4. Роман. Толтек. Аэромир. Бородатый Балабол

ТОЛТЕК. АЭРОМИР.
ОДА ЧЕТВЁРТАЯ.
БОРОДАТЫЙ БАЛАБОЛ.

4-1.

— НЕТ! НЕТ! НЕТ! Вы только послушайте, я расскажу вам историю, которую вы точно должны узнать!

… В час, когда в туманном куреве земли над горизонтом из вспышки собственного света, миру является солнце, в этот хрупкий час возвращения души из пены сна, когда голая, рыжая Венера опять окунает свои нежные формы в накаты неоновых волн,… поведал мне один очень странный человек о сути…
 
И теперь, когда мне случается видеть восход, я всегда представляю его творения!

Нет, — я не том странном болтуне, что привязался ко мне на презентации, ну, знаете,… — на одной из тех тусовок, что устраивают производители отделочных материалов….
 
— «Бла-бла-бла», — Обратите на нас внимание, на великолепные свойства и непревзойдённый вид нашей плитки…
 
Так–то оно может и так, да только всем совершенно наплевать тут на керамику, потому что люди желают тусоваться, и даже — флиртовать… Нет–нет, это не дискотека и не бар — солидное мероприятие, но каждый норовит построить из себя нечто особенное!...

Кокетливые барышни в колготах, с графикой в полоску, горох и ромб, на высоких каблуках, все разодетые в причудливые яркие наряды, повязанные шарфами и бантами — ведь, дизайнерши же! —прохаживаются — дефилируют туда–сюда, да, деланно пьют искристые коктейли, переводя равнодушный взгляд с тонконогих и тщедушных, патлатых дизайнеров в жёлтолимоновых и малиновых слаксах, скользя мимо без повода самоуверенных менеджеров от конторы — продавца плитки, в надежде углядеть в окружающей суете настоящего, крепкого тщеславного инвестора–дельца, ненароком выставившегося на праздник «господ — оформителей» желая стать сопричастными к творчеству… но и пребывающего в тайной, тонизирующей тело надежде, подцепить себе одну из этих рыскающих горящим взглядом, разодетых куклонимф в свою адьюльт-коллекцию…

О! Неподвластно системе людское броуновское движение!...

А, на выходе из зала — обязательные бесполезные подарки в больших пакетаххх, обложенные глянцевой рекламной макулатурой…

Знаете же? Бывали?

Чушь полная! Пакеты — в мусор, а знакомства — в «бан»! Стоит только выйти за пределы места встречи. Всё — пустое!

Вот на таком собрании и примостился ко мне странный болтун. Всклокоченные волосы, недельная щетина, на рыхлых складках ленивого лица, — тип, вызывающий всем своим видом неопрятие и неприятие… Перегар, опять же… И где он успел тут набраться? И чем? — Этим простоватым белым вином?!...

И когда дело дошло до досужего обсуждения новинок Архитектуры, тот, вдруг, изрёк:…

— А вы знаете Архитектора Василия Силина?

— Ну, конечно! Кто же не знает этого выскочку!!! Столько баек про него! — Подхватил какой-то случайный проходящий…

— Вот, вот, вот! Я — то же говорю! — Обрадовался пониманию своего почина мой вновь навязавшийся собеседник.

— А почему вы так пренебрежительно? — Не согласился я. — Мне нравятся скульптурные дома Силина! — Я не был настроен на спор. Но с какой, скажите, стати этот размазня будет говорить о своём мнении в моём присутствии?! Кому вообще интересно мнение бомжа от Архитектуры! Может быть такие и мнят себя знатоками всего, но полоскать при мне мэтров!…

Но прилипала не стал доказывать своего. Ему только и надо было дёрнуть меня за нерв, чтобы как следует зацепиться и толкнуть своё!

А я-то попался, как мальчишка! Что тут скажешь, мастерски меня обвёл этот архибомж! Или он был скорее прожжёный журналюга?! — Не сразу я и понял.

— Представьте себе площадку с парком на самой высокой точке невероятного небоскрёба в виде сидящей русалки! Мне довелось там быть. Я приглашён был к этому самому Василию Силину, которого вы защищаете так рьяно! — Начал он заворачивать фразы слегка заплетающимся языком.

— Закрутил сюжет. Ну, точно, — писака!... — Решил я.

 А бомж–борзописец козырял событием…— Мэтр этот ваш — Василий Силин, — когда я поднялся на верх и вышел на террасу, стоял ко мне спиной в тумане на краю своего висячего в небе сада!

Однако, я вам скажу, какой там был роскошный парк! Кубизм Дерена, выстриженный в купах вертикальной и горизонтальной зелени, наслоенный на реальные бетонные и кирпичные кубы, параллелограммы, да, всё вместе — в цветовой гамме и композиционно, знаете,… — Разбрасывал он терминами всё пуще и заковырестей! — Состояло из супрематических тематик, напоминающих, переведённые в пространственные объёмы, плоские опусы Малевича и Родченко! —

— Да! Даа-а — Этот-то болтун хорошо знал, как захватить разом ваше внимание! —

— Так вот, Василий Силин стоит в тумане среди всех этих своих умопомрачительных архи-форм и, кажется, изсиня–чёрный силуэт его вот-вот расстворится, размытый туманностями летящих облачных клоков!

А та-ам — далеко в небе — висит то самоё огромное, восходящее в топлёном мареве рыжеволосое солнце! Знаете!...

… В час, когда в туманном куреве земли над горизонтом из вспышки собственного света, миру является солнце, в этот хрупкий час возвращения души из пены сна, когда голая, рыжая Венера опять окунает свои нежные формы в накаты неоновых волн,… — Этот  бомж завернул мне такую фразу, и дальше спрашивает:

— Дешёвый эффект, скажете?! Пригласить меня к себе в эдакий погодный час?

 Ан, — Нет! Я, было, сначала сам так подумал! Но Силин, казалось, вовсе, меня не ждал, а всё больше смотрел в даль простора! И он не любовался, не созерцал, а будто нечто особенное высматривал неотрывно, словно, только что вовлечённый в неведомое и желая что-то там — в этом прозрачно-матовом мареве — увидеть! Или уж увидел, и не желал пропустить!

А повсеместно, — и того нельзя было мне не заметить, — в сочном апельсиновом мареве, Солнца, спрятанного в конденсационный туман, словно, в аперитив, наполняющий сосуды мозга в предвкушении изысков молекулярного блюда, в плотной и густой консистенции желе, только что выставленного из холодильника, и окутанного паром неизвестности — Мерцало нечто!

Я, прямо-таки, и застыл, как перед экраном фантастического игрового портала! Ну, вылитый желток в белке, гоголь-моголь, да только с ледяной слюдой!

Да! Да! Да! Тысячи полигональных бликов пробегали по солнечной картине. И настолько крупные, чтобы невозможно было бы их спутать с ворохом летящих праздничных блёсток, сброшенных ненароком, откуда ни возьмись свыше! Нет! Весь горизонт, залитый небесным коктейлем, мерцал и переливался на моих глазах невиданным, холодным калейдоскопом сверкающих зеркальных льдинок!

Силуэт Василия под всем этим сонмом солнечных вспышек казался таким маленьким, а мириады многоугольных осколков — так огромны! То — тут, то — там — они порождали во мне странный, будоражащий, чувственный трепет, и гипнотизировали, и тянули!

Я остолбенел, врос, да так и не смог продвинуться дальше ни на шаг! То, что предстало перед нашими глазами в ту минуту было осязаемо реально, но, одновременно, — невозможно! Не помню сколько это продолжалось, только, я вам наверное скажу, никогда, никогда! сего не забуду!...

— Уверяю вас, что и до рассказней того тусовочного балабола мне приходилось слышать многое об Архитекторе Василии Силине!...

И про его и контракт и путешествие в Подводный Мир ходило множество нереальных историй. Но Василий сам отрицал их всегда и смеялся, и только ссылался на свои архитектонические скульптуры в виде рептилий и наяд, мол, это они породили весь ворох столь нелепых слухов! Однако, я всегда склонен был к доверчивости! Я верил! Верил в невозможное. А что касается нынешней истории, уж очень мне хотелось, чтобы на этот раз всё было точно правдой!

— Вы скажете мне сейчас, что борзописцы блефуют, стремясь облачить свои репортажи в эпотажные одеяния?!… Да, бывает! Но это! — Он и, вдруг, прервался, словно увидел всё снова!

— А ведь точно оказался журналюгой! — Отметил я про себя с удовольствием о своей проницательности.


— Скажете, — и я туда же?! — Приплёл ещё одну историю для самопиара? — Продолжил мой болтун после долгой задумчивой паузы. —

— Да, только, и нет совсем, ибо я не написал о нём ранее ни одной строки! Кто-кто, но только не я! И теперь писать не стану! Да, что тут писать, раз я и видел лишь одну эту сцену! Кто мне поверит?!...

Так смотрели мы на вышеописанную феерию, казалось, целую вечность. Время остановилось. И мне чудилось, — я сплю, и снится мне сон…
А после оцепенения, вдруг, нечто в картине переменилось, пришло в движение, и показалось мне будто один из треугольных бликов, повернулся, блеснул гранями, открываясь, словно, дверь, и Силин ваш шагнул в тот проём и… — сразу же исчез! Впрочем, и блестящие полигоны почти тотчас растворились в апельсиновом мареве небесного коктейля! А солнце стало привычно резким, и дымка, повсюду бывшая только минуту назад, рассеялась. Так что и не явные признаки чуда сего все пропали и не оставили мне ни единого доказательства.

Вы представляете! Вот такой компот! Да-аа! Меня ослепила вспышка блика! Признаю!

Но Архитектор-то ваш — и вправду исчез! Не сомневайтесь!

А я — обалделый — стоял, пялясь на всплески кристаллических бликов, которые оставались ещё долго в голове моей, наложенные на прозаические теперь небеса!

И я всё ожидал чего-то, а потом, во мгновение весь опомнился, встрепенулся, с испугом подбежал к перилам и вниз посмотрел: не упал ли сумасшедший Архитектор вниз — в пучину высоты перед торсом огромной Наяды-небоскрёба! А и, убедившись в обратном, стал пятится, испугавшись, чтобы всполохи вновь не проявились и гипнотическим блеском своим меня не втянули!

И так я ретировался, — пока не оказался под защитой наружного остекления верхнего уровня кабинета! И там я ещё стоял какое-то время с завороженным взглядом наблюдая сие явление сквозь твердь витринного стеклопакета, пока блики не прекратилось в моём воображении! Но после, сразу, как всё угасло, быстро повернулся и соскочил широкими шагами — через ступень вниз и выбежал сквозь открытую дверь, через приёмную, где секретарь, и мимо — в коридор!

Секретарша томно, так, мимоходом на меня глянула, не отрываясь от бумажных дел своих и… — До свидания — Говорит!

А я, знать, скажу вам честно, долго его, этого вашего Силина выискивал, да набивался на репортаж! И вот эдак он меня запросто слил! Свинья! Дешёвка!

 Но-о… — Однако! Моло-оодец!, Что тут скажешь! Не поговорил, так, хоть, трюком потешил!

— Куда, спрашиваю, повернувшись к ней, — к томной девице на выходе, — ваш босс мог дется?! .

— Исчез? — Не то отвечает, не то переспрашивает она. — Но ничего. Это он вернётся скоро! С ним случается. — И улыбается….Такая вся выпуклая из себя, хоть обнимай! —

— Вы не переживайте, — Успокаивает. — Он позвонит вам, видимо, что-то срочное случилось по работе, уйти ему и понадобилось.

— …..?

— Нет! Что вы! Ничего страшного! Не упал! Не-ееет, не подумайте! Он, бывает, просто занят!

— Вот такая у меня с этим Василием история! А вы говорите — ДОМАААА нравятся! Пустышка он! — И архи-бомж крякнул очередной пластиковый стаканчик белого, да, налил ещё, дрожа руками, да тряся чёрной патлатой бородой с проседями выпил крупными жадными глотками, роняя с усов капли.

— Василий Силин, — Говорю — Занятный малый! Про него баек много рассказывают! Он — Бог! — Бог формы! Хотя сам он это и отрицает! Утверждает, будто, только импульсы через себя проводит! Что его дело, мол, — лишь выбирать какому из вариантов быть воплощённым.
 
Да, и потом, рассказывает, будто избранный импульс сам далее себя взращивает!… — Что-то в таком роде! А я верю! Классный мастер! — А вы, может, что и реальное видели! Вам повезло! Я бы не отказался от вашего места в тот момент! Зря, может быть, вы так сетуете….— Увещеваю я своего собеседника.

— Да, Бредятина это! Эффекты дешёвые! Слил меня, да и только! — Понятно же! — Сноб он! Пустышка! Иллюзионист!

— Ну, может и так! Как вам угодно. Я б вас тоже «слил»! Не обольщайтесь на свой счёт! Разрешите откланяться. Пора мне домой! —

И я от этого патлатого сбежал. А тот бормотал что-то про своё и про всех, да пил, сцеживая в пластиковый стакан оставшиеся на столах пустые бутыли….

Такую вот историю рассказывал как-то раз один знакомый дизайнер. И она сильно мне в сознание запала, словно не он, а я сам слышал того потрёпанного журналиста! Да, и того больше — показалось мне, будто я сам и был на той террасе в компании Архитектора моего Василия Силина! Так уж я это принял за чистую монету и представил себе всё действо очень явно… Потому и вам рассказываю так уверенно….

 Ваш Едадил Аристип.

И, скажу вам, суть работ Василия Силина раскрывается много лучше, когда мистика вокруг него переплетается с явью. И каждый прозрачный восход солнца встречаю я мыслями о творениях восторженной души! Так бывает, что всякие возвышенные мысли и чувства растворяются в рутине повседневности, но высятся явные, врезанные в небо силуэты архитектурных творений Василия Силина, напоминают мне, и всякому их созерцающему, о Красоте и тайнах Мира сего!

И от того я готов покорно ждать случая для встречи с Моим Архитектором.

И довольствуясь созерцанием творений и мифами о нём. О чём совсем я не жалею, так как, мифы подобные, лишь пикантности и остроты добавляют к и без того сказочным сведениям о жизни кумира всех моих устремлений!...
****