Про самое счастливое

Как формировались мои ценности. Как я выяснял, кто я есть. Надо вспомнить моменты моей биографии, когда меня уносило. Уже в раннем детстве. Счастливые миги моего бытия.

К бабушке приехал её племянник. Я должен был называть его дядя Володя. Он на мотороллере. Бабушка жила то, что называлось, в своём доме. Дедушка тоже был абсолютно полноправным там хозяином, по справедливости есть, то гораздо важнее бабушки был дедушка. Всё там строил и обустраивал именно он. Делал это он с очевидной страстью. А мне был это урок образцового обустройства своего пространства человеком. Меня не мало вдохновляли потом на моё собственное такое вот обустройства своего пребывания его всяческие фрагменты: как он развешивал на стене в сарае, над верстаком, разные инструменты, как на полках под толстыми досками верстака у него размещались всякие тяжёлые ящики, каждый со своим содержимым, очень меня вдохновляющим для изучения, которое называлось взрослыми "лазанием". Да, я обожал ОБЛАЗИВАТЬ всяческие дедушкины хозяйства...
Надо бы про это и написать, а не про дядю Володю. Желание или спрямо-таки страсть к упорядочиванию всего, что хранится, это же вполне себе моя ценность. И она у меня, пожалуй, от дедушки. Это когда обустройство своего пространства в приоритете и надо обязательно завершить такую наглядную классификацию всей запасов, всего скарба, чтоб однажды, наконец, полюбоваться своим царством, этим не просто внешним порядком, но системой и структурой. И дедушка заметно учил меня такому упорядочиванию. У него и собственно дом, и сарай, и другая постройка, называемая "баней", хотя на моём веку ничего там банного не было, а ещё чердаки у всех у них.

"Баню" я особенно любил. Она была такая добротно-бревенчатая, срубом, очень аккуратно на многие века как будто сложенная. Дедушка пристроил к ней веранду, в которой сам жил-спал каждым летом. А с крыши этой веранды я залезал на чердак "бани" - и вот этот самый чердак я открыл однажды для себя как место моего заветного уединения. Само по себе пребывание там меня уже уносило. Проглядывался оттуда и бабушкин весь участок, и кусок панорамы соседних садов-участков. Чужие такие же мирки, каждый со своей неповторимой атмосферой.
На этой одноэтажной улице в каждом почти доме жили какие-то дети, а потому случалось побывать у одного, то у другого в гостях - вкусить эти различия, очень даже значительные, жизни одной семьи от другой.

Но я-то собрался отметить лишь катание на мотороллере. О нём только и речь должна была идти - о мотороллере. "Вятка", конечно же. У всех тогда были эти "Вятки". Катали меня дядя Володя, а также дядя Женя, каждый на своей "вятке".

Было страшно. И было страшно хорошо. Дядя Женя катал дольше. Отчаяннее катал. Мы по лесу ездили, а там, в том лесу, который недалеко от бабушкиного дома, такие всё спуски да подъёмы - тропинка утоптанная то вверх, то вниз, а мотороллер её стремительно - захват духа.
Ведь это они - и тот, и другой - специально для меня делали, время тратили, да и бензин. Я, стеснительный такой весь, молча вцепился в ремешок на сиденье - эдакие плавные те ныряния и взлетания - всё нутро ухает куда-то - ну, все знают, как это бывает - на самолётах, к примеру.

Всё кончается. Особенно хорошее. Вот меня и доставили обратно к калитке бабушкиной. Соскакиваю, бегу, счастливый. Говорить "спасибо", пожалуй, это было не моё. А сам знаю "это был самый счастливый мой день".

И к чему я это?
Так. Вспомнилось.