было.
— Да он все равно был не жилец.
— Не тебе решать!
— А получилось что мне!
— Нет, не получилось. Получилось что ты так думал, и получилось что ты так сделал.
— Но за то я вышел на свободу, и остался жив, а всё остальное не важно!  Я боролся за жизнь свою, а это твоя заповедь! За свою жизнь борись до конца!
— Верно, но не любой ценой! Есть ведь и другие заповеди, которые ты все похерил. Но то что знаешь заповеди, это хорошо!
— Ага, но только не в моем случае.
— Тоже верно. Продолжай.
— Ладно. Ну, потом было всё как и прежде, только те, кто меня курировал не сильно меня устраивали. Надо было как то их обойти. Я придумал как. Получилось очень даже не плохо.
— Ну да, стравить между собой ведомства, и обманывать и тех и других.
Ход хитрый, но не умный. Ладно, и что это хождение по головам тебе дало?
— Как что? Я вышел на самого главного!
— Но не остановился же? Ты и его пытался стравить со своим самыми близкими.
— Да толку, они все слабаки. Не понятно как добрались до таких вершин.
— Наверное так же как и ты, хитростью и коварством.
— Да они тупые, какое нахер коварство!
— Так, ты тут давай не увлекайся. Цензурные слова помнишь?
— Да это я так, в общем никого там стоящего не было, включая «папашу», потому и бесило меня это… блин, как бы это поцензурнее… — изрядно!
— То есть, той власти которая у тебя была, тебе было не достаточно?
— Да я не рвался к власти, если бы рвался, взял бы запросто, только на кой она мне?
— Ну, ну. Так уж и не рвался?
— Ну, в смысле стать самым главным я же не пытался?
— Верно, когда выше никого нет, кого тогда стравливать между собой? Подчиненных тебе было не интересно, не твой уровень.
— Ладно, раз ты лучше знаешь, зачем тогда спрашиваешь?
— Я не знаю, я предполагаю, исходя из прежних твоих действий. Ты мне скажи, как было на самом деле.
— Не знаю, может потому, что я не готов брать на себя всю ответственность, я могу только служить кому то?
— Возможно, но зачем?
— Ну как зачем, смотри сколько выгод сразу, делаешь ты все что захочешь, а отвечает за все тот, кто это приказал, главный.
— Правда? И кто за тебя сейчас отвечает? Тем более что он тебе даже не приказывал.
— Ну может и не приказывал напрямую, но хотел!
Я же когда сделал, он же меня потом поощрял за это, награды, деньги, значит я правильно делал!
— Ну тут ты прогадал.
— В чем?
— В том что, отвечает каждый за свой грех сам! Это первое. 
Во вторых, все, что ты делал понятно, но вопрос был — зачем? Ради чего всё?
И на него ты не ответил.
— Как не ответил, я же сказал, мне приходилось выживать! И для этого надо было что то делать!
— Выживать можно, когда у тебя три работы, ипотека, а денег не хватает на то чтобы поесть.
Но, когда ты стал миллионером, затем миллиардером, когда у тебя была вся власть в руках! Что ты имеешь ввиду, когда говоришь — выживать?
— Ну. Когда у тебя ипотека, тебя могут в лучшем случае коллекторы избить.
Даже не убить! Нафиг ты им мертвый нужен.
А меня, если бы у меня этой власти не было, убили бы раз триста уже! Так что выжить можно было только получая больше денег, чем те кто хочет тебя убить, и больше власти!
— Ага, уже понятнее, то есть ты делал все это из страха?
— Ну да! Из страха быть убитым!
— То есть из страха!
— Да.
— Хорошо. Значит с местом твоим мы определились, давай с правилами разбираться.
— Как определились, где моё место? Кто это определяет вообще?
— Как кто? Ты.
— Не понял, как я?
— Всё ты понял. Смотри, все что ты делаешь от любви, это от Бога, все что ты делаешь от страха, это от Сатаны.
Место твое в Раю, или в Аду, зависит от причин, по которым ты что то делаешь на земле.
Чего из этого ты не понял?
— Подожди, а если люди делают и то и другое по ситуации, то что?
— Тогда чистилище, и все по новой.
— То есть снова жить, и снова делать что то, понятия не имея чем это все кончится?
— Ну исходя из твоей логики — да.
— Что значит из моей логики? Логика одна! Она либо есть, либо нет. 
— Логики вообще не существует! Логика — это язык на котором мы с тобой общаемся.
И у нас он, хотя и общий, но твой язык подразумевает, что ты чего то там не понимал или не знал. А мой язык говорит о том, что раз ты создан по образу и подобию моему, то ты знал всё.
Проверим?
— Давай.
— Когда убивал, знал ты, что убивать нельзя?
Знал!
Знал что люди пострадают, когда стравливал их друг с другом.
Знал!
Знал что тех, кого ты сдавал, их посадят на долгие сроки?
Знал.
Но тебе же хотелось выйти, и ты сдавал их всех?
Знал, отдавая приказы убивать, что ответственность за убийство несёт, как тот кто убивает, так и тот кто приказывает убивать?
Знал!
Видишь? Все ты знал!
Знал что ты делаешь, и знал почему ты это делаешь.
Но самое главное ты точно знал, что такое СТРАХ, и что такое ЛЮБОВЬ.
Страх ты знал с самого детства, любвь, когда повзрослел!
Ты ведь любил!
Но признаться себе в этом тебе было страшно.
А раз тебе так страшно, то и место тебе определено там где страх господствует над любовью, никак не наоборот.
— То есть в Аду?
— Верно. И это ты тоже знал!
— Бля, да я же мог по другому, если бы знал, что так можно было!
— Конечно мог бы.
Более того, у тебя бы сто процентов это получилось.
Энергии тебе, еще до рождения, было дано больше чем надо.
Но выбор ты сделал другой.
И сделал его сам!
Никто тебе не мешал, ни Сатана, ни Я!
Так что тут «мог бы сделать» не проходит.
Тут отвечают только за то что — «сделал»!
И материться не надо, пожалуйста — это только усугубит ситуацию.
— Ой напугал, как будто может быть еще хуже?
— О, ты не поверишь.
— Типа мне сковородка побольше достанется?
— Ты что в церковь ходил, ереси этой наслушался?
— Да захаживал, было дело,
— И что, поверил что мы тут людей жарим?
— Нет конечно.
— А что наказание будет, поверил?
— Да какая разница во что я поверил, что будет лучше скажи.
— О, разница большая. «По вере твоей да воздасться», помнишь?
Не по моей, заметь, по твоей собственной вере.
Ты же по моему образу и подобию создан.
Свободный дух!
Сам все и назначаешь себе.
Так что разница есть.
— Постой, если я свободный дух, и сам назначаю куда мне дальше, то я назначу себе, что мне в рай, и пойду в рай?
— Не назначаешь сейчас, а уже назначил! Своими действиями.
— ???
— Все предопределено твоими собственными действиями, которые ты делал по твоему собственному выбору, как свободный дух!
— Ладно, если это не котел с кипящей смолой, то я согласен.
— О, если бы можно было свободный дух поместить в котел, это было бы спасением. Но этого сделать нельзя.
— Ой, только не пугай, пуганный я, в чем тогда фишка? Как будто может быть еще что то страшнее, чем вечно вариться в котле с кипящей смолой?
— Не поверишь. А вот что? Это тебе предстоит увидеть, прочувствовать, пережить, но вот исправить практически не возможно, вот это и есть ад.
— А просто сказать не можешь? Обязательно нагнетать?
— Да ты сам все знаешь.
Боишься поверить только.
Защитная реакция срабатывает.
НО! Все чего ты боишься — это и есть твой ад!
— Да блин что же это тогда?
— Тоже мне, Незнайка в солнечном городе. Ладно, мы протестировали уже что ты знаешь. Давай протестируем то, что ты говоришь, что ты не знаешь?
Что каждое действе имеет свои последствия? Не знаешь?
Знаешь.
Что дети не слышат наставлений, а повторяют привычки своих родителей? Тоже не знаешь?
Знаешь!
Сколько у тебя детей? Знаешь?
Ну, этого может и не знаешь, но в аду эта вся информация есть, узнаешь.
И каждый раз, когда ребенок твой будет попадать в беду, и повторять твои действия, ты будешь кричать ему не своим голосом из Ада, не иди по этой дороге, эта дорога в Ад! Но тебя никто не услышит.
Ты будешь видеть все что происходит, не имея возможности ничего изменить.
— Как это?
— Например, твоя дочь идет, скажем, на банкет, где группа таких же как ты ухарей хочет развлечься, тем образом, которым любил развлекаться ты.
Ты будешь видеть, как она туда идет, навстречу своей участи, как её там насилуют, издеваются над ней, как убивают её, на твоих глазах, но ничего не сможешь изменить, предотвратить, только наблюдать.
Потому что, это последствия тех действий, которые делал ты.
И они вполне закономерны!
Ты будешь знать все, как знаю Я, ведь ты создан…
— По образу и подобию твоему.
— Верно, и от знаний этих деться некуда, и это на протяжении вечности.
Поэтому ошибки каждого твоего ребенка, и ребенка твоего ребенка, как и детей их детей до седьмого колена будут происходить у тебя на глазах! Теперь понятно?
— Это теперь я всегда буду чувствовать.
— Это только один процент от того, что ты будешь видеть и чувствовать! Ад это тебе не комната страха, это и есть сам СТРАХ! То с чем ты жил, и то что для себя выбрал.
— И после этого нам говорят что ты всех нас любишь? Это такая твоя любовь ко мне?
— Моя любовь тут не при чем!
Твоя Любовь тут при чём!
А любовь это и есть Я.
Живешь ты с нею, приходишь ко мне, живешь со страхом, к Нему.
Всё просто.
А выбор, я дал возможно вам делать самим — это и есть моя любовь?
— Так все же живут со страхом, бесстрашных нет!
— Верно, но кто то боится обмануть ближнего своего, а кто то боится что обманут его, и поэтому выбирает обманывать сам.
— Так почему ты сразу мне об этом не сказал, я бы тогда никого не обманывал!
— Не правда. Говорил постоянно!
— Когда?
— Ну откуда-то ты же это знаешь?
— Я хочу все исправить, дай мне еще один шанс!
— Он у тебя есть.
— Как это?
— Должно произойти что то, что поборет страх, и освободит любовь.
Например кто то из твоих детей, внуков, правнуков, перестанет идти твоим путем, и пойдет другой дорогой. Дорогой любви, и когда его дети пойдут той же дорогой что и он, пользуясь привычками своего отца, а те станут передавать эту эстафету своим потомкам…
И вот когда число тех, твоих потомков, кто идет дорогой любви, превысит число тех, кто идет дорогой страха, и все это успеет состояться до седьмого колена. Если ты увидишь и поймешь, что такое любовь, в твоей участи может начать что то меняться.
— А если этого не случиться?
— Ты останешься Там навечно.
— И это единственная возможность?
— Нет. Количество добрых слов сказанных о тебе твоими современниками может кое что изменить. Но  в твоем случае я бы на это не надеялся.
— Так что, значит выхода нет?
— Выхода нет в прошлом, будущее может меняться, его можно менять. А прошлое даже я не могу. А ты создан по образу и подобию моему.
— Значит я смогу поменять?
— Это вряд ли. Но теоретически такая возможность есть.
— Все зависит от веры?
— Ну вот, а говорил не знаешь.
— А еще вопрос можно?
— Пока ты здесь, спрашивай о чем хочешь. 
— А есть люди которые жили по любви попали в Рай?
— Конечно.
— И что, они ничего не делали из страха?
— Делали конечно, и много. Только у них страх другой.
— Какой другой?
— От любви.
— Это как?
— Ну как бы тебе объяснить, испугался например Плугарь, что его друг Андрусевич, попадет под обстрел на минном поле, и пошел туда вместо него.
— Так это ты из моей жизни рассказываешь, я же их знаю.
— Верно. Есть страх умереть, а есть страх, что умрет твой друг, если выполнит твой приказ. И ты делаешь выбор, отдать приказ ему, или умереть самому! Выбор есть всегда.
— Так это был мой приказ.
— Верно, но Плугарь мог его выполнить, и послать туда Андрусевича, а он пошел сам.
— Ну так а что ему было терять то, он либо так, либо так, все равно труп. Если бы его не разорвало на мине, его бы расстреляли за невыполнение приказа.
— Ну вот ты начинаешь понимать уже, он бы погиб и так и так, но выбор то был?
— Получается что выбор совсем не большой? И по сути совсем не страшный, раз все равно умрешь?
— Тоже верно. Все умрут. И у всех есть выбор как и когда.
— Значит это я выбираю когда им умерать, сейчас или потом.
— Нет, это решаешь не ты.
— Получается я зря боялся?
— Вот это и есть Ад, который ты выбрал сам.
Добро пожаловать домой.
— Постой. Еще немного.
У меня еще вопрос есть.
— Опять хитришь?
— Но ты сказал спрашивать сколько захочу.
— Да, но до той поры пока не поймешь главного. А ты уже понял. И мы оба об этом знаем.
Так что давай, последний вопрос задавай, и пошли.
— Расскажи, о тех кто жили по любви, приведи пример хотя бы одного, из тех кого я мог бы знать, как им сейчас?
— Ты это знаешь!
— Ну тебе жалко что ли. Я может и знаю, но представить не могу. Что они чувствуют теперь?
— Назови имя. Знаешь таких?
— … это трудно. … ну давай,… нет, этот не подойдет. … ну например Жванецкий. Я как то был на его концерте, мне кажется он жил от любви.
— Тебе не кажется, ты это знаешь…
Ну ладно.
Вот ты освободился от тела, и твой дух увидел все что было, что будет, в общем всё, во что ты раньше мог только верить.
Все знания стали доступны, ему, как и тебе сейчас тоже.
Только в его случае, он не знал например того, сколько людей его понимают, а ему было это очень важно!
Писателям всем важно найти свою аудиторию, и тех кто их поймет.
Но люди очень скрытны, пока живут.
И вот он, попав в Рай, увидел реальную цифру, и понял, что все что он делал, оказывается, понимают почти все! А не только те на кого он рассчитывал.
Мало того, они не только понимают, они радуются внутри и оглушительно ему аплодируют, потому что это пробуждает в них их любовь. И эти аплодисменты он теперь слышит.
И вот на тебя их не высказанная при жизни любовь проливается, как холодный душ в жаркую погоду!
Или вот сейчас, посмотрел, к примеру человек у вас там на ютюбе его выступление, записанное когда то, и от слов им сказанных давно, вдруг согрелось его сердце, проникло ему в душу, и запахла она любовью как цветами.
И вот этот запах вдыхает автор, люди которые его знали, родные, близкие, дети его, о которых он может и не знал ранее, все наполнились любовью.
Как бы ты себя чувствовал при этом?
— … не знаю.
— Всё ты знаешь.
И то что ты об этом знаешь, это тоже и есть твой Ад.
Проходи.