Эротическая антропология Макса В

Ионин Л.Г. Драма жизни Макса Вебера – М..: Издательский дом «Дело» РАНХИГС. 2022. – 384 с.

Так хотел прочитать эту книгу, что даже заказал ее купить и привезти поскорее. Идеи М.Вебера, во-многом, являются основой современной социальной и политической науки. Леонид Ионин прославился переводом на русский язык главного и неоконченного веберовского труда «Хозяйство и общество». Век прошел – и, пожалуйста, читайте. Совершив великие переводческие подвиги, Ионин взялся за биографию своего героя.
Честно говоря, читать биографии я не люблю, всякие ЖЗЛ не терплю. Но здесь из-за автора можно сделать исключение. Автор оригинален и не только в связи с подачей материала о немецком классике. В лихие девяностые, когда россиянские социологи ловили ветер массовых опросов и находились на волне «кейс-стади», он развивал социологию культуры через написание одноименного учебника. В конце ельцинского десятилетия он сочинил даже роман-антиутопию – проекцию текущего лихолетья. Далее, в те годы, когда доминировали либерализоиды (тогда – главные «бесы») ЛИ выступил за «апдейт консерватизма». И вот теперь – «Вебер без ретуши».
Когда-то я прочитал мемуары вдовы социолога Марианны. Воспоминания были подробными, но скучными и с многочисленными умолчаниями. Эти «белые пятна» Ионин и решил решительно стереть. Что для этого нужно? Конечно, эрудиция, хорошее знание языка, путешествия по Германии, время и оплата на достойном уровне. (В печально известной «вышке» привилегированные профессора хорошо получают, хотя преподавательскую массу эксплуатируют за гроши. ВШЭ – это дестроер отечественного высшего образования, если кто не знает. Удивляет также, что один из «нобилей» «ВШИ» выпустил свою книжку не в «родном» издательстве, а в «Деле» бывшей советской академии нархоза)
 И вот получается уже русский европейский профессор, который, по примеру европейский коллег смело лезет в постели и подштаники, чисто в исследовательских целях, конечно. (Правда, в другом отношении ЛГИ остается вполне «патриотом», отпуская нелестное замечание по поводу восточноевропейских «лимитрофов» и «демократического транзита». (Отечественные умники НЕ верят в демократию! Можно хоть всю Европу исколесить, и прочесть тысячу книг на языке оригинала, но все равно, совковая закваска неистребима). А вот тема секса Ионину, в социокультурном плане весьма близка, помню опять-таки его работу по порнотопиям или что-то в этом роде. (Эротическая антропология у него хорошо выходит). Так что переход к обсуждению в связи с историей жизни Максимилиана темы «поллюций и эрекций» для ЛГИ вполне нормален, возможно, ему это даже интереснее, чем какая-нибудь феноменологическая социология.
Какая-то филологиня, чей хвалебный отзыв приведен на обороте ионинской книги, называет ее «драматическим сочинением и романом». Да, но по читательскому восприятию, если это роман, то сатирический. Герой романа предстает как маменькин сынок, подкаблучник, феминист, несдержанный невротик, оскорбивший Макса Вебера-старшего «отцеубийца», импотент, садомазохист, пользующий по возможности жениных подружек, человек с нервной болезнью на сексуальной почве, ну, а потом и идеолог со склонностью к германскому шовинизму.
Конечно, Веберу с его странным и мучительным заболеванием, а также его близким, по-человечески сильно сочувствуешь. Но ведь это еще и смешно – если вспомнить такую вещь, как «черный юмор», который, к примеру, обыгрывает случаи нелепой гибели и т.п. К драме добавляется трагикомедия. Однако можно и восхититься – насколько умные и культурно развитые люди спокойно (сравнительно, конечно) относятся к «изменам» своих близких. Выдающегося социолога окружали соразмерные ему женщины.
Но Ионин со своим сексопатологичным Вебером – это еще ничего. Другой «известный социолог» Филиппов АФ, тот и вовсе положил массу усилий для популяризации в России ведущего нацистского «правоведа» Карла Шмитта. Ох, уже эти российские заимствования «сумрачного германского гения» – от романтиков до социал-демократов и пр. – много, много сомнительных вещей положили они в буйну русскую головушку, которая и без того трещала, как после похмелья. Да, заимствования у немчиков принесли много бед русским, идет ли речь о кальках, сделанных дурковатыми славянофилами или фанатичными эсдеками. О современных ...поклонниках мрачных нациков – М.Хайдеггера или К.Шмитта и говорить не хочется. Ионин почти сразу заходит с козырей, приводя письмо-донос «великого» нацистского философа Хайдеггера, считает, что другой фашист, Баумгартен, не достоин быть членом союза нацистских доцентов и штурмовиком. И дело не в отдельны х случаях, а в том, что с определенного периода в Германии путь к нацизму, хрустальным и ножевым ночам шел почти без поворотов. Сочетание суперэтатизма, «мещанского» образа жизни с мистико-романтическими завихрениями и тяжеловесными тупыми философемами – это будет поядовитее топлива для реактивного «мессершмитта». Опасно! И еще уносит от земли в «воздушное царство грез». Ну, как, к примеру, оценить словеса коммунистических совковых «философов», которые вдохновляясь, немецкой диалектикой гегелей-марксов, на полном серьезе воспевали переход к «новому миру», когда рядом миллионы людей убивались самыми примитивными способами!..
Но вернемся к главной теме ионинской книжки. В третьей главе, рассказывается о страшной болезни великого мыслителя, из-за которой он несколько лет не мог заниматься ни научной деятельностью, ни преподаванием. Недуг сопровождался апатией, бессонницей, мигренями, демоническими эротическими видениями и уже упомянутыми, эрекциями и поллюциями. Не ординарный, конечно, случай – следствие «недотраха»? Тяжелый характер Вебера можно списать на интенсивную умственную работу, а человека, который постоянно думает чрезвычайно раздражает окружающая бездумная публика, как трудящегося бесит праздность богатых. Но ведь в насыщенной культурной среде, где вращалась чета Веберов и остальные герои «романа» многие и много размышляли. Нижепоясные перверсии можно отнести на счет лицемерного религиозного воспитания, ну, или природы, которую «гнали в дверь», или последствиями детских болезней. Вебер, конечно, был бы идеальным пациентом для венского психиатра (в этом смысле из отечественных философов на него был очень похож Иван Ильин). Но ведь «наука» Фрейда, это во-многом, интуиция, собрание слепых догадок, наследие хасидизма или даже шарлатанство. Однако на рубеже «века нервозности» так не казалось; венский иудей предложил хоть какое-то объяснение для того, что многим до развития психоанализа казалось непонятным и пугающим. Ионин и в двадцать первом веке не особенно критично использует некоторые фрейдовские схемы для объяснения болезни, поведения и теоретических построений Максимилиана Вебера.
Читатель заинтригован: дойдет ли дело до трактовки знаменитой «протестанской этики» как следствие влияния излишне религиозной матери Елены (плюс ее сестры Иды Баумкартен), а «рациональность» будет ли объяснена как средство и/или результат борьбы с демонами плоти?
Упрощенную трактовку самой известной книги Вебера Ионин третирует как «поп-социологию», доказывая и показывая, что «Протестанская этика» – это гораздо более сложная схема, нежели «протестанты создали современный капитализм». Также Ионин утверждает, что это трактат по этике, а не по экономике. Но при огромном количестве нестыковок и критических замечаний все же ядровая идея «Этики» представляется глубоко верной и для нас актуальной. Почему, спросим, экономическая реформа здесь превратилась в сплошной «распил и откат». Нравственное вырождение и анти-отбор не предопределили ли все остальное? И – в какой степени?
Но у Ионина опять не только про капитализм, но и про «любовь-морковь». Читать о страстных «клубках» в окружении Вебера интересно, но скоро становится и скучно, хотя есть и любопытные детали :браться Макс и Альфред соперничали не только на поле науки, но и за доступ к телу женщины (попеременно); «клубок» затягивает в себя не только наркошу Отто Гросса, но и будущего автора «Любовника леди Чаттерлей» и т.д.
В целом, на еще сравнительно редких богемных эксцессах можно проследить многие изгибы «сексуальной революции», которая приобрела массовый характер у поколения бэбибумеров. Эльза Яффе тестирует в ограниченных «лабораторных» условиях «свободную любовь», как какой-нибудь граф Кайзерлинг или К-Г.Юнг ищут формулы «нью-эйджа». Не будь мировых войн, «сексуальная революция» началась бы гораздо раньше – предпосылка в виде обилия молодежи, отвергающей старые ценности была вполне готова к началу ХХ века, но молодежь эту поубивали. Также гораздо раньше могла бы утвердиться идеология феминизма, «нетрадиционности» и всяческой толерантности. Достаточно обратить внимание на те идеи, которые развивала Марианна Вебер, но торжество толерастии в гейропах тоже было исторически отодвинуто. (Отметим только, что тот приват-доцент, которого муж феминистки «затоптал» судебными и административными преследованиями, по сути, был прав относительно женщин, которые не могут быть матерями и т.д.) Конечно, люди бывают очень разными и преследовать просто иных – это отвратительно. Но когда лесбиянки, феминистки и прочие квиры-трансгендеры начинают претендовать на всеобщую истину, то это гораздо хуже, чем патриархат. Последний хотя бы обеспечивал воспроизводство населения. И слушать мнение лесбиянок-феминисток о сущности женщины столь же неразумно как советоваться с бездетным монахом по поводу ухода за детьми.
Другой вопрос – это насколько адекватны социологические выкладки Вебера в свете трагического опыта столетия после его смерти. Да, Макс Вебер своими титаническими трудами добыл много важных знаний об обществе, его первенство в социологической науке смешно отрицать. Но как же тяжело и мучительно это доставалось – как будто сама «природа» не хотела, чтобы люди узнавали «тайны» своей жизни. Мучительная жизнь и преждевременная смерть великого ученого – тому подтверждение. Судьба как бы стремится уничтожить тех, кто претендует на «похищение огня». Автор книги даже приводит мнение реакционного и странного Л.Клагеса, который отсылает к легенде о «покрывале Изиды» – стремление к познанию истины, оборачивается гибелью. Но наряду с отзывом Клагеса Иониным также приводится посмертный отзыв Карла Ясперса – этого автора философских мифов. Этот экзистенциалист и о Вебере сотворил свой миф о «героическом аскетизме», а в конце жизни был страшно ирритирован, когда просочились сведения о связи рыцаря разума с роковой и опытной женщиной Эльзой Яффе. Не обречены ли мы постоянно жить в мире (рас)согласованных мифов, без которых просто погибнем, как юноша из шиллеровской баллады про покрывало Изиды?
И как быть с «рациональностью» – не слишком ли погорячились Вебер и его последователи, приписывая это качество сообществу сапиенсов? В этом отношении книге Ионина, может быть, недостает градуса иронии, если она только незашифрована в описании того, как Макс валялся на диване со своей идеально любовницей-пианисткой – это после того, как разобраны темы господства, легитимности и т.д. Тема Господства вновь всплывает в биографии Вебера, после того, как оно вновь сошелся с роковой женщиной Эльзой Яффе. Эта связь, основанная на эротическом господстве любовницы, привела Макса в Мюнхен, с условиями, гораздо хуже, чем предлагались в Бонне, и, как оказалось, к ранней смерти. Автор протестует против того, чтобы называть своего персонажа «мазохистом», Но кто же тогда МВ, отдавшийся в  зависимость женщине, даже если это и не сопровождалось ношением ошейника в буквальном смысле (в письма ошейник «фигурирует фигурально). Немцам в ХХ веке нравилось не только убивать, но и подчиняться. И вообще, путь от «стального панциря» до «стально й клетки» и прочей садомазохистской атрибутике не слишком далек.
События двух лет после Великой войны даются в книге конспективно, интересны сюжеты о мюнхенских подражателях Бронштейна, которых удалось быстро придушить или об участии профессора как эксперта в Версальской мирной конференции (разве это не Драма!), но центр ионинского изложения в целом решительно сдвинут в сторону любовных взаимодействий. Тем не менее, тема отношения к России все же мельком всплывает. Веберовские работы о русской революции пр., известны, вроде бы их публиковал «независимый публицист» А.Кустарев. Но характеристика Вебером бывшего военного врага заставляет задаться вопросом остепени его антироссийскости и русофобии (что здесь связано с конкретными политическими обстоятельствами, а что является константой).
В целом, немецкий «Ткач» московскимп рофессором интерпретируется довольно оригинально (для российской веберианы, где Ионин стал специалистом №1). Но вот вопрос, не приведет ли эта оригинальность (или оригинальничанье) к пересмотру не только портрета Вебера – как оказалось гораздо более живого и страстного, но и его наследия, лежащего, повторим в фундаменте современной социологии. На практике все идет как-то не так; и «рациональность» может оказаться очередным мифом (о противоречиях в понимании рациональности писал, например, Р.Коллинз). Сейчас кажется, что надежды познать общество с целью сделать жизнь в нем более «нормальной» летят ко всем чертям, хотя масса ученых «муравьев» продолжают копошиться, собирая большую и разнородную кучу «научной дисциплины», но, в основном, уже не понимая общего замысла своего «вавилонского» муравейника, а просто повышая «индекс цитирования» и сражаясь за грантовые подачки.
Особых, не принципиальных, то есть, осуждающих сам замысел и композицию труда) замечаний, в общем-то, нет. Иногда встречаются опечатки – например, в хронике убийство Столыпина относится к 1912 году. Большим упущением является экономия издательства на фотографических вкладках. Словесных описаний портретов веберовского окружения явно недостаточно. Хорошо бы было, не откладывая книги, сразу увидеть портреты ее персонажей. Если кто-то посмотрит в интернете, то может и удивиться былым страстям. Но любовь, как известно, зла, а жизнь смертельно жестока. Быть может, «драма»  –  это слишком мягко сказано.

…и все же, и все же – кровава,
открыта рана без слов:
так открывается слава
белых городов.
(Так писал современник и соотечественник Вебера Готфрид Бенн)