Лермонтовская ундина

Как мы помним, ундина появляется у Лермонтова в романе “Герой нашего времени” в повести “Тамань”. Причем, при первом знакомстве с безыменной девушкой Печорин называет ее русским словом “русалка”, после чего русалка практически тут же cтановится ундиной.

Сравнение девушки, в которую влюбляется Печорин, с русалкой не случайно. Как известно, русалки – существа опасные, имеющие вид длинноволосых девушек, способные защекотать человека насмерть или утопить в воде, а завлекают русалки беспечных путешественников своим пением.

Вот и Печорина, прежде всего привлекает пение девушки, которая в конце повествования попытается его утопить. Первую встречу Печорина и ундины Лермонтов описывает так:

«Вдруг что-то похожее на песню поразило мой слух. Точно, это была песня, и женский, свежий голосок, — но откуда?.. Прислушиваюсь — напев старинный, то протяжный и печальный, то быстрый и живой. Оглядываюсь — никого нет кругом; прислушиваюсь снова — звуки как будто падают с неба. Я поднял глаза: на крыше хаты моей стояла девушка в полосатом платье с распущенными косами, настоящая русалка.»

Причем, описание звуков, которые слышит Печорин, соответствует нашему представлению о песнях русалок или сирен: «напев старинный, то протяжный и печальный, то быстрый и живой», «звуки как будто падают с неба»…

Но сразу после этого Лермонтов перестает называть девушку русалкой и дает ей другое более поэтическое название – ундина. Разумеется, можно сказать, что «русалка» и «ундина» - синонимы и употребляются автором именно как таковые, чтобы не повторять одно и то же слово. Вполне возможно, но есть и другое объяснение.

Дело в том, что “русалка” и “ундина” синонимы не совсем тождественные. Если русалки — это скорее вредоносные существа, то ундины - существа менее опасные, способные оказывать помощь, защищать от нечистых сил. Такова, например, ундина Мелюзина, с историей которой мы можем познакомиться в одноименном романе Жана д’Арраса (XIV век).

Заметим также, что школьнику (а мы знакомимся с романом «Герой нашего времени» в школе) слово «ундина», скорее всего, мало что говорит. Однако вряд ли современник Лермонтова имел такое же отдаленное представление об ундинах, как наш школьник. Российский читатель того времени был знаком с очень популярным поэтическим переводом на русский язык повести де Ламотт-Фуке «Ундина» (1811), выполненным В. А. Жуковским (1836). Несомненно был знаком с ним и Лермонтов. Вполне возможно также и то, что Лермонтов, владеющий немецким языком в совершенстве, мог читать «Удину» в оригинале…

При чтении романа Лермонтова мы можем найти следующую сноску, раскрывающую значение и употребление этого слова Лермонтовым: «Ундина - русалка в немецком фольклоре. В специальной литературе отмечены параллели между «Таманью» Лермонтова и «Ундиной» Жуковского - поэмой «старинной повестью», представляющей собою переложение стихами прозаической повести немецкого писателя Фридриха де ла Мотт Фуке (см.: В. В. Виноградов. Стиль прозы Лермонтова. - В кн.: «Лит. насл.», т. 43 - 44, с. 594*). »

Так какова же Ундина у де ла Мотт Фуке и у Жуковского? Мы увидим, что это кристально чистый женский персонаж, сравнимый с «Русалочкой» Андерсена**. В Ундине нет ни коварства, ни зависти, ни ревности, ни злости… Вот, что о ней говорит её приёмный отец рыбак: «Все проказит, а будет ей лет уж осьмнадцать; но сердце самое доброе в ней.» Можно заметить, что таким же возрастом свою ундину наделяет и Лермонтов: «Моей певунье казалось не более 18 лет.»

Доброта и кротость Ундины подчеркивается в поэме Жуковского довольно часто:

1. «в добром сердце Ундины все также утихло, и их обнимала с лаской сердечной она, просила прощенья, смеялась.»

2. «Но мирной сей жизни была душою Ундина. В этом жилище, куда суеты не входили, каким-то райским виденьем сияла она: чистота херувима, /…/Словом, Ундина была несравненным, мучительно милым, чудным созданьем…»

3. «…такой и осталась она с той минуты:*** Кроткой, покорной женою, хозяйкой заботливой, в то же время девственно чистым, божественно милым созданьем. /…/ Ангелом тихим осталась Ундина.»

Именно такую ассоциативную связь вкладывал Лермонтов в своей персонаж. К сожалению, она, скорее всего, ускользает от современного читателя.

Более того, Лермонтов подкрепляет эту ассоциативную связь другим сравнением. «Я вообразил, что нашел Гётеву Миньону, это причудливое создание его немецкого воображения», - говорит Печорин.

И опять-таки школьник вряд ли поймет, о чем идет речь. Кто такая эта Гётева Миньона? Да и ссылка, которая приводится в романе Лермонтова, ничего не объясняет: «Миньона - героиня романа Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера» («Wilhelm Meisters Lehrjahre», 1793 - 1796.).»

Сложно также сказать, был ли понятен современнику Лермонтова этот образ. Дело в том, что в России публиковались только отрывки из романа Гете. Получается, что читатель того времени не мог читать весь роман, а только отрывки из него, опубликованные в 1827 г. С. Шевыревым в «Московском вестнике», а полноценный перевод всех 8-ми книг появился только в 1870 году. Насколько популярной была эта частичная публикация тоже неизвестно.

Мы можем лишь предположить, что, если Лермонтов делает такое сравнение, то он явно полагается на осведомленность читателя. Или же Лермонтов просто решил блеснуть литературными познаниями…

Для тех, кто не читал роман Гёте, скажем, что Ася из одноименной повести И.С.Тургенева очень похожа на Миньону. Только в отличие от Тургеневской Аси Миньона тоже поет, как и ундина. ****

Т.е., когда Лермонтов говорит об ундине и Миньоне, он говорит о женском идеале.

Вот, как описывает встречу Вильгельма с Миньоной сам Гёте:

«Вильгельм смотрел на нее не отрываясь. Его взгляд и сердце неотразимо влекла загадочность этого создания. На вид ей казалось лет двенадцать-тринадцать; она была хорошо сложена, только конечности ее обещали в дальнейшем большой рост или говорили о его задержке. Черты лица были неправильные, но примечательные; лоб, овеянный тайной, необычайно красивый нос, а губы хоть и были слишком плотно сжаты для ее лет и кривились временами, но никак не утратили юную искренность и прелесть. Смуглый цвет лица еле проступал сквозь румяна. Ее образ глубоко проник в душу Вильгельма; он неотступно смотрел на нее, в своем созерцании забыв об окружающих.»

Мы сразу можем заметить разницу в возрасте. Лермонтовской ундине все же 18, как и Ундине Жуковского, а не 12-13 лет. Но мы найдем все те же неправильные черты лица и, разумеется, «необычайно красивый нос».

Отсюда и ироническое рассуждение Печорина о женской красоте, о породе и, особенно, о правильном носе: «1)…особенно нос очень много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки.2) /…/ и особенно правильный нос, — всё это было для меня обворожительно. 3) /…/ правильный нос свел меня с ума…» *****

После неудачной попытки утопить Печорина ундина во второй раз превращается в русалку: «… я мог хорошо видеть с утеса всё, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку.»

И все же в конце рассказа Печорин опять называет девушку ундиной: «Между тем моя ундина вскочила в лодку и махнула товарищу рукою…»

Таким образом, девушка все же остается идеалом, хотя и недоступным.

Нечто «ундиновское» мы найдем и в образе Бэлы из одноименной главы романа. Вспомним, что первое знакомство Печорина с Бэлой начинается опять-таки с песни, исполняемой девушкой. Причем, это не просто песня, а откровенный комплимент. Нам тут же бросается в глаза ундиновская непосредственность девушки. Как русалка или сирена, она завлекает Печорина своей песней. Да и глаза Бэлы, «заглядывающие в душу», напоминают глаза ундины, которые «казалось, были одарены какою-то магнетическою властью, и всякий раз они как будто бы ждали вопроса.»

Бэла также лишена любых отрицательных качеств. Мы опять сталкиваемся с женским идеалом. Печорин называет ее доброй и милой, ему кажется, что Бэла - ангел, посланный ему судьбой.

Бэла практически становится дочерью для Максима Максимыча. Ее характер тоже мало чем отличается от ундиновского. Вот, что вспоминает о ней Максим Максимыч: «уж какая, бывало, веселая, и все надо мной, проказница, подшучивала…» Как это похоже на то, что говорит об Ундине ее приемный отец: «все проказит…»

И, тем не менее, Лермонтов нет-нет да и подчеркнет принадлежность Бэлы к другому, чужому миру. При виде Казбича об этом говорит Максим Максимыч: «…она дрожала, как лист, и глаза ее сверкали: — «Ага! — подумал я: — и в тебе, душенька, не молчит разбойничья кровь». Но никогда ее «разбойничья кровь» не заговорит или не успеет заговорить. Да и сам Печорин сравнивает Бэлу с дикаркой, подчеркивая в тоже самое время другие ее ундиновские черты: «любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой».

Эти унидновские качества в конце концов надоедают Печорину, и он охладевает к своей возлюбленной точно так же, как и странствующий рыцарь Гульбранд из поэмы Жуковского охладевает к своей Ундине.

Печорина же вполне можно отождествить с образом странствующего рыцаря. Ведь Печорин – человек военный, которого судьба бросает по свету, как и странствующего рыцаря. Как и Гульбранд, Печорин с первого взгляда влюбляется и в ундину, и в Бэлу. Печорин точно так же уводит свою любимую от привычного ей домашнего очага, отрывает ее от семьи. Правда, в отличие от рыцаря, он похищает ее. Затем точно так же через некоторое время охладевает к ней, что в конечном счете приводит к трагической развязке в обоих произведениях Обе женщины погибают. Справедливости ради, отметим, что Ундина из поэмы Жуковского погибает не совсем. Это все-таки существо сверхъестественное. Лермонтовские ундины – настоящие, живые женские персонажи. Они не могут умереть не совсем..

Заметим также, что исчезновение Ундины и Бэлы связано с водой. Именно у воды похищает Бэлу Казбич: «…несмотря на запрещение Печорина, она вышла из крепости к речке. Было, знаете, очень жарко; она села на камень и опустила ноги в воду. Вот Казбич подкрался, — цап-царап ее, зажал рот и потащил в кусты…»

В речной воде пропадает Ундина, после того как ее оскорбляет рассерженный Гульбранд: «Что ты сделал! ах, что ты сделал! о горе! о горе!.." Тут из лодки быстро она в реку ускользнула: в воду ль она погрузилась, сама ли водой разлилася…»

Но что же так рассердило Гульбранда? Что такого предосудительного сделала Ундина? Она всего лишь протянула Бертальде браслет, подаренный речными обитателями. Но это означает, что Ундина не порвала со своей средой, со своим естеством. Т.е. Гульбранда разозлило именно само естество Ундины, то самое ундиновское естество, которое надоело и Печорину, а именно: любовь дикарки, невежество, простосердечие…

Кульминацией ундиновской темы можно считать стихотворение Лермонтова «Морская царевна» (1841).****** Сразу заметим, что роман «Герой нашего времени» и само стихотворение написаны в один и то же период. Следовательно, удиновская тема действительно занимала Лермонтова.

Героиня этого стихотворения не может не напомнить нам Бэлу. Бэла, конечно, не царская дочь, но все же княжеская. Как и Бэла, морская царевна соблазняет царевича прежде всего своими речами, а затем своей красотой, горящими любовью синими глазами:

«Вышла младая потом голова; В косу вплелася морская трава.
Синие очи любовью горят…»

Царевич похищает морскую царевну, как Печорин Бэлу, и забирает ее с собой, вырывая из родной среды, из родной стихии. Результат оказывается таким же плачевным. Царская дочь, оказавшись в чуждом ей мире, обретает вид морского чудовища и погибает. Бэла, украденная Печориным, оторванная от родных и близких, как мы помним, тоже погибает.

Печорин, похитив Бэлу, довольно быстро охладевает к ней. Те качества девушки, которые соблазнили его в начале, надоедают нашему герою и отталкивают его от возлюбленной. В стихотворении это отталкивающее чувство передано как превращение морской красавицы в чудище, от которого царевич едет прочь.

Непонятный предсмертный упрек морской царевны непонятен только потому, что царевич не может разобрать слова, произносимые превратившейся в чудище царевной. Однако несложно догадаться, в чем именно она его упрекает. Она упрекает его в учиненном насилии, в похищении из комфортной для нее среды, и в конечном счете в ее невольном убийстве. Ибо, разумеется, царевич не желает ей зла. Ему хочется только завладеть морской красавицей и похвастаться своей добычей перед друзьями и товарищами.

Разумеется, злодеяние царевича не может пройти бесследно. Именно поэтому он «едет задумчиво прочь» и «будет он помнить про царскую дочь», т.е. навсегда запомнит этот урок.

Можно предположить также, что сама морская царевна желает утопить царевича, как и положено русалке. Но если бы это предположение было верным, то тогда и предсмертного упрека не должно было бы быть.

Другую подсказку мы найдем в стихотворении А.С. Пушкина «Яныш королевич» из «Песен Западных славян», где мы найдем, например, сходство первой встречи Водяницы (другого водяного создания) с королевичем:

«Из воды вдруг высунулась ручка:
Хвать коня за узду золотую!»

Водяница оказывается дочерью королевича и Елицы, ставшей водяной царицей. Т.е. и в этом стихотворении, к которому Лермонтов вне всякого сомнения обращался, ундины не опасны для человека. Оданко в отличие от царевича из стихотворения Лермонтова королевич не похищает свою возлюбленную, не выдергивает ее силой из ее среды, не пытается лишить ее своего естества. Вполне возможно, что Лермонтов, продолжая эту же тему, предлагает другую концовку.

Мы заметим также, что женские образы у Лермонтова зачастую представляют собой невинных жертв мужских прихотей и предрассудков. И образ морской царевны вполне вписывается в такой же образ. Это очередная жертва мужской прихоти и мужского безрассудства.

Разумеется, очень сложно увидеть в этом стихотворении какой-либо намек на историю с бывшей пассией Лермонтова Сушковой, которую Лермонтов дискредитирует только в глазах Лопухина, а не общества. Она не только не погибает ни в прямом, ни в переносном смысле, а выходит замуж в 1838 г. за своего давнего поклонника, и в ее воспоминаниях мы не найдем ничего по поводу якобы испытанного ей унижения.******* Более того, Лермонтов не только не похищал Сушкову, но не похищал и других женщин и никогда не пытался этого делать. Поэтому говорить о какой-то связи между этим произведением Лермонтова и историей с Сушковой не приходится********.

В завершении ундиновской темы следует обратиться также к более раннему стихотворению Лермонтова «Русалка» (1832). Мы заметим, что и в нем русалка не выглядит опасной для человека. Не она утопила полюбившегося ей витязя. Он стал «добычей ревнивой волны», а полюбила она его уже после его случайной смерти.

И снова мы сталкиваемся с проблемой несовместимости стихий и миров. Как бы русалка ни любила своего витязя, как бы она за ним ни ухаживала, ей его не воскресить…

К сожалению, невозможно знать, продолжил бы Лермонтов эту тему или нет, какое она могла бы получить развитие... Слишком рано ушел из жизни этот незауряднейший человек, оставив пищу для размышлений и раздумий для многих грядущих поколений.


------------------
*Источник: Лермонтов М.Ю.: Виноградов В.: Стиль прозы Лермонтова. Глава третья. Пункт 7 (lermontov-lit.ru)

** «Русалочка» (1837 г.) (дат. Den Lille Havfrue, в дословном переводе — «Маленькая морская дева». По-французски: «Petite sir;ne» (маленькая сирена), в то время как слово ундина переводится очень похоже - «ondine». Первые переводы этой сказки Андерсена на русский язык осуществлялись не с датского, а с французского. Первый перевод с датского появился только 1894 г. См. Сказки Андерсена и их перевод с датского на русский язык (rsl.ru) Скорее всего, Лермонтов с этим произведением знаком не был.

*** т.е. после замужества

**** См. Годы учения Вильгельма Мейстера — Википедия (wikipedia.org)

***** Более подробно об этом ироническом пассаже из Тамани можно узнать здесь: https://www.youtube.com/watch?v=1ffxH1DLazw&t=18s

****** См. Анализ стихотворения «Морская царевна» Царевна (ruthenia.ru)

******* СМ. Лермонтов М.Ю.: Сушкова. Из "Записок". (lermontov-lit.ru)

******** Одини из анализов стихотворения, связывающий морскую царевну с Сушковой:
-----------------
Статья с иллюстрациями и с работающими ссылками на Дзене: