Парень с Молоканки

Баку уникальный город, который всегда и сегодня отличается своей особой аурой, это замечают все приезжающие сюда, просто мы, привыкшие к ней, воспринимаем ее -как должное. Мы были молодыми и жили в нем, точно также воспринимая его, и нигде не видели нечто подобное. Мы были молодыми и тогда ничего не предвещало будущей трагедии, мы были молрдыми и отнюдь не идеальными. Но из песни слов не выкинешь и будем вспоминать себя такими, какими мы были.


Робик, а точнее Роберт Севумов работал с братом, и по характеру они были схожи, поскольку работа для них была лишним, но вынужденным приложением к остальной жизни. А жизнь начиналась после работы, и заканчивалась с отходом ко сну, чтобы снова начаться сразу после конца рабочего дня.


Худой, с очень выразительными, живыми глазами он сразу располагал к себе, и как все коренные бакинцы, был космополитом, совершенно не разбиравшимся в тонкостях межнациональных отношений. Впрочем, никого из нас тогда это не интересовало, мы были молодые и отчаянные, весь мир нам казался местом для веселого времяпровождения, и, веря в это, мы старались всеми способами украсить нашу жизнь.


Робик был старше моего брата, а брат был старше меня и поэтому во всех случаях я оставался ведомым, и они шефствовали надо мной, обучая, как могли, жизни. А жизнь была сложная, поскольку требовала определенных затрат, а мы были из очень небогатых семей, карманных расходов, часто хватало разве на проезд трамваем и на бутерброд из французской булки с колбасой и кофе в магазине Шахновича.


Но при этом мои ведущие были достаточно изобретательными, их любили девушки, и они сразу находили общий язык, и это общение порой было вполне взаимовыгодным.


И с нами были две девушки, сестры Люба и Нина, работавшие в большом гастрономе, который бакинцы называли «Елисеевским», и, как работники торговли, знали тонкости своей профессии, а мы были очень способные ученики, и поэтому проблем с вечерним застольем у нас не было.


Мы с перерывом в десять минут по одному заходили в гастроном, выбивали в кассе чеки на пачку творога. Подходили к прилавку протягивали чеки сестрам, они грузили нам масло, сыр, колбасу, ветчину и другие продукты. После смены продукты доставались девушкам, а нам оставалось то, что полагалось на застолье.


Я однажды выразил сомнения по поводу соответствия мероприятия общепринятым правилам, но Люба меня успокоила, заявив, что завмаг ворует грузовиками, а эти потери пойдут на усушку и утряску. Я не понял ничего из ее слов, но они прозвучали очень убедительно.


Однако это мероприятие мы проводили редко, в случае крайней нужды, чтобы наши лица не вызывали повышенный интерес у администрации продмага.


И поэтому у Робика всегда было несколько дополнительных способов решения вопроса нашего вечернего досуга.


Робик был мастером спорта по настольному теннису, и он часто играл в Молоканском саду, где тогда были установлены теннисные столы и где негласно проводились турниры на деньги. Его там знали, и никто из завсегдатаев не играл с ним, но они с удовольствием смотрели, как он разыгрывает очередного клиента, или, как он их называл, «гуся».


Это был высший пилотаж, поскольку он наблюдал за игрой двух «гусей» и подзуживал исподтишка их. Один из них, кто считал себя асом в игре, предлагал Робику сыграть и тот нехотя соглашался.
Проиграв несколько партий, он начинал повышать ставки и выигрывать. Пораженный таким поворотом, «гусь» полагал, что это случайные проигрыши и все больше возбуждался. И тут Робик заявлял, что больше не хочет играть. Возмущенный и разгоряченный «гусь» настаивал, заявляя, мол, испугался, боишься. Ставки резко росли, и начиналось настоящее представление.


Робик расходился, он начинал творить чудеса, отбивая шарик то со спины, то из-под ноги, направляя такие резаные подачи, что шарик, только коснувшись стола под сеткой противника, возвращался в руки Робику.


Однажды Робик так раскрутил какого-то вора, а в Молоканском саду была разная категория посетителей, что тот, проиграв деньги, выставил свои часы, которые в тот же вечер Робик подарил мне, и я до сих пор храню их как память о тех временах. Хорошие часы «Победа», скорее всего тот «гусь» снял их с кого-то.


Решив свои финансовые вопросы, мы спускались в ресторан АзНТО на проспекте Нефтяников или заходили в бар гостиницы «Южная». А очень часто, купив ходовое тогда дешевое алжирское вино, садились на бортик фонтана «Трех красавиц», который мы называли тоже трех, но уже не красавиц, и вели разговоры ни о чем, и эти посиделки продолжались до полуночи…


Баку был нашим городом, потому что мы были молодыми, потому что были свободными и не было никаких намеков на предстоящие катаклизмы, и мы были уверены в нашем будущем, и мы подумать не могли, что след Робика растворится и исчезнет в беспощадном котле бессмысленной и преступной бойни, не имеющей никакой перспективы для тех, кто развязал ее и обернувшейся трагедией для сотен тысяч ни в чем не повинных людей…