Хроники Крылатого Маркграфа. Акция Т4

Окончательному решению еврейского вопроса на подконтрольных рейху территориях предшествовало решение другого социального вопроса. Вопроса о том, что делать с безнадёжными психически и тяжело физически больными людьми… впрочем, в течение некоторого времени в 1941 году эти вопросы решались параллельно.

Иными словами, вопроса об оптимальных мерах в отношении людей (детей и взрослых) с психическими расстройствами, умственно отсталых и наследственно отягощённых больных, а также просто тяжелобольных, инвалидов и «неисправимо асоциальных» элементов.

Для прагматика Колокольцева ответ на этот экзистенциальный (для многих десятков тысяч людей) вопрос был прост и очевиден. Если человек болен (физически и/или психически), его необходимо вылечить.

Если вылечить невозможно, то нужно оценить, что для человека лучше – жизнь в болезни или безболезненная смерть (эвтаназия). Ну и, конечно, может ли государство (или родственники) позволить себе содержание или «поддерживающее» лечение. И уж точно необходимо полностью исключить рождение тяжелобольных детей (физически и/или психически).

Если смерть лучше, чем жизнь (для тяжелобольных это скорее правило, чем исключение) или поддержание жизни слишком дорогое удовольствие, то жизнь тяжелобольного необходимо прекратить. Даже если ни он, ни его родственники не дадут на это согласия.

Колокольцев знал, что практически каждый человек – за редчайшими исключениями – использует максимум 10% своих возможностей. И поэтому в состоянии справиться… да практически с любой болезнью. На любой стадии.

Поэтому он был категорически против программы насильственной эвтаназии, получившей название «Акция Т4». Точнее, «Тиргартенштрассе, 4» – по берлинскому адресу организации, которая осуществляла эту программу (Рабочая ассоциация санаториев и приютов республики). И не только был против, но и приложил немало усилий (причём весьма успешно приложил), чтобы спасти не одну сотню приговорённых.

Впрочем, программа расовой гигиены («физической и психической чистоты нации») началась относительно гуманно. 14 июля 1933 года, менее, чем через четыре месяца после того, как Адольф Гитлер получил диктаторские полномочия, был принят «Закон о предотвращении рождения детей с наследственными заболеваниями».

Этот закон (он вступил в силу 1 января 1934 года) был основан на рекомендациях учёных, занимавшихся евгеникой. Весьма существенную роль в разработке данной политики играли немецкие психиатры (в то время Германия была мировым лидером в этой области).

Рекомендации стали результатам ряда совещаний нескольких ведущих расовых гигиенистов Германии (включая Фрица Ленца, Альфреда Плётца и Герхарда Вагнера), а их основным автором стал заслуженный и известный многими публикациями профессор психиатрии Эрнст Рюдин.

Закон предусматривал принудительную стерилизацию определённых категорий граждан с целью сохранения чистоты «арийской расы» и предотвращения рождения потомства с возможными генетическими заболеваниями.

Согласно этому закону, лица, не соответствовавшие представлениям о расовой гигиене, подвергались принудительной стерилизации для обеспечения чистоты генофонда немецкого народа и нераспространения наследственных заболеваний (точнее, считавшихся таковыми) на следующие поколения.

Наследственными заболеваниями, от которых необходимо защищать генофонд, признавались врождённое слабоумие, шизофрения, маниакально-депрессивный психоз, наследственная эпилепсия, болезнь Хантингтона, наследственная слепота, наследственная глухота, тяжёлые физические пороки развития, тяжёлые формы алкоголизма и наркомании.

Для обеспечения функционирования закона были созданы специальные «Суды по наследственному здоровью населения».  Дела заводились по заявлению врачей или другого медицинского персонала.

Решение суда могло быть обжалованным в месячный срок. Стерилизация приводилась в исполнение лишь в случае окончательного вступления решения в силу. Стерилизация осуществлялась посредством вазектомии (у мужчин) и перевязки маточных труб (у женщин).

В случае сопротивления лиц, в отношении которых была назначена стерилизация, привлекалась полиция, обеспечивавшая претворение решения суда в силу. Лица, задействованные в рассмотрении «дела» и в претворении решения в силу, были обязаны не разглашать информацию о материалах «дела» под страхом уголовного преследования (до года тюрьмы).

Указом от 26 июня 1935 года закон был несколько изменён в части процедур его исполнения. Кроме этого, новая редакция закона предусматривала разрешение абортов женщинам, подлежащим стерилизации, в то время как прерывание беременности в случае здорового «арийского» плода было запрещено законом.

Новая редакция закона предусматривала также «добровольную» кастрацию мужчин, осуждённых за сексуальные преступления. Кроме насильников и растлителей несовершеннолетних, дополнение к закону предусматривало кастрацию «по собственному желанию» и для гомосексуальных мужчин – либо осуждённых, либо уже отсидевших, если в их отношении есть опасность рецидива.

К весне 1941 года в Германии было стерилизовано около двухсот тысяч человек; в Австрии примерно 50 тысяч. Около трёх тысяч (в основном, женщины) умерли в результате проведённых операций – однако это были несчастные случаи, а не преднамеренные убийства (т.е., не целенаправленная эвтаназия).

Следует отметить, что Германия была далеко не единственной страной, в которой практиковалась принудительная стерилизация. Такие программы действовали в Канаде, Франции, Японии, Исландии, Швеции, Норвегии, Финляндии, Дании (в Германии даже был издан огромным тиражом плакат с флагами всех этих стран).

В Швеции стерилизовали 60 тысяч человек. 11 тысяч человек подверглись принудительной стерилизации в Дании, 2 тысячи — в Норвегии. В Финляндии с 1920-х годов стерилизовали глухих женщин и запрещали глухим вступать в брак.

Первая эвтаназия в Германии была осуществлена пять с половиной лет после вступления в действие закона о принудительной стерилизации, хотя пропаганда «милосердной эвтаназии» («убийства из милосердия») к 1934 году в этой стране шла уже почти полтора десятилетия.

В 1920 году была опубликована книга «Разрешение на уничтожение жизни, недостойной жизни». Её авторы, профессор психиатрии Альфред Хохе и профессор юриспруденции Карл Биндинг, утверждали, что «идиоты не имеют права на существование, их убийство — это праведный и полезный акт».

Хохе, физиолог по профессии, доказывал, что некоторые люди — просто балласт для общества, создающий неприятности для других, а также, что немаловажно, и экономические издержки.

Он заявлял, что существование обитателей психиатрических учреждений (по его выражению, «балластных существ» и «пустоты в оболочке») не имеет смысла и ценности. Карл Биндинг предлагал государству учредить специальные комиссии по умерщвлению людей, недостойных жизни.

Аналогичные взгляды высказывались и в других странах. Например, франко-американский учёный Алексис Каррель, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине, в одной из своих книг заявил, что душевнобольных преступников необходимо «гуманно и умерщвлять путём отравления ядовитыми газами».

Британский невролог и председатель отдела неврологии Корнеллского университета Роберт Фостер Кеннеди в 1942 году в статье, опубликованной в «Американском журнале психиатрии», высказывал мнение, согласно которому «неполноценные дети» («ошибки природы») в возрасте старше пяти лет должны умерщвляться государством.

В 1935 году в Штутгарте была опубликована книга немецкого врача Клингера, в которой автор выдвигал тезис о «жизни, недостойной жизни» и о необходимости принудительной эвтаназии для тяжелобольных.

Правительственный советник врач Бёме написал на книгу хвалебную рецензию с обращением к правительству изменить существующее в Германии законодательство (вплоть до 1939 года германские законы рассматривали эвтаназию как убийство)

Детонатором («спусковым крючком») программы насильственной эвтаназии, стало письмо, полученное лично Адольфом Гитлером 23 мая 1939 года. В этом письме доведённые до отчаяния ежедневным кошмаром родители некоего Герхарда Кретчмара, пятимесячного ребёнка (урода и имбецила) просили безболезненно умертвить своего сына, дабы избавить и его, и их от поистине жутких страданий.

Поскольку эвтаназия в то время считалась умышленным убийством (с соответствующими последствиями – вплоть до гильотины), дать разрешение на эвтаназию мог только Адольф Гитлер, который в Третьем рейхе «по закону стоял над законом».

Гитлер приказал выполнить просьбу супругов Кретчмаров – и их сын был безболезненно умерщвлён смертельной инъекцией в клинике Лейпцигского университета.

После этого фюрер отдал приказ «прошерстить» письма на его имя на предмет наличия аналогичных просьб. Писем оказалось много – поэтому Гитлер поручил своему личному врачу Карлу Брандту и начальнику своей личной канцелярии Филиппу Боулеру поставить выполнение таких просьб «на поток».

Тем самым дав старт программе эвтаназии – сначала детей, а затем и взрослых (по мнению фюрера, от мучений необходимо было избавить как тяжелобольных детей и их родителей, так и тяжелобольных взрослых – и их родственников).

Уже в июле 1939 года состоялось совещание Гитлера с имперским руководителем здравоохранения доктором Леонардо Конти, директором рейхсканцелярии Гансом Ламмерсом и Мартином Борманом; на совещании обсуждалась возможность распространения программы детской эвтаназии на «психически неполноценных» и тяжелобольных взрослых.

18 августа 1939 года рейхсминистерство внутренних дел издало распоряжение об обязательной регистрации детей с физической или умственной инвалидностью. Параллельно проходила акция по статистическому учёту взрослых физических инвалидов и душевнобольных, проживавших в учреждениях Германского рейха. Ибо было совершенно очевидно, что они следующие.

В самом начале реализации программы уничтожались только неизлечимо больные дети до трёх лет, позднее мера распространилась и на подростков до семнадцатилетнего возраста включительно (т.е. на несовершеннолетних).

Показанием для эвтаназии была любая «серьёзная наследственная болезнь» – идиотия, синдром Дауна, микроцефалия, гидроцефалия, уродства всех видов, паралич и спастические расстройства.

Информация о кандидатах на умерщвление отсылалась в Берлин, где её рассматривали три медицинских эксперта, принимавших решение, следует ли подвергать ребёнка эвтаназии.

Решение принималось без согласия родителей. Детей, приговорённых к эвтаназии, отправляли в один из спеццентров в Германии, в то же время родителям сообщалось, что их детей переводят в другую клинику в целях добиться «лучшего и более эффективного лечения».

Эвтаназия осуществлялась с помощью инъекций барбитуратов; в некоторых случаях детей просто переставали кормить, и они умирали от голода. Родителей погибшего ребёнка информировали в письменном виде, что ребёнок умер от воспаления лёгких либо вследствие другой выдуманной причины.

В октябре 1939 года Гитлер официально назначил Боулера и Брандта руководителями программы эвтаназии, издав следующее распоряжение:

«Рейхсляйтер Боулер и доктор Брандт назначаются мной ответственными в расширении числа врачей для обеспечения смерти из жалости для смертельно больных пациентов при соответствующем врачебном заключении»

Многие из заслуженных немецких врачей-психиатров, будучи убеждёнными сторонниками воплощения в жизнь «терапевтических методов евгеники», принимали самое деятельное участие в «актах эвтаназии» – как в выявлении психически больных и составлении их списков, так и в умерщвлении.

Они способствовали официальному узакониванию массовых убийств; отбирали и рекомендовали исполнителей де-факто смертных приговоров. Причём ни один психиатр не относился к радикально настроенным представителям профессии.

Многие из специалистов, направлявших и вдохновлявших осуществление программы, имели широкое международное признание, как, например, Вернер Хайде, руководитель медицинской части программы Т4 и профессор психиатрии университета Вюрцбурга.

К эвтаназии приговаривались пациенты с диагнозами шизофрения, эпилепсия, энцефалит, слабоумие, старческое слабоумие, болезнь Хантингтона; парализованные; психически больные, не способные заниматься физическим трудом; пациенты, находившиеся в стационаре более пяти лет; психически больные уголовные преступники; больные, не являвшиеся гражданами Германии; а также пациенты «неарийского» происхождения (в первую очередь, евреи).

Реализация программы Т4 сформировала сразу несколько «пластов снега лавины Шоа». Во-первых, эта программа приговорила к смерти целую социальную группу людей – а после этого было уже рукой подать для истребления целого народа.

Во-вторых, жертвами двух предыдущих массовых убийств (Ночи длинных ножей и Ноябрьского погрома) стали несколько сотен человек в каждом случае. А целью программы Т4 было уничтожение многих десятков тысяч.

Статистической основой программы стала формула 1000:10:5:1, согласно которой из каждой тысячи людей десять нетрудоспособны, пяти из этих десяти нужно оказывать помощь, четырёх «оставить как есть» а одного — физически уничтожить. По этой формуле из примерно 70 миллионов граждан Большой Германии необходимо было уничтожить 70 тысяч человек.

Это уже было в самом прямом смысле массовое истребление в промышленных масштабах. Которое требовало создания соответствующей «промышленной инфраструктуры» – основы для будущего «нулевого варианта» окончательного решения еврейского вопроса.

В эту инфраструктуру, в частности, входили четыре организации: Имперское общество работников лечебных и попечительских учреждений отвечало за рассылку регистрационных карт во все психиатрические клиники (сиречь за регистрацию «кандидатов на эвтаназию»). После заполнения карты передавались медицинским экспертам программы Т-4.

Некоммерческий больничный транспорт занимался перевозкой приговорённых из психиатрических клиник в центры умерщвления. Некоммерческая организация попечительских учреждений» отвечала за аренду помещений для нужд программы Т-4, установку оборудования, подбор персонала, и т.д. А Центральная расчётная палата лечебных и попечительских учреждений выполняла все финансовые расчёты программы.

Однако важнейшей составляющей инфраструктуры (и огромным «пластом снега») стали специально созданные в рамках программы Т4 центры эвтаназии – прообразы будущих лагерей смерти, необходимых для уничтожения миллионов человек. Таких центров было создано шесть – пять в Германии (Графенек, Бранденбург, Зонненштайн, Бернбург и Хадамар) и один в Австрии (Хартхайм).

Понятно, что для умерщвления десятков тысяч людей в течение нескольких месяцев смертельная инъекция решительно не годилась. Требовалась гораздо более эффективная технология, в качестве которой было выбрано быстрое и безболезненное удушение моноксидом углерода (угарным газом).

Для этого в центрах эвтаназии оборудовали герметичные помещения, имевшие внешний вид ванных или душевых; они были обложены кафелем, и под потолком в них имелись приспособления, похожие на душ, но, в действительности, представлявшие собой бутафорию.

Вдоль стен были размещены трубы, напоминавшие трубы отопления, однако сквозь маленькие (и потому совершенно незаметные) отверстия из этих труб выходил смертоносный газ.

Эвтаназию смертников осуществляли сразу после их прибытия. Специальный обслуживающий персонал раздевал и фотографировал больных, приговорённых к эвтаназии, и после беглого осмотра врачом доставлял их в газовую камеру.

После этого врач открывал газовые баллоны, пуская в камеру газ; наблюдал за его действием и через 10-15 минут (убедившись, что все жертвы мертвы) прекращал подачу газа. Приблизительно через час трупы отвозили в крематорий и сжигали.

Пепел из «общей кучи» рассыпали по урнам, которые доставляли родственникам вместе с сопроводительным письмом, в котором сообщалось о смерти пациента от «взятой с потолка» болезни.

Впоследствии технология умерщвления была упрощена и усовершенствована – для эвтаназии стали использовать газвагены – газовые камеры «на колёсах». Для этого применялся герметичный фургон, в который из баллонов подавался угарный газ. На фургонах была нанесена маркировка Kaisers-Kaffee-Gesch;ft (Кофейня Кайзера).

Газвагены позволили значительно разгрузить центры эвтаназии, ибо транспортировка и умерщвление приговорённых теперь осуществлялось одновременно.

Осуждённых врачами на смерть загружали в фургон «как селёдок в бочку», закрывали герметичную дверь и пускали газ. После чего везли сразу в крематорий – на место назначения прибывали уже трупы, которые немедленно и сжигали.

В официальных (и совершенно секретных) документах рейха разработчиком газвагена назывался Криминально-технический институт (KTI), организационно входивший в состав Крипо – криминальной полиции рейха.

На самом же деле KTI лишь усовершенствовал конструкцию, которую изобрёл вовсе не немец – и даже не гражданин Германии. А гражданин СССР, к тому же (вот ведь ирония Судьбы) – еврей. Исай Давыдович Берг, начальник административно-хозяйственного отдела (завхоз, проще говоря) Управления НКВД по Московской области.

Хотя массовые убийства (расстрелы) в сталинском СССР практиковались как минимум с начала 1935 года (после убийства Кирова), а то и ранее, к середине 1936 года на расстрельные полигоны в Бутово и на «Коммунарку» стали вывозить настолько большим партиями, что это превратилось в серьёзную организационную проблему.

Во-первых, в СССР было принято расстреливать по одному – из пистолетов или револьверов в затылок, поэтому к окончанию расстрела партии из нескольких десятков человек (а в некоторые дни расстреливали сотнями) исполнители еле держались на ногах, а у некоторых просто, грубо говоря, «ехала крыша».

Во-вторых, существовал риск бунта приговорённых, которым терять было нечего (а в тот год – в самое начало Большого Террора расстреливали в основном крепких мужчин – как наиболее «социально опасных элементов»).

В-третьих, оружие (в основном использовались малокалиберные пистолеты – отечественные ТК и закупленные за рубежом Вальтеры и Браунинги) быстро перегревалось и клинило.

В общем, чудовищная система массовых убийств уже не справлялась с таким количеством жертв. Возникла объективная потребность в более эффективном средстве массовых убийств.

Исай Берг проявил редкостную изобретательность и инициативу, предложив использовать передвижную газовую камеру на основе фургона, созданного на основе шасси стандартного грузовика ГАЗ-АА (лицензионной копии американского грузовика Форд модели АА образца 1929 года).

В кузове, обшитом изнутри оцинкованным железом, проделывалось отверстие, в которое с помощью резинового шланга, надетого на выхлопную трубу грузовика, подавались выхлопные газы.

Приговорённых пресловутыми «тройками» к смерти сначала раздевали догола.  Одежду смертников присваивали себе сотрудники НКВД. Затем приговорённых связывали, затыкали им рты и запихивали в фургон – как селёдок в бочку. Двери плотно закрывали – и отправляли в последний путь.

Специальный рычаг переключали в «рабочее положение», в результате выхлопные газы начинали нагнетаться в фургон. Где-то через 20-30 мучительных минут все пассажиры фургона умирали от отравления угарным газом.

В Бутово или на Коммунарку доставляли уже трупы, которые взбунтоваться уже не могли. Да и в исполнителях нужды уже не было. Работники похоронной команды крючьями вытаскивали умерших и сваливали в братскую могилу.

У изобретения советского «гения» Исая Берга был только один недостаток: после каждого рабочего рейса душегубку приходилось отмывать водой из шланга, потому что убиваемых таким зверским способом людей нещадно рвало.

Большой Террор (именовавшийся в просторечии «ежовщиной» по имени тогдашнего наркома внутренних дел Николая Ежова) подошёл к концу в августе 1938 года. С его окончанием отпала и потребность в «советских душегубках».

И, как водилось тогда в СССР, с отпадением надобности в «инструменте» отпала надобность и в его «творце». С соответствовавшими тому жуткому времени последствиями для оного.

Третьего августа 1938 года «гения массовых убийств» вызвали в Управление НКВД по Московской области. Формально – для дачи объяснений по поводу безобразной пьянки и непристойного поведения в доме сослуживца (пожаловалась теща хозяина квартиры).

Из Управления он уже не вышел. 7 марта 1939 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Исая Берга к высшей мере наказания с конфискацией имущества. В тот же день Берга расстреляли. Надо отметить, вполне заслуженно – как и многих других «заплечных дел мастеров» – подручных «батыра Ежова» (в реальности – мерзкого карлика).

В следственном деле было прямо сказано: Подследственный Берг являлся начальником оперативной группы по приведению в исполнение решений «тройки» УНКВД МО.

С его участием были созданы автомашины, так называемые «душегубки». В этих автомашинах перевозили арестованных, приговорённых к расстрелу, и по пути следования к месту исполнения приговоров они отравлялись газом…

Информацию об изобретении Исая Берга и его использовании для массовых убийств руководители рейха получили от помощника Гиммлера по особым поручениям Роланда фон Таубе.

Который, в свою очередь, получил её от тогдашнего первого замнаркома внутренних дел Лаврентия Павловича Берии ещё в ноябре 1938 года – незадолго до назначения Берии на пост наркома внутренних дел.

Хотя ни гестапо, ни, тем более, СД, не принимали никакого участия в акции Т4, Гейдрих (ибо положение обязывало) был, как говорится, «в курсе событий». И потому передал информацию о душегубках своему коллеге – начальнику уголовной полиции рейха Артуру Нёбе (который курировал технологии массовой эвтаназии в программе Т4).

Тот передал информацию своему подчинённому – директору физико-химического отдела института криминологии Альберту Видману (разработчику стационарных газовых камер)… в результате и появились на свет смертоносные «кофейные фургоны». И очередной «пласт снега для лавины Шоа».

Ещё одним таким пластом стал персонал программы Т4 – десятки профессионалов в области массовых убийств. Идеальный «человеческий капитал» для истребления миллионов…

После оккупации Польши газвагены (как образца KTI, так и более примитивные – «имени Исая Берга») использовались для уничтожения пациентов психиатрических клиник в Польше (согласно критериям программы Т4, эвтаназии подлежали все без исключения психически больные «неарийцы»).

С февраля до середины марта 1940 года в лесах в Вартегау (территории Польши, включённой в состав Германии) было умерщвлено посредством газа не менее тысячи двухсот пациентов из Лауэнбурга, Обравальде, Трептова и Укермюнде.

Впрочем, в большинстве случаев оккупационные власти не заморачивались с газвагенами, а банально расстреливали психически больных (иногда вместе с психиатрами). Расстрелы осуществляли эйнзацгруппы полиции безопасности и СД – «эскадроны смерти Гейдриха», который (наконец-то) принял участие в реализации программы Т4.

«Наконец-то» потому, что обречённые на эвтаназию считались расовыми врагами рейха, а ответственными за ликвидацию оных были РСХА и лично его шеф Рейнгард Тристан Ойген Гейдрих.

27 сентября 1939 года, ещё до капитуляции Польши, были убиты пациенты психиатрических клиник в Западной Пруссии. Затем их судьбу разделили 2100 пациентов крупнейшей психиатрической клиники Польши в Коцборово.

В Шпегавском лесу эйнзацгруппой были расстреляны больные и психиатр Йозеф Копич. Были убиты и более тысячи пациентов из Свеце вместе с директором их больницы доктором Йозефом Беднарцем.

Эскадронам смерти активно помогали немецкие отряды самообороны из этнических немцев – граждан Польши, а вермахт предоставлял транспортные средства (эйнзацгруппы находились в подчинении германской армии).

В общей сложности было убито (в основном, расстреляно) более 17 тысяч психически больных польской национальности, а также пациентов – граждан Польши еврейской национальности.

Территорию Польши использовали и для ликвидации приговорённых к эвтаназии граждан Германии на пограничных с Польшей территориях – ибо везти было гораздо ближе, чем в центры эвтаназии в Германии или Австрии.

Так, осенью 1939 года из клиник в Померании директорами лечебных учреждений был осуществлён отбор пациентов, которых отправили на расстрел в Западную Пруссию, оккупированную немцами.

Весной 1940 года, ещё до начала блицкрига во Франции, Колокольцев отправился в посольство Испании, откуда отправил шифровку Химику. Президенту Всемирной сионистской организации Хаиму Вейцману.

Смысл шифровки (всего несколько цифр) был простым и прямолинейным: Бросай всё и лети в Дублин – ты мне срочно нужен.

Отправив шифровку (резидент внешней разведки Испании в Берлине был его товарищем по оружию в Гражданской войне), Колокольцев отправился в аэропорт Темпельхоф. Предварительно позвонив в батальон аэродромного обслуживания и приказав (на это у него были полномочия от самого Геринга) перекрасить его Тайфун в цвета Air Lingus – гражданской авиакомпании Ирландии.

Когда он приехал в Темпельхоф, работа была уже практически закончена. Он подождал, пока всё будет сделано, самолёт заправлен под завязку и подготовлен к полёту, затем забрался в кабину Тайфуна.

Вырулил на взлётную полосу, запросил и получил разрешение на взлёт, поднял свой Bf.108 в воздух и взял курс на Париж. Ибо дальности полёта его Тайфуна до Дублина не хватало – требовалась дозаправка.

Они встретились в особняке Колокольцева в Далки – элитном пригороде Дублина. Формально дом принадлежал ирландскому филиалу ЕМК Гмбх, но фактически это был его дом. Дом вдали от дома.

Колокольцев передал Вейцману подробный отчёт об Акции Т4 (в котором по понятным причинам не упоминалось, что автором технологии умерщвления был визави последнего).

И уверенно заявил: «Мне очень хочется ошибиться, но у любого процесса… точнее, развития событий, есть определённая логика. И в данном случае логика эта, к сожалению, ведёт только к одному результату…»

Сделал многозначительную паузу и безжалостно продолжил:

«В результате блицкрига и капитуляции Польши, а также аншлюса и поглощения Чехословакии; оккупации Дании и Норвегии на подконтрольной вермахту территории уже находятся три миллиона евреев как минимум…»

Глубоко вздохнул – и продолжил: «Французы ненавидят своё правительство и свою страну ещё больше, чем Гитлера, поэтому серьёзного сопротивления не окажут. У британцев не армия, а смех один – только флот и не ахти какая авиация; Бенилюкс вермахту на один зуб… потом будут Греция с Югославией, чтобы обезопасить себя от рывка Антанты через Средиземное…»

Ещё одна многозначительная пауза.

«… У Сталина не армия, а гигантская перепуганная толпа, которая своих боится больше, чем чужих… да, железяк всяких навалом, причём некоторые очень даже ничего, а то и вообще получше наших будут, но организация и боевой дух побьют любую толпу…»

Снова глубоко вздохнул – и подвёл итог: «По моим оценкам, через полтора-два года максимум под контролем рейха окажутся до десяти миллионов лиц еврейской национальности… а если добавить территории союзников Германии – Венгрии, Румынии, Болгарии и Словакии – то все одиннадцать…»

«Надеюсь, ты понимаешь» – обратился он к Химику, «что окончательное решение еврейского вопроса, а для фюрера и компании это догма, как Десять заповедей для христианского пастора, при таком количестве евреев может быть реализовано только одним способом?»

Президент Всемирной сионистской организации молчал, переваривая услышанное. Судя по могильно-мрачному выражению его лица, переваривалось крайне болезненно.

Колокольцев вздохнул, пожал плечами – и продолжил:

«Опыт серийных массовых убийств по демографическому признаку огромный – это и Акция Т4; и аж три операции в Польше – Танненберг; Интеллигенция и Акция АБ и расстрел вермахтом поляков чуть ли не деревнями из якобы соображений безопасности… кстати, евреям тоже досталось уже – их уже расстреляли около тысячи, причём и женщины, и дети тоже попали под раздачу…»

Взглянул на совершенно растерянного и убитого Химика – и продолжил:

«По моим оценкам, общее число жертв составило под сотню тысяч. А отсюда уже одни небольшой шаг до миллионов… благо все технологии уже имеются. И массовые расстрелы, и стационарные газовые камеры, и газвагены…»

Глубоко и грустно вздохнул – и сделал крайне невесёлый прогноз: «По моим ощущениям – а они меня редко обманывают – сразу же после неизбежного нападения на СССР, когда холодная война с еврейско-большевистским режимом…»

Вейцман перебил его: «Но ты же не думаешь…»

Он запнулся. Колокольцев покачал головой: «Ты же прекрасно знаешь, что я считаю экзистенциальную угрозу Германии, Европе и всему человечеству большевистской, а не еврейско-большевистской. Я не раз и не два пытался убедить в этом своё начальство… но меня никто не слушал… и не слушает… и не будет слушать… к сожалению»

И продолжил: «Ну так вот, сразу же после того, как будут оккупированы первые крупные территории – а это произойдёт в считанные дни – начнутся массовые расстрелы евреев. Сначала только мужчин… ну, а потом и женщин, и детей»

Глубоко и мрачно вздохнул – и продолжил: «Но совершенно очевидно, что таки образом можно ликвидировать не более миллиона… если не меньше»

«Почему?» – удивился Вейцман. Колокольцев объяснил: «Крыша у исполнителей поедет – вот почему. Да и пули жалко – ты не поверишь, но уже в Польше много где перешли на газ чисто из экономии боеприпасов…»

И продолжил: «Через считанные месяцы будут готовы инфернальные гибриды Графенека и Дахау –огромные фабрики смерти, построенные вокруг гигантских стационарных газовых камер. И целый наземный флот газвагенов на полсотни человек каждый…»

«И что же нам делать?» – растерянно спросил Химик. Колокольцев пожал плечами: «Продолжать помогать мне продавать евреев – этот бизнес никуда не денется, Гиммлер слишком прагматичен. Но это капля в море, поэтому…»

Он глубоко вздохнул – и потребовал, именно потребовал: «Нужно оповестить как можно больше евреев на оккупированных территориях – пусть бегут куда угодно или, хотя бы, прячутся. Даже если шанс выжить мизерный, он есть – а у оставшихся его не будет. Вообще. Совсем»

И добавил: «А теперь извини – у меня много работы. В том числе, и по торговле евреями…»

Вейцман сердечно поблагодарил Колокольцева, забрал его отчёт по Акции Т4 и покинул дом своего… почти друга. А Колокольцев отправился в аэропорт Дублина, где его ожидал заправленный и готовый к вылету Тайфун.