Воспоминания о Петербурге

    Она впервые повернула к нему лицо и мгновенно поняла, что выход найден: в его глазах читалось множество вопросов, готовых  хлынуть стремительным потоком, но её желание было лишь в том, чтобы сдержать его нетерпение...

  – От тебя за версту несет Петербургом, – впервые услышала она его голос, –  ты даже кутаешь ладони зябкие, как "Незнакомка" Крамского и чуть склоняешь голову. Вот представь: мы едем в пролетке по городу, в даль, за несущейся мглой. Как призрак, тает в распашонке снега крепость, и я задаю тебе незрелые вопросы. Вот первый из них: ты, наверное, любишь Питер, пристанище чудеснейших поэтов? Поведай, расскажи об этом сумасшедшим граде.

   – Люблю... до ненависти... Ты понимаешь, как это можно любить и ненавидеть одновременно? Я иногда думаю, что этот город может отнимать силы, он захватывает тебя мгновенно и полностью овладевает твоими мыслями,  заставляет их двигаться по руслу только одному ему подвластному:  вот Нева, пытается иной раз выйти из берегов но, переполняющая её страсть, приносит беду людям, улицам, домам. Я боюсь этой таинственной силы... боюсь своего собственного безмолвного страха от могущества и красоты этого города. Но, любовь бывает и тогда, когда узник готов полюбить свои кандалы. От тяжести и двойственности этих чувств можно найти спасение: пролётка, приютившая нас, кажется крепостью и очагом, горячим чаем со смородиновым листом и вкусом поцелуя нежного, целомудренного, едва касающегося губ и шепот незрелых вопросов, заглушающих вой ветра и две судьбы, уносимые в глубину заснеженной ночи...
Она продолжала, как будто говорила сама с собой.

   – Моё настроение всегда совпадало с пасмурным, дождливым Петербургом, поэтому я любила гулять по набережной Невы, наблюдая бесконечное движение волн серо-пепельного цвета. Это походило, скорее, на монотонное раскачивание ртути каким-то мощным устройством, установленным на дне. Я была в юном возрасте, когда меня первый раз привезли в Ленинград. Восхищению и вопросам не было предела: каким образом маятник Фуко сбивает спичечный коробок, как разводят мосты и почему нельзя пролезть за красную заградительную ленточку, чтобы потрогать усыпанное драгоценностями платье, представленное для обозрения туристам в покоях Зимнего дворца? Наверное, в Ленинграде-Петербурге невозможно жить и не быть творческим человеком, – столько причин для живого ума, сердца и души! Даже мои наблюдения через замутнённое стекло на колодец спускавшихся вниз во двор окон, были похожи на фантазии сочинителя, воплощавшего свои страхи, сомнения и  догадки в мистические образы. Я с недоверием относилась к лестнице с чёрного хода: мои представления  о присутствии там нечистой силы подтверждались жуткими запахами – смесью кошачьей мочи, отсыревшей краски на стенах и затхлого воздуха из-за заколоченных намертво рам.
 
    – Ты хочешь ещё слушать меня? – спросила она, заметив, что он сосредоточенно смотрит на рекламный проспект.
    – Я слушаю тебя, на свете мы одни и то, что вело нас навстречу, не думай о другом.

     Наверное, вся необыкновенно яркая, влажная,  изумрудная зелень проступила в зрачках её глаз в тот момент, когда он говорил эти слова: "на свете мы одни и  то, что нас вело навстречу..." даже последовательность слов в этой фразе вызывала в ней внутреннюю, колотящую  дрожь и сомнение в том, что это сказано для неё... Оказывается, так бывает, но раньше она не верила. Она продолжала.

    – В воспоминания вторгаются грохочущие трамваи, подающие резкие звонки и заставляющие  вздрагивать нерадивых пешеходов, перебегающих стальные рельсы-пути, но больше всего восхищало метро с длиннющими эскалаторами из-за глубины подземных станций. Вот где было всегда светло и можно укрыться от холодных  балтийских ветров, несущих на город огромные, низкие тучи, готовые пролиться обильными слезами! 

     Были  опасения, что я не сумею вовремя перешагнуть с движущейся лестницы на твёрдую площадку,  и мою туфельку затянет куда-то вниз под ускользающие ступени. С нарастающим гулом приближалась электричка, и нужно было сосредоточиться на том, чтобы вовремя проскочить между двумя половинками дверей, которые смыкались очень быстро, так мне казалось.

    Прогулки по Летнему саду хотелось совершать только в одиночестве. Представлялось, как я встану возле толстоногого дерева с огромной кроной и от порыва ветра все листья сразу, одновременно обрушатся на меня, укроют с головой,  и я задохнусь в этом объёме шелестящего шороха и нежных прикосновений; успею ли я разгрести копну, окутавшую меня прелым  запахом слетевших умирающих листьев...

    За покупками всегда ехали в ДЛТ (Дом Ленинградской торговли). Это было событием, равнозначным походу в Русский музей. Проходили по этажам, осматривали все предложения одежды, обуви, сувениров, подарков. На это уходило несколько часов, но никто и не жалел о потраченном времени.
 
    Увлечённая рассказом, она не замечала, как он сосредоточенно вращал в одну и ту же сторону пуговицу её пальто. Внезапно он вздрогнул, увидев, что обтянутый кожей диск оторвался и лежит на его ладони.  В автобусе едко пахло карамелью, а на полу почему-то ещё валялись порыжелые иголки новогодья...

отрывок из новеллы "Интоксикация"