Пушкин Три рапсода Розанова о смерти и кончине
(0) Христианство пассивно или активно? - 1897
Тема: были ли поведение Пушкина в конфликте с Геккерном и д-Антесом, в провокации дуэли, на самой дуэли и на смертном одре истинно христианскими? Не заслужил ли он осуждения, не отвернулся ли от Христа и не погиб ли закономерно?
@ Что за мелодия, льющаяся в двутысячелетнем почти здании нашей цивилизации: зовет ли она нас? или только успокаивает? Вот одно из них.
Пушкин умер; умер в окружении таких обстоятельств, измучивших душу поэта и огрязнивших его жизнь, что чувство скорби и гнева невольно волнуется около его памяти; мы думали - этот гнев в нас, эта скорбь естественны. Но вот проводится перед нами успокаивающая мысль, что, подобным же гневом и скорбью волнуясь, поэт собственно и "убил себя", "законно заслужил" свою смерть:
Жизнь его не враг отъял,
Он своею силой пал,
Жертва гибельного гнева...
- так над могилой поэта скандирует г. Вл. Соловьев ("Судьба Пушкина", "Вестн. Европы", сентябрь 1897 г.) и, успокоенный, предлагает и нам успокоиться. Но почему? и разве нет святого негодования?
"Нет", - отвечает он и развивает как фундамент своего воззрения идею пассивного христианства:
у Лимонария св. Софрония, патриарха Иерусалимского, есть притча о молодом монахе и старце (знаменитом подвижнике веры Христа - идею спасения через смирение и смерть) с таким финалом:
"Вот видишь, - сказал старец, - ты поднялся на первую ступень ангельского жития, которая есть послушание; вершины же этого жития на земле достигнешь лишь тогда, когда будешь так же равнодушен и к похвалам, и к обидам, как эти мертвецы""
Довлея днесь" и, кажется, "не печась на утре", в осторожной и обдуманной статье он, отвлекаясь от Лимонария, поновляет венок на могиле Писарева, пускает стрелу в г. Мережковского, соглашается и с г. Спасовичем, что
Пушкин был в сущности пустой человек,
и даже прибавляет, что
он был лживый человек;
но не противоречит и гг. Энгельгардту, Буренину и Розанову, что как поэт собственно он, правда, был велик.
"Довлеет дневи злоба его"... Наши дела хорошо закончены, "округленно" закончены; а поэт? Ну, что поэт:
Спящий в гробе - мирно спи;
Жизнью пользуйся - живущий.
Г. Вл. Соловьев существенно неправильно понял христианство, оценив "Судьбу Пушкина". Он осудил поэта за активность, и так строго, что даже присудил к смерти. Он задается вопросом, что стал бы делать поэт, если бы тяжело ранил и даже убил так измучившего его, так оскорбившего и, наконец, так неотвязчивого Геккерна. Он серьезно думает, что "с горя" Пушкин пошел бы на Афон, постригся бы в монахи. Человека гонят, травят в обществе, и когда, загнанный домой, он оборачивается у порога - он видит, что преследователи не щадят и его крова и следуют за ним по пятам. - "Attendez, je me sens assez de force pour tirer mon coup!" –
тут весь Пушкин в простоте и правде своего гнева.
"Что стал бы делать он, убивши?" - то, что и солдат, в сражении честно защищавший свое отечество, или что делал гр. Л. Толстой, бывший на севастопольских бастионах, и, верно, не праздно там бывший. И Пушкин защищал ближайшее отечество свое - свой кров, свою семью, жену свою; все это защищал в "чести", как и воин отстаивает не всегда существование, но часто только "честь", доброе имя, правую гордость своего отечества.
Нисколько и ни в чем все это не противоречит активному христианству и тем "корням" страстей, которых бытие в Богочеловеке утверждали соборы, и так напрасно в них усомнился Лесков, сомневается г. Вл.Соловьев.
г. Вл. Соловьев собирает документы лживости Пушкина и везде ошибается в психологическом их анализе. "Как Пушкин мог, - спрашивает он, - почти в одно время написать о том же лице и известное стихотворение "Я помню чудное мгновенье" и назвать это лицо в частном письме - "наша вавилонская блудница, Анна Петровна"?"
Второе обвинение г. Вл. Соловьева: …. Но уже раненный насмерть, однако же еще дыша, творец "Моцарта и Сальери" … приподнялся и с гневными словами секундантам отойти в сторону "недрожащею рукою выстрелил в противника и слегка его ранил". Да, так вот вопрос: зачем он выстрелил, а не читал молитву? "Это крайнее душевное напряжение и сломило окончательно силы Пушкина и решило его земную участь" ("судьбу" его), им "он и убит, а не пулею Геккерна" ("Судьба Пушкина", стр. 151)
"Мы знаем, что дуэль Пушкина была не внешнею случайностью, от него не зависевшею, а прямым следствием той внутренней бури, которая его охватила и которой он отдался сознательно, несмотря ни на какие провиденциальные препятствия и предостережения. Он сознательно принял свою личную страсть за основание своих действий, сознательно решил довести свою вражду до конца, до дна исчерпать свой гнев. Один из его ближайших друзей, князь Вяземский, в том самом письме, в котором он описывал его христианскую кончину, обращаясь назад к истории дуэли, замечает: "Ему нужен был кровавый исход". Мы не можем говорить о тайных состояниях его души, но два явные факта достаточно доказывают, что его личная воля бесповоротно определилась в этом отношении и уже не была доступна никаким житейским воздействиям, - я разумею: нарушенное слово императору и последний выстрел в противника".
- "Так улетай же!.."
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же!..
Страшны эти слова о "бескрылом желаньи", и они страшны не для одной той минуты, когда были сказаны, как и весь этот Requiem в психологической части своей есть вековечное создание.
@
(1)
Еще о смерти Пушкина – 1900
… ни на Афон Пушкин бы не поехал (гипотеза Соловьева), ни "воззвах" не стал бы и не хотел читать, - ибо не таково было настроение его души и правда его души и факт его души в это время грусти, смятения, гнева. О, господа, ведь есть логика и у страсти, и не думайте, что права и свята логика только "посмертных рассуждений", но и при-жизненных страстей логика может быть свята. Я верю, что Пушкин вспыхнул правдою - и погиб; что он был прав и свят в эти 3 - 5 предсмертных дней,
Не совершенно ли очевидно, что суть пушкинской драмы заключалась... о, не в Наталье Николаевне, - а в том, что Пушкин не имел в собственных данных фундамента спокойствия и уверенности, чтобы сказать с Улисом и Лидиным: "Дом мой - твердыня моя: кого убоюся"!
Веселый насмешник, написавший Нулина и Руслана, вещим, гениальным и простым умом он почуял, что если "ничего еще нет", то "психологически и метафизически уже возможно", уже настало время ему самому испить черную чашу
Ведь вас двое, а семья именно там, где есть "одно". Вот устранение этих-то "двоих" и есть мука, наука и, конечно, непостроимая наука семьи. У Пушкиных все было "двое": "Гончарова" и "Пушкин". А нужно было, чтобы не было уже ни "Пушкина", ни "Гончаровой", а - Бог. Пушкин метнулся; Рцы говорит: "Ведь они были повенчаны". Я же спрашиваю, где Бог и одно?! Совершенно очевидно, что это "Бог и одно" у них не существовало и даже не начиналось, не было привнесено в их дом. Что же совершилось? История рассказывает, что вышла кровь; трудно оспорить меня, что Бога - не было, и что гроза разразилась в точке, где люди вздумали "согласно позавтракать", тогда как тут стояло святилище очень мало им ведомого бога.
И, конечно, старейший и опытнейший был виновен в неуместном пиршестве, и он один и потерпел.
(2)
К кончине Пушкина – 1916
Все так и было, как было, - и оттого, что А.С.Пушкин вступил в марьяж с Н. Н. Гончаровой - звезды не изменили своего течения и все осталось по-прежнему:
Пушкин - величайшим русским поэтом, но до излишества игривым.
Гончарова - первой красавицей Петербурга, которая так же хотела... так же "не могла не использовать" свою красоту и годы, - "дар небес единственный у нее", - как Пушкин не мог не использовать своего гения, своей силы стихов...
Барон Геккерн был дипломатом, и "что же - ему было перестать быть дипломатом?"
И Дантес - очень красивый кавалергард.
Каждая планета "текла по пути своему". И было бы хорошо. А "встретились" - кавардак.
Но кто их "встретил"? Увы, марьяж Пушкина.
Его воля. Его первый шаг "изменить судьбы".
Они, конечно, не изменились.
И он погиб.
- Могила. Умерло. Расходитесь, господа, нечего ждать.
Совершенно "нечего". Никакой загадки. Ничего тайного.
Да "не было написано в звездах". Потому что Пушкин не так "родился". Как и Дантес, и Геккерн, и Наталья Николаевна - родились все и каждый "по-своему". Нимало "не сообразуясь с Пушкиным", - как и он родился "не для жены своей и не для этого общества".
Но вошел в это общество. О чем судить? Как рассуждать?
Не "общество вошло в Пушкина и помешало ему жить", а "Пушкин вошел в развращенное общество - и погиб". Как тут судить и кого?
Сказать ли, наконец, последнюю и истинную причину гибели Пушкина? Причину не феноменальную, не зависящую от случайностей, а причину ноуменальную, вот это -
"в звездах"...
Свидетельство о публикации №223082700383