Незаконный отец русской словесности

Распространение Интернета выявило существование некоторых фактов, которые специалисты избегают объяснять. Причем, об этих фактах те, кому надо знать, знали давно, а всем остальным это знание было недоступно.

Ну, например, в одном американском музее с 30-х годов лежит обычный молоток, заключенный в кусок известняка. С виду он кован деревенским кузнецом, насажен на обломок деревянной ручки. Но возраст породы будто бы много миллионов лет. Древесина ручки окаменела, в седцевине своей начав превращаться в каменный уголь, чем ей положено быть по возрасту. Как такое могло случиться?

Предположим, что некто из ХIХ века на машине времени попал в ту эпоху, да и уронил молоток в песок, так, как я обронил свой в щель между гаражами, когда ремонтировал крышу. Против этой гипотезы говорит то, что молоток, хотя и выглядит точь-в-точь как дедушкин инструмент, создан из чистого железа, не подвергнувшегося за многие годы никакой коррозии, что было бы недоступно технологиям деревенских кузнецов.

Тогда, может, это след внеземной цивилизации? Но даже тот молоток, что я уронил с крыши выглядит куда современней, эргономичней. Обнаружь его через миллионы лет станет ясно, что он сделан в машинную эру, по науке, из многосложных сплавов. Только он не сохранится до тех пор. А этот смотрится корявым, откованным вручную.
 
Словом, задача... Следовало бы ожидать попытки ученых ее разрешить, но нет, молчат ученые, вроде бы не замечают ничего.

Другой пример. Один историк-любитель на основании одних только разрозненных и рассеянных всюду открытых источников нашел, что СССР к июню 1941 года сосредоточил на западной границе большое количество войск, техники и боеприпасов, организационно объединив их во фронты. Зачем? Он делает вывод, что СССР готовил удар по Германии, но Гитлер упредил его за несколько дней, и все это войско, сосредоточенное в ударные группировки попало в капкан, и там погибло, потому что такое построение не годится для обороны.
 
Здесь - заявка на историческое открытие, но с ним никто не спорит, никто его не опровергает. Спорить с ним не по рангу: он предатель, он враг, и не профессионал к тому же. С такими мы не разговариваем, их книг не читаем.

Я тоже нисколько не литературовед. К стихам у меня отношение потребительское. Они мне или нравятся или нет. Но кое-что и я в состоянии заметить.

Считается, что современный литературный язык сложился во времена Пушкина, и я где-то даже встречал утверждение, что дескать, Пушкин сам его и создал. Ну, вклад Пушкина в его создание трудно переоценить, но справедливости ради, замечу, что Жуковский и Дмитриев писали вполне себе понятным нам языком еще до Пушкина.

Я говорю «понятным нам языком» буквально. Есть выдающееся литературное произведение допетровской эпохи «Жизнеописание протопопа Аввакума». Оно оставило во мне неизгладимое впечатление, но читать его в оригинале мне было очень трудно. Все время требовалась параллельная сверка с современным переводом. Это помогало мне лучше понять содержание. Нередко прочитанное предложение поначалу было непонятно. Надо было перечитывать по нескольку раз, обдумывая его и строя догадки. Казалось, тогда сама грамматика была иной. Современникам Аввакума она была ясна, но с тех пор как эти древние падежи и склонения утрачены, построение фразы стало непонятно, хотя смысл ее еще угадывается.

Итак, возьмем язык Пушкина за эталон, предполагая, что это уже современный язык. Цитирую из «Домика в Коломне»:

Теперь начнем. — Жила-была вдова,
Тому лет восемь, бедная старушка,
С одною дочерью. У Покрова
Стояла их смиренная лачужка
За самой будкой. Вижу как теперь
Светелку, три окна, крыльцо и дверь.

Написано в 1830 году, но так же можно вполне написать и сегодня. Легко, свободно, понятно.

Признанным предшественником Пушкина был Державин. Вот цитата из одного его лучших стихотворений «Водопад», написанного в 1791-94гг:

Алмазна сыплется гора
С высот четыремя скалами,
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми;
От брызгов синий холм стоит,
Далече рев в лесу гремит.

Ну, очень архаично. Через 10-ть лет так уже никто не писал. Станет ли, кроме специалистов, кто-нибудь сейчас это читать? Вода здесь бьет буграми, рев - гремит... "Четыремя скалами" - это, похоже, он уподобил струи водопада скалам. Натужно как-то, неточно и коряво. И хоть вы меня убейте, за этими строками я не вижу падающей воды.

До него был официальный предтеча всех наших поэтов - Ломоносов. Вот цитата из его знаменитого «Кузнечика», написанного за тридцать лет до "Водопада", в 1761 году:

Кузнечик дорогой, коль много ты блажен,
Коль больше пред людьми ты счастьем одарен!
Препровождаешь жизнь меж мягкою травою
И наслаждаешься медвяною росою.
Хотя у многих ты в глазах презренна тварь,
Но в самой истине ты перед нами царь;

Тоже архаично, тоже не манит нас сейчас читать и декламировать. Кузнечик – он легкий, прыткий, а здесь его запрягают влачить пудовые вериги будто бы поэтических оборотов. "Препровождаешь жизнь меж мягкою травою" - это на каком языке так говорят?

Еще раньше был Тредиаковский. Для полноты картины надо бы и его процитировать. Я специально подобрал цитату из позднего поэта. Написано в 1760 году:

Падших за отчизну покрывает здесь земля,
Ревность к жаркой битве сделалась уже в них тля.
Греция вся, быв едва не порабощенна,
От работы животом сих всех воспященна.
Сей предел есть Зевсов. Человеки! Нет тех сил,
Чтоб и вас рок также умереть не осудил.
Токмо что богам не быть вечно смерти пленным
И в блаженстве ликовать бытием нетленным.

По мне, так это и читать-то нельзя. Я не имею в виду поэтический талант, бог с ним. Речь спотыкается, рифмы примитивны. В угоду размеру калечатся слова, переставляются ударения. Как будто у него камни перекатывются во рту. Похоже на красноречие поддатого подполковника перед строем студентов на полевых сборах.
 
В большей или меньшей мере это можно сказать обо всех предшественниках поэтов пушкинской эпохи. Объясняли это тем, что тогда мол, в быту все так говорили, а как говорили, так и писали.

Считается, что как современный человек произошел от питекантропа, а тот в свою очередь от австралопитека, так и современный литературный язык эволюционировал от Тредиаковского через Сумарокова и Державина до Пушкина.

Но был один поэт, творивший в 1750-х, начале 60-х годов, то есть он был младшим современником Тредиаковского, Сумарокова и Ломоносова и умер еще до того, как Державин начал писать стихи. Вот цитата из него:

Раз в осенний длинный вечер,
Натянувши плед на плечи,
Взяв лимону, коньяку
Ближе сел он к огоньку.
Вечер проходил шикарно…
Ароматный дым сигарный
Отвлекал его мечты
От житейской суеты.

А вот еще одна:

Словно птичка трепетало
Сердце робкое во мне,
То рвалось, то замирало…
Ах, как страшно было мне.

Ночь давно уже настала,
В спальне тьма и тишина,
И лампада лишь мерцала
Перед образом одна.

Стихи эти - как глоток чистой воды после поэтических нагромождений его современников, да и позже не скоро начали так писать. Не хуже «Домика в Коломне», а до него еще ждать 70 лет. Напомню, что столько времени существовала советская власть, чтобы дать масштаб времени.

А что, так можно было? – должны бы были вскричать поэты-современники лишь только услыхав подобное, и попытаться у него что-то перенять. Ан ничего у них не вышло, даже если и старались. Не получилось избавиться от камней во рту. Этот процесс занял еще лет сорок, до Жуковского.

Но как зовут этого поэта, и почему мы его не проходили в школе?

Того поэта знала вся Россия, имя его упоминают и Пушкин и Лермонтов. Стихи его ходили в списках, и заучивались наизусть. Я сам их так узнал в 60-е годы со слуха от старших товарищей, будучи подростком. Но его не печатали. Издавать этого поэта начали  только после перестройки.

К сожалению, во всем его творчестве найдешь немного отрывков, которые можно цитировать в приличном обществе. Все остальное – голимая похабщина и обсценная лексика, льющаяся легким, свободным слогом. Ну, напрмер:

Лице ея как угль горел,
Все члены с жару в ней дрожали,
Я, глядя на нее, сам тлел,
Во мне все жилы трепетали.
Белее мрамора меж ног
Вздымался вверх лобок прелесный,
Под ним был виден путь сей тесный,
Что столь меня пленил и жoг.

Ну не картина ли?

Это еще более или менее. А вот и самое знаменитое:

На передок все бабы слабы,
Скажу, соврать вам не боясь.
Но уж такой е..........й бабы
Никто не видел отродясь!

Продолжать дальше я не буду, теперь многие из вас узнали того, о ком я говорю, а кто-то и продолжит.

Правда, говорят, что эта поэма только приписывается ему, но какая разница? Если это и подделка, то ведь под него же. Мог бы и сам он такое написать. Я ее здесь привел, потому что ее все знают.

Сравните это все с «Кузнечиком» или с «Водопадом». Ну, и где теперь тут у нас настоящий предок русского литературного языка?

Получается, что поэтический язык Тредиаковского и Ломоносова, Сумарокова, о котором здесь не говорилось, но который того же поля ягода, и особенно Державина, не развился в язык Пушкина с Жуковским, а был боковыми ветвями его эволюции, не давшими потомства. Ну, вроде вымерших гоминид - неандертальцев, денисовцев, homo naledi, homo floresiensis, по отношению к нам. Вроде бы те тоже были люди, но к нам от них в лучшем случае только пара процентов генов примешалась. А прямой предок – это язык ерника и гуляки, умершего 36-ти лет, в нищете. Хотя он и знался с Сумароковым, служил секретарем у Ломоносова.

Кроме того, похоже, тогда все в быту уже говорили как мы с вами, просто писать стихи тогда еще не научились. А он уже умел, первый из всех. По свидетельству Пушкина, он говорил, что первый поэт в России - это он сам, Ломоносов второй, а Сумароков - третий. Это по величине. А по времени возникновения, он - первый русский поэт, безотносительно к темам, на которые он писал. 

Он показал не oдному Пушкину образец легкой и свободной речи. Гоголю он подсказал литературный прием, по крайней мере применил его первым. У Гоголя нос коллежского асессора гуляет по Невскому сам по себе, а у этого в Глухове у ворот гуляют другие части тела. 

Но стыдно, должно быть, русской словесности иметь такую родню. Главное, непонятно как и что про него говорить детям, что включать в хрестоматии. То ли дело екатерининский вельможа с Аннинской лентой через плечо, осыпанный орденами. Ну, положим, косноязычный, но ведь чуть-чуть всего, но зато не горький пьяница и, что немаловажно, лояльный к начальству!

Конечно, злые языки скажут, что это свадебный генерал. Но кто их слышит, ведь эта родословная существует в умах двести лет.
 
Поэтому все литературоведы делают вид, как будто бы того поэта не было. Как не было того молотка или историка-любителя о которых здесь в начале шла речь.

Но  они-то есть.