Элька

   Э Л Ь К А

   Большую часть лета я проводил в деревне у моей милой благодушной тётушки, и по большому счёту был предоставлен самому себе: я кувыркался в пруду, гонял на мокике по пыльной деревенской улице; а потом стал ходить в луга -- косить сено для тётушкиных козочек; и, поскольку у тётушки отчего-то постоянно болели руки, я даже доить их выучился.
   Как-то на исходе августа к тётеньке пожаловали то ли её дальние родственники, то ли просто добрые знакомые. Подкатила "Волга" и из неё вышли: тучный, круглый, точно колобок, лысоватый субъект и сильно напомаженная высокая худая дама и их дочь -- светловолосая и тоже довольно рослая особа. Тётка выплыла. Пообнимались, обцеловались... Меня будто и не заметили. Да я и сам старался не мельтешить перед гостями; затаился в сеннике и читал, читал... Меня увлёк за собою авантюрист Робинзон Крузо; я как в омуте утонул в той книжице; из пушки над ухом пали -- не услышу!
   Вот и в тот день меня еле дозвались. Тётушка только головой покачала: "точно оглох..." А дама, едва я показался в слуховом окне, взвизгнула: "Вовуня, ау! Мальчик, мы уезжаем... ненадолго, а вы тут с Элеонорочкой... Словом, будьте паиньками, ага?" Я угукнул в ответ, а она к дочери: "Элеонора, чего молчишь? Мы о вас тут..." Девушка поморщилась как от боли зубовной: "Ма-а, ну хватит -- надоело; всё будет о-кэй!"
   Едва их белая "тачка" исчезла в серых клубах пыли, как Элька, -- так попросила наывать себя Элеонора, -- царственно подплыла ко мне и сощурив глазки пропела:
   -- Ну, отшельник, веди меня в свою обитель, показывай, где прячешься.
   На ней был короткий, небрежно запахнутый халат с причудливыми синими по бледно-голубому завитушками, из-за которого дерзко выглядывали девичьи грудки; по её плечам и спине вольготно растеклись белые с едва заметной рыжинкой волосы, Элькины коленки розовели в шаге от меня... Я явственно чувствовал на моём лице её дыхание...
   -- Ну, я жду! -- напомнила она о своей просьбе.
   -- Тебе зачем это? -- спросил я хмуро.
   -- Интересно мне. -- Элька вздёрнула носик. -- Мне всё интересно... Да, я такая, я любопытная, я даже хочу знать сколько тебе лет.
   От своей тетушки я слышал, что моей собеседнице почти семнадцать, или около того, а мне... Едва я открыл рот, чтобы сказать ей сколько годков мне, как она мгновенно приложила свой тонюсенький указательный к моим губам:
   -- Тсс! Ничего не говори -- попробую угадать.
   -- Гадай, -- с деланным равнодушием молвил я.
   -- Пятнадцать... э-э, с половиной, -- пропела гостья. -- Угадала?
   -- Никудышная из тебя гадалка, -- я приосанился, даже на носках привстал. -- Семнадцать мне... будет скоро.
   -- Семнадцать?! -- присвистнула гостья. -- Ни за что бы не дала. Выходит, мы с тобой ровесники!.. Слушай, а почему ты такой худенький -- тебя плохо кормят, да?
   Я хотел возразить этой гордячке, что вовсе я не худенький, а вполне нормальный и вообще: чего она привязалась?
   -- Ты обиделся? -- вопросила Элька. -- Ладно, прости и -- айда в твоё логово. Ну не дуйся же, не будь букой-бякой!
   А я и не обиделся -- было бы с чего!
   На чердаке, куда мы забрались, хранилось сено. Накануне, на прошлогоднее, превратившееся в пружинящую лепёшку, я набросал несколько охапок свежего и теперь под крышей сараюшки витал пьянящий дух трав, цветов, лета.
   -- Ой, как тут пахнет! -- воскликнула девушка. -- Значит, вот где ты прячешься.
   Она поднесла пучок сена к лицу.
   -- Ах! Похрумкать, что-ли?
   Словно два уголька светились в полутьме её глаза.
   -- Хрумкай, -- отвечал я, -- не жалко; ещё накошу... Тебе и вправду хорошо тут?
   -- Очень!.. -- Она даже прицокнула. Спросила: -- Ты спишь тут?
   -- Иногда, -- лениво отвечал я.
   -- Один?
   -- А с кем же...
   -- Со мной хочешь? Вдвоём-то веселее... и теплее. Ты не против?
   -- Ну-у, не знаю... -- мямлил я, -- могу и с тобой -- отчего нет; места хватит...
   -- Я знала, что ты парень добрый, -- промурлыкала Элеонора и театрально вздохнула: -- Ах, доброта -- нынче такая редкость!
   Засветился синеньким экран её сотового.
   -- Ого! -- воскликнула моя гостья. -- Двадцать три ноль-ноль! В это время я должна досматривать, как минимум, третий сон...
Давай спать! Ты в какой позе любишь: спинка к спинке или пупик в попик?
   Меня очень рассмешило Элькино "пупик в попик". Я расхохотался:
   -- Это как... во второй позе?
   А вот так! -- Элька резко повернулась ко мне задницей и приказала: -- Прижмись! Плотнее!.. Не бойся, не укусит.
   Стало совсем темно. Мне виделся... нет, скорее мнился белый, как бы фосфоресцирующий Элькин силуэт: вот её голова с фантастически вздыбленной копной волос, вот покатое плечо, изящная линия талии -- вниз, бедро -- круто вверх; высокое, округлое, словно тётушкина тыква за изгородью... Помолчали. Стал слышен стрёкот цикад, нудил невидимый комар...
   Вдруг Элька так же резко, как и пятью минутами раньше, обернулась ко мне и жадно впилась своими губами в мои... Я почувствовал, что задыхаюсь, и что было сил оттолкнул сумасбродку. Элька отстранилась, вздохнула:
   -- О, да ты ещё совсем ребёнок... Прости! -- Нащупала мою руку, крепко сжала в своих ладошках, зашептала: -- Хочешь, я мужчиной тебя сделаю... вот прямо здесь... сейчас!
   Элька просунула свои руки мне в подмышки и крепко обхватила мои плечи... Меня начинала бить нервная дрожь.
   -- Чего трясёшься, дурачок? Не бойся, просто я буду первая женщина в твоей жизни и всего-то... Рано или поздно это всё равно  случится, непременно произойдёт... Дай твою руку.. Не эту, другую дай... Какая она у тебя горячая! Вот сюда её...
   Под моей ладонью была Элькина грудь; я ощутил её твёрдый, точно желудёк, сосок. Меня неудержимо потянуло взять его губами Я задыхался...
   ...-- Теперь дай эту! -- прошептала авантюристка, и моя левая оказалась на её животе. -- Опусти ниже! -- командовала она, -- Ещё ниже... Ещё... Вот так!..
   Голова моя гудела; точно в ней сидел некий палач и безжалостно лупцевал меня по вискам дубовой палицей... Как оказался я сверху неё -- того не помню. И тут...
   Подобное со мною случалось и раньше, но только во сне, а чтобы вот так, в яви... Я готов был провалиться не только сквозь тётушкин сеновал, но и сквозь саму землю... Стыд пожирал меня...
   ...Послышался шум приближающегося автомобиля. В щели тотчас пробились тонкие копья света и принялись шарить по пыльным бревенчатым стенам сарая. Элька всполошилась:
   -- Чёрт, мои припёрлись! Говорили же, что завтра... Мне надо сваливать!
   Она суматошно принялась что-то искать. "Где мои?.. Здесь же были... Ну, где они, блин?" -- достиг моих ушей её испуганный шёпот и я тоже взялся перетряхивать сено в поисках неведомо чего. Глухо забубнили внизу: Элькин папаня. Следом -- дрожащий и извиняющийся голосок моей тётушки: "Разве они меня послушают... на сеновале оба." Ещё секунда и полуночь взрывает: "Элеонора! Эля! А ну-ка, покажись, доча! Тебя, детка, какая нелёгкая туда занесла, ты чего там забыла?"
   -- Всё, я пропала! -- обречённо молвила Элька. -- Она меня убьёт...
   Затаившись, я слушал, что происходило внизу, куда только что скатилась Элеонора. "Шалава! -- доносилось оттуда. -- Я просила тебя не трогать мальчика, просила?" Звонкие шлепки и снова: "Непутёвая! Ведьма патлатая... сучка... На цепь посажу!" Ещё шлепок, ещё... Я зажал уши.
   В ту же ночь они уехали. Больше Эльку я не видел. А то, что мы вместе с ней безуспешно пытались найти на сеновале, я обнаружил утром: на сене лежали голубенькие Элькины трусики.