Что за богиня Мокошь

Что касается имени славянской богини Мокоши (Мокошь,  Mokosh, Mokoshka, Makoshe, Mukus, Mukesh, Mococize, Макоша, Мокуша, Мокиш), то, весьма возможно, она находится в однокоренной связи с индоарийским понятием «мокша» (санскр. moksha «освобождение» < mucyate «освобожденный» < muc- «отпускать, освобождать»), обозначающее освобождение души («джива») из вечного коловращения в цикле рождения и смертей, от всех страданий и ограниченного материального существования. Достигается это якобы с помощью верного служения божеству, самосознания (атма-джнана) и учителя (гуру), который уже достиг мокши еще в этой жизни.

«Катха-Упанишада (І, 3) рассказывает о мальчике Начикете, который вопрошает Яму, повелителя смерти, объяснить, что вызывает сансару и что ведет к освобождению. Начикета спрашивает: что вызывает печаль? Яма объясняет, что страдание и сансара являются результатом жизни, которая ведется рассеянно, с нечистотой, без использования разума или самоанализа, когда ни ум, ни чувства не руководятся атмой (душой, самостью). Освобождение приходит из жизни, прожитой с внутренней чистотой, бдительным умом, ведомым буддхи (разумом, мудростью), осознанием Высшего Я (пуруши), обитающего во всех существах.

«Катхака-Упанишада» утверждает, что знание освобождает, знание есть свобода. Также идет объяснение роли йоги в личном освобождении («мокше»). «Шветашватара-Упанишада», написанная после «Катхака-Упанишады», утверждает, что рабство является результатом невежества, иллюзии или заблуждения; избавление приходит от знания о том, что Высшее Существо обитает в каждом существе, он первопричина, он вечный закон, он суть всего, он природа, он не отдельная сущность. Освобождение приходит к тем, кто знает, что Высшее Существо присутствует как Вселенский Дух и Принцип, точно так же, как они знают, что масло присутствует в молоке. Такое осознание приходит из самопознания и самодисциплины; и это знание и реализация есть освобождение от переселения душ, конечная цель Упанишад. Индуистская богиня знаний, обучения и творчества Сарасвати иногда изображается рядом с лебедем, который является символом духовного совершенства, освобождения и мокши: символизм Сарасвати и лебедя состоит в том, что знание и мокша идут рука об руку. В «Сарасвати-Рахасья- Упанишаде» приводятся слова богини ученику: «… через меня сам Творец обрел освобождающее знание, Я есть бытие, сознание, блаженство, вечная свобода: незапятнанная, безграничная, бесконечная. Мое совершенное сознание освещает твой мир, как прекрасное лицо в грязном зеркале. Видя это отражение, я желаю себе тебя, индивидуальную душу… Конечная душа, бесконечная Богиня – это ложные понятия, в умах тех, кто не знаком с истиной, Нет пространства, мой любящий преданный, между тобой и мной, Знай это, и ты свободен. Это тайная мудрость». Историки затрудняются утверждать, когда основные идеи мокши были разработаны в Древней Индии. Патрик Оливель предполагает, что эти идеи, вероятно, возникли вместе с новыми религиозными движениями в І тыс. до н. э., когда возникли маргиналы общества, склонные к самоиндуцированным состояниям опьянения и экстаза, принятые древнеиндийским обществом как знахари и «садху». Мокша для этих первых разработчиков концепций была отказом от установленного порядка не в пользу анархии, а в пользу самореализации, чтобы достичь освобождения от этого мира.

Однако индуистская версия «мокши» и фракийская «(zal-/sal-)моксиса» более поздняя и является результатом рационализации и переосмысления более древнего праиндоевропейского принципа, оставшегося, очевидно, у славян: вышеуказанный корень mucyate «освобожденный» < muc- «отпускать, освобождать» изначально понимался как «микать» (укр. «микати») – «тянуть, сучить, отделять нить из общей кудели, пряжи», откуда и *mokos «прядение» (ср. с литов. maka;yti / makasyne «спутанное, смешанное, бестолковое»), давшее славянский теоним Мокошь (Moko;, Moko;ka, Mako;e, Mukus, Muke;, Mococize, Макоша, Мокуша, Мокиш) и связанные с ним многочисленные топонимы для обозначения богини судьбы (с принятием христианства представлена Параскевой-Пятницей) [i], покровительницы урожая [ii] (ср. с санскр. makh; «богатый, дородный», maha «великий» / греч. ;;;;; m;kos «величие» < и.-е. *m;;h2/ *m;h2; «великий») и лошадей / оленей (изображается в традиционной вышивке в позе оранты в сопровождении двух коней / оленей / лебедей, иногда с «рогом изобилия» в руках или как «роженицы»). В последнем случае, по мнению В. П. Калыгина, имя ирландской героини Махи (Macha), хозяйки земли и лошадей, происходит из той же праформы *mokosi; [iii].

Также в некоторых традициях Мокошьсвязывается с водными источниками (очевидно, из-за похожести имени со словом «мокрый» < прасл. *mokrъ, или и.-е. *meksha«проливание, утекание», связанное через ностратическое наследство и с обще-финн. мокс-/ мокш- «исток, приток, поток, бегущая вода» > Moxel, Моксель, moksha, мокша «приречные» как этнографическая группа мордвы), сопоставление со святой Мокриной [iv] а в некоторых случаях с обрядом мочения кудели, пряжи) и распущенными волосами (вид, который, как правило приписывался «русалке»).

Интересна в этом контексте паралель Мокоши как прядильницы, хранительницы рода и связь с текущей водой с героиней северокавказского эпоса Сатаней: «… В абхазском эпосе в наиболее целостных вариантах сюжета о рождении Сасрыкуа уже с момента отправления Сатаней-Гуащи к реке все описания ее образа предвещают «встречу» с пастухом – страстная, зазывная внешность, клуб шерсти, веретено из целого дерева, прясла из целого валуна и т.п.:


Без солнца светит [как солнце], без луны сияет [как луна],
Сатани-Гуаща!
Ее тяжкая ступня издает грозный звук,
Ее зад, как у ослицы, зазывно играет.
Растрепав охапку льна, затыкает себе за пояс.
Увидит здоровый бук – придавит ногой,
Руками очистит [от сучьев]
И, сделав веретеном, прядет им.
Увидит огромный валун – ногой вывернет,
Рукой надавит и проделает в нем отверстие
И, сделав пряслом, кладет себе на колени.

… «В прядении, изготовлении нити из шерсти, льна можно усмотреть отождествление нити и «пути», судьбы, связывающих Сатаней и пастуха... Также образы веретена из целого дерева и прясла из целого валуна, вероятно, сопоставимы с фаллом пастуха, кажущимся Сатаней-Гуаще то ли скалой, то ли деревом («Бахъызар – ирацъалшьеит,/ Шъа8ы5ьа8зар – ийънылшьеит» – «Для скалы – великоватым посчитала его, / Для дерева – маловатым посчитала его»…) и камнем, в который попадает семя пастуха… Пространственными зонами в описании «встречи» Сатаней-Гуащи и «пастуха» служат река (вода) и противоположные берега. На одной стороне реки находится Сатаней-Гуаща, а на другой – «пастух». Река предстает как рубеж между сторонами, как пограничная зона эпического пространства… С приходом Сатаней-Гуащи к реке все освещается: «…Когда [Сатаней-Гуаща обнажилась], стало столько света и красоты, что река засияла, засиял берег; само небо, увидев ее наготу, засияло… на том берегу Кубины, сияя, как солнце, светя, как луна, стоит матерь нартов Сатаней-Гуаща… Например, водяную деву Дзызлан абхазы «представляют в образе прекрасной обнаженной женщины»; «она скрещивала свои груди и закидывала за плечи»… Ср. описание обнаженной Сатаней-Гуащи перед «встречей» с «пастухом»: «…груди ее были столь велики, что она закинула их за плечи…»… Как известно, в мифологии «богини с преувеличенно пышной грудью или с множеством грудей являлись олицетворением плодородия»…» [v]. Следствием «любви двух бегегов реки» и стало рождение могущественного героя нартов Сосруко. Иизображение Мокоши в традиционной вышивкев позе оранты в сопровождении двух коней тоже имеет паралель с Сатаней: «…Сатаней-Гуаща … советует Сасрыкуа выбрать из табуна невзрачного, паршивого на вид коня («коня-горбунка»)… По другим вариантам, Сасрыкуа выводит своего коня из глубины пещеры или, по совету матери, находит его на противоположном берегу реки, у табунщика нартов (т.е. как бы у «своего отца»): табунщик выбрал ему жеребенка, он окунул его в реку и привел… Согласно другому сказанию, по совету пророчицы, Сасрыкуа добывает жеребенка в море от морской кобылы… Глубокая пещера, река и противоположный берег  или море,из которого выходит кобыла, вероятно, символизируют иной, потусторонний (подводный) мир, мир того же самого «пастуха» с того же самого противоположного берега реки. Происхождение коня как бы «генетически» связано с рождением самого Сасрыкуа» [vi].

Некоторые исследователи сопоставляют Мокошь с иранской Ардви Сурой Анахитой (Aredvi Sura Anahita «Влажная Сильная Незапятнанная»), великой богиней, связанной сплодородием и влажностью земли, в виде великой космогонической реки стекающая с мировой горы Хара Березайти как «животворящая, стадоумножающая, кратноумножающая, дающая процветание всем странам» («Яшт», 5.1), «красивая, сильная девушка, одетая в бобровые (выдровые) шкуры» («Яшт», 5.3,7,20,129), едет на колеснице, запряженной четырьмя лошадьми, которых зовут «ветер», «дождь», «облака» и «мокрый снег» («Яшт», 5.120), стоящая в «великолепной тишине», «всегда наблюдаемая», по-королевски одетая в расшитую золотом мантию, с золотой короной, ожерельем и серьгами, золотым нагрудным украшением и ботильонами с золотыми шнурками («Яшт», 5.123; 5.126-8). В Армении Анахита была принята как «благородная Госпожа Анаит, мать знаний, дочь великого и всемогущего Арамазда» и золотые статуи, посвященные Анаит, находились в храмах по всей Армении. В эллинистическое время в Армении, Лидии и Меонии она отождествлялась с Артемидой и почиталась как заступница и кормилица.

В ведической традиции Ардви Суре Анахите соответствует богиня небесной реки Сарасвати (Saraswati «Богатая водами»), облагодетельствующая, защищаяющая и освобождающая в Брачных чертогах. Вариантом её имени на Севере Индии является именно Маха Сарасвати (где санскр. maha «великая» и может быть именно эквивалентом славянского «Мокошь», а Сарасвати – «Сырая вода / земля»). Однако в отличие от славянской Мокоши, которая держит кудель с ниткой, Маха Сарасвати держит струнный инструмент(«вина»), и вместо коней / оленей её сопровождают лебеди.

[i] Иванов В. В., Топоров В. Н. Мокошь // Мифы народов мира : энцикл. в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев ; 2-е изд. – М. : Советская энциклопедия, 1988. – Т. 2 : К-Я. – С. 169; Иванов В. В., Топоров В. Н. К реконструкции Мокоши как женского персонажа в славянской версии основного мифа // Балто-славянские исследования. 1982. – М. : Индрик, 1983. – С. 175-187 ; Ґейштор А. Слов’янська міфологія. – К. : Кліо, 2015. – С. 194-196.
[ii] Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. – М. : Наука, 1994. – С. 354-437; Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси. – Москва : Наука, 1987. – С. 419, 444.
[iii] Калыгин В. П. Этимологический словарь кельтских теонимов. – Москва : Наука, 2006. – С. 106-107, 181.
[iv] Гнатюк В. Нарис української міфології. –  Львів : Інститут народознавства НАН України, 2000. – С. 74-75.
[v] Джапуа З. Д. Абхазские эпические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле (Систематика и интерпретация текстов. Тексты и переводы). – Сухум : Алашара, 2003. – С. 35-36, 42, 42-43, 46-47.
[vi] Джапуа З. Д. Абхазские эпические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле (Систематика и интерпретация текстов. Тексты и переводы). – Сухум : Алашара, 2003. – С. 49, 50.

(с) Олег Гуцуляк, Ph.D.


Рецензии