Практика общий охват извне10. 1

10. Общепланетарный системный кризис и пути его преодоления


 10.1. Еще раз о системном кризисе современного производства и необходимости его преодоления

Примечания



10. Общепланетарный системный кризис и пути его преодоления


В известном смысле настоящий раздел как бы итожит сказанное до сих пор о производящем типе практики, поскольку он вверг современный мир в глобальный всеобъемлющий кризис, грозящий тотальным уничтожением. Логика требует выйти на осваивающе-произведенческий путь существования через констатацию и осмысление системной глобально-планетарной кризисности от производства. Установив безоговорочную исчерпанность последнего, в частности, несомыми смертельными опасностями, обоснуем настоятельную нужду его положительного упразднения. И именно практикой произведенческой как единственно спасительным выходом из, непреодолимых производящими средствами, инфернальных тупиков. Собственно, данную спасительную необходимость мы являли всем предыдущим ходом развертывания нашего исследования. Все же, сделаем это еще раз, одновременно упорядочив, дополнив, местами уточнив, развернув, сказанное.

Вместе с поиском спасительного выхода из сложившейся предельно опасной (от производства) ситуации, расчистим, подготовим почву для развертывания содержания и смыслов произведенческой практики как способа существования событийного человеческого бытия. Живя ею, человек преодолевает многие (роковые и не таковые) коллизии с ограничениями, выпадавшие на предшествующих («предысторических») путях. Произведенческая практика открывает спасительные просторы дальнейшему, подлинно историческому становлению человечества.



10.1. Еще раз о системном кризисе современного производства и необходимости его преодоления


В предыдущих разделах показано, как нужды постпроизводящей практики, социализма, утверждающего событийное человеческое бытие, стучатся в двери со всех сторон современности. Особенно — с переходом в информационное общество. Вместо воспроизведения всей этой конкретики, постараемся (пожалуй, в последний раз) держась самой производящей практики как таковой и продолжая сказанное выше, обнажить ее всеохватную, инфернальную кризисность сегодня. А потому — необходимость преодоления трансценденцией пределов производящести вообще.

Нельзя не видеть в этой связи, мир, чего ни коснись здесь, с приходом XX века пронизан всепоглощающим кризисом. Последний, развернувшись глобально, системно, захватывает метрополию, периферию, остальные регионы планеты, поскольку дела вершатся тут, продолжая, дополняя Западную цивилизацию.

Стало, далее, очевидно: безоглядный, грабительский производяще-капиталистический натиск гробит природу, включая человека. Неся безбытийность, бесчеловечность, вещно-утилизующий и либеральный образ жизни навязывает народам, с позволения сказать, «демократические порядки», «ценности, растлевающие человека». Отчуждая его, равно труд, окружающие вещи, означенный натиск присваивает всему и вся статус безжизненного средства («поставки») своего выживания, потребительства. Так, самоуправно и безоглядно беспредельничая, чиня грабительский произвол ради безудержного «вещного» самообогащения, современный капитализирующий производитель разрушает культуру, сеет разор и деструкцию вокруг. Повторяем, опустошается не только сам человек, человеческое с ближайшим окружением, но наличные устои мироздания, природа, ничтожится весь мир.

И мир не просто впал в единый интегральный кризис. Он поражен тотально, безысходно, увлекая в пучину невозврата. Жизнь, устремления людей, целых народов, стран, цивилизаций охвачены беспросветным абсурдом, окончательно деградируют. Захлестывает безудержный примитивизм и идиотизм. Весьма убедительно и, главное, увязывая со способом существования (практикой), говорит о распаде на уровне отдельного человека Александр Леонидов в недавней публикации [523]. Впрочем, фиксирует полнейшую деградацию человека, культуры, всех сторон жизни почти каждый автор, описывающий нынешний (видимо, последний) этап глобально-планетарного кризиса.

Кстати, именно вследствие полнейшего разложения, абсурдизации, дивидуализации человека, превращения его в «атомарную пыль» И т.п., формируется, упоминаемое нами не раз, фриково-фейковое поведение. Оторванные от своей подлинной сути, люди симулякрируют, всецело доступны манипулированию, «пакетированию», программированию, оцифровке. Так свет полнится дивидумами, аватарами, виртуалами, мультикультуральными приставками современной техники и проч.

К их приходу весьма приложили руки депопуляторствующие трансгуманизм, неолиберализм, транснациональные корпорации, намеренные ввергнуть планету в «новое средневековье». Мало того. Сегодня речь идет не просто о каком-либо ущемлении, ненормальном существовании человека, об всевозможных ограничениях его жизнепроявления. Речь именно о том, чтобы полностью извести, упразднить человека. Короче, о его смерти.

Это все выражает логику развертывания неуемной гонки частного обогащения, не знающей границ. Когда обычные средства не срабатывают, а доступные ресурсы для экспансивного расширения иссякают, политики, страны обращаются к крайним, фашистским (вплоть до самоуничтожительности) мерам. Движимая именно данной логикой, небольшая кучка самозванцев из транснациональных корпораций решается объявить себя «планетарной элитой», единственно которой суждено для вечной и безмятежной жизни поглощать из, поставленного подобающе, мира «живительно-целительные соки». Другими словами, данная кучка самозванцев рассчитывает беспрестанно обогащаться, расти безудержным, «сверхчеловеческим» произволом, вседозволенностью, могуществом и безмятежностью. А добывать последние и, сопряженные с ними, «высшие желательности», — не иначе, как, навязав планете порядки, обрекающие остальное население, приведенное в надлежащее состояние (по числу и качеству), на безропотное, бесчеловечное прозябание, вплоть до какой-то полумертвости. Того хуже — полнейшей замещенности нечеловеческими существами-устройствами, мутантами, дигиталами и проч...

Они «поняли»: по-другому, нежели обречь людей планеты в нелюдь, «живительными соками» вечной жизни, высшей власти, могущества и свободы не разжиться. Известно ведь: превратить работника, трудящихся в послушную, безропотную, способную всегда и непрерывно приносить «золотые яйца» барышей с довольствами, массу, — не важно, как она выглядит, какой формой «нелюди» («раба», «орка», «гнома», «амбала», «Алладина», а сегодня «постхумана», «киборга», «дигитала» и т.п.) облекаема, — извечная мечта причастившихся к великому источнику эксплуатации чужого труда. Особенно здесь далеко идут буржуазные эксплуататоры. К тому же, закатной поры их времени, уповая на переформатирование планеты по желанным порядкам, где бы вожделенная мечта воплотилась.

О том же, что, скорей, сами этим обреканием (депопуляцией) превращаются в навязываемое остальному миру, не подозревают. А коль скоро додумывают, даже узнают, — всяко не приемлют, «прячут» данный факт.

Так что, данный и аналогичные, можно сказать, сверхфашистские проекты «спасения» (путем формирования нового миропорядка, строительства «ковчегов», «дивных новых миров») родятся далеко не на пустом месте. Они не просто результаты «дьявольской фантазии» и проч. Повторяем, особенно плодятся в виду неотвратимо надвигающейся катастрофы, коль скоро все в наличных условиях будет течь своим чередом, а здравые спасительные силы где-то «дают слабину», не мешают разгулу данных инфернальных стихий.

Так, современная транснациональная корпоратократия, объединяя уже финансовых магнатов и «цифровых генералов», на известных Давосских международных экономических форумах 2020 и последующих годов открыто объявила о своей власти над миром. И в качестве важнейшей цели она видит преодоление человека в человеке, замену его постчеловеком, (о чем несколько ниже).

Важно с самого начала уяснить: сам кризис, вытекающие из него консеквенты, равно потуги власть предержащих как-либо совладать с ним, — даже «спекульнуть», и отсюда извлекать прихватительские навары, — не просто что-то из серии «случайностей»: «этого можно было избежать», злокозненности тех самых власть предержащих и т.п. Хотя, в известной мере и данный момент не следует снимать со счетов. Состояние инфернальной кризисности переживаемого нами времени — реальность объективная, закономерная, даже неизбежная, по большому счету. Ибо, повторяем, она выражает полнейшую несостоятельность жизни, существования человека в мире, обессмысленность его дел и устремлений, поскольку они присваивающи, производящи, буржуазны, исчерпаны в конструктивном плане, несут лишь деструкцию.

Иначе говоря, над миром нависает грозная опасность самоуничтожения, ибо люди, вот, уже долго продолжают жить и творить неестественно. То есть, буржуазно, отчуждая человека, облекая все это идеологией и безбытийными реалиями различных вариантов либерализма. Кстати, данный факт, так либо иначе, сегодня общепризнан.

Конечно, не подлежит сомнению, что за время своего существования капитализм успешно справился с возложенной на него всемирно-исторической задачей, быстро и разносторонне развить производительные силы. В итоге созданы могучие экономические, социально-политические, духовно-практические факторы и условия, способные привести к человекобытийному существованию. Можно сказать, сложилась необходимая материально-техническая и культурная платформа для перехода к обществу событийного человеческого бытия, подлинно-исторического движения.

Но, добившись таких переломных результатов, как бы израсходовавшись реальными возможностями с призваниями, капитализм лишен сил их сохранить, удержать. Тем более, — развернуть, множить, не переменившись качественно сам. Просторы, масштабы, пришедших в мир, экономических, социально-политических, технологических и духовно-практических интенсивных подвижек, объективно переросши капиталистический способ производства, ему уже неподвластны. А факторы, где он обретается, с чем экспансивно ладит, исчерпаны, иссякли. Материальные и духовные ресурсы, Рынок в своих ипостасях, — а также частная собственность, вытекающие из нее, межчеловеческие и человеко-мирные связи, вообще, присваивающее отношение людей к окружению, — предельно теснят, превращаясь в тяжкое бремя, влекут к деструкции. Причем, — как самой, экономики, культуры в целом, так и людей: их сознания, воли, форм жизнепроявления.

Вот почему, самовозрастающий процесс капиталистического шествия, прерываясь, одновременно обрушает всю систему, воздвигнутую на его основании. Заключительный этап глобально-планетарного кризиса, разражающегося на наших глазах войной, существо которой до сих пор многие не понимают, как раз, и являет это обрушение. И, можно сказать, — «восстание» высокоразвитых производительных сил против сохраняющихся буржуазных присваивающе-производственных отношений.

Именно, вследствие означенного обрушения, среди прочего, наблюдается нечто от отката от достигнутых научно-технических, социально-политических, демократических и иных культурно-гуманистических завоеваний. В частности, объединенные глобализацией и всемирно-историческим процессам, страны метрополии, как бы распадаются. Больше. Начинают явно или скрыто лимитрофировать («пожирать») друг друга в, означенном выше, смысле. Возрождается, вроде, «позабытая» конкуренция, индустриально-империалистическая («геополитическая») борьба за «место под солнцем», рынки, ресурсы, сферы влияния... Ситуация очень напоминает состояние международной политики конца 19-го первой трети 20 веков, которую, как известно, В.И. Ленин характеризовал «эпохой империалистических войн и пролетарских революций».

Остервенелые всеобщим кризисом, капиталистические народы не просто готовы, но уже вцепляются (пусть и не совсем теми формами, средствами) друг другу в глотки. Специальная Военная операция, на которую Россию с Украиной буквально вынудили, выступила чем-то вроде повода, фона и даже катализатора скрыто протекавших противоречивых процессов. Она явила свету страны метрополии, раздираемые хищнической взаимоуничтожительной борьбой друг с другом...

И, конечно же, данная «тяжба» («пауков в банке») преодолима, — а непримиримые противоречия разрешимы, — лишь выходом борющихся народов из капиталистической тупиковости, преодолением смертельной кризисности, где они сегодня тщетно барахтаются, пожирая друг друга. Если-таки, благодаря прорыву данной инфернальности на принципиально иных путях, противоречия и останутся, то, разумеется, не между «пауками в банке», не ради порабощения, взаимной лимитрофизации народов и людей. Противоречия останутся лишь как выражение борьбы за подлинную свободу, за утверждение все большей человечности, ответствующей бытию.

Однако, прежде чем «открыть» (кстати, для многих «в который раз») данную истину, да по-настоящему, предстоит пройти еще немалый путь, где многим придется испить чашу кризисного разора и падения «до дна». Есть надежда, этим опытом они окончательно преодолеют в себе немало, отчуждающих, частно присваивающих, эгоистических, иллюзий, вплоть до бесчеловечных ухищрений, потреблятски эксплуатируя НТП, отстоять, растить нажитые вещно-утилитарные привилегии с выгодами господства, власти, «вещного» богатства и вседозволенной свободы. И, как знать, всем ли тогда выпадет «от благ», удастся совершить качественный скачок к новой жизни.

Одним словом, сознание людей должно окончательно и всеохватно проникнуться пониманием: жить по-прежнему, — присваивающе, то есть, неестественно, в отрыве от бытия, индивидуалистически, самонадеянно, исповедуя субъективную вседозволенность, «вещно», потребительски и т.д., что, вместе взятое, выражает буржуазность, — невозможно, недопустимо. Все это следует принципиально преодолеть. И коль скоро человечеству удастся объединится на базе общественной собственности, разумного осваивающе-произведенческого созидания экономики, культуры, мира в целом, оно, — покончив с «борьбой всех со всеми», с социальной несправедливостью и неравенством, отчуждением труда и человека, с несвободой и безбытийностью, — будет источать столь великую энергию инновационности, ставить и достигать такие задачи и цели событийной жизни, которые даже неподсильны воображению наших теперешних писателей-фантастов.

Между тем, мы видим, как сегодня правительства и политики судорожно хватаются за разваливающуюся финансовую систему, крушащиеся рынки, пытаются удержаться наплаву перед лицом падение экономики, стран в рецессию. Вот-вот, грянет невиданный до сих пор обвал. «И выхода нет». Тем не менее, буквально тужатся жить по-прежнему, оставив все, как есть; преследуют те же совершенно обессмысленные и самоубийственные цели. Земля уходит из-под ног, а они с энергией, достойной куда лучшего приложения, «всем смертям назло», ценой лишений и жертв, тянут все то же.

В этом отношении просто поразительна так называемая «санкционная политика» против России, вынужденно проводимая, буквально доводя страну до экономического самоубийства, нынешним Германским правительством. Тем более, другими несамостоятельными странами ЕС, особенно восточной Европы под режиссурой США...

 Здесь очень важно, чтобы осмысляющее мышление, революционно-освободительные силы, проникшиеся идеями событийного человеческого бытия, перед лицом предсмертных метаний и агонии современного капитализма нашли в себе понимание, волю и активность к спасительности, чтобы буржуазные порядки, уходя, не увлекли с собой историю, будущее человечества. Для этого, надо, среди прочего, постараться, дабы господствующее буржуазное сознание, — причем, начиная с власть предержащих, — все больше проникалось идеями, вместе с тем, готовностью, волей к самопреображению, к приятию социалистических и событийного человеческого бытия форм обживания мира. Не помогать им в этом, не спасать, во что бы то ни стало, — совершенно недопустимо...

Ведь иного просто не дано! Никакой альтернативной, тем более, подлинно спасительной модели созидания на путях производящего самообеспечения, следовательно, преодоления кризиса и развития, Запад не создал, не нашел. Это признают сами его идеологи, вообще, буржуазное сознание. Мир, как провозглашают авторы новейшего доклада Римского клуба, посвященного пятидесятилетнему юбилею последнего, «заполнен доверху» [524]. Все придумано, история исчерпана идеями! По-другому, нежели есть, человек не существует. И такому существованию, иначе говоря, капитализму некуда расширяться. Он терпит тотальный кризис. «Кризис» — не просто в социально-экономическом, духовном планах, но также ресурсный, энергетический, климатический, экологический и т.д. кризисы. Налицо кризис самого вида «человек разумный». «Полностью стерты все усилия государственных мужей первой половины ХХ века: страшное социальное расслоение в США вернулось к показателям 1900-го года. Есть кризисы деиндустриализации, кризис демографический и миграционный. Есть кризис всеобщего отупения и впадения в архаику. Есть кризис смысла жизни: миллиарды людей попросту не знают, ради чего жить. И они же столкнулись с тем, что они, собственно, и не нужны никому. Тем паче, зажравшимся и обалдевшим от безответственности «элитам», утонувшим в баснословной роскоши. Над планетой нависла незримая туча всеобщей озлобленности, отчаяния, депрессии. Какое-то ведьмино варево» [525]! И оно, громыхая известным «колоколом», мечет молнии по каждой судьбе, реально грозит вмиг поглотить мир сокрушительным апокалипсисом...

И еще одна важность, как бы не самая важная! Общепланетарный кризис, фиксируемый довольно давно, сплошь да рядом, следует осмысливать, доводя его к началу: к, так сказать, первичному истоку. Именно это, к сожалению, не делается в наблюдаемых разговорах. Как раз потому, не видят, что данный кризис прежде всего и главным образом вытекает (стало быть, выводим) из всеобъемлющего кризиса, претерпеваемого самой производящей практикой (производством) как основой, способом существования частнособственнических обществ, культур, всего, что сотворяет здесь человек. Основания кризисной агонии современности, капитализма вообще, — связанные с этим, беды, злосчастья, обессмысленность, раздуховленность жизни, чего бы тут ни касаться, нависшая глобальная опасность, — коренятся, как не раз указывалось, в производящем мироотношении. Вернее, в исчерпанности последнего реальными возможностями движения вперед, во благо мира, человечности, полноты бытия. Как раз, поскольку факт обусловленности обвальных явлений и процессов современного мира кризисностью самого производства, производящей практики, выпадает из поля зрения, — вообще, не усматривается роль производства в культуре, делах и сознании людей, если не брать довольно поверхностные хрестоматийные положения классиков истмата на этот счет, — авторы как-то умалчивают, обходят стороной. Не находят для себя нужды в подлинном и серьезном осмыслении производства, производящей практики как таковой. Их разговоры ограничиваются, в лучшем случае, аспектами экономико-технического (даже не политэкономического) осмысления данного предмета (в духе Т. Котарбински). О производстве, производящей практике, стало быть, почти никто и ничего не говорит. Если и говорит, то как-то мимо предмета, вскользь, не вникая в подлинную суть. Образцом такого говорения, с которого при этом снимаются мерки, выступает «Трактат о хорошей работе», возведенный многими в классику, в основы того, что получило название «праксеология». Кстати, Т. Котарбинский не принадлежит к марксистам, и тем не менее, книга его чуть ли не «настольная» для марксистов...

Вообще, принято, что человек всегда и везде добывает хлеб свой насущный не иначе, как производя. Потому производство выступает как нечто «само собой» разумеющееся, непреходящая и равная себе, данность и т.п. Единственное исключение здесь, мы считаем, являет М. Хайдеггер, попытавшийся по-настоящему осмыслить существо производства, производящего творчества в связи с феноменом «техника». Кой-какой вклад в это дело внесли также неомарксистские его последователи...

В настоящем разделе мы и будем, держась при этом хотя бы некоторых идей великого маэстро, осмысливать существо современной глобально планетарной кризисности как следствия кризисности самого производящего типа практики, коим человечество живет, вот, уже с приходом Нового времени. Такое осмысление предмета исключительно значимо, поскольку не только раскрывает внутренние истоки, причины вершащихся сегодня процессов в различных областях мира, но, что чрезвычайно важно, нащупывает реально-возможные пути и средства, утверждая которые наличная кризисная ситуация жизни и способа существования человека вполне превозмогаемы.

Итак, как бы ни характеризовать современный глобальный кризис, — что бы ни говорить об «империализмах», как «канунах социализма», и «пролетарских революций», о «загнивании капитализма», об обострении социально-экономических, политических и прочих противоречий здесь, соответственно, о социальных потрясениях, «грехопадении» человека, злокозненности буржуазной психологии, о нависших «опасностях», — нужно с самого начала не упускать главное. Нужно отталкиваться прежде всего от этого «главного», то есть производства. А отсюда и в частности, — претерпеваемой им, кризисности.

Приглядевшись, мы сразу обнаружим: производство, будучи с Нового времени способом существования человека в мире, сегодня исчерпало свои возможности роста. Стало быть, способности и силы служить прогрессу. Повторяем уже в который раз: оно иссякло всем этим, поскольку иссякли ресурсы, источники, просторы, энергетика, пределы его дальнейшего развития как экспансивно расширяющегося процесса.

На самом деле. В своем универсально-планетарном саморазвертывании производство сегодня буквально застит весь смысловой и предметный горизонты. Нет почти ничего на Земле, что бы ни служило его «вещной» поставкой, средством самообеспечения. Мало! Оно экспансирует уже в запланетные и субквантовые пределы. Ему служит не только биологическая материя, но также психофизиологические, когнитивные, даже рудиментарные отправления людей. Оно притязает на ноосферное господство. Везде и всюду утверждаются, безоговорочно царят производственные интересы, реалии. Причем, в неуклонно растущей степени последние идут наперекор подлинным (естественным) нуждам человека, мира, природы, полностью их нивелируя, изничтожая, «искусствя» (первое отчуждение).

Поскольку же современное производство мобилизовало и переработало для собственной жизни абсолютно все (доступные ему как таковому) ресурсы, стало быть, исчерпало резервы своему, обычному до сих пор, экспансивному расширению и росту, оно лишается перспективы дальнейшего прогресса, впадает в тупики. Пытаясь, тем не менее, сохраниться, — начинает поедать самое себя, деградировать, претерпевать кризис перепроизводства. Так оно, вторично отчуждая и разрушая человека (раздел 7.), лишает его спасительного света впереди, обрекает вместе с миром на неминуемую гибель.

Названные и другие факторы, вместе взятые, образуют то, что называется «самопожиранием (самоуничтожением) производства». Как раз это обстоятельство откладывается на всевозможных общественных явлениях. Они не сами по себе, но будучи отпроизводственными, тоже захвачены агонией самопожирания, абсурда и тотальной деструкции. Потому и являют современному сознанию кромешно-абсурдный кризис. Так что, без преодоления производящей практики, без возвышения над ней теоретической и практической критикой, двинуться дальше, к иному способу существования (в частности, выбраться к пределам практики произведенческой) никак невозможно.

Выше (раздел 6.) мы немало чего узнали о производящем существовании человека. Среди прочего, прояснили, что производственная (точнее, производящая) активность безостановочно мобилизует (превращая в средства, материал своему расширению и обеспечению) все новые сферы жизни, никогда не довольствуясь достигнутым. И это обстоятельство совершенно не случайно, есть некий закон становления производства как процесса, подпитывающегося для существования извне. Ради самообеспечения, нормального функционирования производство вынуждено непрерывно втягивать в себя и «перемалывать» новые и новые сферы (ресурсы, сырье, источники, энергию, рынки и т.д.) человеческого и природного окружения. Производство, коль скоро хочет быть нормальным, есть постоянно экспансирующий, — причем, в «вещно»-технологической, утилизующей данности, — процесс. Его неостановимое расширение захватом и переработкой материалов, ресурсов извне происходит даже в случае отсутствия прямой необходимости. Например, — когда уже как бы приобретен запас прочности для устойчивого существования наличными средствами, условиями.

Коль скоро производство не расширяется, не растет таким образом, — «тормозится». То есть, начинаются какие-либо «пробуксовки». Приходят в движение деструктивные (кризисные) явления. Производство обрекается на свертывание, гибель. Для самосохранения ему никогда нельзя прекращать поглощение живой жизни, природы. Неуемному «вампиру», ему не быть без непрерывного расширения, беспрестанного вовлечения в «вещефицирующую топку» очередной порции средств: поприщ, сырья, энергии, материалов. В том числе человеческих, духовных. Так что, дабы производство сохранялось, тем более развивалось, функционировало, необходимо, чтобы все означенные поприща производящего существования, экспансии, имелись, не иссякали, превращаясь в поставку (средства его существования). Необходимо, чтобы природа и человек не только не препятствовали, но обеспечивали расширение, рост производства. Нужно, чтобы они выдерживали и служили его неостановимой гонке, натиску.

Но, пожалуй, всего страшней и опасней тут не столько, что производство расширяется ради самообеспечения экспансией вовне, вовлекая, преобразуя природный и человеческий материал, а другое. В своем процессировании оно омертвляет («вещефицируя») все, что ни присваивает, втягивая доступное в орбиту, превращая в поставку. И такая «вещефицирующая» (фабрикующе-поставляющая) экспансия никак не устранима, будучи неотъемлемым атрибутом производства. Точно также — технологизм, утилизация (потребительство), манипуляция, безбытийность, капитализм (с соответствующими ему спецификациями) и т.д. По большому счету, назначение и смысл данных атрибутов, — экспансия тут, все же, главенствует, — состоит в обеспечении производству самодостаточности и «нормального» функционирования. Производство, в силу извечной не самодостаточности в себе, как бы пытается посредством них, через «омертвление» всего естественного (включая человека) утвердиться, сохраниться, не прекратиться, располагать (в качестве средства) всем необходимым для существования.

И это все, — т.е. превращение в «вещи» всего, чего касается производство (причем, на «входе» и «выходе»), как мы установили (7.) выступает первым отчуждением человека, и природы, надо добавить. Выходит, производство изначально, своим появлением уже отчуждает человека от себя самого и от природы, «овеществляя» (т.е., лишая подлинности), обезбытивляет его. Точно также окружение.

Означенных средств самообеспечения производству, все же, недостаточно. Почему его время от времени настигают так называемые кризисы перепроизводства. Но, поскольку до поры до времени у производства здесь имеются перспективы расширению, — ресурсов и рынков вовне хватает, — кризисы данные локально ограничены. И возникают, разражаются локальные кризисы время от времени (говорят, периодически) не обязательно по производственным причинам. В этом смысле они даже выступают следствием неких относительных ограничений, — политического ли, экономического, культурного, или какого другого, — экспансивной реализации производства. И, уж конечно, всякие там «Кондратьевские циклы» (как-то подсмотренные) совершенно не причем...

Все же, как бы разного рода социальные факторы ни обусловливали те либо иные состояния кризисности производства, главным ее источником являются внутренние противоречия, коими производство развивается. По любому, выражением соответствующих противоречий выступает тот либо иной серьезный кризис перепроизводства. И главенствующая роль среди данных противоречий, несомненно, принадлежит диалектике производительных сил и производственных отношений, приобретающей различные формообразования. В частности, — непростые связи труда и капитала, общественного характера труда и частнособственнического присвоения и т.д. Собственно, означенные выше, социальные факторы, определяющие состояние кризисности общественного производства, так либо иначе, служат выражением, как данной диалектики, так и других противоречий. Например, внутри самих производительных сил, то же, производственных отношений, в движении самого капитала и проч.

Так что, с самого начала именно в силу развертывания и обострения внутренних противоречий, производящий способ существования содержит момент кризисности внутри себя как собственную неотъемлемую черту. Вопреки вышесказанному о неостановимости производства, именно периодически настигающие его кризисы (следствия соответствующих противоречий, негативов движения), делают это вполне легко и просто. С каждым очередным кризисом производство весьма основательно сотрясается, рецессируя, сворачиваясь и местами даже катастрофически разваливаясь. Больше, — прекращаясь в каком-либо отношении.

Однако, верно и другое. Кризисы данные, по крайней мере, до поры до времени (поскольку производство имеет возможности экспансировать), случались не столько плодя лишения, сколько служа разрешению (пусть и специфическому, локальному) разрастающихся противоречий. В целом, они (в качестве локальных кризисов) вели к «выздоровлению», укреплению производства, его дальнейшему развитию на более прочной основе. Локальные кризисы по преимуществу служат обретению новых импульсов расширению производства. Во всяком случае, последнему, благодаря им, до сих пор удавалось, если не разрешать возникающие внутренние противоречия, то, «отодвигая их», отстраняться, сохраняться, продолжаться.

Между тем, внутренние противоречия выступают источником не просто движения вещей, но именно их самодвижения. Можно ли утверждать тогда, что внутренние противоречия, преломляясь соответствующим локальным кризисом производства, придают ему возможность самодвижения? Видимо, здесь невозможен однозначный ответ. Все зависит от особенностей данных противоречий: из какой они области, момента производства, центральны ли они или периферийны, служат ли выражением локальной кризисности или общей и т.д. Во всяком случае, вряд ли противоречия, выражающие локальные кризисы перепроизводства, служат источником самодвижения производства вообще. Как таковые они обычно выступают в форме распределенного противоречия. То есть, каким-то соотношением (единством и борьбой), по сути, внешне связанных между собой предметов (трудом и капиталом, вещественным и субъективным факторами производительных сил, богатством и бедностью, господством и подчинением, потреблением и производством, природой и человеком и т.п.).

Надо понимать, не всякие предметы способны к самодвижению, но лишь известным образом вызревшие. Покуда они не вызрели так, — стало быть, выступают проявлениями-обнаружениями некоторого другого, развернувшегося по сути движения, — они не обретают еще состояния самодвижения.

Здесь вполне уместна аналогия с зрелым человеком и ребенком. Трудно признать, что ребенок в качестве человека реализуется самодвижением. Даже не всякий человек, будучи уже взрослым, на это способен, но лишь вызревший личностно, экзистенциально, повзрослевший не годами, но практически, умом.

Если-таки, мы держимся того, что ребенок пребывает в самодвижении, то это допустимо не в смысле человеческого движения, совершаемого им, но лишь в смысле движения ребенка как некоторой самодостаточной предметности (физической ли, биологической, психологической, антропологической и проч.). Причем, — именно данного ребенка (скажем так, «несозревшего человека»).

Точно также, предмет (в нашем случае производство) в данности, как он обнаруживается, утверждается в качестве момента, точнее, исторически-конкретного формообразования практики, не способен к самодвижению в подлинном смысле. Ибо еще не самодостаточен, не вызрел, представляя разновидность, обнаружение практики. Тем более не самодвижны составляющие данного предмета. Именно потому, последний, характеризуясь, разве что, распределенными противоречиями, вынужден пополняться для своего существования ресурсами (материалом, энергией, информацией и т.д.) извне. Другими словами, его движение (функционирование, развертывание), как предмета неразвитого (в-себе, не самодостаточного) предполагает такую реализацию, когда она возможна лишь на путях экспансии в окружение, пополнения себя ресурсами последнего. И коль скоро данное окружение просторно, — позволяет такую экспансию нашего предмета, — он будет шириться, утверждаться, расти, становиться для-себя.

Так что, в самом общем плане, иначе мыслить производство в качестве формообразования практики недопустимо. Лишь понятое пребывающим на такой (производящей) стадии своей зрелости в общеисторическом плане, — с другой стороны, как понятно, ограниченности, — и предстает производство, будучи специфическим способом человеческого бытия в мире. В этом смысле не производство испытывает самодвижение, но практика, в частности, на известном этапе саморазвертывания, проходящего (типизирующегося) ступень производства, производящей практики.

Не развившись в полном смысле как практика, будучи ограниченной формой последней, сознавая себя в такой данности, производство обречено иметь самодвижение, самое большее, лишь постольку, поскольку, с оглядкой на практику как нечто более общее, определяющее.

При этом надо понимать: взятое само по себе, как некоторый самодостаточный предмет (что вполне возможно при соответствующих (например, частно-научных) подходах), ничто не мешает мыслить и представлять производство, имеющим собственное движение, самодвижение. Но в таком случае оно уже не будет мыслиться формообразованием практики или даже чего-либо другого.

В принципе, так реализуется любая конечная вещь. Последняя, как известно, существует конечно-бесконечной (прерывно-непрерывной) диалектикой. И как конечным, — то есть несамостоятельным, ограниченным, данным в пределах некоторой более общей реалии, — вещам недоступно существование всецело за счет самих себя. Одним словом, кажущееся, видимое, несамостоятельное, не обретшее сути, — лишено самодвижения.

Однако зрелые, представшие известным, для-себя-бытийным уровнем, сутью, вещи (включая человека, общество), так утверждаются действительностью. Они не только берут из окружения, но в не меньшей степени, если не большей, отдают ему силы, информацию, материал, энергетику, ум. Лишь в этом случае правомерно полагать: они не просто движутся, питаясь своим окружением, но самоутверждаются, привнося в окружение из себя, разворачивая собственные внутренние возможности, способности и потребности.

Как бы там ни было, производство в качестве ограниченного обнаружения практики не созрело до данного уровня. Оно движется, живясь, лишь беря из действительности, мало что отдавая. Если даже и дает, то такое, что окружению по большей части чуждо, не вписывается в него. Очевидно, другим (двигаться иначе) производство как таковое просто не может стать. Оно не способно дорасти до подлинного самодвижения в только что означенном смысле. Ему уготована обреченность реализацией за счет экспансивного поглощения очередных порций-«вливаний» извне.

Вернее, оно способно дорасти, чтобы выражать для-себя-бытие практики. Но тогда также прекращает бытие производства. Об этом выше было немало сказано. Поговорим еще ниже.

Сейчас же, возвращаясь к явлениям кризисности, следует зафиксировать в качестве несомненности подтвержденный нами вывод. Производству как ограниченному формообразованию практики не дано стать самодвижущимся, самообеспечивающимся, стало быть, вечным, существующим само через себя, процессом. Исторически ограниченному, имеющему начало и конец, ему ни за что не достичь самодостаточности, как и сколь бы ни изощрялось экспансивно самоосуществиться. Без переориентации на пути импансивные, интенсивные, предполагающие его же самопреодоление (смерть).

Что и как бы производство ни создавало, как бы ни протекало, какую бы организацию ни являло, — втягивая (превращая в «вещную» поставку, омертвляя тем самым) в себя постоянно новые и новые поприща природы, каждого вошедшего в мир человека, результаты культурного творчества, — оно безудержно и ненасытно утилизует, «перемалывает». И, пытаясь сохраниться так, сводит на нет естественную жизнь вокруг, подменяя последнюю жизнью искусственной, (неестественной, вредоносной). Вот почему его вполне справедливо отождествлять с древним, всепоглощающим в безостановочной ненасытности, богом, «Молохом».

Если, далее, на первых порах естественная жизнь, подменяемая и вытесняемая данным «молохом» жизнью искусственной, как-то еще терпит последнюю, то на заключительных этапах его активности матери-природе выдерживать натиск неестественности становится невыносимым. Наступает «момент истины». То есть, с проявлениями неестественности вместе с их источником будет полностью покончено. Или (всего желательней) молох производства так преобразится, что перестанет плодить вокруг неподобающее матери-природе, станет со-присутствовать ей.

Что касается первого варианта, то, продолжая сказанное в разделе 6.5., нетрудно видеть, он осуществится (и совершается в наши дни) руками и головой означенных «олицетворителей» самого молоха. Природа (бытие) в истории, как известно, творит свои дела всегда руками ее же вершителей. Потому, на закатном витке экспансивного «прогресса самообеспечения» производство непременно пожрет (разрушит) и самое себя, насколько это в буквальном смысле возможно. Очевидцами-осуществителями самопожирающей (деструктивной) активности современного производства, собственно, мы уже являемся.

Оно и понятно. Производству экспансировать больше некуда. А интенсивные каналы перекрыты самой же экспансивностью, выражающейся многочисленными атрибутами буржуазности. Потому активность и результаты производственной деятельности, среди прочего, начинают самопожирающе «зашкаливать». Другими словами, они ведут к глобальным кризисам-тупикам: «парниковый эффект», «энергетический перегрев», технотронная перезагрузка планеты, исчерпание ресурсов, включая человеческие, духовные, культурные, истребительные войны, перерастающие в планетарные, мироуничтожительные и проч. В результате самопожирающему производству ничего не выпадает, помимо распада, деградации, плачевным выражением и следствием чего, опять же, выступает сегодня жизнь, мир, человек, насквозь производящие.

Действительно, ничего иного не остается, коль скоро производство в целом достигает «потолка» своему расширению и росту. Нет на Земле больше внешних средств, источников и ресурсов, которые производство (будучи ограниченной деятельностью отпавшего от бытия человека) могло бы добывать, присвоить, перерабатывать (фабриковать), промышлять, использовать экспансией и, тем самым, иметь возможности дальнейшего прогресса. С другой же стороны, планета, по целому ряду причин, уже не выдерживает производящую гонку, не способна служить условием и носителем такого «монстра» на себе.

Вот, в этом смысле планетарные пределы (тупики) просто не допускают дальнейшее производящее существование человека, грозя катастрофическими последствиями, глобальными бедами в каком угодно направлении. Не подобное ли мы наблюдаем горе с, переросшим ребячество, паразитирующим «ребенком» в семье?..

Выражением и обозначением, главным образом, неуемного, ущербно-ненасытного, вместе с тем, тщетно обеспечивающегося барахтания в означенных пределах-тупиках современного производства, очевидно, выступают безвыходные сырьевые, энергетические, экологические, демографические, культурные, медицинские, социально-политические, этические и прочие кризисы. Взятые же в интегральном единстве, будучи неустранимыми тупиками-потолками, они и выражают глобально-планетарный кризис, о котором мы говорим.

Несомненно, он является результатом всепланетарного утверждения и глобализации производства, чему больше поприщ, ресурсов, источников для былого экспансивного прогресса не осталось. Не иначе, как, из-за объявившихся пределов роста производства, отсутствия средств его подпитки, неизбежно возникающие здесь, тупиково-кризисные явления лишаются возможности преодоления за счет очередных экспансий. Другими словами, вовлечения в «топку Молоха» свежего материала, ресурсов, рынков сбыта и проч. извне.

Поскольку, далее, производство лишено средств, ресурсов, рынков, компенсаторной подпитки извне, поначалу возникающие локально, кризисы (к тому же, серьезные) оказываются безвыходными. Тем самым, они, не устраняясь, но, разрастаясь, дополняя друг друга, сплетаясь, выходят за локальные, местные границы. Так, раздвигая свои пределы, они глобализуются, универсализуются, интегрируются, являют неустранимость, непреодолимость. Повторяем, уже в который раз, на экспансивно-производящей основе.

Таким образом, с обозначившимися пределами роста и расширения производства, локальные кризисы перерождаются в общепланетарные, универсальные, выливаясь в интегральный комплекс. Больше, — каждый из них и все вместе отдают инфернальностью, смертельным исходом. Они явлены сознанию, обнаруживают себя в виде так называемых глобальных проблем, о которых нынче говорят сплошь да рядом. Правда, говорят, но, по многим причинам, — не последнее место здесь играет «скрипка» конъюнктуры, даже идеологии, — мало отдают себе отчет, выясняя суть и истоки их. А главное — пути решения, хоть, впрямь, говорится слишком много.

Между тем, именно с самопожирающими (саморазрушительными) влечениями производства прежде всего и в предельно общем плане связан приход в нашу жизнь глобальных проблем, обступающих современного человека роковым, все туже сдавливающим кольцом. Мало кто из исследователей поднимается до признания, что любая глобальная проблема, круг которых растет буквально лавинообразно в последнее время, выступает регистрацией тупиковой кризисности наличного мира в известном направлении, сфере. И данное проявление всеобщей кризисности, соответственно, проблема не может быть преодолена средствами и силами человека, поскольку живет, поступает, относится к «вещам» производяще, буржуазно, присваивающе.

Кстати, в силу такой жизни и отношения, даже объедини усилия, современное человечество, возьмись разом решать данные проблемы, — результат, в конечном счете, окажется бесплодным, чем-то наподобие «рождения горой мыши»...

Вместе с тем, тут налицо еще одна характерная особенность. Разрешение какой-либо глобальной проблемы средствами, располагаемыми производяще-буржуазным существованием, непременно ведут субъектов разрешения к одному и тому же «знаменателю». А именно: к уничтожению, лишению (в той либо иной форме) самого человека и его окружения. Лишь таким образом буржуазное сознание и активность способно преодолевать глобальные проблемы, образующие в целокупности всеобъемлющий интегральный кризис.

Вот почему, среди прочего, последний выпадает из цикла обычных кризисов капитализма. Он не оставляет человеку, продолжающему капитализировать, спасительной перспективы, не дает оснований для выхода, не говоря уже о дальнейшем существовании, росте. Ибо, подчеркнем еще раз, имевшиеся прежде ресурсы, источники, не втянутые в орбиту экспансирующего производства, иссякли. Их попросту больше нет. А те, что имеются, подобны винограду для лисицы из известной басни. Даже традиционно пользуемые пути выхода из кризиса за счет угнетенных масс, народов, периферии и «третьих стран», теперь не помогают.

И впрямь. Мы не раз говорили, обычно в условиях производства, да и в любом другом частнособственническом (куда относятся существовавшие до производства социумы, которые тоже носят присваивающий, экспансионистский характер) обществе преодоление настигших тягот, выходы из кризисности, равно обогащение, преуспеяние собственников, — идет ли речь о банкирах, о промышленниках, торговом капитале, владетельных сеньорах, лендлордах, — во многом обеспечивается усилением угнетения, эксплуатации, ущемлением интересов простого люда, перекладыванием тягот на плечи неимущих слоев. Всегда выход из очередного кризиса, среди прочего, достигался за счет дальнейшего обнищания трудящихся, грабежа, закабаления неимущего народа. Однако, на переживаемом сегодня закатном этапе производства дела существенно меняются. Мало того, что дальнейшее производяще-экспансивное движение оказалось в тупике, усиление эксплуатации тоже добралось до крайней точки. Означенные сценарии протекшей истории, сходившие с рук господствующей власти и общественной системе в целом, для превозмогания нынешней, дошедшей до предельно опасной черты, кризисности, как видно (и, слава Богу), если и что дадут, то крайне мало. Ибо так дальше тянуться не может. Само производство, главные, его носители, сконцентрировавшиеся в банковском капитале (банкстерстве), выходит, не могут продолжать жизнь по-прежнему. Очень хорошие идеи на этот счет содержит недавно вышедшая публикация видного отечественного ученого и общественного деятеля, Валентина Катасонова, «Капитализм похоронит не пролетариат, а Центробанки» [52]. Можно, правда, прибавить, что в помощь им руки уже тянет и транснациональный дигиталитет.

Вместе с тем, разве, отмеченные и другие, потуги мирового капитала с корпоратократией во главе продлить свой век депопуляционными путями, утверждением на Земле «нового мирового порядка» бесчеловечности, — не из этой серии, самопожирательных, все же, тщетных намерений сохранить жизнь производству? Ведь именно наличие последнего обеспечивает им собственное бытие. Выше отмечалось и речь еще пойдет, как современное производство пытается «растянуть» себе существование, «удержаться наплаву». Опять же, — руками своих носителей и представителей, пожирая собственные «слабые звенья». Причем, не только из периферии, но также метрополии, «золотого миллиарда». Этими «слабыми звеньями» выступают соответствующие страны, народы с их экономикой, геополитическими ресурсами, природный, культурный и человеческий материал. Превратить и удержать наше отечество в состоянии подобного «ресурса для утилизации» не есть ли основная цель Запада, метрополии и мировой корпоратократии? Ведь они уже возродили и продлили свою угасавшую жизнь, спаразитировав совсем недавно на неожиданном (но, как раз, «подфартившем») поражении Советского Союза и мирового социализма. Очень хорошее подтверждение сказанного содержится в недавней публикации на ютюбе, «Развал СССР и России обязателен?» [527].

Но, что хуже всего, главным образом и повсеместно самопожирающая (самоуничтожительная) деструкция происходит везде и всюду, поскольку всевозможными путями и средствами нивелируется, вытравливается, вырождается сам производящий человек. Больше, человек вообще. Эта депопуляторская политика активно проводится сегодня повсюдно. Особенно, —либерастической возгонкой, культивированием в людях «вещно»-индивидуалистической, утилизующе-потребительской (потреблятства) психологии, лишением (высвобождением) человека самоидентификации, рода, семьи, страны, пола, самости, природы. Повсюдно уже Западный человек симулякрован и аватаризован, готов к мутантированию, встройке в активно раскрученные техно структуры. К чему, в конечном итоге, это ведет, как не к смерти человека (увы, не только в качестве носителя производства)! А вместе с ним и самого производства.

Отослав данный вопрос для нижеследующего развертывания, укажем еще одну причину тупиковости производящего существования человека. Она предельно обнажается сегодня своей безбытийностью и крайней опасностью. В предыдущих разделах мы уже начали этот разговор.

В целом, нельзя не признать, современное производство, — машинально-техническая реальность, так либо иначе, механическая система. Здесь правит бал количество, форма, число, стандарт, централизм, механистическая каузальность, техника, массовость и т.д. Не способная к самодостаточности, Данная «простая система» (В.С. Степин), несмотря на размеры, как учит физика, стремится к функциональной замкнутости в себе. Разумеется, она безбытийна, безжизненна, в этом смысле противоестественна, не способна к для-себя-бытийному со-присутствию с окружением. И, понятно, сама по себе не располагает средствами к качественной перестройке, обновлению. Несомненно, причиной означенных только что особенностей, как и многих других, является располагаемая ею техника. Оно понятно: ведь последняя есть суть производства. Не случайно потому, с момента прихода в мир производство по сути остается одним и тем же. Хоть и происходит видоизменение техники (сущности производства), тем не менее, техногенность до сих пор существующего производства той природы, что вся она, по большому счету, базируется на принципах механистичности.

В этом смысле не очень-то важно, что техника сегодня явлена электрическими, либо, атомными, электронными и т.д. устройствами. В конечном счете, все они, — независимо, первую или третью волну НТП представляют, — выражают классическую (механистическую) рациональность, что Ж. Деррида назвал бы «техно-лого-центризмом». Приходящие в сегодняшний мир явления техники четвертой волны, конвергентные технологии, так и не стали (и, видимо, не смогут) доступны современному производству. Во всяком случае, — в той сути, которой оно пока что выступает. Дабы совладать с технологиями четвертой волны, производству предстоит в корне перемениться, что, собственно, должно выражать процесс перевода его на рельсы постпроизводства, произведения.

С существом, — безбытийным, инструменталистским, внешне-преобразующим, калькулирующим, генерализующим, механистически-детерминирующим, массифицирующим, стандартизирующим, субъект-объективирующим и т.д., — производящей техники, технологии как таковой, мы имели возможность определиться в предыдущих разделах. Заметим сейчас лишь, несколько повторившись: о каких бы конкретных техниках данного рода (включая третью волну) ни шла речь, как бы дело ни обстояло со всевозможными разновидностями производящей технизации сегодня, — они основаны на функционировании неживого, мертвого. Именно логика мертвого, неестественного, неживая техно-логика со своими принципами и законами регулирует, определяет движение «вещей» в производстве, включая людей. Именно такая (механистическая) технология, вылившаяся в школьную логику форм, давно царит в головах и делах производителей. Причем, как мы уже знаем, — не только в сфере выработки экономических благ и правовых норм общественной жизни, но также в делах сокровенных, глубоко интимных, — везде и всюду.

Но, спросим риторически: что жизнеутверждающего такая логика даст? Как опираясь на нее, можно творить продуктивно, принципиально новое, не экспансируя и утилизуя окружение? Разве не рассчитана она на «перемалывание» и разбытивление (распорошение) наличного, несмотря на видимый прогресс? Не поддерживает ли она лишь то, что уже есть, дабы потом превратить его в свою данность, отработанный материал (вплоть до «отхода»)? Подлинная новизна (тем более, живая, сопричастная бытию и действительной человечности) данной техно-логикой и, соответственно, производством, основанным на ней, выражающим ее, убивается на корню.

Вот, потому-то, из этой бездушной, безличной, мертвой рациональности, вследствие отчуждения, вырастают явления разбытийствления, «вещефикации», технократизации человека и жизни, потреблятского утилизаторства, обессмысленности, вместе с тем абсурдного бытия в целом, что не раз отмечалось. Отсюда и означенная фейково-фриковая реализация «маленького человека» в мире, где исчезла истина, смыслы существования. Здесь, опять же, корни человеческой симулякризации, бегства от свободы, стояние лицом к смерти.

Итак, все рассмотренные (в каком-то смысле общепризнанные и экспансивные) факторы, выражая первый, намеченный нами, вариант реализации производства, безоговорочно влекут его, — стало быть человека, культуру, мир, — к вырождению, прекращению. Между тем, все в производстве радикально преобразится, оно заполучит что-то от «второго дыхания», коль скоро двинется вторым (импансивным, интенсивным) вариантом. Механическая техно-логия, производяще-безжизненная рациональность тогда сменится логикой живого, поэтически-творческого, природоподобного, естественного!

Уже элементарные нововведения, проникшие в Аристотелеву логику форм, благодаря подвижкам в области наук о живом и культурном, — как они, тем не менее, замечательно оплодотворили ее жизненностью и бытийственностью, явив миру, скажем, диалектику Гегеля и Маркса, фундаментальную онтологию Хайдеггера! Но как еще далеки такого рода нововведения от собственного внедрения в материальную практику. И как сами элементы новизны пока малы, чтобы вдохнуть в логику человеческого существования и творчества (практику) принципиально новые смыслы, устремления, каноны!..

Сказанное имеет ближайшее отношение к современному производству. Подчеркнем еще раз. Приобретая планетарный характер, выйдя даже в космос, забравшись в дух и души людей, не довольствуясь «овещненным», безостановочно прогрессируя в данном, разбытивляющем и обесчеловечивающем отношении, — производство, движимое факторами первого варианта, настолько далеко заходит, что поглощает-ничтожит устои и жизненные основания, коими держится не только земная природа, человек, мир вокруг, но также оно само. Что, собственно, может представлять производство без всего этого, как оно возможно тогда? Какой деструктивной логикой сознания и действования загружает своих носителей и вершителей, особенно на стадии закатности?..

Обычно используемых средств и путей, позволяющих преодолевать кризисные явления, отойти от края бездны, куда современное производство уже ввергло себя с миром, увы, «нет». Точнее — имеются. Однако, они, будучи необычными, принципиально новыми, не раскрыты, безвестны, недоступны безоговорочно производящей активности, ее экспансивно-одномерной по сути рациональности.

Речь идет о силах, истоках, ресурсах, являемых свету, благодаря развертыванию внутренних продуктивно-творческих, духовно-практических способностей, потребностей и возможностей человека как осваивающе-произведенческого созидателя мира и самого себя. Он способен, в частности, создавать и совладать с принципиально иными, нежели известные и работающие до сих пор, природоподобными технологиями, вообще, технологиями четвертой волны НТП. Уже это все позволит перевести производство на интенсивные (импансивные) рельсы движения. И не только выведет мир, человека из смертельного производяще-инфернального крена, но придаст практике как специфическому способу человеческого бытия в мире безграничные импульсы, энергетику, просторы роста. А самому человеку сообщит подлинную жизнь, гармоничное, всестороннее развитие, событийно-историческую реализацию.

Нельзя не заметить, буржуазно-производящему сознанию кое-что о путях и средствах, сулящих инновацию, доступно. О них, особенно о «человеческом капитале», «человеческом факторе», как мы видели, много говорят, особенно в последнее время. Постиндустриализм, к тому же, нормально утверждающийся, без этих вещей ведь невозможен, не «инноватируем».

А, с другой стороны, не только говорящие, но и пытающиеся осуществлять интенсификацию, инновационное развитие, как считают «надлежащими средствами и путями», — весьма далеки от действительного понимания. Главное, реализации всего этого. Дела, одним словом, обстоят крайне превратно! Видно-таки, сколь бы производящие, буржуазно ограниченные люди ни тщились разворачивать ради гонки наваров духовно-практические силы, способности и потребности человека, дальше культивирования в последнем потребительства (вплоть до потреблятства) и спекулирования здесь им не пойти. Об образовании человека в духе осваивающе-произведенческого созидания себя и окружения, — лишь так по истине творят, ответствуя бытию и времени, в том числе инноватят жизнь, — даже помыслить не приходится. Осваивающе-произведенческая деятельность капитализирующему сознанию, производящему мироотношению в целом, «не по зубам».

И в отечественной социалистической действительности к делу, включая человекообразование, формирование человеческого фактора, подходили производяще. В конечном счете, отсюда задачи формирования всесторонне развитой личности, нового человека, раскрутки его событийно-созидательного потенциала, стало быть, освобождения труда, — оказались так и не решенными. Больше. Проводимая в данном направлении работа, отягчаемая, в добавок, намеренной гонкой «вещного» потребительства, вылилась, можно сказать, плачевным результатом.

Что говорить, коль скоро даже освоение четвертой волны научно-технического прогресса для производящего мироотношения (тяготеющего к буржуазности) есть нечто принципиально недосягаемое. Между прочим, не тут ли, во всяком случае, в известной мере, причина факта, что многие технологические новации и разработки эпохи развитого социализма в нашей стране, свидетельствующие именно четвертый этап НТП, так и остались «упрятанными в стол»? Они не находили себе применение, равно понимание.

Да! Производящему сознанию и творчеству технологии четвертой волны не открываются. Кстати, — и в том плане, что, коль скоро данному роду технологий (тем более, осваивающе-произведенческому созиданию мира) люди научатся, причем, «теоретически» и «практически», им придется покинуть, распрощаться и с буржуазно-присваивающим, вещно-потребительским, инструменталистским, вообще, производящим отношением к действительности. Короче, — со всеми многообразными и привычными формами, стилями жизни, где люди глубоко и напрочь Укоренены, отчужденные.

Здесь следует заметить: производящее сознание, как бы даже ни стремилось к обновлению, сколь бы ни было анти буржуазно настроено, — коль скоро не усматривает хотя бы «луч света в конце туннели» производящести, — непременно остается буржуазным. И не важно при сем, какому социальному сословию человек принадлежит. Иной раз, пролетарии еще худшие буржуи, нежели сами капиталисты...

Вот почему, среди прочего, сам объективный ход дел современной истории предполагает, требует, чтобы человечество навсегда распрощалось с буржуазностью, с неотъемлемым от нее присваивающим отношением к «вещам», жизни. Покуда же «прощание» не случилось, от производства не избавиться. Мир в целом будет все более низвергаться по линии распада, расчеловечивания, отпадения от бытия. И «точка невозврата» этого движения буквально под ногами, почти перейдена. Болото глобокризиса окончательно затягивает мир в бездонную зыбь.

Верно. Сказанное о тупиковости производящего способа человеческого бытия в мире на путях экспансивности, ничуть не означает, что с производством дальнейшему развитию производительных сил, человеческой творчески-созидательной деятельности приходит конец. Они, подобно всему диалектическому, вершатся в пределах конечно-бесконечного движения. Другими словами, и изъясняясь общо, преодолев себя в известном плане, реализовавшись тут, стало быть, оконечившись, развивающаяся вещь переходит на новый, более высший уровень движения. Здесь пройденный ею этап, будучи преодоленным, оказывается, выражаясь по-Гегелевски, «снят», переведен на задний план. В частности, как недостаточный в себе, он (в нашем случае, пройденный, преодоленный этап движения, производительных сил, производящей деятельности) отныне выступает второстепенным моментом снявшего, более высшего и дальнейшего движения, служит в этом смысле последнему.

В таком ключе, коль скоро производство пребывает в подлинном движении, — никакие субъективные силы не помешают, напротив, будут способствовать успешной реализации его диалектики, — оно имеет весьма реальные перспективы, возможности развития. Но, конечно же, данные перспективы, возможности будут вершиться не экспансивно, а на иной, как мы назвали это, импансивной основе. Другими словами, путями второго варианта движения: подлинной раскрутки созидательных способностей, возможностей и потребностей человека, его осваивающе-творческой активности как главной и определяющей стороны практики (в том числе производства). Речь, короче, идет о подлинно инновационном развитии производства, о его интенсификации, предварительно адекватно понятых. Без такой переориентации производства, — соответственно, строительства интенсивной экономики за счет всестороннего развертывания творчески-созидательных способностей и потребностей человека, — ни о каком прогрессе, тем более, преодолении производящих тупиков, производства вообще, речи быть не может. С другой стороны, подлинная «раскрутка» инновационного движения, стало быть, творчески-созидательных сил и энергии человека возможны лишь на путях формирования всего этого в духе осваивающе-произведенческой практики как постпроизводства.

Повторяем: лишь при условии, что интенсификация и инновация производства адекватно и истинно (означенным только что образом) осуществляемы, удастся выйти за производящие пределы. Производство на этом пути вынуждено через самопреодоление качественно преобразиться, стать постпроизводством, принципиально отличным от того, как до сих пор протекало. Постпроизводство (можно сказать, «сверхпроизводство») не может быть ничем иным, нежели произведение, осваивающее произведение или способ существования событийного человеческого бытия. Движение экономики, производства на путях подлинных интенсификации и инновации не может не утверждать осваивающе-произведенческое отношение человека к миру, самому себе. Оно радикально иначе, точнее, некапиталистически развертывает общество, мир. Ниже мы продолжим его характеристику.

Пока же, подчеркнем еще раз: ни освоение, ни произведенческий способ человеческого бытия в мире невозможны при господстве капитализма. Потому они отрицают последний, как и он несовместим с ними. Правда, это не означает, что уже при капитализме, в производящих условиях не зарождаются, не прорастают элементы освоения, произведенческого творчества. С «чистого листа», в действительности, вообще-то, ничего не приходит в мир.

И, тем не менее, с буржуазным мироотношением не только произведение, но даже подлинно интенсивное развитие производства, как очевидно из сказанного, совместить невозможно. Это свидетельствует вся история двадцатого столетия и день сегодняшний. Капитализм, всяко пытаясь оседлать интенсивный путь движения, изобретал для этого различные средства («техники»), вплоть до изощреннейших. Тем не менее, так ничего и не добился. И лишь, усугубляя общепланетарный кризис, — поставил мир на край гибельной пропасти. Ведь всевозможные техники, политики империалистических и колониальных войн, неоколониальные «инструменты» пожирания метрополией периферии и третьих стран (равно «слабого звена» в себе самой), стимулирование «человеческого капитала», монетаристская модель экономики, попытки инновации наизнанку, вещно-потребительская информатизация, депопуляционная политика мировой корпоратократии, — все это разного рода негодные средства, коими современный капитал пытается оседлать инновационное развитие, интенсифицировать экономику.. А коль скоро последнее не удастся, устроить на планете свои порядки. Ужасающую циничность и чудовищность их еще в 30-е годы прошлого столетия пророчески описывает в своей замечательной антиутопии, «О дивный, новый мир» Олдос Хаксли.

Пользуясь негодными средствами (прежде всего, в плане бесчеловечности, противоестественности), капитал в целом даже кое-где и как-то преуспевал по части культуры, прогресса. Правда, не долго, временно, лишь нагнетая свою обреченность, тупики. А все потому, что основа, фундамент, равно скроенные из его материи «техники» (средства), замыслы и устремления, настоящее и будущее, изначально бесперспективны, гнусны. А сегодня — исчерпаны, самоубийственны. Коль скоро нет подлинной основы, опоры, — к тому же, не понимаешь творимое, — что может выйти из этого? Даже, — когда, порой, намереваешься совершить нечто благое... И, как бы дела ни оборачивались, слава Богу, злонамеренная гнусь, выпадая из-под власти своих вершителей, рано или поздно, оборачивается заслуженным «бумерангом»...

Заключая раздел, заметим, что здесь мы, в общем-то, характеризуем производство в отрицательном плане. Собственно, так и нужно, коль скоро жизнь от производства разверзлась потрясениями, безвыходными кризисами, смертельными опасностями. Но, как неоднократно указывалось выше, производство сегодня (тем более, в прежних условиях) также выполняет, несет безусловно положительный, жизнеутверждающий момент. Это очевидный факт. Ибо жизнь, дела, достижения, успехи, блага, пользуемые нами сегодня, — все держится на производстве, обязано ему. И, тем не менее, производство наших дней несоизмеримо больше чревато негативами. К тому же, крайними, предельно опасными. Именно производящая «вещно»-техническая практика порождает очевидные пагубные тупики-кризисы, роковые проблемы, которые переживает мир. «Успехи техногенной цивилизации в технологических инновациях, улучшении образа жизни людей, в ее победоносном шествии по всей планете, — пишет в 1994 г. академик, тогда директор института философии РАН, В.С. Степин, — порождали представления, что именно она является магистральным путем развития человечества. Еще 50 лет назад мало кто полагал, что сама линия техногенного прогресса, ее система ценностей приведут человечество к критическим рубежам, что резервы цивилизационного развития этого типа могут быть исчерпаны. Это обнаружилось только во второй половине нашего столетия, когда глубочайшие глобальные кризисы (экологические, антропологические и т.д.) заставили критически отнестись к прежним идеалам прогресса. Человечеству, столкнувшемуся в конце XX столетия с новыми проблемами выживания, осталось немного времени на размышления. И оно не может продолжать свое развитие на прежних путях, заложенных в культурных матрицах техногенной цивилизации» [528].

Производство во всех направлениях своей развернутой поступи приобрело настолько опасный, ужасающий гибельными последствиями, маячащими в ближайшей близи, характер, что не прекратить его просто недопустимо. А, коль скоро так, — по крайней мере, следует предпринять достаточно серьезные меры по коренному изменению положения дел в современном производящем мире. Несомненно, надлежит радикально преобразовать производство, насколько это доступно, удастся, имеет смысл.

Опять же, вполне правомерно заключить: претерпеваемый человечеством ныне, глобально-планетарный кризис тогда будет нормально преодолен, коль скоро сложится понимание, что надо превозмогать, радикально переустроить с самого начала производство как способ существования современного человека в мире. Ибо именно здесь данный кризис, равно другие беды, коренятся.

Верно, осознание необходимости преобразования (пусть и способа существования людей) зашедшего в тупик, еще мало что дает. Нужно также разобраться, что он представляет, в чем суть его кризисности, движущие противоречия-негативы. Главное — на каких путях из последних и куда выбираться, преобразовываться, спасаться. Ведь с самого начала именно, в силу, прежде всего, развертывания и обострения внутренних противоречий, производящий способ существования содержит момент кризисности внутри себя как собственную неотъемлемую черту.

Выше отмечалось: периодически настигающие производство в той либо иной области, а то и в целом, кризисы (носящие локальный характер) суть следствия-проявления соответствующих противоречий, негативов движения. Как бывало до недавно, с каждым очередным локальным кризисом производство не только основательно сотрясается, рецессируя, сворачиваясь, даже катастрофически разваливаясь местами. Кризисы данные, в конечном счете, служа разрешению (пусть и специфическому) разрастающихся противоречий, несмотря на приносимые беды, определяющим образом вели к «выздоровлению», упрочению производства, его дальнейшему развитию. Так как в основном локальные кризисы служат обретению новых импульсов для расширения производства, последнему до постиндустриальности удавалось, если не разрешать возникающие внутренние противоречия, то отодвигать их, отстраняться. И, как мы видели, главным образом, экспансивным поглощением очередных порций-«вливаний» извне. Капитал, так либо иначе, находил средства устранения возникающих трудностей за счет внешних средств, не меняя свою суть.

Однако, такому движению, по логике вещей (в том числе самого производства) приходит на нынешнем этапе глобально-планетарного кризиса конец. Снова-таки, данный факт явственен с переходом производства в постиндустриальную стадию, особенно теперь. Верно, каждое новое кризисное явление, разражающееся в общественном производстве, обретает основательность, многоохватность, широту; поражаемые им сферы растут, глобализуются. Мировой кризис (пик которого мы наблюдаем сегодня) уже так раскрутился глобально, интегрально, что поистине стал переломным. Он лишил историю, человечество, мир иной альтернативы. Либо 1) падение в бездонную деструктивность. Тогда можно и впредь продолжать жизнь производяще, погибая. Либо 2) подлинное спасение, действительно историческое движение вперед.

Мы говорили и еще покажем: второй оборот дел требует от нас превозмочь производящий способ существования во имя спасения. У современного производства нет собственных возможностей, сил, да и нужды обеспечить спасительный прорыв за самое себя, в будущее, к бытию. Мало того. Производящий способ существования, — оставаясь внутри него, пользуясь его же (производящими) средствами, — при всем желании невозможно не только превозмочь, но, как будет показано ниже, «ограничить», «исправить», дабы оно «устойчиво развивалось впредь. Это, например, рекомендует Римский клуб.

Сознавая все это, — можно с автором цитируемых ниже слов утверждать, что мы оказались в ситуации, где сложилось нечто, по сложности и запутанности своей не имеющей прецедента в истории. «Финансово-глобалистский капитализм оказался наедине с собой. Недуг пожирает его изнутри. А потому вместо штормов 2000-2001 и 2008-2010 годов придет настоящий ураган... Правители прежних времен привыкли разрешать подобные кризисы с помощью мировых войн. Выплескивая противоречия в кровавые бойни. Однако сейчас — не 1914 и не 1939 годы. Классические мировые войны с фронтами через целые материки, мобилизация на годы десятков миллионов молодых и энергичных мужчин более невозможны. Теперь не поднимешь экономику на многолетних военных заказах, не сожжешь долги в битвах от Арктики до Антарктики. Все очень просто: ядерно-ракетное оружие, сделав само понятие «победитель в войне» бессмысленным, закрыло сей путь «антикризиса». Вот и мучится нынешний миропорядок, как несчастная в родовых муках, но не могущая родить. И кесарева сечения больше не сделаешь. Как ни пытались правители главных стран найти заменитель Большой Войны — все тщетно. Суррогаты не помогают... Раньше кризис внутри себя можно было выплеснуть вовне. Накопившуюся ненависть низов к верхам, недовольство нищетой и бесперспективностью жизни — перевести в военно-националистическую истерию и заставить низы разных языков истреблять друг друга. А теперь — все, баста. Болезнь уходит внутрь обществ и терзает их изнутри» [529]. Приведенные еще в 2017 году слова, следует уточнить, заметив, что «настоящий ураган» уже пришел и все сильней раскручивается по планете.

Конечно же, для распутывания крайне сложного кризисного «клубка» (тем более, для превозмогания), в свою очередь, нужно сознание спасительного финала, «того берега», куда и как предстоит выбираться. Если этого сознания, — соответственно, целей, идеальных перспектив, будущего нет, — некуда и не с чем идти, нет что делать. Так что, сам ход развития, ввергающий производство (в частности, кризисами) в исторический тупик, а мир в беспрецедентную опасность, настоятельно требует собственного превосхождения. Причем, «превосхождения» на сознательной основе в обозначенном смысле. Современный этап разворачивающейся мировой кризисности настолько глубок, всеохватен, главное, опасен, — противоречия его столь глобальны и разительны, — что, от него производству не оправиться. Спасительно выйти удастся лишь преодолев производящее существование произведенческим способом человеческого бытия, о чем было не раз говорено и еще пойдет речь.

Отсюда однозначно следует: текущий этап общепланетарного кризиса есть последний, на который производство обрекло мир. На еще один оно не дотянет. Потому, истинно осмысленный и разрешаемый, текущий кризис призван служить спасительным «мостиком» к берегу постпроизводства. Его, опять же, следует сначала понять, открыть. И это «открытие» приходит спасением перед лицом беспрецедентной опасности.



Раздел 1.01 Примечания



523. См.: Александр Леонидов. Современный человек в ловушке безумия //
524. Come On! Капитализм, близорукость, население и разрушение планеты // http://2035.media/2018/01/15/new-enlightenment/.

525. Максим Калашников. Буря все равно грянет // https://forum-msk.org/material/economic/15489170.html.

526. См.: В. Катасонов. Капитализм похоронит не пролетариат, а центробанки // http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1498427460.

527. См.: Развал СССР и России обязателен» // https://www.youtube.com/watch?v=IY0YZTghwfA.

528. Степин В.С. Российская философия сегодня: проблемы настоящего и оценки прошлого // Вопросы философии, 1997. — № 5. — С. 12.

529. Максим Калашников. Буря все равно грянет // https://forum-msk.org/material/economic/15489170.html.