Воздушный поцелуй

               
Наступило долгожданное время госэкзаменов. Мои однокурсники и однокурсницы, измученные многочисленными курсовыми работами и рефератами, зачетами и экзаменами, строгими и не очень преподавателями, cтолпились во время перерыва  у доски объявлений, с облегчением и тревогой изучая график проведения госэкзаменов. И я не являюсь исключением,  тоже любопытствую  вместе с ними.
Ни для кого не является секретом, что последние экзамены, признанные считать судьбоносными, в  какой-то степени, носят  дежурный характер. На преддипломных встречах с преподавателями студентов  не режут, поскольку нельзя срывать план подготовки молодых кадров, снижать показатели института, за это в министерстве кое-кого по головке не погладят. Об этом шепчется весь наш поток  и как важная новость передается  другу другу. Поставили в известность и меня, причем докладывали  одиннадцать девушек подряд, на протяжении шести календарных дней и после каждого напоминания, мое лицо выражало огромную благодарность и глубокую озабоченность предстоящими событиями.
Подобные предэкзаменационные размышления, конечно, расхолаживают студентов, расслабляют, и  все же, у дверей   аудитории, за которой слышится менторский голос преподавателя, студенты трясутся так же эмоционально  и выразительно, как и на первом экзамене, первого курса.

Тем более, когда речь заходит  об экзамене по научному коммунизму. Коммунизм для меня чем-то схож с горизонтом, сколько мы не стремимся к нему, он всё маячит и маячит где-то впереди. Теперь про этот горизонт, который впереди маячит, нужно рассказывать убедительно, с верой и правдой в глазах, иначе тройки не видать, как своих ушей.
Но я готов к экзамену. Морально, во всяком случае.

За время учебы у меня выработалась привычка одним из первых заявляться к столику с экзаменационными билетами. Я стремился с утра пораньше предстать перед еще сонным преподавателем, невинно склонив набок голову, ждать его окончательного пробуждения. А затем, как можно скорее вырваться из кровожадных цепких рук и, захлопнув за собой дверь, облегчённо вздохнуть. Но многие  мои сокурсники предпочитали тянуть до последнего, ждали, пока студенты своей нудной исповедью не изматают окончательно преподавателя и у того начнет рябить в глазах.
 И сегодня на госэкзамене по научному коммунизму я не стал изменять своей привычке. Вошел в зал в числе первой пятерки  храбрецов или безумцев, что, впрочем, одно и тоже.  Мы взяли билеты, расселись по местам, указанным преподавателями. Особенно усердствовала  приглашенный преподаватель, полная дама предпенсионного возраста.
В приказном порядке, отработанным голосом тюремного надзирателя, она распоряжалась нами, как морская волна распоряжается щепкой, оказавшейся по воле обстоятельств  во власти морской стихии:
- Ты,  с блудливыми глазами,  во-о-он туда сядь, а ты, синяя блузка,  сюда садись, ближе к окну. Кому сказала, ближе к окну. Да-да !
Раскидывала она нас по всей аудитории, не скрывая злорадного  удовлетворения безропотным выполнением своих указаний, перепуганных, послушных студентов.

Мы же, бледные от волнения, не успев опустить задницы на остывшие за ночь скамейки, тут же  уставились в экзаменационные билеты и начали изучать вопросы.

Трое преподавателей, наши экзаменаторы, очевидно, с утра не приняли необходимую порцию никотина, поэтому желая поскорее придавить зубками желто-горячий фильтр московской сигареты “Космос”, как только студенты расселись, поспешили в  коридор, оставив дверь полуоткрытой. Достали из карманов и сумочек табачные изделия, вредные для здоровья, о чем в наши дни появилось указание на каждой пачке импортных и отечественных сигарет, прикурили. А через минуту с небольшим плотно прикрыли за собой дверь.  Мне подумалось, решили поделиться новой, не для студенческого уха,  информацией, из жизни своих коллег.  Не ускользнуло от моего внимания и то, что в  нарушение положения об экзаменах, они второпях не записали номера билетов, оставив на потом.

Когда я прочитал доставшиеся мне вопросы,  то пожелтел от негодования, на линованной бумаге красовались именно те, которые  я не то что не повторял, не учил вовсе: либо прогуливал, либо, если и присутствовал на лекции то, быть может, стихи писал, не помню..
Посмотрел я с тоскою на плотно прикрытую дверь и на бесхозную груду билетов на столе у преподавателей. И понимая, что иного выбора у меня нет, решительно встал, в два шага преодолев расстояние  до стола,  швырнул раздражающую меня бумажку в общую кучу. Надеясь на  лучшую долю, схватил первый попавшийся билет и тот час же  брякнулся на свое место. С тревогой взглянул на дверь, она оставалась  наглухо запертой. Пронесло. Мысленно возрадовался я за самого себя.
А когда бегло пробежал по вопросам, то тут же расцвел от счастья. Как принято говорить, мне  попался самый счастливый билет.
Но не успел я успокоится за свою дальнейшую судьбу, карьеру и семейную жизнь, вполне конкретно ощущая плотную корочку диплома в своем кармане, как услышал сбоку писклявый голос Лены Саяпиной. Сходу не понял, с чего это она задумала пищать на госэкзамене, но когда писк повторился, меня бросило в жар. Она просила, чтобы я и ей заменил  билет. Я показал взглядом, мол, пойди сама и замени. А она размахалась руками и пищит:
- Я боюу-у-у-у-усь.
Я отвернулся и углубился в чтение вопросов. И снова писк:
- Я скажу-у-у-у, что ты билет замени-и-и-ил.
Час от часу не легче. Голова не работает. Не знаю как поступить. В любую минуту может открыться дверь и тогда пиши пропало. Напряжение в теле достигло своего апогея. Но выхода нет, я это четко осознавал. Встал на автопилоте: стараясь не греметь ботинками в два шага оказался у  стола Лены, схватил билет, в три шага я уже у преподавательского стола. Бросаю в кучу билет, сгребаю крайний, чтобы сразу два не подцепить.
Бросаю его на стол Лене, и словно на крыльях, опускаюсь на свое место.
Через минуту с небольшим слышу Ленин писк.
- Этот ещё хуже, верни мой! Пожа-а-а-луйста, мой верни-и-и!
Ужас! Как вернуть, я же не зафиксировал, куда бросил её билет, отыскать его практически невозможно. От волнения, я уже сам не свой. Руки дрожат, сердце готово выпрыгнуть из груди.  Взглянул в очередной раз на плотно прикрытую дверь. Эх, была не была !
Перекрестился, вскочил на ноги и через минуту, бухнув на стол Лены новый билет, свалился на свое место. Именно в этот момент начинает, медленно поскрипывая,  открываться дверь. И одновременно раздается писк Елены…
- Ваганчик, я люблю тебя!
Поворачиваюсь на её голос, вижу, она от радости сияет  как  звезды нашей галактики все вместе взятые. Затем, она, не удержавшись, посылает в мою сторону  череду воздушных поцелуев. Понимаю, что на этот раз я ей вручил отличный билет.
И в это время у меня за спиной раздается удивленный голос преподавательницы нашего факультета Людмилы Алексеевны Поповой.
- Не поняла, что здесь происходит? Уже на экзамене в любви объясняются. Саяпина, ты пять лет училась  с Карапетяном, что только сейчас его заметила?
Но Лена, крепко держа экзаменационный билет, не стушевавшись завизжала:
- Да, Людмила Алексеевна, я люблю его!
Студенты и преподаватели дружно рассмеялись.

Последние, так ничего и не поняв, стали рассаживаться по своим местам. Экзамены начались.