Из дневника монаха

 8 августа 2022 года. Вчера служили, по-прежнему, с отцом Л.: он выполняет уже в течение месяца роль человека-оркестра: ведет службу как священник и как канонарх –наиболее ответственная часть песнопений – на нем, подпевает ему на клиросе наша бухгалтер, по поводу которой шеф все время отпускает тихие язвительные реплики – слышу только я. О. В., второй наш иеромонах, хотя и вернулся из Алексеевской больницы, где проходил реабилитацию после своего второго, геморрагического инсульта, но, по приезде, его разбил сильнейший приступ подагры. Начали только в 9.00, с запозданием в полчаса. Закончили после 12.00 (о. Л. исповедовал). В 13.00 мне было указано проводить огласительную беседу – перед крещением.

 Пообедал - стою в келье, чищу вставную челюсть после еды. Мысль: опаздываю! Стук в дверь. Отец В. со связкой ключей: "Достаньте, пожалуйста, монастырскую почту: ногу раздуло - больно ходить". Я ему (а уже время начало второго): "Бегу сейчас проводить огласительную беседу, ждут люди, но сразу после нее - достану". О. Вениамин сразу, с места в карьер, обижается: "Я сам схожу!" Демонстративно ковыляет к себе в келью... Я - за ним. Умоляю: Не лезь в бутылку!" Он мне: "И бутылки у меня никакой нет!". Я ему: "Давайте достану!"(пытаюсь взять ключи). Он (непримиримо): "Не надо!".

Спешу в храм. Там толпа - крестится сразу несколько детишек разного возраста. С ними - родители, крестные, друзья. Компания разношерстная. Из всей толпы в церкви бывает только одна бабушка, которая сначала согласно кивает мне головой в  заднем ряду, а потом усаживается в стороне с появившейся в храме Светланой (наша повариха; по совместительству ведает свечным ящиком) и большую часть моей беседы  болтает с ней. Остальные глядят на меня выпучив глаза. У некоторых в глазах и на лице читается откровенная насмешка, у других же - недоумевающий вопрос: "И чего это он здесь распинается?

Заканчиваю беседу. Спешу быстрей в корпус (лелею надежду, что о. В. проявит милость и не станет стоически сам добывать почту). Мне вдогонку Светлана: "Поторопите о. Л.; скажите ему – все его ждут!" Уходя, слышу  краем уха реплику Фотинию, обращенную к пестрой публике: «Ну, как: понравилось?» (мол, смотрите какой у нас здесь солист завелся!). Добегаю до корпуса, стучу в дверь кельи о.Л.: "Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе..." – не открывает… Стучу настойчивее и сильнее – открывает с гневным лицом и резко выговаривает мне: "Почему не заканчиваете молитву? Берёте пример с о. А.?" ( а у меня в голове одно: только бы успеть, только бы успеть: может, о. В. еще не доставал почту?...). Прошу прощения у о. Л. и делаю рывок к келье о.В., тот (оскорбленно, слабеющим голосом): "Я  уже сходил". Я униженно и растеряно бормочу: "Простите меня". Он: "Бог простит" (тем же невероятно обиженным голосом)".

Все это происходит в присутствии о. А., наместника, который как раз зашел в келью (их двери в течение дня остаются  все время раскрытыми навстречу  друг другу). О. А. мне: "Ну, что. получил?" Я (не расслышав и не поняв вопроса: все мысли заняты еще закончившейся беседой и тем, как оправдаться перед о. В. за смертельную обиду. нанесенную ему) отвечаю: "Очень много народу было и смотрели на меня, как в афишу коза". О. А., продолжая и посмеиваясь: "Он меня все время доставал, цепляясь каждый раз своими  беседами, от которых уши вянут". Тут я понимаю, что реплика его – по поводу нашего "диалога братьев-сослужителей" и касается о. Л., который сейчас благочинный и всех учит церковному уставу, не исключая наместника.  Удаляюсь в свою келью, падаю на кровать, отрубаюсь - сплю...