Свет любви. Роман

Маъруф Бободжон
Народный писатель Таджикистана
Свет любви

1
Старый Аслиддин все чаще и чаще задумывался о смерти. Не потому, что он ее боялся. Нет. Он знал, что Всевышний милостив и всепрощающ, и смерть лишь кратковременный период, когда человек, дух его, перейдет в другую форму бытия. Аслиддин переживал, что те горькие знания, что обрел он в своей жизни, которые он осмыслил, падая и поднимаясь, могут таким же долгим, трудным путем достаться и его внукам, детям, всем тем, кем он дорожил.
Аслиддин беспокойно ворочался в кровати, когда резкий звонок нарушил тишину глубокой ночи. Жена Вохидабону проснулась. Старик включил настольную лампу и, нажав на знакомую клавишу, хрипло протянул в трубку:
   - Да?
- Бонжур*, месье*. Нет, нет, бонсуар*, месье. Я Алекс, из Парижа, - раздалось в трубке.
- Кто? Алекс? Друг Фазлиддина?
- Да, я. Хотел сказать, что сын ваш, Фазлиддин, в больнице. Сегодня его ранили, и мы положили его в больницу.
- Как так? Он жив?!- Аслиддин был растерян от внезапного известия и понимал, что последний вопрос был излишним.
-Да. Сегодня на митинге в Париже. Чернокожий мусульманин ударил его ножом и скрылся в толпе.
- Как он сейчас? Рана опасная? – хрипло спрашивал старик, не успевая прокашляться.
- Плохо ему совсем. Много крови потерял. Но, думаю, вы успеете приехать.
-  О, Всевышний! Как же я доберусь до Парижа? Как осилю такую дорогу? И от нас, из Душанбе… Как добираться?
- Месье! Не переживайте за это. Мы все сами организуем. И траты все наше сообщество берет на себя.  Отправьте через интернет документы. Вы же с женой? Нужна и ее копия паспорта. Думаю, вы знаете электронную почту Фазлиддина?
- Да, но не спеши, прошу тебя. Тут же такое дело… Старые мы, нам уже за семьдесят, мы не знаем, хватит ли у нас сил доехать до вас.
- Месье, в вашем возрасте многие путешествуют по всему миру.
- Возможно, но таджики… Мы в семьдесят лет думаем уже о последнем путешествии…
-Я вас не понимаю, месье. Верно, что все умирают, но не лучше ли вместо этого, как можно больше наслаждаться каждым днем жизни, пользоваться каждым мгновением? Например, путешествуя. Простите, что я сейчас об этом говорю.
*/ Бонжур  (франц.) – Добрый день.
*/Месье (франц.)- сэр, обращение к мужчине.
*/ Бонсуар (франц.) – Добрый вечер.
- Эта философия отнюдь не приемлема для нас - таджиков, для мусульман…
Асслиддин вдруг вспомнил свои тревожные мысли последнего времени и добавил:
- В старости человек должен подводить итоги своей жизни, настроиться на тишину и позаботиться о своей душе, посвятив остаток жизни служению и поклонению Всевышнему.
-Возможно, вы правы, месье, но мусульмане Франции, мне кажется, придерживаются чуть другого мнения… Хорошо, месье, но не об этом сейчас. Вы приедете в Париж?
-Боюсь, что …  Хотя, подожди, подожди…- старик подумал, что ведь независимо от возраста, родительский долг обязывает их быть в такой тяжкой ситуации у изголовья страждущего сына. Пусть даже таким будет их последнее путешествие. 
-Хорошо, мы посоветуемся, потом позвоним тебе и сообщим, - сказал он в трубку.
- Окей, месье. И, еще… Когда Фазлиддин бредит, он зовет именно вас. Жаль, если вы не решитесь приехать.
- Так все серьезно? Он может…
- Да, месье, рана тяжелая. Удар пришелся в горло и сильно повредил кровеносную артерию. Я же сказал, пока везли его в больницу, он потерял много крови. Поэтому…
- Мы с его матерью будет молиться Всевышнему.
-То есть в Париж вы не приедете, месье?
-Мы сообщим тебе, Алекс. Возможно, его брат Хайриддин сможет приехать из Москвы. Не могу пока сказать точно…
- Окей, я буду ждать вашего звонка, месье. О, подождите, вы сказали брата зовут Хайриддин? Это тот, который проживает в Москве?
- Да-да, тот самый.
- Записная книжка Фазлиддина у меня, месье, сейчас найду номер его телефона и позвоню ему. Что скажете?
- Позвони, Алекс, конечно.
-  Всего хорошего, месье. Простите за поздний звонок.
Аслиддин, закончив говорить по телефону, повернулся к жене, которая, подняв голову от подушки, с застывшим взглядом, в тревожном ожидании смотрела на него.
- В Париже прошел митинг и какой-то проклятый богом чернокожий ударил Фазлиддина ножом. Он в больнице, и рана его тяжелая…
Вохидабону молча отвернулась и вытерла набежавшие слезы.
-Ох, не люблю я эти поздние звонки, жди беды от них, - сокрушенно произнес Аслиддин, – И вообще, связываться с гомосексуалистами, ходить на их демонстрации и митинги грешно уже самим принятием их существования. Помнишь, в Москве, что я говорил тебе после разговора с Фазлиддином? Так вот, то, чего я опасался, уже свершилось и пало на его голову, а боли и печали – на наши немощные плечи.  О Аллах, молю тебя, заклинаю, сбереги нас от горя пережить свое дитя! И я, глупец, тогда не послушался тебя, отправил этого мерзавца на учёбу в Германию! Жаль, что мы потеряли сына… Гораздо раньше, чем его ранили.
-Хаджи*, не горячитесь, - попыталась успокоить мужа, всхлипывающая Вохидабону. – Он, хвала Всевышнему, ещё жив. Будем надеяться на лучшее.
-Надеюсь, что он поправится и выйдет из больницы. Но, вот что я тебе скажу! Для меня он умер уже давно, после встречи в Москве.
Аслиддин понимал, что сам себе противоречит. Он только что думал о своем родительском долге, о том, что надо быть рядом с сыном, но та среда, в которой он вращался, была ему отвратна, как противоречащая его вере и самой сущности естества.
- Не говорите так, прошу вас, - умоляюще произнесла Вохидабону. Она вздохнула и добавила: - Если на самом деле такая судьба была предопределена нам изначально, то надо лишь смириться с судьбой. Аллах милостив, возможно, наш сын поправится и тогда…
Старик насупил брови и прервал слова жены:
- Скорее я буду молиться и искать спасения у Всевышнего, дабы он исцелил заблудшего. И пойми, он отошел от праведного пути! Забыв Бога, он поддался соблазнам. Как считает он и его дружки, - старик кивнул на мобильный телефон, - жизнь дана лишь для развлечений и наслаждений. Греховный путь, известно – легок и беспечен. Чего не скажешь о пути праведника.
- Хаджи, Фазлиддин ещё молод. Он образумится, покается и встанет на праведный путь. Многие святые, как известно, прежде чем обратить свой лик к богу, тоже стояли на распутье. Поэтому и говорят, что покаяние в молодости имеет пророческий посыл.
Резкие морщины на лбу Аслиддина залегли еще глубже; он хотел было возразить жене, но в последний момент лишь глубоко вздохнул и, встав с кровати, молча направился к двери.
-Накиньте на плечи что-нибудь! - заботливо крикнула ему вслед Вохидабону. – Ночь прохладна.
В ответ старик не произнес ни слова. Он пошел в сторону кухни: «М-да, мы, рабы божьи, грехи свои совершаем по неведению, от безрассудства, либо от безграмотности. И все эти качества на руку Шайтану, что сбивает людей с праведного пути, пути добродетели и милосердия, справедливости и благодеяния, и, в конце концов, они, непременно, тонут в болоте греха под его хохот».
Фазлиддин, старший сын, окончил школу в шестнадцать с половиной лет, а он, Аслиддин, в это время принял предложение начальника Управления строительства, своего сокурсника и друга юношеской поры Комила Хакимова. Тот назначил его главным инженером в своей конторе. Фазлиддина, вместе с сыном Хакимова - Фозилом, после долгих мытарств и больших денежных затрат, направили на учёбу в Берлинский университет в надежде на хорошее образование. Возможно, Фазлиддина не устроила специальность инженера-строителя, и он, проучившись полгода, 
*/ Хаджи (араб.-паломник) – почетное звание, данное мусульманину, совершившему паломничество в Мекку.

перевелся на факультет компьютерного программирования. И после окончания университета, как и Фозил, Фазлиддин не вернулся на родину, а стал работать в одном из берлинских банков.  Но, не проработав там и полугода, сын по приглашению какого-то амстердамского сокурсника отправляется на работу в Голландию. Через год он уже перебирается в Брюссель и работает в Агентстве недвижимости. Спустя какое-то время Фазлиддин переезжает в Париж и устраивается в Агентстве со странным названием «Влюблённые».  Это парижское Агентство оказывало услуги интимного характера, как мужчинам, так и женщинам. Особенностью заведения было то, что его работники после предварительной оплаты, приезжали к заказчикам домой, в том числе и Фазлиддин. Сильный и здоровый, как древнегреческий гимнаст, он хорошо зарабатывал.
Старику вспомнился разговор с сыном. «Отец, я рад, что не только фигурой и ростом, волосами и формой бровей очень похож на вас, но и телом я крепок и силен, как вы, - с восторгом говорил Фазлиддин во время их прощания в Москве. – За неделю я зарабатываю не менее десяти тысяч евро. Такие деньги мне раньше даже и не снились.
- Поразительно, - качая головой, ответил тогда старик, не понимая сути разговора.
- Отец, я могу присылать вам ежемесячно и больше денег. Живите достойно, как нормальные люди. Не думайте о вашей пенсии.  Прошу вас, не копите сбережения на смерть. Путешествуйте, и вы увидите людей не с экрана телевизора или со страниц газет. Вы своими глазами увидите, как далеко вперед ушел прогресс. Пожалуйста, когда вы пожелаете приехать в Париж, дайте знать, я решу вопрос с визой и авиабилетами. Отдохнете здесь три-четыре недели, посмотрите Францию. А хотите, всю Европу! Отец, мир совсем изменился, но мне жаль, что Таджикистан не развивается также стремительно, как европейские страны. Увы, не изменилось также ваше мышление и менталитет. Нет, внешне вы изменились, но образ ваших мыслей, ваш взгляд, ваша психология не изменились. Например, до сих пор все невестки, как рабыни, в услужении в семье мужа. В других странах, в том числе и в Европе, например, во Франции, нет таких феодальных норм. Хорошо, что они не знают об обычаях современных таджиков, иначе смеялись бы над нами.
- Мы дорожим своими обычаями. Да, мы гордимся своими национальными традициями, - тогда сказал Аслиддин, с трудом подавляя свой гнев.
- Отец, я вам вот что скажу, - двадцать первый век все изменит, сделает всех равными! -  Фазлиддин говорил увереннно.
- Неужели?
- Да, папа. У меня мало времени, опаздываю на самолёт, но, если хотите, я вкратце опишу свою жизнь в Париже и отправлю на вашу почту. Хорошо?
- Как хочешь, сын…».
Тяжело вздохнув, старик включил свет на кухне и стал подряд отворять дверцы всех шкафчиков, пока, наконец, не нашел пачку сигарет, которые курил прежде.  Тревога камнем лежала на его сердце. Аслидин накинул на плечи халат и вышел во двор. Он достал сигарету и приставил к губам, но, вспомнив совет своего лечащего врача, положил сигарету на место. Старик опять глубоко и тяжело вздохнул. Тогда доктор сказал: «Инфаркт вы получили именно из-за сигарет».
 2               
Через неделю после возвращения из Москвы он обнаружил в своей электронной почте послание от сына. Письмо было обстоятельное, длинное. Обычно Фазлиддин отправлял ему краткие письма в телеграфном стиле, – мол, жив-здоров. Аслиддин также отвечал ему в том же дух - «хорошо» или «замечательно» и желал ему всяческих благ. Но в этот раз… Было тяжело и трудно читать письмо с таким содержанием, но он, со свойственной ему терпеливостью и обстоятельностью, осилил его. О содержании письма жене говорить не стал, хотя гнев и отчаяние коробили его, как лист бумаги, брошенной в огонь, испепеляя его душу.
«…Когда я работал в Брюсселе, в Агентстве недвижимости, однажды, в выходные, я и мой коллега по фамилии Бонапарт (да, фамилия, как у великого Наполеона), поехали на экскурсию в Париж. В Европе поездка в другое государство не представляет никаких трудностей, границы практически отсутствуют. Как-то вечером во время этой поездки мы вышли на бульвар Рошешуар, где цены на все заметно падают вместе с условностями. Мы почти два часа отдыхали в кабаре, а затем решили прогуляться, - было любопытно. Этот бульвар в Париже отличается тем, что мужчины - любители «клубничных» развлечений, приходят сюда и, найдя себе подругу, уединяются в одной из комнат для «влюблённых». Да, так принято называть эти доходные помещения. В ту ночь я и Бонапарт задержались на этом бульваре надолго, сполна и с успехом удовлетворив свое любопытство. А поздно ночью вернулись в гостиницу.
Утром следующего дня мы вышли из номера и спустились на завтрак. Молодая темнокожая женщина – администратор гостиницы, остановила нас в холле и, указав на молодую, хорошо одетую белокожую женщину, стоящую рядом, сказала:
- Месье, эта госпожа спрашивает вас.
Я повернулся лицом к женщине и отметил ее смолисто-черные, волнистые волосы, спускающиеся до плеч. Это была красивая женщина примерно тридцати пяти лет; куртка ярко изумрудного цвета и юбка в тон, плотно облегающая её стан, делали её довольно привлекательной. Она, окинув меня взглядом с ног до головы, удовлетворенно протянула мне руку и кокетливо произнесла:
- Я Натали. Весьма рада, что мои поиски увенчались успехом.
- Если бы вы не нашли меня сейчас, то продолжили бы свои поиски в Брюсселе? – попытался пошутить я, совершенно не понимая, для чего я ей понадобился.
Мы присели на мягком диване, расположенном в фойе гостиницы. И я, признаюсь, был заинтригован. Она оказалась владелицей того самого агентства «Влюбленные», где прошлой ночью мы с другом неплохо провели время. Может, я очень понравился Анжеле – девушке, с которой развлекался там, а может у них принято рассказывать обо всем владелице, или в комнате развлечений вмонтирована камера видеонаблюдения? Как бы там ни было, но хозяйка пришла в гостиницу явно с каким-то предложением.
Натали сначала спросила, откуда я родом. Я пытался ей объяснить, что родился и вырос в Таджикистане, по соседству с Узбекистаном, называл Душанбе, Бухару и Ташкент, все было тщетно; она так и не поняла, где это находится. Тогда я сказал, что Таджикистан находится в Центральной Азии, но госпожа Натали только качала головой. Отчаявшись, я сказал, что спустился с высоких гор Памира, которые, подобно высочайшей горной системе земного шара Гималаи или горе Эльбрус упираются в само небо. На этот раз она поняла или умело сделала вид, что поняла. Мне даже показалось, что ее красивые глаза вспыхнули каким-то светом. Произнеся банальное «оkей*», госпожа Натали непринужденно предложила мне работать в её агентстве. Я не сразу нашелся, что ей ответить. Натали с напором продолжила:
*/Окей (англ.) – всё хорошо, согласен.
-Вначале я буду платить вам восемьсот евро в неделю и обеспечу жильем. Но шесть дней в неделю, по восемь часов, вы должны быть в работе.
- Госпожа Натали, вы столь прекрасны, сколь любезны и щедры, - сказал я поэтично, едва заметно улыбаясь. – Но я не понял, какую работу вы мне предлагаете? Если работу личным водителем, то я не могу принять это предложение, так как быть водителем, по сути, прислуживать, мне не по нраву.
- Вы меня не поняли, я не собираюсь предлагать вам работу водителя, - мило улыбаясь, ответила госпожа Натали. Она достала из сумочки платок, приблизила его к лицу, и глубоко вдохнула:
- Всё довольно просто. Я хочу взять вас на работу во «Влюбленные», как мужчину. Я учла вашу внешность, как вы сложены, и неутомимость, о которой мне любезно донесли.
Я, конечно, обрадовался такому неожиданному предложению. Мне льстило, что, как любовник, я был замечен, меня радовали перспективы ежедневного развлечения с дамами, но… Но размер зарплаты, который она озвучила, меня не устраивал.
- В Брюсселе, госпожа Натали, за неделю я получаю одну тысячу двести евро, кроме того, в конце года дают премиальные в объеме до пятидесяти окладов, - сказал я спокойно. Следует признаться, что размер зарплаты и годовые премиальные я назвал в два раза больше
-Хорошо, пусть будет, по-вашему, - не раздумывая, согласилась моя собеседница. - Буду платить вам одну тысячу двести евро наличными, без налогообложения. Кроме того, обеспечу жильем и медицинским страхованием. Вы согласны или есть ещё какие-либо условия? – владелица агентства смотрела на меня со сдержанным вызовом.      
-Скорее не условия, а некоторые подробности. Я знаю английский и немного немецкий языки, да пару фраз по-французски.
Госпожа Натали улыбнулась, а потом спокойно ответила:
-Знание языков или национальная принадлежность, происхождение и фамилия– не это является критериями приема служащих в клуб «Влюблённые». Вам это ясно?
Вместо ответа я самодовольно кивнул головой, ибо, как мужчина, прекрасно понял, к чему она клонила.
- Но, я надеюсь, что французский язык вы самостоятельно освоите. Не так ли?
- Постараюсь, - вновь кивнул головой я и добавил: - И, прошу прощения, я хочу знать, на какое время вы берете меня на работу?
Госпожа Натали бросила взгляд в сторону администратора гостиницы, которая сидела за столом у входа в фойе и разговаривала по мобильному телефону. Она на несколько секунд задержала на ней свой взгляд и потом спокойно ответила:
- Для начала на один год.
- На один?
-Ну-у, знаете, если уж быть откровенной до конца, мужчины не выдерживают таких «нагрузок» в нашем Агентстве более года и сами уходят.
-Это правда, госпожа Натали?
Она улыбнулась и кивнула головой:
- Увы.
-Интересно… – Про себя я с удивлением подумал, разве может мужчине надоесть развлекаться с женщинами, но вслух спросил: - А женщин, желающих нас, мужчин, много?
- Да, немало, - ответила она. – И не только женщин.
Я впал в некоторый ступор.
-То есть вы хотите сказать, что и мужчины…?
-Скажу только, что это одна из особенностей нашего агентства. Все для клиентов! – перебила меня госпожа Натали.
Услышав это, я сильно разочаровался. Невольно поднялся с дивана, сунул правую руку в карман брюк и сказал:
-Извините, госпожа Натали, я не могу быть вашим сотрудником. Знаете… Да, когда мужчина ублажает женщину, это одно дело. Так и Бог создал женщину именно для развлечения мужчины. Но…  Извините, я не хочу иметь дело с мужчиной, ибо это не вмещается в рамки моего восточного сознания и поведения.
Госпожа Натали с сарказмом в голосе сказала:
- К вашему сведению, геев и среди восточных мужчин не меньше. Уж поверьте мне.
Мои брови поползли вверх. Конечно, конечно, я любил Европу. И, конечно, из газет, фильмов, разговоров с друзьями и просто знакомыми, я имел представление о свободных нравах этой части континента. Но эти особенности меня мало касались. И мне нравилось все многоцветие культур, которые смешались здесь: искусство, языки, цвет кожи, традиции, все это гармонично сосуществовало под одним небом. По крайней мере, я так это воспринимал.  Может это мое восприятие связано и с тем, что в отличие от многих моих восточных знакомых, я не стремился любыми путями больше заработать, чтобы потом вернуться на родину. Скорее я был не «гостем по работе», а эмигрантом, точно решившим остаться в веселой и благодушной Европе. И упорно трудился я ради того, чтобы остаться, а не уехать. А видел я только то, что хотел видеть. И вот, эта Натали, вдруг открывает передо мной завесу того, от чего я настойчиво отводил взгляд. Картина рушилась…
- Госпожа Натали, я не сомневаюсь в правдивости ваших слов, - холодно произнес я. – Однако, я мужчина, не приемлющий этого. Я же сказал, что это противоречит моей культуре, менталитету, желаниям и образу моих мыслей.
В это время и госпожа Натали встала со своего места.
- Окей, - сказала она. – Я вас услышала. После завтрака или после обеда, если сегодня не получится, то можно и утром следующего дня, зайдите ко мне, мы ещё раз обсудим этот вопрос. Да, при заключении трудового соглашения можно конкретизировать этот момент. Что скажете?
После таких слов я воспрял духом, но продолжал стоять в нерешительности, не зная, что ответить.  Приятный голос госпожи Натали вывел меня из раздумий:
- Пожалуйста, - она протянула визитку и, сделав шаг вперед, добавила: - Прежде чем прийти, позвоните мне, чтобы мы могли договориться о времени нашей встречи.
- Спасибо.
- Всего доброго. Я жду вас, - сказала госпожа Натали и грациозно шагнула по направлению к выходу. Я проводил ее долгим взглядом.
Целый день мои мысли были заняты предложением Натали. По настоянию Бонапарта я всё же позвонил хозяйке клуба. Она ответила, что будет ждать меня в одиннадцать часов дня.
Трудовое соглашение было составлено на английском языке и я, внимательно перечитав его несколько раз, подписал. Мне придавала решительности перспектива, что зарабатывать я буду больше и смогу обзавестись собственным жильем, хотя бы двухкомнатной квартирой. И мне уже порядком надоело мыкаться по дешевым съёмным квартиркам, что в Амстердаме, что в Брюсселе.
Вместе с Бонапартом я в тот же день вернулся в Брюссель и быстро закончил все свои незавершенные дела. В конце недели я рассчитался с Агентством недвижимости и, собрав все свои холостяцкие пожитки в один чемодан, вернулся в Париж.
В клубе «Влюблённые» мне оказали достойный приём. Не только сама госпожа Натали, но и другие сотрудники были рады моему появлению. Вначале меня разместили в одной из комнат большого дома, расположенного на окраине Парижа. По воле случая Анжела, та самая молодая женщина, с которой я познакомился неделю назад и провел с ней ночь, жила в одной из этих комнат. Увидев меня в том доме, она обрадовалась так, будто встретила своего близкого родственника. Анжела весело произнесла «бонжур, месье» и поцеловала меня в щеку. Да, про поцелуи! В Европе это так же естественно, как в наших краях здороваясь, прикладывать ладонь к сердцу.
В первый рабочий день Маргарет, женщина пятидесяти-пятидесяти пяти лет, ассистентка Натали, сначала измерила моё артериальное давление, затем взяла все нужные анализы для лаборатории. После контрастного душа меня направили в комнату, где костюмерши раздели меня и натёрли всё тело какими-то маслами. Даже длинные волосы на моей голове они надушили какими-то благовониями, отчего они стали шелковистыми и блестящими. Затем Маргарет привела с собой молодую стройную женщину с фото- и видеокамерой, которая стала снимать меня, полуобнаженного, в разных позах. По восторженным восклицаниям фотографа я определил, что в целом я пришелся ей по душе. Но когда она что-то сказала по-французски, я не понял её. Тогда она приблизилась ко мне и, указав на мои трусы, объяснила, чтобы я снял их. Я недовольно посмотрел в сторону госпожи Маргарет. Та по-английски объяснила мне, что всё это делается в соответствии с трудовым соглашением. Я нехотя подчинился. И именно эта часть моего тела, до того прикрытая, удостоилась особого и довольно долгого внимания объектива. Позже я узнал, что фотосессия эта была необходима для моего анонсирования.
Прошло немного времени, когда и мои две фотографии, в числе фотографий других сотрудников клуба «Влюблённые», стали украшать стены фойе в зале приема гостей-клиентов. Это напоминало мне, как, например, в вестибюле театра, либо филармонии обычно развешивают фотографии известных актеров, либо передовиков и ветеранов искусства. Позже я узнал о том, что несколько моих фотографий были помещены и на сайте агентства. Более того, под моими фотографиями разместили, характеризующее меня слово «Фаворит». Фото мои поместили и в рекламных буклетах клуба «Влюбленные».  Поначалу я даже ощущал себя этаким рысаком, лидером скачек, на которого рекомендовали делать ставки на ипподроме. Одно меня радовало, что я был на пути к собственной крыше над головой.
Не прошло и трёх месяцев, как я стал очень популярен и востребован среди клиенток нашего агентства. Постоянство, с настойчивостью, которой клиентки обращались к моим услугам, заметно отразились на доходах агентства. Отношение госпожи Натали ко мне стало еще теплее. Однажды она пригласила меня в свою комнату на кофе и объявила, что утром мы на два дня отправляемся в Монако. Поблагодарив за кофе, я хотел было уйти, но она остановила меня и спросила:
- Вы не хотите знать, с кем едете в Монако и для чего?
Я задержался у дверей, улыбнулся и сказал:
-Я не спрашиваю потому, что знаю свои обязанности. Согласно трудовому соглашению, с кем проведу время, для меня не имеет значения.
Утром, позавтракав, я выходил из кафе, как услышал сигнал машины. Из знакомого белого лимузина, стоящего на обочине дороги, вышел водитель и открыл дверцу, приглашая меня сесть. Я удивился, но, поскольку водитель был знаком, Франсуа был и водителем, и телохранителем госпожи Натали, я пошел ему навстречу. Заглянув в машину и увидев госпожу Натали, я поздоровался и сел рядом с ней.
- Франсуа, в аэропорт, - сказала госпожа Натали, когда водитель занял своё место за рулем.
На частном самолете мы полетели в Монако, оттуда направились к берегу моря и разместились в номере люкс высотной гостиницы, с балкона которого был виден весь берег моря с его лазурными водами.
- Вы не проголодались, Фази? – спросила госпожа Натали. – Ничего, что я вас так буду называть? Это так по-семейному, - добавила она, улыбаясь.
- Из ваших уст это звучит тепло. И я пока не голоден.
- Заказать обед через час?
- Ваша воля.
 Госпожа Натали подошла к телефонному аппарату, чтобы сделать заказ, я же вышел на балкон, дабы надышаться приятным прохладным воздухом моря и полюбоваться прекрасным видом прибрежной зоны.
Умиротворённая красота, мягкое кресло, убаюкивающий шум ветра клонили меня в дрему. Еще минуту и я бы заснул младенцем, но голос Натали вернул меня в реальность:
- Фази, не правда ли, Монако чудесное место для отдыха? – она стояла в проеме двери.
- Да, - согласился я и посмотрел на свою спутницу. Женщина после душа — это особенная красота. Пока еще влажные волосы и шелковый халат, прилипший к изгибам тела, таили в себе волнующую тайну.
Натали вышла на балкон и устроилась в соседнем кресле. Шлейф запаха ее духов пахнул на меня. Мысли о скорой близости мгновенно заполонили мою голову. Видимо, это невольно отразилось на моем лице. Натали улыбнулась:
- Да, Фази, шпионом вам не быть.  Ваши мысли в ваших глазах - бегущей строкой, - сказала она и рассмеялась в голос, запрокинув голову.
- Не скрываю, вы прекрасны и соблазнительны, как запретный плод. Встреть вас Адам, история человечества началась бы раньше, - искренне сказал я и прильнул к ее запястью губами. – Вы понравились мне ещё тогда, когда я впервые увидел вас в гостинице, помните? Прекрасная незнакомка, пришла, покорила и ушла, не обернувшись.
- Правда?
- Несомненно!
Её томный, призывный голос заставил меня поспешить в ванную комнату. Уже через десяток минут, я обернутый полотенцем вокруг пояса, взял ее за руку, чтобы увести в спальню, но она осторожно высвободила ладонь:
- Вот-вот должны принести обед из ресторана. Давайте сначала выпьем и поедим что-нибудь.
- Нет, я не могу больше терпеть. Вы же не хотите, чтобы я рухнул у ваших ног с разбитым сердцем?!
Натали опять рассмеялась, запрокинув голову, и протянула мне руку.
После того как халат был снят с грубоватой страстью, влажное полотенце полетело в угол комнаты, попутно снеся ночник на тумбочке, после того как одеяло сползло на пол, а скомканные простыни собрались у нашего изголовья, подушкам не осталось места на кровати, а я уже знал каждый уголок ее тела, как свою ладонь, мы отпрянули друг от друга. Натали пыталась выровнять дыхание, но все еще хватала ртом воздух.
- Понимаю их…-наконец сказала она.
-Кого?
-Тех, кто постоянно ищет встреч с вами. С тобой. Можно так?
- Хорошо.
-Находясь с тобой, я почувствовала себя в раю. Спасибо тебе за такие ощущения. Но, как я теперь буду без тебя?
- Я не оставлю тебя. Когда ты захочешь - я всегда рядом, я - твой.
- Ты не понял. Я ведь сюда, в Монако, привезла тебя, чтобы познакомить с одной из своих подруг. Когда-то, в трудные для меня дни, она оказала мне большую помощь.
Перед поездкой у меня было много предположений о цели нашего путешествия. Но все же, то, что сказала Натали, было неожиданным для меня. Я вопросительно посмотрел на неё. Натали продолжила:
- Моя подруга, благодаря наследству покойного мужа, весьма богата и обеспечена. Не только здесь, но и в Париже, Марселе, Страсбурге, в других городах Франции, да, вспомнила, еще в Мадриде и Лиссабоне ей принадлежит множество гостиниц. Тот частный самолёт, на котором мы прилетели из Парижа сюда, тоже моей подруги - Моники.
- Бог милостив. Может и нам улыбнется, - сказал я, вздохнув и мысленно поминая свое жилье.
- Все в руках господа, - сказала она и, положив голову мне на грудь, продолжила: - Моника сегодня вечером или завтра до полудня прилетает из Лиссабона. Она примет участие в международном семинаре Ассоциаций гостиниц мира. Но, тревожно мне другое… Боюсь, она отнимет тебя у меня.
- Можем вернуться в Париж. Твой покой мне дороже.
Натали дотянулась до подушки, что лежала на полу и подложила себе под голову:
- Нет, это невозможно.  Она уже давно просила меня познакомить её с достойным мужчиной. Я отправила на её почту несколько твоих фотографий. Вот она и настояла на скорой встрече.
- Она замужем?
- Нет, я же говорила, после автомобильной катастрофы, в которой погиб её муж, она уже два года, как вдовствует.
Признаюсь, меня посетила шальная мысль попросить у Натали фотографию Моники, но я вовремя отказался от этой мысли.
После полудня я и Натали плескались в чистой и прохладной воде Тирренского моря, потом загорали на берегу и к вечеру вернулись в гостиницу. Освежающий душ в номере не оставил нам выбора, и мы опять устремились в спальную.
Спокойная беседа за ужином была потревожена мерной вибрацией мобильного телефона Натали. Подняв трубку, она с радостью произнесла:
- С приездом, Мони. Мы внизу, в ресторане. Спускайся, вместе поужинаем.
Потом Натали грустно посмотрела на меня:
- Моника Фердинанд, это ее полное имя, сейчас подойдет. И…  Вот и наступило время нашего расставания. Только прошу тебя, не говори ей ничего о нас.  Обещаешь?
- Да, обещаю.
Натали взяла бокал с виски и, подняв его, выпила залпом.
Европейцы сдержанны в эмоциях. Во всяком случае, они стараются не тревожить личное пространство окружающих. Но, когда в ресторан вошла Моника Фердинанд, зал несколько притих. Женщина лет тридцати, в изумрудном костюме классического покроя, с ниспадающими на плечи черными прямыми волосами, с чуть надменным лицом и вздернутым подбородком прошла через весь зал и приблизилась к нашему столику. Метрдотель, скользящий за ней бесшумной походкой, остановился чуть поодаль. До сих пор невидимые официанты выстроились в ряд у стены и поедали ее преданным взглядом. Хозяйка!
Мы встали со своих мест, и госпожа Натали представила меня ей. Метрдотель лично отодвинул для нее стул. Лишь потом все вновь заняли свои места за столом.
Беседа за столом была несколько чинной, несмотря на то что Натали и Моника были давними подругами. Мне, во всяком случае, так показалось. После ужина я и госпожа Моника проводили Натали до машины, которая должна была доставить её до аэропорта. После того как машина отъехала, Моника Фердинанд достала из сумочки мобильный телефон и, нажав на кнопку, поднесла трубку к уху:
- Да, это я, - сказала она через секунду. – Моя комната готова? Стол накрыли? Да, очень хорошо. – Моника Фердинанд, выключив телефон, снова положила его в свою сумку и посмотрела на меня:
- Фазли…дин… я правильно произнесла ваше имя?
 - Да, правильно. Меня зовут Фазлиддин.
Госпожа Моника, не отрывая от меня своего оценивающего взора, утвердительно продолжила:
- Фазлиддин, как вы думаете: погуляем по берегу или поднимемся в номер?
- Как вы прикажете, госпожа, - сказал я с улыбкой. – Я к вашим услугам.
- Если так, то лучше поднимемся в номер. Перелет утомил меня.
Пентхаус госпожи Моники был очень просторным, с изысканным дизайном и великолепной мебелью в стиле позднего барокко. Хозяйка пригласила меня за большой стол, на котором находилось огромное блюдо с фруктами. Рядом стояло ведерко со льдом и стынущим в нем шампанским. Сев чуть напротив Моники я стал любоваться ею. Она была прекрасна в своей надменной и холодной красоте. Что бы она ни делала, самые простые движения - поправляла волосы, скидывала на ходу туфли - все делалось таким образом, что даже неодушевленные предметы были благодарны, что она есть. Видимо, это свойство присуще только богатым людям. Все это вкупе и меня тянуло к ней непреодолимой силой.
-Что вы будете пить? Шампанское? Другие напитки там, - она кивнула головой в сторону барной стойки у широкого окна.
- Что будете вы, то и я, госпожа, - я достал шампанское и, открыв его без хлопка, разлил в бокалы. Чуть склонившись, я протянул ей тонкий сосуд с шампанским. Моника взяла бокал и пригубила.
- Если меня не обманывает первое впечатление, вы сдержанны и скромны.  Мне кажется, что наши отношения не будут мимолетными.
-Вы хотите, чтобы я вам рассказал о себе? – спросил я.
Моника ободряюще улыбнулась.
И я рассказал о себе. Не легенду, которой каждого из нас наделяют в агентстве, а истинную историю о себе. С этой женщиной не имело смысла распускать павлиний хвост. Она так же, как и многие европейцы, не знала о существовании такого государства, как Таджикистан, ну и о его столицы Душанбе ей тоже не было ничего известно. Я поведал ей о таджиках и их арийском происхождении. Рассказал о вас, папа, и о нашей семье, где я учился и работал. Видимо моя доверительная история расположила и ее к откровенности.
Моника – француженка, она родилась в Париже. В семье архитекторов она была единственным ребенком. Не удивительно, что и она получила образование зодчего. Через год после окончания университета, проработав в Парижском агентстве архитектуры, она встретилась со своим будущим супругом Рональдо Мубараком, уроженцем Монако. Они неоднократно обсуждали совместные проекты, при этом Моника часто выезжала на места будущих строек и, наконец, на четвертом году знакомства она приняла предложение Рональдо и вышла за него замуж. Отец Рональдо был сыном богатого выходца из Туниса. Когда он учился в университете Парижа, то влюбился в сокурсницу - португальскую красавицу и женился на ней. После учебы они стали жить в Монако, где и родился Рональдо, который, окончив Парижский университет, посвятил себя строительному бизнесу. Дед его, глава племени из Туниса, страстно любил Рональдо и специально, чтобы увидеть внука, часто приезжал в Монако; дед жаждал, чтобы внук переехал в Тунис. Рональдо же приезжал в Тунис время от времени, только чтобы не огорчать деда долгим отсутствием. После болезни и кончины деда, им в наследство остается огромное состояние. Отец и сын несколько месяцев ломали голову над тем, как пустить в оборот эти миллионы долларов, хранящиеся в банке. Наконец, они приходят к решению, что будут строить гостиницы, и эта фешенебельная гостиница, в которой я остановился, тоже их собственность. Через полтора года после смерти деда его родители на частном самолёте отправляются в Тунис навестить родственников. На обратном пути недалеко от Монако, самолёт терпит крушение и падает в Тирренское море. Так погибают его родители. Через год после этой трагедии в Агентстве зодчества Рональдо впервые встречается с Моникой.
- Рональдо был хорошим человеком. И хотя он не был рыжим, как все ирландцы, но имел крутой нрав, - печально сказала Моника.
Детей у Моники не было. Каждый раз, когда ее муж заводил разговор о детях, Моника всячески уговаривала его отложить это событие еще на год. Но у Бога свои планы и два года назад её муж погиб в автомобильной аварии.
Довольно грустная история Моники настроила и меня на лирический лад. Мне хотелось как-то успокоить ее. Я подлил в ее бокал вина и сказал:
- Один из наших поэтов-романтиков Низами Гянджеви советовал ценить каждый миг своей жизни: «Всё, что выпадает на долю дитя человеческого, пройдет» -говорил он.
- Правду сказал поэт, - отметила Моника и пригубила вино.
Близость была бурной и изматывающей. Куда делась ее холодная надменность и моя сдержанность и скромность?! И я в очередной раз понял, что страсть сильнее всех других чувств. Никакие богатства, никакие моральные скрепы не устоят перед влечением тел.
Моника ещё долго лежала, прижав ко мне своё разгоряченное тело, да так и уснула. Уже позже, когда я провел пальцами вдоль изгиба ее спины, она вздрогнула, открыв глаза, и сказала:
- Ваша неутомимость вселяет в меня радужные надежды. Не спешите. Мы не расстанемся. Во всяком случае, не в ближайшее время.
Весь следующий день мы провели вместе: купались в море, загорали, ели и с упоением предавались любви.
Утром следующего дня, во время завтрака, госпожа Моника предложила:
- Я вас… - она запнулась. -Давай перейдем на «ты». Что скажешь?
-Принято, - весело отозвался я.
- Если сокращу твоё имя, не обидишься? Например, Фазли?
- Ваше право.  Натали называет меня Фази.
Моника, услышав имя своей подруги, нахмурила брови:
-Это она тебя называет на американский манер - «Фази, Бобби, Кэтти, Робби». Я тебя буду называть Фазли. И я тебя не отдам Натали. Если вы…Если ты не против.
Я пил кофе, но, услышав это, поставил чашку на блюдце и искренне ответил:
- Вы озвучили мои мысли, - отозвался я.
- Скажи «ты», - поправила она меня.
- Да, с такой, как ты, я хотел бы прожить всю свою жизнь.
- Ну, если так, если ты серьезно, я совсем заберу тебя у Натали.
-  Натали не будет против? – решил пошутить я.
- Согласится, так как она мой арендатор, - ответила Моника, не заметив моей шутки.
- Мы давние подруги. Два года назад она попросила меня помочь ей открыть клуб «Влюбленные». Я выкупила одно шестиэтажное здание и отдала Натали в аренду. Да, по документам она арендатор, но до сих пор не дала мне ни евро. Однако все налоги и сопутствующие платежи она вносит своевременно. Согласно нашей договоренности, Натали три года бесплатно проработает в моем здании, потом или платит арендную плату, или выкупает у меня здание; иначе ей придется освободить его.
Теперь зависимость Натали от Моники стала для меня очевидной.
В течение целой недели госпожа Моника после завтрака, оставив меня одного в гостинице, уходила по своим делам. Я смотрел телевизор, садился за компьютер и знакомился с новостями в мире.  После я шел на Изумрудный берег Монако, купался в море и загорал. Хочу сказать, отец, что тогда меня совсем не беспокоило бессмысленно проведенное время; молодость ведь живет будущим.
Вечером госпожа Моника возвращалась с работы всегда в хорошем настроении, и мы, оставшуюся часть времени, проводили вместе.
В воскресенье, после обеда, когда мы загорали на берегу моря, и, казалось, что время остановилось, Моника вдруг произнесла:
- Фазли, знаешь, что сейчас пришло мне в голову?
Приподнявшись, я вопросительно посмотрел в её сторону. Она приподнялась, обвила руками мою шею и продолжила:
- Хочу завести от тебя ре-бен-ка.
Я засмеялся и поцеловал её в щеку.
- Прямо сейчас? Здесь? – спросил я.- Я не возражаю.
- Знаю, что ты всегда готов, но… Эту работу мы выполним позднее, - засмеялась она и нежно прошлась по моей груди кончиками пальцев.
- Я найму какого-нибудь педагога. Ты должен, наконец, усвоить французский язык.
- Да! Это было бы отлично! – воскликнул я.
В понедельник мы отправились в аэропорт и полетели в Париж, а оттуда на другом, большом самолёте мы отправились в Мадрид. Выяснилось, что в этом городе Моника имела три гостиницы. Поселив меня в одном из номеров люкс седьмого этажа гостиницы, моя возлюбленная ушла по делам, предоставив меня самому себе. Утомленный дальней дорогой, я ограничился обзором города с балкона номера. Потом освежился под душем, упал на кровать и провалился в глубокий сон.
Я и Моника почти двое суток не выходили из номера: времени у нас было достаточно, чтобы лучше познать друг друга и изучить наши предпочтения и пристрастия. На третий день госпожа Моника удивила меня.
- Фазли, ты помнишь, что я сказала тебе на берегу моря, в Монако?
Я пытался вспомнить, что же она сказала особенное? Эти дни были спрессованы событиями и разговорами, и мне было трудно выделить что-то из ряда вон… Она, кажется, была немного обескуражена моей несообразительностью, поэтому, не отрывая глаз от пустой кофейной чашки, напомнила:
- Ребенок... Вспомнил?
- О, да!  Вспомнил! Так мы же несколько дней были заняты только этим.
- Нет, нет… Фазли, я не хочу рожать. Не хочу портить фигуру и не хочу остаться в стороне от повседневной работы по бизнесу.
Не дав мне опомниться, Моника продолжила:
- Сейчас мы пойдем в одну частную клинику.  В необходимом количестве у тебя извлекут семя и поместят в колбу. А дальше дело науки и врачей.
- Что? Что ты сказала? В колбе?
- Да, потом яйцеклетки поместят в утробу молодой наемной женщины.
- Неужели? Это интересно! – произнес я. – Неужели эта незнакомка, наемная женщина, девять месяцев будет носить, растить в своем чреве нашего ребенка, а потом родит и отдаст его нам?
- Да! - категорично ответила она. Выражение ее лица опять стало чуть надменным, подбородок вздернулся, а в голосе послышались знакомые металлические нотки. – Ничего удивительного я в этом не вижу, так как эта здоровая молодая особа за свои услуги получит определенную сумму. Суррогатная мать подобна служащему или наемному рабочему, по договору выполнит поручение и получит свою долю. Если клерк, служащий или рабочий в конце каждой недели или месяца получает свою зарплату, суррогатная мать может получать её каждые три месяца или два раза, или после родов получит указанную в договоре сумму.
Я был несколько растерян. Глубоко раздумывая над услышанным, на мгновение даже забыл о Монике.
- Что с тобой? Что ты так задумался?
- Ничего, так, - ответил я.
-Или ты в этом ищешь свой интерес?
Я ответил:
-  Мне не понятно, буду ли я тебе нужен и тогда, когда все это случится?
- Да, ты мне нужен. Усвоишь французский язык, возможно, возьму тебя на работу в одну из своих гостиниц. Это хорошие перспективы.
- Французский, конечно, не китайский, но даже для его изучения нужно определенное время.
-Это зависит от тебя и от твоих способностей. Педагога я найму лучшего. – Моника неторопливо налила из кофейника в мою чашку кофе, добавила сливок, потом занялась своей чашкой. – Или…  Расскажи о своих планах, о чем ты мечтаешь?
- Моя мечта? Мне уже почти тридцать лет, но до сих пор у меня нет своего угла, - выдохнул я. - После окончания Берлинского университета я несколько лет работал в Амстердаме и Брюсселе, теперь вот в Париже. Стоимость аренды большая, поэтому я не могу накопить денег на квартиру.
- Да, я тебя понимаю. Накопить денег тяжело.
-И для тебя?
- Да, и для таких предпринимателей, как я, тоже очень тяжело, - сказала госпожа Моника спокойно. – А что, ты думаешь, деньги – это опавшие листья, и я сгребаю их? – Заметив, что я молчу, она продолжила: - После долгой волокиты, тяжелого труда и выплаты большого числа налогов, потом лишь что-то накапливается. А с жильем? Так ты можешь жить в моих гостиницах, хоть в Париже, хоть в Монако или здесь, в Мадриде.
-В гостинице хорошо, однако… Когда у человека есть дом – это другое.
-Ладно, дай мне время, в ближайшем будущем я решу эту проблему. Хорошо?
Мы отправились в частную клинику. Встретили нас там предельно внимательно. Услуга клиники была не дешевой. Клиникой владела госпожа Сафия, которая и встретила нас с ослепительной улыбкой и безупречным макияжем. Она в довольно деликатной форме разъяснила, что надо делать.
Словом, выполнив все официальные процедуры, сдав в лабораторию нужные анализы и биоматериал, мы вернулись в кабинет госпожи Сафии, где нас познакомили с Джулианой, молодой белокожей женщиной, которая, как оказалось, за двадцать тысяч евро согласилась стать суррогатной матерью. Госпожа Моника при содействии адвоката уже заключила с госпожой Джулианой контракт, где были уточнены все тончайшие подробности, касающиеся юридических сторон этого соглашения. Для меня все это было в диковинку, я и не задумывался, что существует и такая «услуга». Теперь же мне все чаще и чаще стали попадаться на глаза объявления женщин, с такого рода предложениями и, таким образом, решавшие свои материальные затруднения. И в печати, как специально, на глаза стали попадаться статьи с историями либо судебными тяжбами суррогатных матерей и биологических родителей. Оказалось, что в Европе и Америке ежегодно увеличивается число суррогатных матерей, то есть современные женщины не хотят нести бремя вынашивания плода и испытывать муки родов. Не хотят они портить свою фигуру и тратить на все это действо своё время. Или рожают одного ребенка. Возможно, причина кроется в нежелании бросать работу; все больше молодых женщин сосредоточены на построении карьеры. Прирост населения в развитых странах низкий. Падение суммарного коэффициента рождаемости, в основном, наблюдается именно в экономически развитых странах. Ученые не перестают твердить, что в каждой семье должно воспитываться не менее трех детей – один для замещения отца, другой – матери, третий – для прироста населения. Нострадамус – известный предсказатель и философ, писал, что в будущем мусульмане возьмут Европу под своё влияние. По словам этого еврейского мудреца, сегодня, например, во Франции и Англии, Австрии и Голландии, Бельгии и Германии работают и живут миллионы мусульман, часть которых составляют невольные мигранты. Это люди, вынужденно покинувшие войны и конфликты в своих странах, таких как Ирак, Сирия, Ливия и других. Нынешние же правители Европы, хотя и стараются, но не могут препятствовать этой тенденции - постепенного роста мусульманского населения. В этом есть и положительная сторона вопроса. Если мусульмане будут интегрироваться в европейскую среду, то численность населения этих стран будет возрастать. И, кажется, я отступил от основной темы, отец!
Через две недели из частной клиники Мадрида позвонила госпожа Сафия. Она попросила меня зайти в лабораторию и сообщила, что их клиент - одна состоятельная женщина, заинтересовалась моей биологической анкетой. В ответ я засмеялся и отказался от столь заманчивого предложения. Госпожа Сафия продолжала настаивать на своем предложении и сказала, что может хорошо заплатить мне. Я, недолго думая, потребовал сто тысяч евро, на что она спокойно ответила мне, что посоветуется с клиентом и ответит мне чуть погодя. Спустя три дня госпожа Сафия вновь позвонила мне и попросила адрес электронной почты, чтобы она могла переслать мне проект договора для ознакомления. Я согласился и понял, что клиентка приняла мои условия и собирается рожать. Продиктовав адрес своей электронной почты, я попросил, чтобы вместе с проектом договора она отправила на мою почту и фотографию этой женщины. Все это было для меня ново и неожиданно волнующе. Меня очень обрадовал такой поворот событий, но мне хватило ума не сообщить госпоже Монике об этом. До сегодняшнего дня она не заключила со мной никакого договора о сотрудничестве, все еще не купила мне квартиру, хотя полностью отстранила меня от работы в клубе «Влюблённые». Натали я тоже больше не видел. Зато для меня был нанят педагог по имени Шарль, который каждое утро приходил ко мне в гостиницу и по три часа занимался французским языком.
На следующий день я открыл свою электронную почту и увидел, что мне отправили проект договора и фотографию клиентки. Я стал разглядывать фотографию, с которой на меня смотрела молодая, довольно симпатичная женщина с большими глазами, правильными чертами лица и длинной шеей. Честно говоря, она мне понравилась, и я тут же заполнил пустые строки договора, оставленные для меня, указал номер своего банковского счета, название банка, подписал и отправил на указанную почту.
В понедельник госпожа Сафия вновь позвонила мне из Мадрида и сообщила, что сегодня деньги будут перечислены.  Она поинтересовалась, когда я смогу приехать в Мадрид. Я ответил, что могу поехать в субботу или в воскресенье.
- Месье, хотите ли вы поговорить с госпожой Сарой? Она тут, рядом, со мной, - вдруг спросила госпожа Сафия.
- Если она желает, то с удовольствием, - ответил я.
- Сейчас, минуточку.
- Месье Фазли, бонжур. Я Сара, - раздался тонкий женский голосок на смешанном французском и английском языках. – Если вы не можете приехать в Мадрид, я могу приехать в Париж.
- Конечно. Это было бы очень удобно. Госпожа Сара, в какой гостинице Парижа обычно останавливаетесь?
- В «Президент-отеле».
- Очень хорошо.
В среду госпожа Сара сообщила мне, что уже во второй половине дня будет в Париже.
- Как только разместитесь в отеле, позвоните, я тут же приеду.
- Я уже заказала триста шестой номер, - ответила она своим тонким голосом, и я уже был влюблен в этот милый голосок!
До полудня я занимался французским языком со своим пожилым учителем Шарлем. Как только мы закончили, я быстро переоделся и вышел на улицу. В первом попавшемся банкомате я проверил свою карту и убедился, что на мой счёт поступило сто тысяч евро. Если госпожа Моника откажется от своих планов, то теперь я и сам смогу купить на окраине Парижа одну или двухкомнатную квартиру.
К счастью, сегодня утром Моника улетела в Лиссабон. Вернуться она обещалась завтра вечером. Я посчитал это добрым знамением. С ведома администратора «Президент-отеля» я поднялся на четвертый этаж в триста шестой номер.
Госпожа Сара, которая специально прилетела из Мадрида для встречи со мной, была очень рада видеть меня. Она была прекрасна, как и на фото, но вопреки моему ожиданию, она не была модельно худой, а вполне нормального телосложения. Её изящную шею украшала жемчужная нить. Особенно были великолепны и привлекательны ее большие и блестящие, небесно-голубые глаза. Госпожа Сара окинула меня взглядом и было видно, что я понравился ей; она широко улыбнулась и протянула мне руку. Я почтительно склонился к ее руке. Хозяйка номера пригласила меня в большую комнату, посадив меня за стол с разнообразными яствами и напитками, сама же села с другой стороны стола - напротив меня.
- Добро пожаловать в Париж, - сказал я, не зная с чего начать разговор.
Она приятно улыбнулась и показала белые, как жемчуга на её шее, зубы.
- Я сама родилась в Париже, - улыбнулась она. – Отец мой француз, мать – испанка. Они шесть лет жили в этом городе. Потом мой старый больной дед, который после смерти моей бабушки остался один, поставил перед дочерью и зятем условие, если они хотят получить наследство, то должны переехать в Мадрид, продав свой дом в Париже. Так как дед был владельцем довольно большого предприятия, то мои родители вынуждены были подчиниться его воле. Я выросла в удивительном городе Мадриде, окончила там университет и три года назад вышла замуж.
- Простите, не пойму, зачем же я нужен?
Она сокрушенно опустила голову.
- Все имеет причины, - сказала она. – Муж мой, Александро, хороший человек, очень внимательный, заботливый, но… Но выяснилось, что он бесплодный.
- Госпожа Сара, муж в курсе нашего с вами договора?
- Да, тот договор подготовил сам Александро и отправил на вашу почту. Кроме того, он нашел вас с помощью дочери своей тёти, это госпожа Сафия, та молодая женщина, которая заведует лабораторией частной клиники.
- Если так, то...
- Да, вы можете быть спокойны. Александро – правовед, адвокат известный во всей Испании. Кстати, отец Александро обещал, если я рожу ребенка, то он подарит нам виллу* в Париже.
*/ Вилла (лат.) – дача, дворец, замок.
- Тогда я в душ? – спросил я, улыбаясь и приподнявшись с места.
- Если… Если вы не спешите, давайте сначала выпьем за знакомство. Может, по рюмке коньяка?
Сказав это, госпожа Сара протянула руку к бутылке, но я опередил ее.
- Пожалуйста, госпожа.
- Можете называть меня просто Сарой.
- Если так, то вы называйте меня Фазли.
Она вновь обнажила свои красивые, белые, как жемчуг, зубы и, кивая, засмеялась. Мы выпили.
Я выпил рюмку разом, она же лишь пригубила. Дверь номера открылась.
-Дорогой, ты пришел?
- Да, моя дорогая, я пришел.
В комнату, широко улыбаясь, вошел молодой мужчина выше среднего роста, широкоплечий, с длинными курчавыми волосами, на левом ухе у него была серебряная сережка. Он внимательно посмотрел на меня. Проследив за его взглядом, я понял, что он сравнивает мою внешность со своей: смугл, как и он, волосы такие же курчавые, схож статью. Потом приблизился к своей жене, поцеловал её в щеку и, протянув в мою сторону руку для знакомства, сказал:
- Я Александро. Вы Фазлиддин, с вами я заочно знаком. Друг мой, можно я буду называть вас Фалид?
- Согласен, имя мое для вас не привычно. Вы можете называть меня Фазли, - сказал я, улыбаясь.
Александро, не садясь за стол, взял в руку бутылку, налил всем коньяка, наполнил свою рюмку и сказал:
- Обычно люди по какой-либо причине, или случайно, встречаются друг с другом, а потом на всю жизнь становятся верными друзьями. Богу было угодно, чтобы мы сегодня с вами, господин Фазли, познакомились в «Президент-отеле». Хочу, нет, даже надеюсь, что мы с вами станем друзьями, не простыми друзьями, а верными, на всю жизнь. Хорошо? Пьем за знакомство!
- Я поддерживаю ваше предложение, друг мой Александро, - сказал я.
Александро дал знак жене, она извинилась, быстро встала со своего места и вышла в другую комнату. Когда мы остались вдвоем, он напомнил мне о договоре, согласно которому я в течение четырёх недель, в дни, удобные для меня, четыре раза по одному часу, не пользуясь контрацептивами, должен провести время с госпожой Сарой. В знак согласия я кивнул ему головой.
- Сара, я ушел, - сказал он и вышел из номера.
Обнаженная Сара оказалась женщиной красивой. Наша близость была никак не похожа на выполнение пункта договора, никакой безликой механики. Страсть и чувственность, неуемная фантазия Сары превратили это время в праздник взаимного вожделения.
В последующие недели мы встречались с Сарой в этой же гостинице.  После выполнения всех условий договора я думал, что больше никогда не увижусь с Александро. Но примерно через два месяца, он позвонил мне и радостно сообщил, что Сара беременна. Я поздравил его и попросил передать мои добрые пожелания жене.
Минуло четыре месяца. За это время госпожа Моника купила на моё имя на одной из окраин Парижа, в квартале Монмартр, за общественной церковью Сердца Иисуса Христа меблированный двухэтажный дом со всеми удобствами, который не уступал своей роскошью виллам богачей.          
Кроме гаража, столовой, парной с бассейном, в доме было четырнадцать комнат. Пятую часть двора занимал сад с цветниками, который был огорожен трёхметровым забором. По словам госпожи Моники, хозяином этого дома был предприниматель, который не смог вернуть банку кредит. Банк через суд взыскал его дом, выставил на аукцион, и её представитель купил этот дом для меня. Получив ключи и документы на дом, я был счастлив безгранично. Теперь я полностью поверил в верность и любовь Моники Фердинанд. Я почти не расставался с нею, кроме того, она назначила меня своим помощником, увеличив объем моей недельной зарплаты в два раза больше, чем я получал в клубе «Влюблённые». В какой бы город она ни ездила, она всегда брала меня с собой, и я добросовестно выполнял все её желания и поручения. Я был ее надежным помощником и верным любовником.
В начале месяца госпожа Моника улетела на неделю на международный симпозиум в Нью-Йорк. Я решил ближе ознакомиться с древним городом. Впервые я поднялся на Эйфелеву башню и с высоты более трёхсот метров смог вдоволь полюбоваться городом. Так я узнал, что Гюстав Эйфель, инженер-патриот, по поручению правительства той поры, разрабатывает проект этой башни по случаю открытия Всемирной выставки 1900 года. Для её строительства выделяется определенная денежная сумма, но до завершения строительства средства, выделенные правительством, заканчиваются. Когда господин Эйфель убеждается, что правительство дополнительно не выделит средства для продолжения строительства, он самостоятельно доводит строительство башни до конца. В последующие годы неоднократно пытались демонтировать её, а железные конструкции – продать и избавиться от башни. И каждый раз парижане, кому дорого чувство национальной гордости, выходили на митинги, выражая протест. Таким образом, постепенно Эйфелева башня становится олицетворением Франции, и до сих пор она является местом постоянного паломничества путешествующих. 
В течение нескольких дней я увидел Триумфальную Арку, Версальский дворец короля Людовика четырнадцатого, башню Монпарнас, площадь Бастилии, несколько мостов на реке Сена – мост Влюблённых и Единства и другие достопримечательности Парижа, тем самым восполнив пробел в своих знаниях Европы. Еще будучи на родине, в Таджикистане, я знал, что дворец Арбоб, построенный председателем колхоза Саидходжой Урунходжаевым, является малой копией дворца Петергофа, построенного самим Петром Великим. Урунходжаев посетил Петергоф, пришел в восторг от увиденного и смог у себя на родине воспроизвести подобную красоту.
От гида во дворце Версаль я узнал, что Петр Первый был гостем короля Франции Людовика четырнадцатого. Он увидел Версаль собственными глазами и был очень воодушевлен красотой. Людовик четырнадцатый рассказал Петру Первому о том, эта местность раньше была покрыта болотами и лесами. Местная знать и прочие аристократы несколько раз в течение года приезжали сюда на охоту.
-Так, как Версаль славился хорошими климатическими условиями, то здесь и построили королевский дворец, - рассказывал низкорослый король Людовик четырнадцатый и, указывая на большие квадратные бассейны, расположенные на южной и северной части парка дворца, с сожалением продолжал: - Если бы хватило средств, то вместо этих бассейнов по проекту мы должны были построить фонтаны.
Позже при участии русских и зарубежных архитекторов и инженеров Пётр Первый воздвигает в Петергофе величественный дворец с неповторимыми фонтанами, которые функционируют и по сей день. Высокие каблуки туфель и сапог, которые сегодня носят девушки и женщины всего мира, также являются изобретением французов. Чтобы казаться выше, низкорослый король Франции Людовик четырнадцатый носил обувь на каблуках, которые шили ему специально.
Одинокая жизнь в великолепном доме временами тяготила меня; через два-три месяца пребывания в известном квартале Монмартр, являющемся 18-м муниципальным округом Парижа, меня уже ничем нельзя было удивить, своими цепкими щупальцами тоска окутывала меня со всех сторон. Особенно меня угнетали исторические рассказы о том, что Монмартр был излюбленным местом французских живописцев и поэтов, в том числе Ренуара, Ван Гога, Пикассо. Эти исторические личности часто снились мне во сне; иной раз мысли о них вызывали у меня бессонницу, приводя меня в уныние.
Монмартр является самой высокой точкой Парижа, он расположен на высоте 130 метров над уровнем моря. Другим популярным названием Монмартра среди французов является Гора угнетенных. Здесь были казнены бывший епископ Парижа, святой Дионис вместе со своими учениками. Это случилось во второй половине третьего века нашей эры. Рассказывают, будто казненный Дионис поднимается с места и, взяв в руки свою отрубленную голову, в первом попавшемся роднике, смывает с нее грязь и кровь, потом совершает шесть тысяч шагов вперед, падает и умирает. То место, где он погиб, носит название Сан-Дени, которое по сей день является святым местом для паломничества для верующих.
Монмартр известен ещё и залежами гипса, который широко используют во всех стройках Парижа. Славен он и своими заведениями азартных игр и публичными домами. Также в марте 1871 года здесь была учреждена Парижская Коммуна, и в мае того же года именно здесь правители безжалостно казнили восставших. Позже решением Национального собрания Франции в честь избавления Монмартра от коммуны была воздвигнута церковь Сакре-Кёр. Также местом паломничества туристов является склеп Монмартра, где покоятся тела выдающихся людей, как Берлиоз, Эмиль Золя, Стендаль, Александр Дюма младший.
Однажды во время нашего ужина с Моникой, раздался телефонный звонок. Я не стал поднимать трубку. После пятого настойчивого звонка Моника недовольно сказала:
- Фазли, ответь уже. Кто этот назойливый человек?
- Да! – почти раздраженно ответил я на звонок.
- Бонжур, месье, – после приветствия продолжил тонкий женский голос: - Вы узнали меня? Я из Мадрида, заведующая лабораторией Сафия.
- Добрый вечер. Да-да, узнал. Чем могу быть полезен, госпожа Сафия?
- Я несколько раз звонила вам днем, но связи не было. Хорошо, что сейчас дозвонилась. Мы посоветовались и у нас есть к вам одно предложение.
- Какое предложение?
- Вы позволите, чтобы я без вступления сразу перешла к делу?
- Будьте добры.
- Я… Мы, посоветовавшись с несколькими испанскими учёными, решили использовать с вашего разрешения, конечно, биоматериал таких мужчин, как вы, для освежения генофонда нации.
— Это заманчивое предложение, - сказал я и испытующе посмотрел на свою спутницу.
- И это, разумеется, не бесплатно. Заключим договор и выплатим определенную сумму.
- К примеру, сколько?
- Сколько же вы хотите?
- Чем больше, тем лучше.
- Понятно. Если дополнительно к дорожным расходам, мы дадим вам пятьдесят тысяч, достаточно?
- Хорошо, госпожа Сафия. Я подумаю и позвоню вам.
Выключив телефон, я повернулся к Монике, которая вопросительно смотрела на меня.
Мне пришлось рассказать ей о предложении госпожи Сафии, с которой она была знакома.
- Это что, новый вид услуг? - сказала она, смеясь. – Если есть необходимость в этом, то почему нет? Вообще – это требование эпохи рынка. Если есть спрос, то обязательно найдется и предложение. Однако… Мне кажется, пятьдесят тысяч евро – это мало. Если дадут сто тысяч евро, тогда соглашайся.
- Это не похоже на вымогательство с моей стороны?
- Почему? Для возрождения генофонда нации не ста тысяч, не миллиона, а миллиарда евро мало, - ответила госпожа Моника. Она глотнула кофе из чашки, добавила: - Когда будешь подписывать договор, будь осторожен. Кроме того, обрати внимание на тот пункт договора, сколько раз будут брать у тебя биоматериал.
- Ты сведущая в вопросах заключения договоров и хорошо разбираешься в тонкостях дела. Мне надо прислушаться к твоему совету. Спасибо, дорогая.
- М-да… Значит, в будущем во всей Испании умножится число потомков Фазлиддина, – с легкой иронией в голосе, сказала моя возлюбленная. - Хотя я уверена, что ты не один, к кому обратились с таким предложением. Иначе может возникнуть проблема близкородственных связей. Не так ли, дорогой? – добавила она.
-Ну, да, так и есть.
Эти слова госпожи Моники меня совсем не задели, напротив, я был воодушевлен. Тогда я думал, если в одной близости с какой-либо госпожой я выделю полтора-два миллиона здоровых клеток, то не трудно представить, за сутки, за неделю или за месяц этими клетками, жаждущими потомства, какое количество женщин можно оплодотворить и какое количество потомков Фазлиддина можно породить на белый свет.
Прошло около двух месяцев, как я обосновался в Париже. В один из дней ранним утром мне позвонила госпожа Натали и после приветствия, поинтересовалась, не рядом ли со мной Моника. Когда она узнала, что я один, то с радостью продолжила:
- У меня есть к тебе предложение. Один из моих знакомых работает в рекламном агентстве. Для рекламы мужской одежды, в частности, нижнего белья, он ищет мужчин с хорошим телосложением.
- Хорошая идея! И сколько я получу? – уже не стесняясь, спросил я.
- Думаю, даст сорок-пятьдесят тысяч евро, разумеется, по соглашению.
- Это займёт много времени? Если час, два, ну или максимум полдня, то я согласен, и то, если в субботу или воскресенье.
- Что, Моника тебя совсем не отпускает? – попыталась пошутить моя собеседница.
- Возможно, отпустит, но я не хочу лишний раз просить ее.
- Хорошо.  Может дать тебе номер его телефона, сам поговоришь?
-Да, думаю так будет лучше.
Предварительно обговорив все вопросы по телефону с продюсером Оландом, в субботу я встретился с ним на выставке, ознакомился с договором и, подписав его, приступил к работе. В течение трёх-четырёх часов я надевал и снимал несколько видов нижнего мужского белья. При этом, как мне подсказывали, я то стоял перед большим зеркалом, «с любовью глядя на себя», то горделиво и важно расхаживал по сцене, а то возлежал в постели и прекрасная полуобнаженная особа, увидев моё нижнее бельё, «теряла всякое самообладание от вожделения». В рекламе мужских трусов практически всегда есть провокация, сексуальный подтекст. Ведь красивое тело, привлекательная внешность всегда были эталоном мужской силы и красоты. Все это я понимал прекрасно и отлично работал на объектив. Когда я переодевался, заметил, что Оланд и его помощники пристально разглядывали мое тело. Как результат, не прошло и недели, как мне позвонил Оланд и сообщил, что руководство фирмы высоко оценило нашу работу и попросил меня поговорить с господином Саркази - кинорежиссёром. Деваться было некуда и я согласился. Господин Саркази, посмотрев рекламу, отметил мой внешний вид, и изъявил желание встретиться со мной.
- Когда и где я могу встретиться с вами, чтобы обсудить детали? - спросил режиссер. – У меня есть дельное предложение.
Вечером я встретился с Саркази. Выяснилось, что он был сценаристом и продюсером ряда порнографических фильмов. Эти фильмы размещены на специальном сайте Интернета и телевизионных программ, которые демонстрируются двадцать четыре часа в сутки. Он пригласил меня на главную роль своего нового фильма, который по предварительному плану должен был длиться час или час двадцать минут. Я задумался над его предложением.  Господин Саркази, заметив мое замешательство, сказал:
- Вижу, что вы колеблетесь. Знаете, артистов лучше и талантливее вас уйма, и они просят меня пригласить их на очередной свой фильм. Но вы мне понравились, особенно ваша мощь. Нет, ваш стан, ваши естественные кудри, грудь тоже хороши. Но, зная свою аудиторию, скажу со всей ответственностью, что больше всего всем зрителям понравится ваша… ярко выраженная мужественность, уж простите меня. Надеюсь, вы понимаете, о какой части тела я говорю? Таковы особенности нашего жанра.
От этих слов режиссера я онемел. Моё молчание он понял по-своему и продолжил:
- Этим фильмом я прославлю вас во всей Франции, Европе, нет, прославлю во всем мире. Все женщины и девушки, не скрою, и мужчины, увидев вас, будут хотеть вас, - сказал он с пафосом. – Кроме того, я даю вам в соответствии с трудовым соглашением триста тысяч евро. Грех отказываться.
Обещанной суммой Саркази снес последние бастионы моих моральных устоев и я, в свою очередь, поставил перед ним условие: съемки будут в выходные дни или после рабочего дня. Я ещё не знал, что скажет госпожа Моника, услышав эту новость.
Моника, как оказалось, не была ревнивой. Узнав о предложении режиссера Саркази, она спросила с улыбкой:
- Я не возражаю, но боюсь, что со временем у тебя появятся другие женщины, моложе и лучше меня.
- Во всей Франции, во всей Европе нет женщины более красивой и благородной, чем ты, - сказал я искренне и, обняв её, добавил: - Я клянусь, что не поменяю тебя ни на какую-либо женщину.
Госпожа Моника, не вырываясь из моих объятий, положила свою голову мне на плечо и нежно поцеловала в шею.
- Ты должен знать: я люблю тебя, - сказала она спокойно. – Я счастлива с тобой, но…
- И я счастлив с тобой.
На самом деле, почему мне не быть с нею счастливым? Если я разделю свою жизнь на две части, азиатскую и европейскую, европейская часть, после знакомства с Моникой, изменилась в корне. Если прежде я работал только для того, чтобы жить, коротать дни свои в надежде на лучшее будущее, то после знакомства с этой богатой и в то же время гордой, даже высокомерной женщиной, жизнь моя, приобрела иные краски, иное содержание и смысл. С нею мне сопутствовала удача, она была верна и благородна: с её помощью я усвоил французский язык, стал владельцем дома, нет, величественного дворца в Париже, познакомился с госпожой Сафией из Мадрида, с той самой лаборанткой, дальновидной и доброжелательной, которая помогла мне заработать первые сто тысяч евро. Недавно с её согласия на мой банковский счет поступили и другие средства. Даст бог, к заработанному прибавится ещё триста тысяч.
Фильм, в котором я сыграл главную роль, называется «Изменник». Сразу скажу, что фильмы этого жанра не претендуют на сложный сюжет и актерскую игру на уровне премии Оскар. Основная задача этого продукта, потакать плотским чувствам зрителя, будя его фантазию именно в этом направлении.  Молодая красивая женщина, возможно, не была удовлетворена мужем.  Ей нравился муж подруги, с которым она случайно встретилась на свадьбе знакомых. Выбрав удобный момент, она сообщает ему номер своего мобильного телефона. Молодой человек в нетерпении. Во время пиршества муж подруги жены пьянеет, и он получает согласие своей жены помочь её подруге проводить до дома её мужа. Женщина соглашается. Молодой человек, взяв пьяного под руку, проводит до гостиницы, и по пути всячески показывает спутнице о желании быть с ней. Вдвоем они заводят пьяного мужчину в спальню и кладут на постель. Он берет женщину за руки и второпях ведет её в гостиную. Там без лишних слов укладывает её на диван.
Не раздевшись еще до конца, они жадно и страстно сплетаются вместе. Видимо, молодой человек понравился ей, она звонит ему на следующий день и договаривается о встрече за пределами города, на берегу озера. Теперь они раздеваются полностью, но молодая женщина остаётся в туфлях на высоких каблуках. Отвернувшись от женщины, юноша надевает контрацептив, и они занимаются любовью в разных позах. Потом они входят в воду. Во время купания они вновь и вновь сближаются, растворяясь в экстазе, в объятьях друг друга. Но при возвращении назад, в город, их машина случайно поломалась. Молодой человек выходит из кабины и поднимает капот. Некоторое время он смотрит внутрь, потом, расстроенный, окидывает взглядом окрестность, ища помощи. Недалеко он видит припаркованную машину, и с намерением получить помощь, направляется в ту сторону, и… В машине он видит свою жену с растрёпанными волосами, обнаженной грудью, сидящую на мужчине. Вопль боли и отчаяния вырывается из его груди…
Мораль – за все воздастся. Режиссер Саркази этим фильмом хочет сказать, что в этом мире хорошо дорожить двусторонними связями, заниматься взаимной любовью. Однако, если ты совершил предательство, то непременно жди измены.
После фильма «Изменник», особенно после получения хорошей прибыли в триста тысяч евро, я ощущал себя на седьмом небе. Спустя некоторое время, как и предупреждал Саркази, я прославился и стал очень популярен в обществе. Куда бы я ни приходил вместе с Моникой, меня просили дать автограф. Я стал замечать, что эта всеобщая любовь начала раздражать Монику.
Спустя некоторое время, Саркази пригласил меня на второй фильм под названием «Неверный». Должен признаться, что в ходе съемок фильма «Изменник», мы с режиссёром подружились и стали ближе. И на этот раз, в соответствии с подписанным договором, он перечислил на мой банковский счет пятьсот тысяч евро.
У Саркази был помощник по имени Алекс. Он был моего возраста. Молодой человек приятной наружности, как и я, с кудрявыми волосами, но рыжеватого цвета. Алекс в течение работы над фильмом всячески выражал симпатию ко мне, ободрял и хвалил меня. Позже я узнал, что он был шурином Саркази.
После завершения съемок фильма «Изменник» Саркази в числе других своих коллег и актеров, пригласил и меня на банкет в итальянский ресторан.
Кстати, отец, хочу сказать, что европейцы, обычно, если хотят проявить любезность к близкому, либо дорогому человеку, приглашают его не к себе домой, а в ресторан. В этом случае вся семья избавляется от целого ряда хлопот, хотя затраты на гостей в ресторане, разумеется, намного дороже.
В ресторане за длинным столом, заставленным разными блюдами и напитками, Алекс и я оказались соседями. Позже выяснилось, что он намеренно сел рядом со мной. Алекс быстро захмелел, стал многословен, обнимал меня и целовал в щеки. Вначале я не обращал внимания на это, думая, что он пьян. Потом заметил, что он стал переходить грань допустимого в приятельских отношениях между мужчинами. Я вышел из-за стола. Мне хотелось на улицу, подышать свежим воздухом. Настойчивые ухаживания Алекса и сигаретный дым были тому причиной.
Медленно расхаживая по аллее, я думал о том, что для человеческого счастья, кроме здорового тела и душевного спокойствия, нужны ещё и деньги, потому что именно они, как мне кажется, давали свободу.
До знакомства с Моникой я почти не посещал рестораны. Приходилось постоянно пересчитывать свои карманные деньги. Я готовил себе что-нибудь легкое и простое на завтрак, обедал в какой-нибудь дешевой столовой, а ужинал дома. Благодаря Монике… Нет-нет, прежде всего, благодаря Всевышнему, а потом благодаря госпоже Монике я нашел хорошую доходную работу и накопил состояние. Теперь, слава Богу, прошла пора безденежья, то есть нищеты, отец. Теперь, кроме завтрака, который готовит прислуга, большей частью я обедаю или ужинаю в ресторане вместе с Моникой…
- Фазли, вот ты где!
Слова Алекса вернули меня в действительность, и я шагнул ему навстречу. Мы вернулись к столу и заняли свои места. Алекс, наполнив наши рюмки, произнес какой-то тост. Неожиданно кто-то положил свою руку на мое правое плечо. Оглянувшись, я увидел улыбающуюся Сюзанну, которая была в белоснежно-прозрачном платье, из-под которого откровенно выглядывало тонкое белье. Оркестр ресторана играл приятную музыку, и она пригласила меня на танец. Я не мог ей отказать и поднялся с места. Алекс тоже сделал попытку подняться с места, женщина же надавила рукой на его плечо и любезно сказала:
- Дорогой, ты посиди немного, я сначала станцую с Фазли, потом с тобой. Хорошо?
Алекс безропотно согласился и снова протянул руку к бутылке коньяка.
Сюзанна была стройной женщиной приятной наружности, ее выразительная грудь привлекала к себе внимание мужчин. Мы с нею исполняли главные роли в фильме «Изменник», при этом повсюду: в гостинице, на берегу реки и в воде мы самым настоящим образом и с огромным наслаждением отдавались роли. Причем в это время она так стонала и криками подбадривала меня, что от них я возбуждался ещё больше. Это, разумеется, нравилось господину Саркази, потому что он искренне кричал «браво!»
Во время танца Сюзанна сообщила мне, что Алекс относится к числу современной новоявленной молодежи, что он связан с гей-движением и очень активен на их митингах.
- Мне кажется, у него есть жена, - с удивлением сказал я.
- Да, на словах он женатый.
- Как же так? Он  ведь…  Такой милый юноша…
- Просто поверь.
Перестав танцевать, я удивленно посмотрел на Алекса.
- Я! Я официально являюсь его женой, но… - продолжила Сюзанна.
- Ты его жена?! – я был поражен ещё больше, так как все интимные сцены в фильме «Изменник» были сняты на глазах у Алекса. Какой уважающий себя мужчина, зная это, будет терпеть измену своей жены, даже если это происходит на съемочной площадке в «рабочем» порядке?
- Да, - ответила она. – Давай танцевать.
Я снова взял её за талию, и мы в ритме музыки погрузились в танец, но то, что она сказала, продолжало будоражить мою душу и никак не вмещалось в допустимые рамки моего восточного сознания.
- Алекс ещё хочет, чтобы сегодня вечером, после этого банкета, ты пошел к нам домой.
- Зачем? – быстро спросил я.
- Интересно рассуждаешь, Фазли, будто не знаешь, для чего мужчины идут домой к женщинам.
- И Алекс будет дома? Это невозможно!
- Да, будет. Если мы с тобой займёмся любовью на его глазах, возможно, в нем проснется желание, он возбудится. И тогда Алекс может переспать со мной.
- Он действительно этого хочет или это твоё предположение?
- Нет, это предложение Алекса. Но у него не хватает смелости сказать тебе об этом.
«Странно все это, - думал я про себя и продолжал танцевать. - По-видимому, Земля стала вращаться в обратную сторону, что таким порочным стало поведение людей. Да, в двадцать первом веке все те прочные рамки морально-нравственных отношений, которые столетиями были незыблемы у всех народов и наций, рухнули в пропасть. Неужели и солнце, изменив свой курс, теперь будет восходить не с востока, как прежде, а с запада? Неужели жернова мельниц не вращаются теперь слева направо, а вращаются наоборот?! Я же, простак, остался в неведении? Ха-ха! «Но, как же ты остался в неведении?» - задавал я сам себе вопрос. Впервые открытые клубов и кабаре, на сцене которых танцуют полуобнаженные и обнаженные танцовщицы, открытие официальных и неофициальных публичных домов, появление порнографических фильмов – все это не являются ли признаком падения общественных нравов? Видимо, есть потребность в таких фильмах, отчего же Саркази ежемесячно снимает по три-четыре фильма с откровенно-интимными сценами, и, таким образом, не только он, сайты Интернета и телевидение, но и исполнители ролей в этих фильмах становятся владельцами огромного состояния, в том числе и я… Может быть, европейцы такие взаимоотношения между мужем и женой считают признаком демократии или абсолютной свободы? Однако… Однако, что будет тогда с повелениями Всевышнего, учениями пророков и святых, призывавших к чистоте помыслов, влечений души и тела? Всё, всё низвергнется? Тогда как объяснить поступок Отелло гениального Шекспира? Этот мавр из-за одного чужого платка в руке жены, подумав о недобром, задушил невинную Дездемону!». Мне вспомнился образ Пенелопы из древнегреческой мифологии, которая была женой Одиссея, прославившаяся как верная и преданная жена. Пенелопа терпеливо и верно ждет мужа, ушедшего двадцать лет назад на Троянскую войну и пропавшего без вести. Она не поддается соблазнам Сатаны и не отвечает на ухаживания жаждущих ее мужчин…
- Сюзанна, ты меня поразила, -наконец сказал я, прерывая молчание. – Алекс с самого начала был таким или?..
Она тяжело вздохнула, помолчала немного, потом ответила:
-Первые месяцы он был хорош. Позже стало так, что пока не посмотрит такой фильм, как «Изменник», любой другой порнографический фильм, он не мог заниматься любовью со мной. Потом и эти фильмы не стали помогать. Он, видно, стал бессилен.
Я танцевал с Сюзанной и украдкой смотрел на Алекса, неужели такой красивый, широкоплечий юноша?… Разумеется, если он не гей, то и не свяжется с ними. Это дураку понятно.
- Сюзанна, можно я спрошу у тебя?
- Пожалуйста, спрашивай
- У тебя есть ребенок от Алекса?
- Нет. Прежде я хотела иметь ребенка, девочку или мальчика, но Алекс не хотел этого. «Зачем нам хлопоты?» - говорил он. Теперь и я сама не хочу иметь детей. В этом скоротечном мире хочу пожить для себя.
- Так, но если муж обессилел так рано, то почему ты с ним не разведешься?
- Фазли, ты наивен. Во-первых, отец Алекса богат, он имеет десятки торговых центров, и каждый месяц более или менее, но поддерживает нас. Кроме того, его сестра жена режиссера Саркази. Если я разведусь с ним, то вовсе останусь без работы и без денег. Сам знаешь, в этой жизни человек без денег и без работы никому не нужен.
Она тяжело вздохнула, потом продолжила:
 - Я сама когда-то приехала в Париж из Корсики, некоторое время была безработной, даже вынуждена была побираться. Одно время, до знакомства с Алексом, на бульваре Рошэ я работала в кабаре, потом в борделе…
Всё стало понятно, поэтому я больше не стал задавать Сюзанне вопросы и бередить ее рану.
После банкета они, муж и жена, пригласили меня к себе домой. Так, как Моника Фердинанд уехала в Тунис на какое-то мероприятие семьи своего покойного мужа, то я был свободен, поэтому принял предложение и сел вместе с ними в такси. Сидя рядом с водителем, я ехал ночью к ним домой и всё еще сомневался в искренности слов Сюзанны. Но…
Сюзанна первой вошла в ванную, приняла душ, натёрла себя чем-то ароматным, потом вышла почти обнаженная, надев лишь белоснежный, тонкий шелковый халат. Вторым принял душ Алекс. Потом наступил и мой черед. Выйдя из ванной комнаты, я застал мужа и жену на кухне, возле бара - шкафа с большими стеклянными дверьми, за которыми было огромное количество разнообразных спиртных напитков. Они в прекрасном настроении пили коньяк. Предложили и мне выпить с ними. После этого Сюзанна, взяв правой рукой за руку мужа и левой, обхватив меня за шею, повела нас в большую спальню с широкой кроватью…
Сюзанна оказалась права…
В ту ночь я остался у них. Мне пришлось продемонстрировать все свое мастерство, дабы оправдать их ожидания. Ни просто здоровьем, ни неутомимостью и фальшивыми стонами тут было не обойтись. И мне удалось наблюдать утром их довольные лица. После завтрака пара ушла на «Саркозифильм», я же направился на свою работу.
Спустя неделю, в субботний вечер, сначала Алекс, потом и Сюзанна по телефону настойчиво приглашали меня в гости, но я отказался, сославшись на то, что вместе с Моникой нахожусь в Монако. Ложь уже меня не смущала, - именно в это время мы с возлюбленной потягивали виски у меня в доме.
После разговора с Сюзанной я почувствовал, что настроение Моники несколько испортилось, но ни она не упрекнула меня в чем-то, ни я не поддался на молчаливое ожидание объяснений.
Алекс и в другие дни пытался выйти на меня, но я не отвечал на его звонки.
Как-то вечером, когда я подъехал к своему дому и заметил его «Reno» у своих ворот.
- Я звонил тебе несколько раз, но ты не поднимаешь трубку, всё нормально? – после обычного приветствия, спросил Алекс.
Я не хотел ничем омрачать наши отношения, потому что мне все еще был нужен его зять – режиссер Саркази.
- Да? – улыбнулся я и добавил: - Во время совещания у меня был отключен телефон, прости, друг.  Тебя важное дело привело ко мне?
Алекс стал приглашать меня к себе домой, чтобы вместе с Сюзанной втроем повторить, как он сказал, «волшебство» той ночи.
- Давай в другой раз? Я сегодня утомлен, голова трещит… Погода, что ли? - я взглянул на небо.
Алекс был удручен моим неумелым отказом. Он лишь кивнул головой и сев в машину, уехал.
Прошло ещё два дня. Ночью раздался звонок в дверь. Я спросил в домофон:
- Кто там?
- Фазли, это я, Алекс. Открой дверь, мы с Сюзанной пришли навестить тебя.
- Хорошо. Подождите немного, привяжу собаку и открою вам дверь.
Я вышел во двор и окликнул своего сурового друга-бульдога, подаренного мне Моникой в день рождения. Он степенно подошел ко мне и опустил голову. Я погладил его, а затем посадил на цепь около конуры.
- Пожалуйста, - сказал я, впуская в дом нежданных гостей.
- Нет, ты выйди на минутку, - попросила Сюзанна, поцеловав меня в правую щеку вместо приветствия.
Я нехотя вышел за ворота и увидел два автомобиля.
- Когда-то ты хотел иметь «BMW», пожалуйста, эта машина твоя, - сказала Сюзанна.
- Друг, этот подарок от моего зятя, - сказал Алекс, протянув мне ключи и добавил: – Саркази пригласил нас к себе домой в гости, сейчас.
Подарок был от Саркази. Отказ от подарка мог стать причиной полного расторжения нашего взаимовыгодного контракта и, это помогло мне принять щедрый подарок, не теряя лица.
Действительно, как-то во время съемок за пределами Парижа, в ходе разговора с Сюзанной я заметил, что «BMW» - хорошая машина и если появится возможность, то я, возможно, куплю её. К этому времени я успел накопить довольно приличную сумму и стремился к тому, чтобы, экономя на ежемесячных доходах, довести эту сумму до одного миллиона евро. Уж очень хотелось мне стать миллионером. Это даже звучало красиво- миллионер! А у миллионера БМВ – что тут такого?
Я взял ключи новой, синего цвета, машины из рук Алекса и пригласил их к себе домой.
- Загони машину в гараж, поедем к зятю, - сказал Алекс. – Я же сказал, он ждет нас.
-Ну, что ж…
Через пять минут, переодевшись, я спустился к ним, и мы втроем поехали в загородный дом Саркази. В роскошном особняке, кроме Саркази, находились ещё два молодых человека и три красивые девушки, с которыми я не был знаком. Я отметил для себя, что молодые люди, как и Алекс, имели на ушах, теперь уже знаковые для меня, сережки. Перекусив и выпив немного спиртного, все пошли купаться в бассейн.
Плавание доставляет мне огромное удовольствие и я, увлекшись этим, даже и не заметил, что в бассейне, кроме меня, остались только Алекс и Сюзанна.
- А где остальные? – спросил я у Алекса.
Он засмеялся и сказал:
- Все ушли на зов Афродиты.
- Выходите, пойдем и мы, - предложила Сюзанна.
- Нет, мне не нравятся эти групповые оргии, - недовольно сказал Алекс. – Если вы не возражаете, то только сами и в другой комнате.
Я хорошо понимал, что это и было целью сегодняшнего подарка и нашего визита в дом Саркази. Так как я привык ежедневно заниматься сексом, кроме того, благодаря выпитому алкоголю, я больше поддавался эмоциям, то и отказаться от этого предложения я уже не мог….
Было уже далеко за полночь, когда я, Алекс и Сюзанна, решили проститься с господином Саркази и отправиться по домам.
- Фазли, тебе машина понравилась? – спросил хозяин дома.
- Благодарю, очень понравилась, господин Саркази, - ответил я.
- Завтра есть одно мероприятие, - митинг интеллигенции. В десять часов соберемся около Лувра, потом все вместе пойдем к Арке Победы. Приходи и ты, только без опоздания, - сказал Саркази.
- Хорошо.
Алекс и Сюзанна довезли меня до дома и уехали к себе.
На другой день в указанное время я пришел к известному во всем мире Лувру и увидел толпы людей, которые были одеты ярко, вызывающе, радужно, я бы сказал. В руках некоторых из них были транспаранты, плакаты, призывы: «Гомосексуалисты тоже заслуживают уважения!», «Мужчина с мужчиной могут состоять в браке», «Требуем равноправия гомосексуалистов!»  и прочее в этом духе. Обратив внимание на эти плакаты и лозунги, я пожалел, что послушался Саркази и пришел сюда. Но немного поразмыслив, решил, что если приму участие в этих митингах и обрету какую-то выгоду для себя, то смысла отказываться нет. Я был довольно демократичным и уже принял как норму, что в нетрадиционных отношениях нет ничего порочного и постыдного.
С начала и до конца этого мероприятия участников сопровождали полицейские, но, к счастью, митинг прошел мирно. Лишь в конце собрания, во время выступления лидеров движения у Арки Победы, несколько гомофобов напали на некоторых из участников митинга, но полиция тотчас погасила, возникший было, конфликт.
Через месяц такой митинг состоялся и в Берлине, и на этот раз Саркази специально взял меня с собой.
- Фазли, ты же не гей, так почему принимаешь участие в этих митингах? – недовольно спросила Моника после того, как я вернулся из Берлина.
- Правда. Я не они. Но меня пригласил Саркази и я не мог ему отказать, - ответил я.
- Понимаю, если ты не поедешь с ним, то он на правах работодателя может и не пригласить в свой новый фильм, и ты останешься без очередного гонорара, - сказала она. – Вообще-то, я не собираюсь вмешиваться в твои дела, но… В любом случае будь осторожен с ним. Саркази и его последователи, знаешь ли, действуют и живут вопреки божественной воле, вопреки словам сына божьего, пророка Моисея. Известно тебе или нет, не знаю, но Бог сначала сотворил мужчину из глины, потом для появления рода святейшего Адама сотворил из его левого ребра женщину, Прабабушку Еву. То есть по воле Бога с самого начала семья состояла из мужчины и женщины. Это правильно и было устойчиво во всём мире, но люди, типа Саркази, которые больные на голову или, видимо, извращенцы, не знаю, какое еще найти им оправдание, пропагандируют брак мужчины с мужчиной, женщины с женщиной. Это не приветствуется ни одной из мировых религий – ни христианством, ни иудейством, ни мусульманством. Но я не понимаю, как получилось, что эта абсурдная идея из года в год пускает глубокие корни во многих странах мира и увеличиваются ряды таких сумасшедших. Может быть, я отстаю от жизни или чего-то еще не понимаю?
Длинный и эмоциональный монолог утомил Монику. Она прикрыла глаза и слегка откинула голову.
- Не утверждала бы, что ты отстаешь от жизни. Ты мудрая и понимающая женщина, - я попытался успокоить свою возлюбленную. – И я рассуждаю так же, как ты, и ни при каких условиях не поддерживаю такие отношения и подобного рода браки. Но, Саркази является режиссером фильма, как ты отметила, и я не могу не идти на эти митинги. Или… или мне полностью прервать отношения с Саркази? Что скажешь, Мони?
- Я не могу советовать тебе что-то. Ты взрослый мальчик. Это твоё дело. Помнишь, мы с самого начала договорились, что ты не будешь вмешиваться в мои личные дела, а я не буду вмешиваться в твои. На всякий случай повторюсь и хочу предупредить тебя, чтобы ты остерегался таких, как Саркази. – В это время её, видимо, осенила какая-то мысль, и она с восторгом добавила: - Кстати, Фазли, вчера из Мадрида звонила госпожа Сафия. Она сказала, что в Париже также открыли Банк биоматериалов. Возможно, что в ближайшие дни они пригласят тебя.
- Интересно, откуда они знают меня?
- Не знаю, возможно, Сафия сказала.
Действительно, не прошло и недели, как мне позвонили и пригласили в Банк биоматериалов Парижа. В итоге со мной был заключен договор, заранее было перечислено на мой банковский счет сто тысяч евро, а затем уже два раза был взят мой «биоматериал».
Наконец моей радости не было предела - мои сбережения перевалили за один миллион евро, и теперь я думал о том, как использовать эту сумму, чтобы получить прибыль. Так как в этом вопросе я не имел опыта, во время ужина я попросил проконсультировать меня Монику.
- Хотя ты и дипломированный специалист, но ты не коммерсант. Ну, нет в тебе такой жилки, да и опыта не имеется, поэтому в бизнесе вместо прибыли будешь нести убытки, - сказала она. – Для приобретения какого-либо малого предприятия или, допустим, гостиницы, нужно четыре-пять миллионов. С одним - не очень-то и раскрутишься. Но ты имеешь возможность вложить свои деньги в какой-нибудь надежный банк и ежегодно получать определенную прибыль. Или, если у тебя есть человек, внушающий доверия, то ты можешь стать его партнером в каком-либо деле, но, должна сказать, и эта работа рискованная, опасная. Как говорят французы: партнерство не дает прибыли, иными словами, оно не всегда разумно.
- Кроме тебя, в Париже у меня нет надежного человека, Моника, - сказал я ей.
Она несколько секунд смотрела мне прямо в глаза, потом, подумав, сказала:
- В Монако хотят продать один торговый центр, и я планирую купить его. Так уж и быть, если удачно завершатся переговоры, я, хотя и не нуждаюсь в твоих деньгах, вложу твои средства в эту покупку. Ты согласен?
- Конечно, Мони.
- Но твои деньги я возьму как бы в кредит. Оформим все через нотариуса, и в дальнейшем тебя не должно касаться будет приносить это дело прибыль или нет. В конце каждого года я буду давать тебе определенный процент, например, каждый месяц по одному проценту от суммы твоих денег. Ну как, ты принимаешь это предложение?
Я засмеялся и тут же сказал:
- Конечно, это лучшее предложение, Мони.
В это время Монике позвонили.
- Слушаю.
- Здравствуйте, госпожа Фердинанд. Я Сафия, из диагностического центра больницы Мадрида. У госпожи Джулианы начались схватки, и мы привезли её в больницу.
- Вы думаете, что наступило время родов?
- Вообще-то, срок беременности перешел пределы девяти месяцев. Я заглянула в её карточку, мне кажется, что срок наступил.
- Что вы посоветуете, привезти её в Париж или лучше пусть рожает в Мадриде?
- Это зависит от вас. Если хотите, чтобы ребенок с самого начала стал гражданином Франции, лучше отвезти госпожу Джулиану в Париж. Решайте сами.
- Если так, вы можете посадить её в самолёт и отправить в Париж?
- Это возможно, госпожа Фердинанд. Давайте понаблюдаем, если ее схватки окажутся ложными, мы обязательно сообщим вам.
На другой день госпожа Сафия сообщила, что госпоже Джулиане стало лучше. Моника через Интернет срочно купила на имя Джулианы билет на ближайший авиарейс Мадрид-Париж и сообщила об этом госпоже Сафии. После этого сообщения Монику нельзя был узнать: она была вся в заботах, и носилась из одного магазина в другой, покупая для будущего малыша огромное количество нужной и ненужной одежды. Она даже приобрела сразу две детской кроватки и на мой недоумевающий взгляд тут же пояснила, что одну поставит на первом этаже, другую – на втором.
Посоветовавшись, мы с Моникой приняли решение, что встретим Джулиану в аэропорту и привезем её в мой дом, разместив в одной из комнат, так как в эти дни её домработница была больна. Мы приказали служанке в моем доме, чтобы она всё время, днем и ночью заботилась о питании и состоянии здоровья Джулианы, и при необходимости, как только начнутся предродовые схватки, сообщила мне, чтобы я своевременно мог доставить её в родильный дом.
Мы с Моникой не раз говорили о том, как назовем новорожденного и, наконец, свой выбор остановили на имени Фазли. Точнее, это имя было по душе Монике ввиду редкости для Франции.
- Фазли Фердинанд – как приятно звучит это имя на слух, - воодушевленно говорила Моника. – Кроме того, это имя останется вечной памятью о тебе.
Что скрывать? Мне очень льстило, что из огромного списка имен, моя возлюбленная выбрала именно мое.
- Таджики, обычно, для сына выбирают не имя отца, а, в знак уважения и памяти, называют ребенка именем деда или прадеда, - сказал я, нарочито оспаривая ее выбор.
- Но в Европе, особенно во Франции и Испании, модно давать сыну не только имя деда или прадеда, но и отца, - настаивала она.
- Если так, Мони, то я не возражаю, - охотно согласился я.
Через три дня в полночь у Джулианы начались схватки и, по словам моей служанки, ребенок «созрел» полностью; ночью я отвез её в родильный дом.
Утром из роддома сообщили, что Джулиана родила. Мать и ребенок здоровы. Я и Моника были очень рады этой доброй вести. Мы наспех умылись, оделись и даже не позавтракав, помчались в роддом.
Внемля просьбе Моники, дежурный врач согласилась провести нас «на минуту» к Джулиану. Нам вынесли халаты. Когда мы вошли в светлый высокий зал родильного отделения, то увидели Джулиану, лежащую на широкой кровати. Рядом с нею, в кроватке, аккуратно завернутый в пелёнки, лежал малыш. Джулиана была слаба и бледна, видимо, роды дались ей нелегко. Ребенок же мирно сопел рядом, он был светленький, как Джулиана, а голова его по форме напоминала продолговатую дыньку.
- Так как госпожа сама родила ребенка весом в четыре двести, а это довольно крупный ребенок, голова ребенка имеет такую форму. Постепенно она примет естественную форму, - услышав наш тихий разговор, поспешила нас успокоить дежурный врач.
Услышав разговор, Джулиана открыла глаза и, увидев нас, хотела приподняться, но врач остановила её.
- Вам нельзя вставать, сестра, - сказала она. – Ещё будет время для беседы.
Госпожа Моника одобрительно кивнула головой, поздоровалась и даже нежно поцеловала её в лоб. Затем она достала из сумки две плитки шоколада и положила их на тумбочку рядом с кроватью.
- Дорогой доктор, используйте всё, что необходимо для здоровья матери и ребенка, я оплачу расходы, - сказала Моника. Она даже не пыталась скрыть свою радость.
На четвертый день мать и ребенка выписали из больницы, и мы отвезли их домой к Монике. Через два дня госпожа Джулиана внезапно надумала собраться в путь домой. По совету своей служанки, которая днем раньше вышла на работу, Моника переговорила с госпожой Джулианой и попросила ее остаться еще на некоторое время. Джулиана в свою очередь позвонила в Мадрид, поговорила со своей сестрой, которая заботилась о её единственной дочери и за тысячу евро согласилась остаться ещё один месяц. Так маленький Фазли мог немного окрепнуть, благодаря грудному вскармливанию.
Несмотря на то, что госпожа Джулиана была из бедной семьи, она оказалась чистоплотной и аккуратной женщиной. Ежедневно в присутствии Моники она купала маленького Фазли, меняла ему подгузники, стирала и гладила его одежду. Она постоянно что-то напевала на испанском языке и баюкала его; малышу Фазли это нравилось, и он почти никогда не плакал. Ребенок рос здоровым и спокойным, на радость всем.
Моника в эти дни не ходила на работу. При необходимости она давала указания по телефону и не отходила от кроватки своего сына. Если он не спал, то она с большим удовольствием носила его на руках. Одновременно с этим она внимательно наблюдала за тем, как госпожа Джулиана ухаживает за Фазли, будто после ее ухода она одна собиралась присматривать за малышом. Я тоже трепетно относился к маленькому Фазли – сыну, который был моим первенцем. Поэтому, если даже Моника не приглашала, я, придумывая всякие причины, спешил присоединиться к ней, чтобы увидеть малыша. Все это время меня не оставляла мысль, что от меня, по словам Мони, уже появились на свет и могут появиться, десятки детей. Черные глазки и брови Фазли, особенно его кудри, как две капли воды были похожи на меня, от чего я был вне себя от радости.
В воскресенье, когда я был дома у Моники, позвонил Саркази и сказал, чтобы завтра я готовился к поездке. Мы заранее договаривались, что поедем на остров Корсика, на родину Наполеона Бонапарта, чтобы снять новый фильма. Договор был заключен, а деньги за мои услуги уже были перечислены на мой банковский счет. Я сообщил об этой поездке Монике. Она же была занята малышом, была в приподнятом настроении и потому с легкостью отпустила меня.
Спустя десять-двенадцать дней после моего возвращения из Корсики, по поручению Саркази, Алекс, я и ещё восемь человек из Франции, также по десятку человек из Германии и Бельгии, Голландии и Испании, из Люксембурга и Англии поочередно приехали в Москву. За день до планируемого митинга на Тверском бульваре Москвы я позвонил Хайриддину и мы, вместе с Алексом, поехал к нему домой, где и встретили вас и маму.
Я видел, что вы не поняли меня и даже оскорбились, решив, что я, как и мои друзья, являюсь геем. Нет, дорогой отец, чтобы жить и иметь своё место и статус в этом дремучем лесу двадцать первого века, который называется Европой, я вынужден быть с ними. Мне необходимо посещать их митинги совместно с богатым дедушкой Саркази и ему подобными. В настоящее время мои сбережения достигли нескольких миллионов евро, два миллиона из которых вместе со средствами Моники Фердинанд находятся в обороте, а остальные - на моем банковском счету.
Я благодарен вам за то, что, именно ваши гены, ваша порода, позволили мне быть востребованным во Франции. Да, я должен сказать, что получил из Голливуда, из самого центра американской киноиндустрии приглашение для съемок. Если переговоры завершатся благополучно, возможно, на пять месяцев поеду в Америку.
Дорогой отец, если вы нуждаетесь в деньгах, дополнительно к ежемесячным переводам я могу перечислить необходимую сумму. Отец, прошу вас, не злитесь и поймите меня. Будет лучше, если о моём письме никто не будет знать.
Передайте мой привет матери, сёстрам и друзьям-товарищам, которые меня помнят.
С уважением, ваш сын Фазлиддин».
3
Прочитав в ноутбуке длинное письмо сына, Аслиддин на некоторое время застыл; он сидел и думал о том недуге, который поразил весь мир. Тогда все законы шариата, закрепленные в священном Коране, исчезнут при таком порочном образе жизни людей в Америке и Европе! Неужели Всевышний семнадцать раз уничтожал этот мир из-за таких постыдных своих рабов, а потом создал его вновь, в восемнадцатый раз?
Изо дня в день Аслиддин переживал по поводу письма своего сына. Душевный упадок сделал свое дело. В конце месяца ему стало совсем плохо, появилась сильная одышка и боли в груди. Вохидабону вызвала «Скорую помощь». Его доставили в кардиологический центр, в реанимационное отделение. После того, как ему была оказана первая медицинская помощь, Вохидабону немного успокоилась, но, несмотря на запреты врачей, она ни на шаг не отходила от мужа. «Я не только жена, но и медсестра со стажем, и должна быть рядом с ним», - говорила она и всю ночь провела у его постели. Утром Вохидабону сходила за завтраком, но, когда вернулась, в палату ее уже не пустили - «Заходить в палату посторонним лицам запрещается», - услышала она.
Аслиддин двадцать семь дней находился в больнице. Жена каждый день два раза навещала его. Приходили дочери, родственники, знакомые и друзья. И на все эти дни лечения, и после него, следуя наставлениям старого врача, он отказался от курения. Иногда желание выкурить сигарету сводило его с ума, но он гасил в себе эту тягу к табаку.
«Слава Богу, я оказался сильнее», - подумал Аслиддин, положив коробку сигарет и спички на подоконник кухни. Он подошел к водопроводному крану, открыл его и, наполнив ладони холодной родниковой водой, сделал несколько глотков, затем провел руками по волосам и лицу. Почувствовав, что вода немного успокоила его, он облегченно вздохнул.
«И расставания, и встречи, радость, боль,
Всё, что падет на долю чад Адамовых – пройдет*».
Вспомнил он эти строки и, приподняв голову, долго смотрел на круглый диск луны и звёзды ночного неба.  Аслиддин взывал к Всевышнему, чтобы тот вернул им заблудшего сына и дал скорое исцеление его порочному недугу.
Хаджи Аслиддин, встревоженный и обеспокоенный, продолжал ходить по широкому двору своего дома, затем почувствовал ночной холод и зашел в комнату. Сняв халат и повесив его на вешалку, хотел было войти в спальню, но отказался от этой мысли, поняв, что спать ему совсем не хотелось. Прежде чем войти на кухню, он включил свет и шагнул внутрь. Он посмотрел на часы, висящие над окном, и отметил, что до утренней молитвы ещё целый час. Совершив омовение, он совершил намаз благодарения и, не вставая с молитвенного коврика, перебирал четки, помянув имена его святейшества Зулджалола.
*/ Здесь и далее стихи в переводе В.Шарипова.
 Закончив читать молитвы, Аслиддин сел за обеденный стол, снял салфетку с чайника чая, который он успел заварить до молитвы, налил в пиалу и стал перебирать страницы своей жизни.
4
В испуге Аслиддин проснулся среди ночи. Справа от себя он увидел жену, которая, опираясь на локоть, удивленно смотрела на него.
- Что с вами? Дурной сон?
- Да-а, - нехотя пробурчал старик. – Удивительно, мне приснилось, что один благообразный, с белоснежной бородой старец, улыбаясь, дал мне хрустальный бокал, полный вина. Я же, глупец, не спрашивая ни о чем, да простит меня Аллах, взял его и выпил. И, вот, проснулся.
- М-даа, вы так вскрикнули, что и я испугалась, - сказала жена. - О, Всевышний, обрати в добро дурной сон хаджи!
- Извини, родная, что напугал тебя, - протянув руку, старик включил свет настольной лампы.
Уже через несколько минут хозяин дома беспокойно ходил по двору. Потом он направил свой взгляд к ночному небу, словно пытаясь там, в темной глубине, найти объяснение своему сну. Мысли о каком-то тревожном знаке не покидали его ни на минуту. И неожиданно старик вспомнил о книге «Тазкират-ул-авлиё» Шейха Аттора Нишапури, которую он листал днем, перечитывая биографии праведников и их мудрые высказывания. Сказано было там: «И Давиду Тайскому, святому-аскету также ночью во сне давали вино - вино любви. Выпив его, он целый день был счастлив, понимая, что Бог проявил милость». «Может быть и в отношении меня Всевышний проявил сострадание и любовь?», - подумал старик с надеждой.
- Родная, ты не спишь? –  спросил старик, возвращаясь в спальню.
- Нет. Что случилось?
- Я нашел разгадку своему сну. То вино, которое дали мне, я думаю, вино любви и привязанности наших сердец к Всевышнему, - торжественно сказал старик. – В книге о святых, прочитанной мной вчера, святой Давид Тайский во сне выпил бокал вина, и целый день провел в радости. Аскет, что ведет образ жизни отшельника и занимается богослужением, познавая Всевышнего, вкушает вино как знак приближения к истине.
- Да, понятно, - ответила его жена.
Старик огорчился лаконичности ответа.
-Укоряешь? - спросил он. Покраснев от стыда, он вспомнил беспечные годы, когда днем и ночью бегал за женщинами и бывал уличен в этом.
Жена помолчала, затем снова подняла голову с подушки.
- Нет, хаджи, я давно забыла про то время, когда вы выпивали. Выкинула из головы вон. Милостивый Аллах, оценил ваши нынешние деяния и подал вам знак своей благосклонности. Вы вместе со мной все последние годы совершаете намаз. Это точно знак свыше.
- Меня переполняют эмоции.
Сказав это, старик сел на кровать, обнял и поцеловал её.
- Хватит, хватит, хаджи, этого достаточно, - сказала жена с нежностью.
- Все мечты ты этих губ словом «нет» предотвращаешь,
  Одари ж ты, нищего, чтоб беду предотвратить.
-Эх, ладно, как хочешь, - сказал старик. Он еще раз нежно поцеловал жену и, положив голову на подушку, погрузился в сладостные раздумья.
- Знаешь, дорогая, тот самый святой Давид Тайский завещал: если служение твоё во имя загробной жизни, то старайся так, чтобы воздалось тебе там.
- Правильно говорил тот святой. Мы с вами совершаем намаз, соблюдаем пост в месяц рамадан, совершили хадж, платим закят. Всю жизнь честным трудом зарабатывали кусок хлеба, прожили достойно. В числе других и мы, благодаря милости Аллаха и заступничеству пророка Мухаммеда, надеемся на загробную жизнь. – Протянув руку, жена взяла с тумбочки часы, приблизила их к глазам и сказала: - До утреннего намаза почти два часа. Можете гасить свет, хаджи. Я ещё немного посплю, но вы, поскольку выпили вино любви и привязанности, можете, совершив омовение, прочитать благодарственную молитву.
-Истинно!
Старик  поднялся с кровати и вышел из спальни.
После совершения благодарственного намаза он захотел выпить пиалу чая, но термос был пустой. Пока ждал, когда закипит чайник, ему вспомнилась одна неприятная история их своей жизни – знакомство с Садбарги Танноз.
Это был выходной день. В ремонтно-строительном управлении были организованы посиделки. Кроме начальника, его заместителя и руководителей всех семи участков, к группе присоединились еще три бригадира. Всего было тринадцать человек.
В то злосчастное воскресенье, возможно, он встал не с той ноги - все не заладилось. Когда ехал на встречу с коллегами, в троллейбусе потерял кошелёк. Потом на оговоренную встречу не явились четверо. Но, худшее было впереди… Когда Аслиддин вернулся домой хмельной, то дома никого не было - ни Вохидабону, ни дочерей – Шарифабону и Ситорабону. Они были на дне рождения заведующей детским садом, где работала жена. Он переоделся, вошел в ванную комнату и долго стоял под прохладной водой. Потом, обтираясь полотенцем, он направился на кухню, когда раздался звонок в дверь. Аслиддин приоткрыв дверь, и с некоторым удивлением увидел соседку - Садбарги Танноз.
После обычного приветствия она попросила:
- Вы не заглянете ко мне? У меня почему-то не работает электрический чайник.
- Я не электрик, - сказал он и добавил: - Но, конечно, сейчас переоденусь и зайду. Разберусь, надеюсь.
Соседка ушла. Закрыв дверь, он вышел на балкон и повесил тяжелое полотенце на бельевую веревку. Потом, переодевшись, пошел к соседке.
Молодая женщина уже почти три месяца жила в однокомнатной квартире, детей и мужа у нее не было. Во всяком случае, он ни разу не видел её с ребенком или с мужчиной. Зато он заметил, что соседка любит носить облегающую европейскую одежду, распускает свои густые чёрные волосы, постоянно ходит в солнцезащитных очках и ездит на работу на «Мерседесе» с тонированными стёклами.  Вохидабону с некоторой ревностью нарекла её «Танноз» – кокетка. Аслиддин с ней общался только в рамках коротких приветствий. Как-то жена обмолвилась, что Танноз является владелицей Салона красоты и приглашает  к себе на процедуры.
- Зачем вам? Вы и так божественно красивы, - заметил он тогда жене.
- Добро пожаловать, дорогой сосед, - встретила его Танноз.
- Я уже стал «дорогим»? – хмыкнул Аслиддин и, следуя за хозяйкой дома, вошел на кухню. На столе стоял электрический чайник. Он взял его в руки, осмотрел со всех сторон и спросил молодую женщину:
- Что с ним?
- Не включается…
- Техника иногда «капризничает».
Аслиддин соединил вилку проводки чайника с розеткой, вставил чайник в поддон и нажал на кнопку, но его лампочка не загорелась. Немного подумав, он сказал:
- Одно предложение, - сказал мужчина. – В чем причина, мы с вами не знаем. Так?
- Так, - тут же ответила женщина радостно.
- Давайте, мы с вами этот чайник подключим к другой розетке.
- Как вам угодно, - ответила хозяйка квартиры. - Зайдем в комнату.
Молодая женщина пошла впереди него, и он только сейчас обратил внимание на её не очень крупные, но выразительные бёдра. Он был поражен и грациозностью ее походки. Не ускользнули от его взгляда и её стройные ноги. В нем вспыхнуло желание. Так было всегда, стоило ему увидеть молодую красивую женщину с изящной фигуркой и обаятельной улыбкой, как он тут же ею увлекался. И ему всегда благоволила удача.
— Вот розетка, - слова хозяйки вернули его в действительность.
Аслиддин вставил вилку чайника в розетку и оглянулся на хозяйку квартиры. Она немного наклонилась, желая поставить чайник с водой на поддон и неожиданно задела своим плечом его грудь. Взгляд его пал на глубокий вырез халата женщины, откуда нескромно выглядывали её обнаженные белоснежные груди. Молодая женщина почувствовала его волнение и долго устанавливала чайник на подставку. Наконец ей это «удалось». Женщина выпрямилась и сделала шаг назад. У Аслиддина вдруг промелькнула мысль, что соседка пригласила его совсем не для того, чтобы починить чайник.
- Вы хотите погубить меня, Танноз? – спросил он.
- Меня Садбарг зовут. И что случилось?  – невинно спросила она.
- Электрический ток вашего тела пронзил меня.
- Неужели? – кокетливо сказала она. – А от Мушаррафы у вас такое не случалось?
- Какой Мушаррафы? - притворяясь, спросил Аслиддин.
- Зубного врача, - ответила женщина спокойно. – Она постоянный клиент моего «Салона красоты». Кроме того, она моя подруга.
- Ваша подруга Мушаррафа – болтушка, - недовольно и насупив брови, ответил Аслиддин после небольшого замешательства. – А я не люблю болтушек.
- Извините, что открыла ваш общий секрет. Ведь она, как и я, не замужем.
- Всё ясно.
Когда Аслиддин нажал на кнопку включателя чайника, лампочка загорелась.
- Чайник в порядке, он ещё долго послужит вам, - спокойно сказал Аслиддин. – Надо починить розетку на кухне. Возможно, что-то с проводкой. Но, прежде чем приступить к ремонту, вам необходимо излечить меня...
- Я?..
В это время Аслиддин заметил накрытый стол и спросил:
- О, вы ждете гостей?
- Нет, мой гость – это вы.
- Если так… Не будем напрасно терять время.
Он подошел к женщине, обнял её и стал страстно целовать в губы. Хозяйка, будто ждала этого, крепко охватила шею Аслиддина и прильнула к нему, отзываясь всем телом. Он отпустил женщину из своих объятий и, быстро сняв рубашку и брюки, швырнул их на стул. Затем Аслиддин торопливо протянул руку к халату женщины.
- Разве не стыдно раздеваться светлым днем? -  сказала она, взяв его за руку.
- Нет, не стыдно. Кроме того, мы же с вами не подростки и прекрасно понимаем, чего хотят мужчина и женщина друг от друга.
- Если так, то хотя бы сдвиньте шторы на окне, чтобы в комнате был полумрак.
Когда Аслиддин сдвинул плотные шторы единственного окна комнаты, то в ней на самом деле стало темнее. Он приблизился к Садбарг и протянул руку к застёжке её халата. Она не стала сопротивляться.
  Она была прекрасна! Всевышний создал ее с таким старанием, что Аслиддин ни на секунду не мог оторвать восхищенный взгляд от ее обнаженного тела.
- Вы прекрасны! - озвучил он мысль, что мелькнула мгновением раньше в голове.
Когда Аслиддин хотел поднять её на руки, она с нежностью сказала:
- Чему суждено было случиться - случилось. Будь что будет, но из осторожности мы должны сделать два дела, - сказала она ласково. – Во-первых, включим телевизор. Во-вторых, я постелю на ковер простыню. Боюсь, как бы вы своей горячностью не сломали мою единственную кровать.
- И это посоветовала зубной врач, или?..
Садбарг засмеялась.
- Без «или» …- медленно протянула она и направилась в сторону телевизора, вмонтированного в стену. Включив его, она добавила громкость, потом постелила на ковер белую простыню и принесла подушки.
- Мы забыли ещё об одном важном деле, - сказал Аслиддин и, подойдя к столу, открыл бутылку коньяка, наполнив небольшие рюмки на столе.
- За что будем пить? - спросила молодая женщина.
- За то, чтобы ваш чайник время от времени не работал, и вы приглашали меня, мастера, - тут же со смехом ответил Аслиддин. Но прежде, чем выпить, он отвел руку с рюмкой в сторону, прижавшись к её горячему и нежному телу, страстно поцеловал её в губы. Свой поцелуй он оправдал словами Хафиза:
-Знай, лобзанье губ любимой – дело первой важности,
Чтобы потом, от сожаленья, свои губы не кусать.
Не отрывая взгляд друг от друга, они выпили.
Аслиддин, будто вспомнив о самом главном, поднял на руки красивую хозяйку и, забыв о договоренностях, спешно шагнул в сторону единственной кровати в углу комнаты. Он бережно положил её на кровать, но хозяйка тихо шепнула ему:
- Лучше лечь на ковер, так же?
- О, да! - тут же ответил Аслиддин, и, присев на край кровати, первым оголился. Когда он вставал с кровати, Садбарг окинула его взглядом, закатила глаза и закрыла лицо ладонями, стараясь не выдать своих чувств.
Аслиддин удивленно спросил:
- Что случилось? - Потом, сообразив, добавил: - Права была ваша подруга Мушаррафа?
Танноз, ничего не ответив, грациозной кошкой сползла на белую простынь.  Положив голову на подушку, повернулась набок, будто демонстрируя отточенную мраморную фигурку, особенно длинные ноги и округлые бёдра. Он спешно лег рядом с молодой женщиной и обнял её. Она несколько отодвинулась и повернулась к нему лицом. Аслиддин сильно прижал ее к себе и стал целовать её в голову, в лицо, в шею, опускаясь ниже, в душную и влажную теснину. Она выгнулась дугой. Тогда он вновь поднялся и с нежностью начал гладить её грудь, кончиком языка ласкал её тугие соски. Садбарг невольно издавала глубокие и протяжные стоны полные истомы, чем возбуждала его ещё больше.
Аслиддин, охваченный еле удерживаемым желанием, кончиками пальцев ласкал ее грудь, а потом продолжил:
- Цена такой груди – любое государство!
-Да, буду ждать, - а потом рассмеялась и добавила. - А пока я их отдам в руки мастеру электрочайников!
-Я на небесах!
Не обращая внимания на звуки, доносившиеся из телевизора, любовники переплетались меж собой, наслаждаясь друг другом. Наконец, изможденные, они отпряли друг от друга, пытаясь восстановить дыхание.
- Сказать правду, дорогой сосед, я дожила до тридцати четырёх лет, но лишь сейчас, впервые, я по-настоящему... Даже в годы замужества…
- Нет выше похвалы.
Женщина засмеялась и ещё сильнее прижалась к нему.
- Я благодарен вам, - в свою очередь сказал Аслиддин. – Но теперь я в растерянности, как будут складываться наши с вами отношения и с Мушаррафой?
Женщина приподняла голову с его плеча и, опираясь на локоть, сказала:
- Это зависит от вас. Но, вы знайте, что ни одна женщина не хочет, чтобы кто-либо присвоил её возлюбленного.
- Ну, это понятно. И мужчины не хотят.  Если бы Мушаррафа не раскрыла свои секреты, разве чайник сегодня вышел бы из строя? И известно, что женщины не умеют хранить тайны. Кроме того, многие женщины питают в душе мечту переспать с мужчиной, который им нравится. Разумеется, при условии, если место уединенное, тайное, когда никто не видит.
- Может быть, но разве вы, мужчины, тоже не хотите этого? Хотя, если бы ваша жена была дома, вы не решились бы прийти ко мне.
- Нет, почему же не зайти к вам и не помочь с чайником, передвинуть мебель, что-то еще? Сегодня, признаться, я и не предполагал, что события развернутся таким, счастливым для меня, образом. И потом, кто сказал бы, что вам тридцать четыре года? Например, я думал, что вам двадцать два — двадцать пять лет от силы. Очень молодо выглядите. Или всё это благие действия «Салона красоты»? Хотя в вас, конечно же, природная красота.
Вместо ответа женщина удовлетворенно улыбнулась, обняла его, положила голову на его грудь и уже через минуту, сев на него, стала целовать в голову и лицо. Потом она с нежностью сказала:
- Я не хочу, чтобы это была наша последняя встреча.
- Вы вторите моим мыслям…
Танноз приставила указательный палец к губам мужчины, чтобы он молчал.
- Я ни в чем не нуждаюсь: ни в деньгах, ни в вещах. Слава богу, всё, что нужно для жизни и работы, имею. Мне теперь не будет хватать только вас. Если… Если мой возраст вас не смущает. Вы с Мушаррафой одногодки?
- Ей тридцать, а мне тридцать один, - уточнил Аслиддин. – Я не бегаю за молодыми, потому что они ничего не смыслят в любви.
- Верно.
- Вы знаете, Всевышний сначала сотворил Мужчину и потом Женщину, и дал два желания, «нижнее» - плотское, и «верхнее» - духовное. Тот, кто в состоянии удовлетворить оба желания - счастливый человек.
- Вы говорите интересные вещи, - подчеркнула Садбарг, сначала приподнявшись, потом, присев своими горячими и мягкими бёдрами на него, и впустив его в себя, продолжила: - То есть вы счастливый человек?
- Слава богу, я счастлив, и чем дольше возраст не будет брать верх надо мной, тем лучше…
- Вы не шутите? Неужели мужчины так зависят от первого желания?
- Счастье, здоровье, успехи в работе зависят от доходов и других факторов. Но если физическая леность будет преобладать, то счастья не будет. Его не заменит ни изобилие и богатство, ни большие деньги и машина, ни роскошный дом и красавица-жена, - ничто не будет иметь смысла. Мужчине нужна заинтересованность, точнее фактор заинтересованности, чтобы он мог проверить себя и выдержать эти испытания, чтобы потом наслаждаться жизнью. Не случайно сказано:
Радость жизни – женщины и зубы,
Нет одного, и жизнь – темница...
- Мудро...
Поглаживая волосы на его груди, молодая женщина спросила:
- Вы же не сбежите, бросив меня?
- Зачем мне бежать? Знаете, когда вы внимательны, ни одно живое существо не покинет вас. Хотя должен сказать, что у меня есть жена и дети.
- Вы уже говорили. А я и не требую, чтобы вы оставили ее. Но, я хочу быть всегда с вами…
- Понял. Прочь зубного врача!?
- И этого я не в праве требовать от вас.  Но, мне известно, что Мушаррафа спит со своим главврачом, и к тому же в тесной связи с заместителем директора одного банка, простите за мою болтливость.
- Да? - оторопел Аслиддин.
- Не знаю, - ответила Садбарг и добавила. – Одно время она заболела женской болезнью и ей удалили матку. Возможно, после этого она стала проявлять исключительный интерес к близости с мужчинами. Кроме того, примерно семь месяцев назад, она хвасталась вами и, между прочим, сказала, где вы работаете, назвала ваш адрес. Вообще-то, у меня есть хороший дом в районе двадцатого квартала. Потом я очень долго ломала голову над тем, как познакомиться с вами и решила купить себе квартиру рядом с вами. Видите, к моему счастью, три месяца назад я случайно заметила объявление вашего соседа.
- Так это не провидение?!
- Ну-у… Вообще, я работаю без выходных, так как клиентов не счесть. Но сегодня решила отдохнуть. Я обратила внимание, что в одиннадцать часов вы ушли куда-то, примерно через два часа после вас ушла и ваша жена с дочерями. Во второй половине дня я выглянула в окно и увидела, что вы вернулись. Остальное вы знаете.
— Значит, вы некоторое время, как рыбак, бросив невод, ждали, когда я попадусь в ваши сети? – рассмеялся Аслиддин.
- Я упорная.
- В восторге от вас, - сказал Аслиддин.
Потом из рассказа Танноз он узнал, что она вышла замуж в возрасте двадцати одного года. Ее муж был богатым предпринимателем, которому от отца досталось большое наследство. Но так, как молодая жена не родила ему детей, он вынужден был развестись, оформив на её имя «Салон красоты», чтобы она жила в достатке.
Через несколько минут они вновь предались любви.
- Я подумаю над нашей ситуацией, - сказал Аслиддин, лежа рядом с Танноз.
- Может, если я перееду, то не буду попадаться на глаза вашей жене? - добавила она.
- Во всяком случае, давайте не будем торопиться, - сказал он.
Он принял душ и в приподнятом настроении отправился к себе домой
5
В ночь на четверг Вохидабону должна была дежурить в детском саду. Она вернулась с работы чуть раньше домой – надо было мужу приготовить ужин. Потом взяла девочек и вновь пошла на работу. Аслиддин тут же оповестил об этом Садбарг, которая быстро накупила всякой снеди и приехала домой. Садбарг не стала закрывать входную дверь на замок. Вернувшись с работы, Аслиддин зашел к себе и, ополоснувшись под душем, тут же направился к возлюбленной. Садбарг ждала его.
Она встретила его в прихожей и, взяв за руку, провела в комнату с уже накрытым столом. Аслиддин, в предвкушении жаркого вечера, с радостью воскликнул:
- Сторониться уст твоих не желаю я,
Трезвым быть средь пьяных не желаю я.
Затем он привлек к себе хозяйку дома и прильнул к ее губам.  Протянув руку к поясу её халата, мужчина в первое мгновение удивился, а потом понял, что на его возлюбленной нет нижнего белья.
- Я не нравлюсь вам в таком виде?
- Нет же! Так вы нравитесь мне ещё больше, - воскликнул мужчина и начал снимать свою одежду.
- Сначала еда, а потом слово, разве не так говорят?
- Это девиз престарелых, - сказал в ответ Аслиддин. – Мы нарушим этот правило.
Садбарг, как и в прошлый раз, быстро постелила на ковре белую простыню, и едва успела положить подушки, как Аслиддин быстро скинул с неё халат и, ловко расположился между её призывно распахнутыми бедрами. Он с упорством безумца добивался раз, и еще, и еще раз вершины блаженства. Уже казалось, нет больше сил … Но, вдруг, Аслиддин почувствовал короткую и резкую боль от того, что тело его двинулось назад, но причинное место было намертво схвачено невидимой удавкой. При этом, он чувствовал, что его налитость не ослабла.  Мужчина постарался спокойно найти причину странного состояния. Но любая его попытка освободиться лишь вызывала острую боль в паху.
- Что случилось? – спросила Садбарг, минуту спустя, возможно, почувствовав его тревогу и некий дискомфорт.
- Не знаю, - едва слышно ответил Аслиддин. Он положил голову на грудь молодой женщины в надежде отдышаться, и тогда все должно благополучно разрешиться. Но тщетно.
Женщина осторожно предложила:
- Давайте ляжем боком, может, при такой позе станет легче...
Каждый погрузился в лабиринт своих смутных раздумий. Страсть на их лицах сменила тревога.
- Кто-то не хочет, чтобы мы разлучались друг с другом, - сказала молодая женщина спокойно.
- Мне кажется, вы не отпускаете его.
- Странно, но не от меня это зависит...
- Больно мне, - вынужденно признался он.
- И у меня там горит...
- Что делать?
- Не знаю.
- Прости меня, Всевышний, но не случалось такое прежде. С вами было?
- Нет, впервые. Почему так случилось, не пойму. Что надо делать в таких случаях, не знаю. Может быть… Вы оказались большим для меня?
- Не знаю, но в прошлый раз все же было нормально. Мы оба были рады. Разве не так?
- Так, но…
- Но?
- Я уже полтора года, как не была с мужчиной. Может реакция на это? Странно, но в прошлый раз всё же было хорошо?
- Было более, чем хорошо, иначе мы не стали встречаться вновь. Не так ли?
- Так. Однако мне тоже очень больно.
- Да… Давайте понемногу приблизимся к столу.
- Вы хотите пить?
- Глупости! Двигайтесь, только медленно!
- Хорошо, вы не нервничайте. Даст бог, сейчас все разрешится.
Пусть с трудом, но постепенно они, двигаясь по ковру, приблизились к столу, и Аслиддин, опираясь правой рукой об пол, хотел протянуть левую руку к бутылке коньяка, но увидел большую бутылку минеральной воды. Он открыл бутылку и стал лить воду на голову и шею, а также на тело Садбарг.
- Что вы делаете?!
- Вызываю стресс. Может, поможет…
- Тогда выливайте всё, - сказала женщина на этот раз. – Может, как-нибудь, добраться нам до ванной комнаты?
- Мы можем подняться на ноги?
- Не знаю, но надо попробовать.
Когда Садбарг, опираясь рукой об пол, сделала попытку встать, Аслиддин застонал:
- Давайте синхронно. Иначе, вы можете его безвозвратно поранить.
- Хорошо, тогда оба вместе… Встанем одновременно. Раз, два, три…
Они приложили усилие, но, кроме мучительной боли, это ничего не дало. Более всего страдал Аслиддин.
- Нет. Давайте так, - сказала молодая женщина, – вы ляжете на меня… Нет-нет, я лягу на вас и крепко обниму руками и ногами, а вы встанете. Тогда я опущу ноги и тоже встану. Что скажете?
- Попробуем.
Стиснув зубы, он постарался сначала сесть. И это у него получилось. Но цена этому подвигу была несоразмерна боли и слезам, выступившим на их глазах. То обстоятельство, с которым они встретилась, было явлением исключительным. За свою короткую жизнь Аслиддин никогда о таком случае ни от кого не слышал. Такое он не пожелал бы и своему врагу. В конце осени и начале зимы он иногда встречал на дорогах бродячих собак, которые намертво «склеивались» причинным местом между собой. Сука, куда бы она ни шла, не обращала внимания на плачевное состояние своей пары. Кобель же, с поднятыми задними лапами, волочился вспять на передних лапах, озираясь по сторонам, будто просил помощи. Если проходящие мимо женщины и девушки отворачивались от такого, то мужчины сочувствовали им, а некоторые смельчаки или, точнее, жалостливые издавали угрожающие звуки, пытаясь тем самым запугать и вызвать освобождение друг от друга. Все это вызывало интерес и сострадание. А в их случае ситуация оказалась и унизительной. Во всяком случае, Аслиддину было еще и стыдно. Он уже восемь-десять лет, как погуливал от своей жены. Бывало, что его спутницами на тропе любви были женщины постарше его. В своих любовных похождениях он никогда не прибегал к насилию и принуждению, ибо таким путем нельзя достичь желаемого и насладиться близостью. А иногда такие, как Мушаррафа и Садбарг, сами завлекали его в свои сети.
Первый раз… Тогда он учился на третьем курсе. Стояла весна, только отпраздновали Навруз. Как-то объявили, что они должны пройти медицинскую комиссию военного комиссариата. На другой день, в числе других своих сокурсников, он прошел осмотр у многих докторов. Вечером та самая врач, которая, спустив его трусы и пользуясь резиновыми перчатками, осмотрела его пах и гениталии, пришла к нему в общежитие. В комнате Аслиддин был один и, лёжа на кровати, читал какую-то книгу.
После обычного приветствия молодая женщина сказала:
- Увидела сегодня вас и захотела, если вы не возражаете, пригласить вас на банкет.
Он с интересом посмотрел на красивую женщину и, закрыв книгу, сказал:
- Моя худоба вызвала в вас жалость или?..
- Я… Конечно, вы болезненно худы. Подумала, что на мизерную стипендию о нормальном весе и говорить нечего. Поэтому… Поэтому как доктор, я не могу пройти мимо.
- Я не возражаю. Только что хотел пойти в столовую на ужин, - с юношеской самоуверенностью согласился он.
- Не в столовую, я вас отведу в хороший ресторан.
- С удовольствием. С вами - хоть куда.
   Молодую женщину звали Надежда Ивановна, она была дерматологом. После ресторана она пригласила Аслиддина на кофе к себе домой.  В ту ночь он до самого утра провел в объятиях этой красивой женщины и испытал радость «взрослых» отношений. С Надеждой Ивановной, которая была незамужней и жила одна, он проводил все ночи с субботы на воскресенье до самого четвертого курса, точнее до её отъезда в Россию.
В другой раз… Ему понадобилась справка о здоровье для посещения бассейна. Он прошел осмотр врачей в поликлинике. Получив справку и сдав ее администрации бассейна, по воскресеньям он стал ходить в плавательный бассейн.
В один из воскресных дней, около двенадцати часов, выходя из зала бассейна, в прихожей он случайно задел плечом молодую женщины в спортивном костюме. Принося извинения, он хотел было идти дальше. Но женщина, в руках которой была лёгкая сумка, улыбаясь, поздоровалась с ним и игриво спросила:
-  Вы меня не узнали? Я Мушаррафа, зубной врач поликлиники, где вы недавно получили листок врачебного осмотра.
- Припоминаю, - сказал он. – И вы увлекаетесь плаванием?
- Да, уже шесть лет, - ответила Мушарраф. – Со дня открытия бассейна я каждое воскресенье прихожу сюда. Лучшего упражнения, чем плавание, нет. Особенно для женщин.
Беседуя, они вышли из здания бассейна.
- Всего доброго, доктор, - сказал Аслиддин и хотел направиться в сторону остановки.
- Дорогой строитель, я на машине, могу подвезти вас, – любезно предложила Мушаррафа.
- Спасибо, - сказал молодой человек, приложив ладонь к сердцу. - Не буду вас утруждать.
- Проходите, пожалуйста, никаких беспокойств, - сказала она. – Не я же вас повезу, а машина.
«Неспроста эта любезность», - подумал он и, открыв переднюю дверь белоснежной машины, окна которой были затонированы, сел рядом с нею. Запустив двигатель машины, доктор заботливо спросила:
- Хотите выпить кофе? – Он ещё не успел ответить, а Мушаррафа уже достала из ящичка машины маленький термос, открыла его, и он тут же почувствовал приятный запах кофе.
Аслиддин, взяв стаканчик, сделал маленький глоток горячего напитка.
Аромат кофе в машине располагал к душевным разговорам. Именно так показалось Мушаррафе. Она стала искренне сетовать на сложную судьбу, на то, что развелась через год после своей свадьбы и только потому, что муж был бесплодным. О последнем, конечно, в семье умалчивалось. И в этом положении она вот уже шесть лет.
- Кстати, и в бассейн я хожу столько же времени. Это как-то скрашивает мои невеселые дни, - объяснила она.
- В глазах ваших огонь не погас. Вам же лет двадцать пять? – спросил Аслиддин. - Без спортивного костюма вы, должно быть, выглядите ещё моложе.
Мушаррафа рассмеялась и, положив обе руки на руль, задумалась на некоторое время, а затем устало опустила голову на руль. Через мгновение, подняв голову, она сказала:
- Спортивный костюм меня взрослит?
- Ну, не то, чтобы взрослит, строжит, - ответил Аслиддин и улыбнулся. – И, скорее, скрывает выигрышные детали…
- О-кей!  Мы это поправим, если у вас есть время.
- До вечера я в вашем распоряжении, - тут же ответил Аслиддин.
Убрав термос и стаканчики в перчаточный ящик, женщина сказала:
- Включу-ка я кондиционер.
- Да, горячий кофе располагает к этому.
Аслиддин поймал себя на мысли, что его волнует и будоражит предстоящее свидание с молодой женщиной. Время от времени, отрывая взгляд от дороги, он посматривал влево, в сторону Мушаррафы, и даже не догадывался, что уже запутался в её сетях.
В тот день, когда он прошел медосмотр, в обед, во время чаепития, врач-дерматолог с долей цинизма, какой присущ врачам в силу профессии, рассказала своим коллегам-женщинам о необычных размерах пениса резервиста и правой рукой даже показала его длину, которая доходила почти до локтя. Эта новость и подвигла одинокую Мушаррафу заглянуть в карточку строителя Аслиддина. Оказалось, что он собирается ходить в тот же бассейн, где она много лет плавает. Так они и встретились.
Машина выехала вдоль горной речки за пределы города. Аслиддин молча смотрел по сторонам. Спустя несколько минут Мушаррафа свернула с дороги и остановила машину на прибрежной поляне, среди множества цветочных кустов и зелени. Сначала она бросила испытывающий взгляд на своего спутника, потом быстро развязала платок на голове, встряхнула волосы и легко сняла с себя спортивный костюм.
- Ну и ну! – воскликнул Аслиддин, не отрывая горящих глаз от её обнаженной груди. – Вы похожи на нимфу, воплощающую женственность и красоту!  Я пытаюсь смотреть вам в глаза, но у меня не получается. Если вы не против, то с остальной одеждой я справлюсь сам.
- Справитесь?
- Уж я постараюсь…
Аслиддин осторожно опустил спинку своего сиденья и вытянулся во весь рост.
-Перебирайтесь ко мне, - сделал он приглашающий жест Мушарраф.
Если бы горам вокруг, речке, цикадам и птицам передалась та буря чувств, которая возникла в машине, то случилась бы катастрофа. Но у природы свои законы, своя гармония, что позволяет чередовать всплески энергии, и при этом находиться в покойном развитии.
После этой встречи Аслиддин сделал так, чтобы они ходили в бассейн в один и тот же день. Сначала возлюбленные встречались где-нибудь в частной гостинице или дома у знакомых, либо за чертой города, в крайнем случае, в машине и только потом шли в бассейн.
Мушаррафа, кроме еженедельной встречи, ничего более и не ожидала от Аслиддина. Кроме того, на тайные встречи она всегда приходила со своим термосом кофе, коньяком и закуской. И все свидания с ней проходили, к счастью для него, с минимумом забот с его стороны…
У Садбарг на лице отражались боль и растерянность. На душе же Аслиддиана была какая-то мгла, ибо они никак не могли разъединиться.
Вдруг Аслиддин увидел бутылку коньяка и вспомнил о своей прежней задумке. «Пропустим по сто граммов, может, отпустит», - подумал он про себя. Он взял бутылку, открыл пробку и, не проронив ни слова, выпил из нее три-четыре глотка, потом протянул бутылку молодой женщине.
- Не буду, - почти не скрывая раздражения сказала Садбарг.
- Пейте!
- Как можно пить вот сейчас?
- Нет, выпьем. Возможно, это выход во всех смыслах этого слова, - спокойно объяснил Аслиддин. – Может, вы расслабитесь.
После этих слов Садбарг недовольно взяла бутылку и, сделав несколько глотков, хотела поставить её на стол.
- Дайте мне, – сказал Аслиддин и, взяв бутылку, снова выпил несколько глотков и вновь протянул ее напарнице. – Будем пить понемногу, пока не опорожним бутылку.
- Если это поможет... - согласилась молодая женщина.
Немного погодя Аслиддин, заметив, что боль внизу несколько ослабла, шутя, сказал:
- Скажите правду, ваш муж сбежал от вас именно после того, как попал в такую же ситуацию или он действительно был бесплодным?
- Клянусь богом, такое происходит со мной впервые, - ответила молодая женщина. – После экспертизы выяснилось, что он бесплодный.
- С другими мужчинами вы когда-нибудь…
- Нет, нет... Я же сказала, что тогда совсем охладела к мужчинам. Поэтому я всегда избегала случайных связей и продолжительных ухаживаний. Последние полтора года уже, как я не была ни с одним мужчиной. Возможно, из-за этого.
- Ладно, это случилось. Вы просто успокойтесь, отдохните немного, возможно, «замок» и откроется. - Взгляд Аслиддина невольно остановился на сосках женщины, цвета прелой вишни. Тогда в его голову пришла новая, на первый взгляд бредовая идея и он, призвав все свое красноречие, стал говорить: - Нет ничего прекрасней вашей груди. Сказать по правде, ни одна женщина в мире не может сравниться с вами. И, пожалуй, я согласен не разъединяться с вами и до конца жизни ласкать вашу грудь. Вы согласны на это?
- О, как же я могу не согласиться? – радостно подхватила Садбарг. – Я вся принадлежу вам!
- Сейчас я жажду поцеловать ваши вишенки.
Сказав это, Аслиддин обнял женщину, положил её на спину на ковер и с жадностью стал целовать и ласкать груди. Он стал восхвалять красоту Садбарг, вознося её до небес, надеясь, что вот-вот «замок» раскроет свои клещи, и он освободится.
Тщетно. Ни одно возможное положение в их ограниченных возможностях не даровало свободы. Аслиддин вновь погрузился в бурную реку мыслей и раздумий и, наконец, вспомнил, что бродячих собак, которых так же связывало, прохожие люди сильно кричали на них или бросали в их сторону камни, пытаясь испугом разрешить их незавидное положение. Он решил проверить и этот способ. Аслиддин, не вставая с места, развел руки и неожиданно с двух сторон хлопнул ладонями по обнаженным бёдрам Садбарг, бездвижно лежащей на нем. Женщина резко подняла голову и попыталась отпрянуть от него. Аслиддин почувствовал острую боль. Не сказав ни слова женщине, он сильно схватил её за талию обеими руками и прижал к себе, надеясь, что боль уменьшится. Когда понял, что все его усилия были напрасны, у него окончательно испортилось настроение.
- То бьёте, то прижимаете к себе. Я вас не поняла, - растерянно сказала Садбарг.
- Не обижайтесь. Всё, я делаю это, чтобы как-то помочь нам, - ответил он. – Я надеялся, что неожиданный стресс поможет нам.
Женщина задумалась на минуту и предложила лечь в ванну с водой. Возможно, это поможет открыть узел «замка»? Не думая долго, Аслиддин принял это предложение. Они, кое-как передвигаясь по полу, добрались до прихожей и возле двери ванной комнаты, испытав сильную боль, встали на ноги, потом испытывая новые мучения, вошли в ванну. Кое-как закрыв крышку водостока, открыв кран, Садбарг спросила:
- Нам нужна холодная вода, теплая или совсем горячая?
Аслиддин задумался.
- Не знаю, - сказал он, пожав плечами. – Если вы не возражаете, начнем с холодной воды.
Пока ванна наполнялась водой, они стояли, крепко обняв друг друга, потом, стиснув зубы, с трудом сначала присели в ванну, затем, он снизу, а она на нем, осторожно легли. Когда ванна полностью наполнилась водой, они закрыли кран.
Аслиддин и Садбарг терпеливо переносили возникшие трудности.  Потом, пусть даже с трудом, но в узкой ванне, прижавшись друг к другу, они осторожно, чтобы вода не хлынула на пол, легли на бок. Некоторое время они лежали в холодной воде. Но, не увидев никакого результата, открыли крышку водостока. Потом вновь наполнили ее уже теплой водой.
- По законам физики от тепла все тела расширяются. Даст бог, от теплой воды «замок» откроется, и мы освободимся из плена, - сказал с надеждой Аслиддин, с мужеством перенося боль.
-Если бы, - ответила молодая женщина, перекладывая вес передней части своего тела на правую руку, которой держалась за край ванны. – Я несколько месяцев мечтала о том, чтобы спать в ваших объятиях, но никак не думала, что вот так. О Аллах, не опозорь меня… Избавь от этого. Аминь!
Любовники, каждый раз меняя своё положение, почти целый час пролежали и в горячей воде, но опять всё было напрасно.  Они спустили воду и попытались встать с места, чтобы выбраться из ванны. Сначала молодые люди сильно обняли друг друга, потом, перенося тяжелую боль, встали с места и с трудом выбрались из ванной комнаты. Они медленно вышли в прихожую.
- Что же нам делать теперь? – спросил Аслиддин, уже не пытаясь скрыть слезы от невыносимой боли.
- Не знаю, -жалостливо сказала Садбарг.
- Среди врачей или медсестёр у вас есть знакомые?
- Надежных нет. Не дай бог, если кто-нибудь узнает об этом случае, то мы быстро станем предметом людских пересудов и насмешек.
- Действительно, тут вы правы. – Аслиддин задумался и через минуту печально продолжил: - Моя Вохидабону - медсестра, но… Если она узнает о таком.. Мир перевернется в её глазах. Нет, начнется третья мировая война. Сейчас она беременна моим третьим ребенком.
- Может вызвать «Скорую»?
- Хорошая мысль, правда вот, городские ворота можно закрыть, но людские языки – нет. Опозоримся.
- Я могу позвонить Мушаррафе и попросить о помощи, но…
- Но боитесь, что она может не сохранить тайну?
- Она может выдвинуть условия в обмен. Это очень коварная женщина, во всём ищет выгоду.
- Бог с нею. Как-нибудь закроем ей рот, - сказал Аслиддин. – Если вы не хотите звонить ей, то это сделаю я.
- Нет, нет! – тут же ответила молодая женщина. – Вы её плохо знаете, она хитрая, Мушаррафа, я бы сказала, наставница шайтанов.
- Ну и что? По мне сейчас пусть коза, но чтоб давала молоко, - сказал он, – Тем более, если наставница шайтанов, думаю, она может помочь.
- Нет. - Садбарг приподняла голову, некоторое время смотрела в потолок, затем, охватив руками его шею, положила голову ему на грудь и спросила с мольбой: - Неужели нет другого выхода? Давайте вместе ещё немного подумаем, может быть, найдется другой путь, лучший.
- Хорошо, есть ещё один выход из положения, если, конечно, я выдержу это испытание и останусь живым.
- Говорите, я готова на всё, только не будем просить помощи у Мушаррафы.
- Как-нибудь, сдвигая ноги, мы приблизимся к столу и вдвоем выпьем всю водку и весь коньяк, которые там есть. Потом ляжем, обнявшись. Может это поможет.
Садбарг быстро согласилась с этим предложением. Осторожно, чуть-чуть сдвигая ноги, они добрались до стола. Потом стоя, не отделяясь друг от друга, они выпили бутылку водки и две бутылки пива. Выпили с трудом, надеясь на лучший исход дела, закусили несколькими кусками хлеба и колбасы. Аслиддин своими комплиментами вскружил голову молодой женщине, уговаривая её выпить как можно больше, чтобы спиртное подействовало на нее как следует. Сначала они выключили телевизор, потом свет и рухнули на кровать. Закрыв глаза, Аслиддин притворился спящим для того, чтобы Садбарг быстрее успокоилась и уснула. Но она, по-видимому, не могла спать.  Если Аслиддин до утра не освободится от этого «замка», то можно представить, какой трагический финал ожидал его. И это раздражало, и нервировало его всё больше и больше. Казалось, небо черным куполом опрокидывается на его голову.
Сейчас он, держа двумя руками за талию женщины, сожалел о своем поступке. И, даже, обо всех своих любовных похождениях. Раньше в юношеском возрасте он гордился своим большим мужским началом. Однажды, на спор с сельскими ребятами, он привязал к нему ведро с пятнадцатью литрами воды и держал его на весу пять минут. Сейчас он понял, что женское лоно оказалось сильнее. Если об этом узнает Вохидабону, то она, без сомнения, разведется с ним. Жена не будет подпускать его не только к себе, но и к дочерям. А сын? Из предварительных результатов УЗИ, они знали, что третий ребенок у них будет мальчик, и он родится на свет уже через четыре месяца. Он хорошо знает характер своей жены - Вохидабону родит сына и никогда не даст ему возможности встречаться с ним.
«О, горе мне! О, если б я, как жена, научился благодарить Бога и удовлетворяться малым, то не докатился бы до такого позора», - с сожалением думал он.
Наконец, Садбарг уснула. Чуть погодя уснул и он. Когда Аслиддин открыл глаза, было раннее утро.
Хотя молодая женщина убрала голову подальше от него, но телом она еще была связана с ним. Боль ниже пупка несколько притупилась, но он ещё не освободился. «Так мне и надо, гуляке. По-видимому, Бог наказал меня за мои любовные похождения, - удрученно подумал Аслиддин и сердце его вновь охватил мрак. - Весь этот разгул, бесконечные ухаживания за женщинами привели к этому. Так мне и надо. Ладно, нельзя отчаиваться, пока ещё есть возможность спасти своё имя».
На самом деле, у него ещё была возможность выйти из этой скверной ситуации невредимым, так как жена его Вохидабону после дежурства не вернется домой, а с дочерями останется в детском саду до вечера. Что же касается его работы, то он придумает какую-нибудь уважительную причину. Но… Но кто ему может помочь? Вохидабону? Нет. Если её исключить, то кто?
После долгих размышлений Аслиддин пришел к мнению, что, кроме Мушаррафы, у него нет более доверенного лица и спасителя. Опираясь на локоть левой руки, убрав правую руку из-под талии молодой женщины, он стал искать свой мобильный телефон. В это время Садбарг вдруг приоткрыла глаза и, протирая их пальцами правой руки, почувствовала, что они до сих пор скреплены друг с другом.
- Не разъединились же.
- Пока вы не успокоитесь, у нас ничего не получится.
- Нет, нет… Я совсем спокойна. Вы же видели, что я всю ночь, как сонная кошка, спала в ваших объятиях.
- Спали – это хорошо, однако… Пока «капкан» не отпустит, мы не можем разлучиться.
- Да-а, случилось такое, о чем я и не думала. Всего можно было ожидать, но такого, боже упаси… Не дай бог пожелать такое даже заклятому врагу.
- Я долго думал и пришел к решению, что нам, кроме нее, больше никто не может помочь.
-  Вы про Мушаррафу? Нет, она же…
- Если вы отказываетесь от её помощи, пожалуйста, решите эту проблему сами. Я согласен со всем, что вы предложите.
- Не знаю… - похоже, что женщина уже не была столь категорична, как раньше.
- Вы можете позвонить кому-нибудь из своих хороших коллег, а он или она поговорили бы с врачами о том, как нас вызволить.
- Нет, нет… Жаль, очень жаль, что у меня нет таких надежных людей, способных хранить тайны. «Врачебная тайна» всего лишь разговоры.
Аслиддин с помощью Садбарг достал телефонную трубку, лежащую на ковре рядом с кроватью, набрал знакомый номер и стал ждать ответа. После третьего звонка раздался знакомый женский голос:
- Слушаю.
- Здравствуйте, принцесса.
- Ого, это вы? Здравствуйте-здравствуйте. Это с какой же стороны сегодня взошло солнце, что вы звоните мне?
- Я соскучился. Точнее… Вернее… -  Не зная, как изложить суть своей просьбы, Аслиддин вопросительно посмотрел на Садбарг.
- Я слушаю вас.
- Я нуждаюсь в вашей помощи, как доктора. Если в течение часа вы не освободите меня, то я пропал! Я в «капкане».
-  От чего мне вас освободить?
- Я же сказал, из «капкана». Я не знаю, как это должно звучать по-медицински…
- Из какого «капкана»? Давайте без загадок, говорите яснее.
- Я послушался окаянного Сатану и совершил большой грех.
- О! Большой грех? Плачете, пока писаете? Переспали с какой-нибудь проституткой и подхватили гонорею?
- Она не проститутка. Приличная женщина. Мы соединились и со вчерашнего дня не можем разъединиться. Если … Если вы не поможете, в самом деле, я пропал.
- Бог есть! Вы, бессовестный, плюёте мне в лицо и у меня же просите помощи?
- Да, прошу помощи. Я обращаюсь к вам, как к врачу… Вы же всегда были добры ко мне. Помогите!
- Правда? Я слышу нотки отчаяния в вашем голосе. Ладно. Назовите мне свой адрес. Я возьму в аптеке какой-нибудь сильнодействующий спазмолитик и успокаивающее средство и приеду к вам.
И он, назвав адрес, выдохнул с облегчением.
Садбарг едва слышно произнесла:
- Всё! Мы будем опозорены!
Она обеими руками закрыла лицо и заплакала, громко всхлипывая.
- Да сохранит нас Всевышний от позора, - ответил Аслиддин. – Успокойтесь.    В этом деле нам слёзы не помогут.
- Если Мушаррафа увидит нас, она уйдет, не оказав нам помощи. – Она… Женщины жестоки в таких случаях.
- Она не увидит вас.
- Как не увидит? Что вы говорите…
- Я что-нибудь придумаю, - сказал Аслиддин. - Например, я закрою вашу голову и лицо простыней.
По предложению Аслиддина оба кое-как спустились с кровати и добрались до входной двери. Открыв замок, они с трудом перенося боль, вернулись на кровать.
Примерно через полчаса раздался дверной звонок, и хозяйка квартиры, крикнув «пожалуйста, входите», быстро обернула свою голову и тело простыней.
Мушаррафа открыла дверь, вошла в коридор и, не снимая обуви, быстро вошла в комнату. Она круто повернулась к ним и так насупила брови, что ее высокий лоб стал еще выше.
- Эх, бессовестный бабник, я никак не ожидала, что…- от гнева, она не смогла закончить свою фразу, а только быстро и тяжело задышала.
- Извини. Так случилось, - тут же виновато сказал Аслиддин.
- Кто эта сучка? Чем она лучше меня?
- Я же сказал, так случилось… Она тут не причем.
Гостья резко прервала его:
- Все бабники такие. Совершают грех, и всё сваливают на случай…
- Я же извинился. Прошу вас, не мучайте меня больше. Если принесли лекарство, прошу вас, займитесь быстро делом.
- Хорошо, но вы мне не сказали, кто это?
- Этого вам не обязательно знать. Сейчас важно то, чтобы вы вызволили меня.
В ответ Мушаррафа хотела что-то сказать, но потом, видно, передумала и подошла к столу. Она открыла сумку, достала из неё ампулу с лекарством, шприц и осторожно набрала лекарство. Затем, сделав шаг в сторону кровати, она тут же вернулась обратно и взяла пустую бутылку из-под водки, потом с бутылкой в одной руке и со шприцем в другой, она подошла к ним.
- Принцесса, лекарство введем сначала в меня или в неё? – спросил Аслиддин, кивком указывая на тело, укрытое простыней.
- Вам нет необходимости, - злобно ответила Мушаррафа. Было видно, что она все еще гневается. – Введем лекарство в эту суку, чтобы, как вы сказали, её «капкан» освободил вас.
Мушаррафа сначала продезинфицировала бедро Садбарг и только потом сделала ей укол. Вдруг Мушаррафа швырнула бутылку водки на кровать и попыталась резко сорвать простыню. Этого ей сделать не удалось. Садбарг предусмотрительно, сильно, двумя руками держала простыню. Кроме того, Аслиддин мгновенно схватил за руку Мушаррафы.
- Остыньте! Не позорьте меня ещё больше. Я и так на дне бесчестия.
Мушаррафа ничего не сказала. Она открыла свою сумочку, и её взгляд упал на мобильный телефон. Новая мысль осенила её. Глаза женщины вспыхнули злым огнем. Она тотчас взяла телефон и направила его в сторону своего неверного возлюбленного.
- На добрую память, - насмешливо сказала она, сделав несколько снимков Аслиддина с укрытой молодой женщиной в его объятьях.
- Принцесса! Вы поступаете некрасиво. Вы меня сильно обидите...
- Так? Обижу?
- Да.
- Вы… Вы спите с этой неизвестной и бродячей сукой и думаете, что обрадовали меня?
- В любом случае, прошу, удалите эти снимки. Прошу вас, из уважения к нашей давней любви, удалите.
- Нет, я буду беречь эти снимки, как зеницу ока, возможно, буду хранить в каком-нибудь банковском ящике, чтобы вы не могли сбежать от меня. Знаете, если… Если ещё раз…  Я могу это отправить на электронную почту вашей жены или поместить в довольно популярную социальную сеть. Знаете, что тогда будет?
- Знаю, - сказал Аслиддин грубо. – Она разведется со мной, а я расстанусь с вами. Этого вы добиваетесь?
- Вовсе нет, я не собираюсь расставаться с вами, поэтому эти снимки и окажут мне помощь. Нет, станут моим щитом.
- Бог вам в помощь… Только удалите их. Пожалуйста.
- Хорошо, если эти слова искренни, возможно, позднее удалю. Сейчас важно то, чтобы вы избавились от этой...
- Правильно говорите. Постойте, когда разрешится эта ситуация?
- В течение получаса, самое большее за час. Но это полбеды. Боюсь, как бы вы не заразились от… От нее какими-нибудь другими болезнями.
- Упаси бог! Давайте думать о лучшем.
- Я врач и говорю всю правду, ничего не утаивая, - сказала Мушаррафа, будто торжествуя. В городе развелось много проституток с такими болезнями. И такие неразборчивые гуляки, как вы лечатся в больницах по двенадцать месяцев в году. И до полного выздоровления они остаются под наблюдением врачей… Такие вот дела, мой дорогой бабник. Я пошла, иначе опоздаю на работу.
- Я благодарен вам. Как только освобожусь, я вам позвоню.
С сумочкой в руках, Мушаррафа, выразительно стуча тонкими каблуками своих туфель по полу, направилась к выходу. Она открыла входную дверь и, повернувшись в сторону любовников, бросила в сторону своего неверного возлюбленного взгляд, полный упрёка, и, стукнув дверью, ушла.
- Наконец-то! Я чуть не задохнулась, - сделав глубокий вздох и скинув с головы простыню, выговорила Садбарг. – Видите, сколько гадостей наговорила в мой адрес эта… Она!.. Я еле сдержалась.
Приподняв и положив свою левую ногу на бедро своей любовницы и, поддерживая её левой рукой за талию, Аслиддин прижал женщину к себе. Не сопротивляясь, она, расположившись между его ног, прижалась к нему.
- Хорошо, успокойтесь...
- А вы? Как вы были любезны с ней, - недовольно сказала она.
- При нашем положении по-другому и нельзя было.
Садбарг погрузилась в свои мысли. Она представила, что через несколько минут «замок» откроется, и они расстанутся друг с другом. Лишь одна эта мысль вместо радости вдруг стала причинять ей душевную горечь и отчаяние. От мысли о расставании её глаза наполнились слезами, и она положила голову на грудь своего любовника.
- Когда лекарство подействует, мы расстанемся. Потом… Потом вы навсегда забудете меня, - плача, едва слышно произнесла Садбарг.
- Такое я точно не забуду.
- Возможно… Я хочу сказать, что после этого случая вы отвернетесь от меня и забудете мою дверь.
- Выкиньте эти мысли из головы. Лежите спокойно и просите Бога, чтобы мы с вами освободились.
- Да, вы правы.
Аслиддин, молча прижал левой рукой голову молодой женщины к своей груди, которую она стала покрывать поцелуями. Он не помнил, сколько времени был погружен в свои горестные мысли, но Аслиддин задремал и ему приснился какой-то сладкий сон. Было приятное чувство расслабленности. И, едва освободившись от дремы, он почувствовал, что освободился от «замка».
- О-о! – с радостью воскликнул он, и медленно отпрянул от нее.
Садбарг облегченно вздохнула, и охватив за шею своего друга, вновь притянула его к себе и поцеловала его в щеку.
- Хотя я и испытала неимоверные муки, тем не менее, довольна вами сполна, - с нежностью сказала она.
- Я польщен, - сказал в ответ Аслиддин. – И мне никак не верится, что мы избавились от этих мук.
Он первым, обернувшись простыней, поторопился в ванную комнату. Быстро искупавшись, он прочитал ритуальную молитву омовения и вышел к Садбарг.
- Счастливо оставаться, прекрасная пери, - сказал он, одевшись и взяв мобильный телефон, и, более не оборачиваясь назад, направился к выходу.
- Всего доброго. - Молодая женщина, задумавшись на секунду, добавила:
-Если суждено, мы ведь встретимся через несколько дней?
Вопрос Садбарг остался без ответа. Сейчас герой-любовник чувствовал, что охладел не только к этой красавице, но и ко всему женскому роду.
6
Аслиддин вошел в свою квартиру.  Впервые за последние сутки он вздохнул с облегчением. Первое, что он сделал, позвонил своему начальнику и сообщил о своей мнимой болезни. Он обещал, что после обеда непременно выйдет на работу. Потом он снял свою одежду, вынес её на балкон и повесил, чтобы проветрить её. Вдруг он почувствовал, что его «богатырь» стал опять беспокоить. Включив свет и спустив трусы, он с горечью отметил удручающее состояние своего мужского начала, что в конец его опустошило. За всю свою недолгую жизнь он впервые попал в такой переплет. Понятно, что ему теперь было необходимо неподвижно лежать, чтобы как-то восстановить до былого состояния предмет своей нескрываемой гордости. Он осторожно надел домашнюю пижаму и прилёг на мягкий диван, напротив телевизора. Только он положил голову на подушку и включил телевизор, как раздался звонок. Он вынужденно встал с места и осторожно, широко расставляя ноги, пошел на кухню. Обратив внимание на номер телефона, он понял, что это Мушаррафа. Не поднимая трубку, он вернулся в гостиную. Наконец, когда вновь лег на диван, телефон умолк. Он окончательно охладел ко всем любовницам. Видеть никого не хотел. Казалось, в его тяжелом положении был виноват не он сам - Аслиддин, а все вокруг...
После обеда он все же не вышел на работу. Боль, накрывавшая его волнами, не давала ему даже сходить в туалет. Вот почему он предпочел остаться дома.
Вечером, когда жена и дочери вернулись домой, он притворился больным и, угрюмый, ушел в спальню, чтобы дети своим привычным озорством и играми не беспокоили его.
Но на завтрашний день он не мог не пойти на работу, так как в десять часов должно было состояться отчетное собрание за полугодие, и его участие, как главного инженера, было обязательным. Ближе к рассвету, когда боли в почках стали невыносимыми, в восьмой или в девятый раз он вошел в туалет и, с трудом перенося сильную боль, осторожно, медленно, но справил нужду.
Выпив кофе, Аслиддин достал из шкафа тесные плавки и натянул их на себя, ибо при ходьбе ему был необходим минимум движений в паху.
После окончания собрания, сославшись на недомогание, он вернулся домой, где и провел следующие двое суток. Для молодого и деятельного человека сидеть дома было очень мучительно. Он лишь теперь понял тех, кто вынужден был оставаться в четырех стенах, больных людей и старых. Он искренне пожалел их.
На третий день, когда жена с детьми ушла на работу, он вышел на улицу и подошел к остановке.
- Здравствуйте, - услышал он.
Аслиддин увидел перед собой Мушаррафу, которая, как всегда, выглядела очень привлекательно.
Кивком головы он молча ответил на приветствие.
- Почему вы не отвечаете на мои телефонные звонки?
- Я… У меня нет телефона, - ответил он, с трудом подбирая слова.
- У вас же был телефон?
- Да, был. На стройке разбился.
- Могли бы позвонить мне с другого телефона.
Аслиддин ничего не ответил. Он думал о том, как бы деликатно ответить, чтобы она и не обиделась, и, все же, поняла, что он не имеет ни малейшего желания общаться с кем-либо, и особенно с ней. До сих пор он не видел никого из своих пассий. Он не желал с ними не только близости, но и общения.
- Вижу, что вы не рады видеть меня? Раньше было наоборот.
- Я… Знаете, принцесса, я после того ещё не пришел в себя.
- Вы совершили двойную измену, поэтому…
- Прошу вас, сейчас не время для наставлений. Я все понимаю. И я опаздываю на работу.
-Садитесь в машину. Я довезу вас.
Пожалев о сказанном, Аслиддин все же сел в машину.
- Знаете, я была не в курсе, что эта Садбарг стала вашей соседкой, - заводя двигатель машины, начала разговор Мушаррафа. – В тот день после того, как я сделала укол и вышла во двор, я вдруг заметила её машину. Вернулась было назад, чтобы высказать все этой… Ей и вам, но взяла себя в руки. И еще, я вам звоню, а вы мне не отвечаете. А она предательница! Я открыла ей свою душу, рассказав о наших отношениях, а она вероломно отняла вас у меня. И, кстати, она в тот же день вышла на работу, а вы…
- Принцесса, прошу вас, хватит…
- Эта Садбарг очень вредная женщина. Она всем своим мужьям приносит только несчастье. Все три её мужа, попав в её «капкан», развелись с нею, также и каждый мужчина, который разделяет с ней свое ложе, вместо ожидаемого наслаждения, испытывает муки ада… Вот.
На протяжении всей дороги Аслиддин, прикрыв глаза, внимательно и терпеливо слушал свою собеседницу, даже не пытаясь возразить ей. Выходя из машины, он скупо простился с нею:
- Всего доброго.
Попрощавшись с ней, он направился в сторону своей конторы.
Но утром следующего дня она вновь встретила Аслиддина у остановки.
После обычного приветствия Мушаррафа спросила:
- Сегодня вам лучше?
- Нет, доктор, плохо, - грубовато ответил он.
- Хотите, я отведу вас к одному своему знакомому урологу?
- Спасибо, - тут же ответил он. – Не хочу, чтобы люди судачили обо мне.
- Уролог свой человек и может держать язык за зубами, -  сказала женщина. Так как её любовник ничего не ответил, она заботливо добавила: - Я думаю, нет необходимости детально рассказывать ему всё, что случилось. Я думаю, что…
- Прошу вас, оставьте меня в покое, пока я не поправлюсь. Время вылечит, - сказал Аслиддин, нахмурив брови и прикладывая ладонь правой руки к груди.
- Я… я только…
Не выдержав, Аслиддин резко прервал её слова:
- Повторяю ещё раз, пока я не поправлюсь, пожалуйста, не приходите сюда. Я прошу вас, умоляю вас.
- Я ведь только хочу…
- Хватит! – повысил голос Аслиддин, подняв правую руку вверх. – Уходите, пожалуйста. Когда я приду в себя, я сам вас найду.
- Глупец! Невоспитанный мужлан! – злобно сказала Мушаррафа и направилась в сторону своей машины.
- Хорошо, я глупец и невоспитанный негодяй. Только оставьте меня в покое!
Через мгновение женщина умчалась на машине.
Аслиддин с облегчением и в то же время с тревогой посмотрел вслед своей сластолюбивой поклоннице. На душе у него стало тревожно. Он не хотел, чтобы их отношения закончились на негативной ноте. Да и женщины, они страшны во гневе…
Громкий сигнал машины заставил его отвлечься от мрачных мыслей. Сердце его вздрогнуло. «Вроде машина Садбарг?». Он не успел рассмотреть номер удалявшегося авто.
«Садбарг-то, оказалась благоразумнее зубного врача. Не названивает и не преграждает мне путь. Да и машины её не видно во дворе дома. По-видимому, она переехала», - подумал Аслиддин.
В это время к остановке подошел пассажирский автобус и Аслиддин сел в него.
Прошло три недели. Состояние его немного улучшилось, и он даже безболезненно мог ходить по нужде. Он ни разу не вспомнил, ни Садбарг, ни Мушаррафу, будто его мозг полностью стер их из памяти. Более того, он настолько потерял интерес к представительницам противоположного пола, что даже не желал близости с женой.
В последнее время, Аслиддин стал замечать, что живет скучно и однообразно. Как робот включается- просыпается, завтракает, идёт на работу и возвращается с работы, ужинает, смотрит передачи либо фильмы по телевизору и ложится спать. А на следующий день всё это повторяется. Будто отрывной календарь с одной и той же цифрой. Жизнь вдруг перестала радовать. И не то, чтобы все плохо именно в этот момент – нет, как раз наоборот, все, вроде, ладно. Но только книга не читается, фильм не смотрится, с друзьями скучно, дети раздражают, секс не прельщает, от работы – никакого удовлетворения. Ничего уже не грело его душу, - угасли все желания и страсти. Теперь, как ему казалось, и солнце не так греет, и жена его не так любезна и мила. Он охладел даже к своим дочерям, перестал общаться со своими коллегами. Кроме дежурных фраз, от него нельзя было услышать и слова.
Такое поведение мужа, разумеется, не могла не заметить его наблюдательная жена Вохидабону. Как-то ночью, перед сном, она спокойно спросила мужа, который после просмотра фильма, как и в предыдущие ночи, избегая тёплой и мягкой постели жены, лёг на диване и хотел провести ночь в одиночестве:
- Что с вами? Вы больны? Или неприятности на работе?
- Нет, - кратко ответил Аслиддин, отвернувшись к спинке дивана.
- У вас что-нибудь болит?
- Нет.
- Может я сделала что-нибудь не так?
- Нет.
- Интересно. – Вохидабону на время присела у ног мужа и продолжила свои слова: - Уже сколько дней вы в плохом настроении. Даже когда умерла моя покойная свекровь, вы так долго не печалились.
Не поднимая головы с подушки, Аслиддин сказал:
- Оставь меня в покое.
- Хорошо, оставлю вас в покое. Но если у вас что-то болит, я думаю, лучше было бы обратиться к врачу.
- У меня ничего не болит.
- Пусть так, но все же сходите на прием к моему двоюродному брату Насруллохону.
Аслиддин с раздражением поднял голову с подушки.
- Я ещё с ума не сошел.
- Насруллохон помогает людям с ослабленной нервной системой, а не сумасшедшим. Те идут к психиатру, - спокойно объяснила Вохидабону. – Может быть, вы сами не чувствуете, но… Знаете, вы сильно изменились: молчаливы, подавлены, всегда печальны. То, что вы каждую ночь спите не в нашей спальне, а ночуете здесь, тоже меня тревожит.
Аслиддин закрыл глаза.
- Если… Если вы были с проституткой и заболели, то вместо того, чтобы сидеть дома, насупив брови, лучше сходите на прием к урологу или … Быстрее поправитесь.
Аслиддин с упреком посмотрел на жену:
- Ты… Что ты говоришь? Неужели я такой человек, что могу спать с проститутками?
- Не знаю, что и думать, - пожала плечами Вохидабону.
На этот раз Аслиддин ничего не ответил и задумался. Вохидабону вновь заботливо предложила:
- Если вы не болеете, то поезжайте в санаторий, отдохните. Может быть, вы устали от меня и детей, от повседневной работы. Так бывает. Мне кажется, что и время вашего отпуска подошло.
— Это хорошее предложение. Я скажу начальнику, если отпустит, поеду, - наконец сказал он. - Приятных снов, дорогая.
Он целых двенадцать дней провел в санатории. После сдачи анализов и поняв, что он совершенно здоров, Аслиддин наотрез отказался от всевозможных процедур. Каждый день, два раза – до полудня и после обеда он купался в море, загорал, мог часами гулять в одиночестве по зеленым аллеям санатория, и вечерами, после ужина, через день посещал сауну и долго плавал в бассейне. И за все это время он не старался ухаживать за молодыми красотками, которые в поиске приключений заполонили санаторий. К некоторым из молодых женщин, приехавшим из зарубежья его иногда и влекло, но он боялся подходить к ним и завязывать новые отношения. Аслиддин никак не мог забыть те неслыханные муки ада, которые он испытал во время своего последнего свидания.
После отдыха Аслиддин вернулся домой в приподнятом настроении и решил, что, после того как уснут его красавицы-дочки, он разделит ложе с Вохидабону. Для себя он уже решил, что никогда больше не будет заглядываться на чужих женщин.
«Прощайте, красавицы! Прощайте, луноликие! Простите меня, прощайте, стройные фигурки и нежные губки!».
7
Бодрым шагом он вошел в подъезд дома, быстро поднялся на третий этаж, открыл входную дверь в квартиру и включил свет. Переобувшись в домашние тапочки, Аслиддин направился в гостиную. Повсюду были разбросанные вещи. «Не может быть!»
В спальне его ожидала та же картина. Аслиддин быстро направился к шкафу для одежды и распахнул дверцы. Тяжело вздохнув, он присел на край большой кровати.
«М-да, не долга жизнь секретов… Мушаррафа или Садбарг? Нет-нет, не Садбарг, скорее всего, Мушаррафа нашла телефон жены, рассказала ей всё…», - подумал Аслиддин и ладонями обеих рук сильно прижал набухшие вены на висках, пытаясь уменьшить боль. Примерно около получаса он просидел неподвижно, погруженный в мысли о том, куда могла уйти его жена с детьми. В тысячный раз каясь, он направился на кухню, чтобы выпить воды. На кухонном столе лежали фотографии и листы бумаги. На одной фотографии была запечатлена Мушаррафа в тот проклятый день. На другой карточке Аслиддин, лежа на правом боку, обнимает спутницу, укрытую простыней. Еще на одной, среди горных цветов на него с очаровательной улыбкой смотрела доктор и он сам.
Он положил фотографии на стол и приступил к чтению первого листа: это было письмо от Мушаррафы для Вохидабону. Мстительница обстоятельно сообщала, что Аслиддин уже несколько лет обещал ей развестись с женой и остаться с ней, но обман раскрылся, и теперь он уже месяц как избегает встреч.
«…Ваш неверный муж, - пишет она, - обманывая не только Вас, но и меня, теперь влюбился в гадкую женщину старше себя - вашу соседку по имени Садбарг. Он хочет жениться на ней. Я, глупая влюбленная женщина, поверив его словам, его обещаниям, сильно настрадалась… Если Вы не верите моим словам, то вот Вам эти две фотокарточки. На первой, узнаете Вашего мужа и меня, это мы отдыхали в горах. Второй снимок был сделан дома у Вашей соседки-потаскухи Садбарг. Аслиддин, воспользовавшись Вашим отсутствием, пришел в ее квартиру и провел там всю ночь в ее объятиях. Дальше - еще интереснее. Видели ли Вы когда-нибудь, осенью и зимой, возможно, как бродячие собаки спариваются друг с другом и слипаются? Ваш муж, совокупляясь с соседкой, застрял в ней, как те бродячие собаки…. И утром следующего дня звонит мне и просит, умоляет меня о помощи!? Я, как доктор не могла отказать в помощи. Я привезла лекарство, сделала укол в огромный, как бараний курдюк, зад этой сучки, и они через некоторое время отделились друг от друга. Если Вы не верите моим словам, то, как следует, всмотритесь во второе фото. Этот снимок был сделан с помощью мобильного телефона после укола. Вы не можете не поверить этим словам и фотокарточкам. Кроме того, я готова поклясться, чем угодно, что это правда.
Сестра, если Вы хотите встретиться со мной, то я работаю зубным врачом в пятой поликлинике. Вы можете позвонить мне на мобильный. Он записан на обратной стороне моего послания.
Пострадавшая, как и Вы, Ваша сестра Мушаррафа Сатторова».
«Мерзавка! Несчастная мерзавка!» - вслух выругался Аслиддин и взял второе письмо. Оно было кратким, и Вохидабону, в отличие от многих медицинских работников, имевшая красивый почерк школьной отличницы, писала:
«Жаль, очень жаль, что столько лет своей жизни я провела с мужем-предателем и лицемером. Я больше никогда не вернусь в этот дом. Не ищите напрасно меня и детей и не приходите к нам. Если Вы освободите меня от уз брака, я буду благодарна Богу. Кроме того, Вам прекрасно известно, что я дочь праведных родителей, и сама являюсь благочестивой женщиной. Поэтому я благодарна Всевышнему за то, что, в отличие от Вас, я в состоянии отличить греховное от дозволенное, верность от предательства, ложь от правды. Прощайте, грешник, предавший свою семью!»
Раньше, когда жена писала письма, в конце она непременно добавляла: «Ваша Вохидабону». На этот раз в конце письма она написало лишь заглавную букву своего имени, что, конечно, было неким знаком презрения.
Аслиддин, забыв о своем пересохшем горле, с письмом в руках сидел на табурете; отчаявшийся и разбитый. Он мучительно думал над тем, как выбраться из этой бездонной пропасти. «Что же делать? – спрашивал он сам себя. – В своей короткой жизни он неоднократно имел близость с красивыми женщинами, но ведь это происходило без насилия и с обоюдного согласия сторон. Разумеется, так поступают все мужчины. И… И он не исключение. Здесь нет ничего удивительного, но… Но ни одна женщина не желает знать, что муж изменял ей. Да и мужчины, тем более, даже в мыслях не допускают, чтобы их жены... И это верно. Но похоть, наряженная в одежды лживых оправданий, сбивает их с истинного пути! Все знают это, точнее, чувствуют, но не все, ради одной минуты, одного часа наслаждения, как я, забывают об этом. Они наивно полагают, что об этом никто не узнает. Но всякое преступление, всякий грех со временем начинает выпутываться из оков тайны.
Аслиддин поднялся с табуретки, удручено посмотрел на письмо в руке, потом со злостью швырнул его на стол. От нахлынувшего гнева и ярости он стал задыхаться. Открыв дверь балкона, он вышел на свежий воздух.
Когда они переехали в эту квартиру, он, как все соседи, хотел застеклить балкон, но Вохидабону не пожелала этого, сказав, что балкон нужен для сушки одежды, хранения фруктов и овощей. Позже, из опасения, как бы дети не упали с балкона, он заказал и вмонтировал красивую витую решетку.  Вот этот балкон теперь стал для него некоей клеткой. Он чувствовал себя загнанным зверем. Аслиддин схватился двумя руками за ажурную решетку и стал жадно, всей грудью вдыхать воздух.
«Вина на мне, - думал он, остановив свой взгляд на неведомую точку голубого и бескрайнего неба. – Это результат моих бесконечных ухаживаний за каждой юбкой... Рано или поздно это должно было случиться. Разумеется, эти любовные похождения должны были раскрыться… Если бы в тот день Вохидабону с дочерями не пошла на день рождения, может быть, Садбарг не решилась бы завлечь меня к себе домой. Или… Или, в этом виноваты мои ненасытные глаза? Я бегал за каждой красивой женщиной, чтобы увеличить количество тех, кто делил со мной ложе. И каждая новая любовница была для меня предпочтительнее прежней. Я жаждал знать, чем хороша в постели каждая новая любовница».
Вернувшись на кухню, Аслиддин оставил дверь балкона открытой. Снова сев на табуретку, он взял в руки фотокарточки и стал разглядывать их. Опять волна гнева нахлынула на него. Он разорвал их в клочья и, бросив их в урну, тяжело вздохнул.
О, Аллах! В санатории я очень многое осознал. Я не заигрывал ни с одной из бывших там красавиц и, вернувшись домой… Такое! О, Всевышний!  Что же ты наделал? Где же твое милосердие? За что? Чтобы наказать меня, чтобы унизить и оскорбить? Создатель, почему ты разлучаешь меня с женой и детьми? Или желаешь моего возвращения в прежнюю жизнь, чтобы я продолжил эти бессмысленные любовные похождения, чтобы вновь, влюбляя в себя и влюбляясь сам, наконец, простился со своей беспутной жизнью?  Или хочешь объяснить мне, что после наслаждений и блаженства я непременно должен испытать муки одиночества и тоски? Где и в каком состоянии сейчас моя жена? Куда она пошла с детьми? К отцу или сестре? Нет, к сестре она не пойдет, они и так всемером ютятся в трёхкомнатной квартире.  Значит, единственное место, куда она может пойти — это дом её отца. Да, она с девочками уехала на родину, в Зарнисор. Может…  А. может она договорилась с заведующей и осталась в детском саду на время?
Он обрадовался, что ему не придется с позором идти к своему тестю и отвечать на неудобные вопросы.
Аслиддин торопливо глотнул воды и вышел в прихожую.
8
Заведующая детским садом, где работала его жена, встретила его настороженно и сказала, что Вохидабону ещё пять дней назад уволилась с работы.
- Извините, она вам не сказала, куда поедет? – осторожно спросил Аслиддин.
- По-моему, она уехала к своим родителям, в кишлак. Однако… Я не собираюсь читать вам мораль. Скажу только, то…  Вы расстались со своей красивой и честной женой, а детсад лишился опытной воспитательницы. Случилось недоброе, - печально подытожила заведующая. Потом, качая головой, добавила: - В любом случае, вы поезжайте к ней, извинитесь, может быть, простит. Но… Но я несколько лет работала с вашей женой и хорошо знаю её характер. В город она больше не вернется. Жаль, я очень сожалею, что лишилась такого сотрудника, как Вохидабону.
Склонив голову, Аслиддин, вышел из кабинета заведующей. Вновь вернулась головная боль. Она сдавливала голову, будто обруч. Понурый, еле волоча ноги, он с трудом добрался до своей квартиры.
Проведя бессонную ночь, он продолжал думать, как ему выбраться из этой ситуации. Аслиддин не хотел и думать о разводе с женой или, как она просила, «освободить её от уз брака». Вохидабону была хорошей женой. У неё были золотые руки, она великолепно готовила и шила, была заботлива и внимательна по отношению к дочерям, честна и порядочна. Более того, она была воспитана в строгих правилах и никогда не позволяла себе выйти за рамки дозволенного шариатом.
Рано утром следующего дня он поехал на автовокзал, дождался автобуса и направился в сторону сельского совета Зарнисор.
Село с трёх сторон занимали холмы и сопки, а за ними повсюду виднелись высокие горы. Зарнисор относился к числу древнейших селений страны, где люди жили и трудились ещё до эпохи Саманидов. Некоторые из учёных предполагают, что ещё в   великой книге «Шахнаме» Фирдоуси содержатся упоминания о богатырях Зарнисора и его умелых земледельцах. Даже след коня Дул-дул пророка Али, да будет мир с ним, сохранился до настоящего времени в горах этих мест.
Около полудня он вышел из автобуса и зашагал по асфальтированной дороге, с двух сторон которой росли яблони. Их тяжелые ветви напомнили ему яблоневые улицы и скверы Алма-аты, где он бывал в командировке. Как и в Алма-ате, в этом селении никто – ни стар, ни млад – не срывали яблоки; ветки не были сломаны, а плоды созревали на них и опадали.
Аслиддин приблизился к знакомым высоким двустворчатым железным воротам и почувствовал, как его сердце учащенно забилось. Он посмотрел по сторонам, потом протянул правую руку к звонку и надавил на него два раза. Услышав резкий звук, его сердце заколотилось с удвоенной силой. Боковая дверца ворот открылась, и Аслиддин увидел свою старшую дочь Шарифабону, которая с радостным криком бросилась в объятия отца.
- Папочка, не бросайте нас, - обняв его за шею руками, со слезами на глазах произнесла девочка.  - Мы соскучились. Нам плохо без вас.
В это время со двора вышла его младшая дочь Ситорабону, которая прибежала и обняв отца, стала целовать его в щёки. Обе девочки так обнимали его, будто не виделись целый год.
Слова дочерей привели Аслиддина в сильное волнение и на его глазах навернулись слёзы.
- Не плачьте, я приехал за вами, - сказал он. – И я тоже сильно соскучился по всем вам.
Обрадовавшись, Ситорабону быстро вбежала во двор, чтобы сообщить эту новость деду и бабушке. Шарифабону же, взяв отца за правую руку, втащила во двор.
Радостная Ситорабону, опережая деда, шла навстречу отцу и сестре.
- Дедушка, папа пришел! – крикнула издали Шарифабону, думая, что дед не видел её отца.
Старик сдержанно пожал зятю руку и, тихо произнеся «Добро пожаловать», не стал обнимать зятя, как раньше. Этим он хотел дать понять, что осведомлен о случившемся и не одобряет его поступок. Взяв Ситорабону за руку, старик повел гостя к открытой веранде, расположенной прямо в центре двора, служившей для всех членов семьи весенней и летней кухней, а также местом их отдыха.
Веранда состояла из двух частей – кухни и столовой. В столовой стоял длинный топчан, на который были постоянно расстелены бархатные курпачи. *
*/ Курпача (тадж.) – узкое стёганое одеяло.
Когда все уселись, старик, воздев руки перед собой, прочитал молитву:
- О, Всевышний, надели всё мое семейство крепким здоровьем, душевным спокойствием, удачей в делах, счастьем в быту. Аминь! 
Аслиддин передал пакет со сладостями старшей дочери, а она в тот же миг достала их и стала делить со своей младшей сестрой.
Гость, обеспокоенный отсутствием тёщи и жены, стал поглядывать в сторону комнат. Не выдержав, он, наконец, спросил:
- Отец, что-то мамы не видно.
- Жена с дочерью чуть раньше ушли на поминки, - ответил он. – Позавчера умер родственник.
- Да обретет по воле Аллаха его тело своё пристанище в раю, - сказав это, Аслиддин поднес ладони к лицу. – Сколько ему было лет?
- Тридцать восемь. Был приятным и трудолюбивым молодым человеком, совершающим намаз, почет его отцу. Крепок был и здоров. Ни разу не болел. Ночью у него началась мигрень, и до прихода врачей предстал он перед Всевышним.  Именно о такой смерти мечтают все старики. Покойный был обходительным, честным, безвредным и благочестивым человеком. Вот так, зять, человек не знает, сколько лет он проживет и когда он умрет. Поэтому разумнее жить в мире и согласии, единой и дружной семьей. Поэт сказал:
                Сколько держаться слезе на ресницах,
                Столько и длительность жизни на свете.         
Через некоторое время Аслиддин вместе с тестем тоже направились на поминки к родственникам на окраину села. Тесть прочитал отрывок из Корана, посвятив его покойному, выразил соболезнование родным и близким усопшего. Потом медленно, не торопясь, мужчины вновь вернулись во двор. На протяжении всего пути, ни старший не спросил его об отношениях с дочерью, ни сам Аслиддин не произнес ни слова. Старик хорошо понимал, по какой причине его дочь, оставив квартиру и уволившись с работы, вместе с детьми вернулась к ним, в Зарнисор. Знал он и то, зачем приехал зять. Коль так, то пусть муж и жена сами решают свои проблемы, он не будет вмешиваться в их жизнь. Хотя жена не раз пыталась настроить его против зятя и требовала «сурово наказать». Но он не относился к числу тех отцов, которые вмешиваются в разногласия между мужем и женой. Издревле говорят «над скандалом мужа и жены смеётся порог дома». Так или иначе, даст Аллах, они помирятся, а вот его суровые и гневные слова навсегда останутся черным пятном в памяти детей. Конечно, его жена, хотя и имела длинные косы, но своим коротким умом этого не понимала.
После обеда Вохидабону с матерью вернулись домой. Как только она узнала, что к ним приехал ее муж, она закрылась в комнате, откуда и не выходила до самого его ухода. Через родителей она передала, что ни при каких обстоятельствах не вернется в город, а мужа-изменника не хочет даже видеть.
Когда дочери заснули, Аслиддин собрался назад, в город, тесть же не остановил его и даже не пригласил, как это делают традиционно хозяева дома, остаться у них на два-три дня. Раньше, когда он приезжал в гости в Зарнисор, тесть неоднократно говорил: «Останьтесь, не уезжайте, отдохните пару-тройку дней».
Удрученный Аслиддин вернулся в город один. «Мать моих детей, женщина, в чреве которой растёт наш сын, не только не хочет разговаривать со мной, но и видеться?! Как бы там ни было, не сегодня, но придет день, когда она будет вынуждена говорить со мной. Вдруг, не дай Аллах, нам придется разводиться друг с другом, разве не встретимся мы в суде? Кроме того, как она одна будет растить детей? Сможет ли дать им достойное образование, выдать замуж или женить? Глупая жена не думает об этом! Она, что, уверена, что её родители бессмертны и будут ей вечными помощниками в воспитании детей?..».
Целую неделю он терзался горестными мыслями. Он старательно отгонял от себя мысли о своих любовницах. Даже не пошел к зубному врачу, чтобы высказаться. Он гнев, нет, предательство Мушаррафы возложил на Всевышнего, чтоб тот сам воздал ей за её поступки. Садбарг же, будто вовсе исчезла из его жизни. Ни разу «случайно» не появилась на его пути, ни разу не позвонила ему и даже не приезжала в новую квартиру, находящуюся рядом. Во всяком случае, он ни разу не видел, чтобы во дворе дома стояла её машина. Он понял, что можно прожить и без посторонних женщин. А, вот без семьи, без жены и дочерей не проживет, сильно тоскуя по ним. Решившись, в пятницу он накупил два больших пакета подарков - один для родных жены, другой - для дочерей, и выехал в Зарнисор.
И на этот раз девочки, увидев отца, с радостью повисли у него на шее, визжа и крича от удовольствия. Тесть и тёща встретили его прохладно. Потом выяснилось, что Вохидабону два дня назад вышла на работу воспитательницей детского сада. И с понедельника Шарифабону и Ситорабону будут ходить в этот детсад.
Узнав об этом, Аслиддин понял, что решение жены не изменилось и она и не собирается возвращаться в город. Перед тем, как уехать из Зарнисора, он с трудом, преодолев мужскую гордость, еле слышно обратился к тестю:
- Отец, что вы посоветуете мне? Хорошо, я признаю свою вину. Этого больше не повторится. Я раскаиваюсь, клянусь Аллахом!
После некоторых размышлений, старик, не отрывая взгляда от земли, мягко сказал:
- Мы тоже не желаем, чтобы вы развелись. Вот-вот родится ещё и третий ребенок. Но мы не хотим вмешиваться в ваши отношения. Я думаю, будет лучше, если вы эти извинения принесёте самой Вохидабону.
- Но она избегает меня, и видеть не хочет, как же я…
Едва улыбаясь, старик прервал зятя:
- Сын, если хотите помириться, то найдёте какой-нибудь выход. Как вы завоевали сердце моей дочери, помните? Это, во-первых. Потом, она ещё не отошла от гнева. Но одно бесспорно, что все горести и печали, все невзгоды жизни медленно, постепенно излечивает время, да, время. Не забывайте это.
После отцовского наставления, Аслиддин простился с тестем и пошел в детский сад. Вопреки его ожиданиям Вохидабону вместе с заведующей детским садом уехала в районный центр, на собрание отдела образования. Некоторое время, расхаживая туда-сюда, он ждал жену, но потом, чтобы не опоздать на последний автобус, поспешно направился к остановке.
В понедельник Аслиддин вышел на работу. Днем он был занят заботами и проблемами производства, но после работы, особенно ночью, он неустанно думал о Вохидабону и дочерях, вспоминал ласки жены и озорство дочерей. В эти мгновения, находясь в разлуке, он научился ценить жену и детей. «Воистину, - говорил он сам себе, - лишь голодный знает цену хлеба.»
В это время ему невольно вспомнились его первые встречи с Вохидабону.      
9
Аслиддина и его сокурсников куратор группы Касым Хасанзаде привел на Атлас-шоу, в городской парк и разместил их в амфитеатре. Усадив их на скамейках рядом со сценой, присел и сам. До начала демонстрации различных платьев из атласа и адраса* с микрофоном в руках на сцене появилась стройная девушка, которая после приветственного слова приятным голосом прочитала стихи об атласе.
 *Адрас – полушелковая узорчатая ткань кустарного производства.
Как только она начала читать стихи, все присутствующие в амфитеатре, будто по указанию режиссера, замолчали. Внимание Аслиддина, вынужденно пришедшего на это мероприятие, как и многие его сокурсники, привлек к себе нежный и красивый голос девушки. Он посмотрел в сторону сцены, на ведущую… И его сердце екнуло. Длинные, плетёные в толстые косы, волосы девушки, одетой в красивое платье из атласа, тяжелыми жгутами лежали на груди. Яркая тюбетейка прекрасно гармонировала с её платьем. Ведущая с большими блестящими глазами, глядя на зрителей, свободно и непринужденно читала стихи. Аслиддину показалось, что сама девушка получает больше наслаждения от декламации, нежели присутствующие. Одним словом, эта стройная девушка с приятным голосом и с длинными черными волосами сразу понравилась Аслиддину. «Чья она дочь? Где учится?» - подумал он и решил: «Буду расспрашивать всех и, непременно, узнаю». Он вдруг подумал, что она может быть сотрудницей театра или ее дочерью, а было принято считать, что жена и дочь артиста, непременно, должны быть лёгкого поведения, иначе они не стали б артистами.
Красивая длинноволосая девушка закончила читать стихи и грациозно удалилась со сцены. Аслиддин не отрывал от неё взгляда. Ему не хотелось верить, что она артистка.  «В любом случае проверю», - решил он.
В ярком шоу участвовали модельеры со всей страны. Их работы бесконечным потоком дефиле проходили перед глазами зрителей. Представляла их тайная симпатия Аслиддина. Члены жюри оценивающим взглядом провожали костюмы дизайнеров. Аслиддин все ерзал на стуле, ожидая момента выйти. Чтобы разыскать понравившуюся девушку. Руководитель группы заметил, что Аслиддин собирается уходить, и со строгостью в голосе остановил его:
- Успокойся! Сиди на месте!
- Извините, устод,* я… Я на минуту, сейчас вернусь, - нашелся он, - и вот мои вещи на стуле, - сказал он, указывая рукой на сумку.
*/ Устод (тадж.) – учитель, наставник.
Аслиддин прошел за сцену, но на его пути встал высокий молодой человек в белой рубашке и в галстуке.
- Нельзя туда, - строго, но без агрессии, сказал он.
-Можно у вас спросить? – умоляюще сказал Аслиддин. - Девушка, читающая стихи, ведущая этого шоу, вы знаете, где она учится? Если не секрет …
- Не секрет. Она в медколледже учится, Вохидабону зовут, - ответил юноша в галстуке. –  Но, не советую.  Её отец очень серьезный человек, воин-интернационалист и председатель сельсовета. Понимаешь, да?
- Понял.
- Ладно, друг, если у тебя нет больше вопросов, освободи проход.
Удовлетворенный ответом, Аслиддин вернулся в зал, занял своё место и посмотрел в сторону своего куратора, показывая взглядом, что сдержал свое слово. Он с нетерпением жадно вглядывался в лица девушек, которые выходили на сцену, но так и не дождался ее...
- Праздник атласа – хорошее место для выбора невест, - сказал кто-то из заднего ряда.
Аслиддин стал улыбаться.
Наконец, через два часа, Вохидабону вышла на сцену и пригласила всех участниц конкурса для вручения призов. Аслиддин, пользуясь моментом, встал с места и, прихватив с собой сумку, быстро прошел за сцену. Увидев знакомого охранника, он спросил:
- Брат, где здесь можно букет цветов раздобыть?
Тот, окинув Аслиддина взглядом, насмешливо сказал:
- Нет, брат, здесь не цветочный рынок.
Сделав несколько шагов вперед, опечаленный Аслиддин с надеждой смотрел по сторонам, сосредоточенно думая, откуда достать букет цветов. Рядом с ним остановился микроавтобус, из которого одна за другой стали выходить девушки, одетые в красивые национальные костюмы. Вот подъехала легковая машина, которая остановилась за микроавтобусом. Пожилая коротко стриженая женщина вышла из машины и обратилась к девушкам:
- Все подойдите ко мне!
Девушки собрались вокруг этой женщины. Из любопытства Аслиддин тоже подошел поближе к ним.
- Внимание! Потише, девушки. Сейчас каждой из вас раздам по букету цветов, - сказала женщина. - Потом вы, одна за другой, тихо пройдете через эту дверь на сцену, остановитесь за кулисами и, дождавшись моего знака, будете поочередно вручать их победителям Атлас-шоу. Всё понятно? Вопросы есть?
Вопросов у девушек не было. Водитель открыл багажник, откуда женщина достала букеты и раздала девушкам. Увидев цветы, Аслиддин обрадовался и занял очередь, спокойно встав за девушками.
Подавая цветы, женщина вдруг заметила, что перед ней стоит юноша.
- Кто вы такой?  – удивленно спросила она.
- Я студент технического университета. Я тоже могу вручить цветы победителям этого чудесного конкурса, - покраснел Аслиддин.
Пожилая женщина на секунду впала в замешательство и окинула его взглядом, отметив привлекательную внешность и вьющиеся волосы юноши. Наконец, она протянула ему букет и сказала:
- Вы слышали мое распоряжение? Вместе с девушками будет стоять за кулисами и ждать моего указания.  Понятно?
-Хорошо, муаллима*, понял, - сказал он, взяв букет.
*/ Муаллима -  учительница, преподаватель (женщина).
Аслиддин вслед за девушками пошел к сцене и увидел знакомого молодого человека в галстуке, стоящего у входной двери.
— Вот, муаллима дала букет, чтобы я вручил его победителю Атлас-шоу.
Охранник ничего не сказал и не стал останавливать его.
Аслиддин стоял за занавесом сцены, рядом с другими девушками. Председатель жюри, какой-то лысый профессор, как показалось Аслиддину, очень долго рассказывал об истории появления атласа. Он пространно говорил о том, что национальная одежда очень к лицу девушкам и, наконец, приступил к объявлению победителей. Так, три третьих призовых места, три - вторых, два - первых и одна девушка за номером «15» - обладательница Гран-при, были названы. Студентки стали выходить на сцену и вручать победительницам цветы. Ожидая своей очереди, Аслиддин отчетливо слышал биение своего сердца, отдававшееся глухим звуком в ушах. И вот женщина жестом показала Аслиддину, чтобы он вручил свой букет председателю жюри, а девушке, стоящей рядом с Аслиддином - ведущей шоу. Но молодой человек схитрил: он уверенно ступил на сцену и, приблизившись к Вохидабону, протянул ей букет.
- Вохидабону, у вас прекрасный голос. Я пленён вашей красотой, - сказал он.
- Благодарю, - радостно отозвалась ведущая шоу, потом еле слышно добавила: - Было бы хорошо, если бы вы вручили этот букет профессору.
- Профессору цветы вручит моя напарница.
Сказав это, Аслиддин повернулся назад и увидел, что его напарница действительно вручает букет лысому профессору.
Весьма довольный собой и счастливый от того, что добился своего, он быстро зашагал в сторону выхода, опасаясь попасться на глаза той женщине. Он не знал, что она давно уже вышла и ждала девушек около автобуса.
Переминаясь с ноги на ногу, Аслиддин ждал Вохидабону ….
Наконец, с букетом в руках показалась Вохидабону. Аслиддин сделал несколько шагов в её сторону и вдруг остановился. Рослый и статный, с орлиным носом, мужчина в тюбетейке, уже давно стоявший у выхода, радостно встретил девушку, поцеловал в лоб, как это делают близкие родственники, а потом, взяв её за руку, направился к стоянке автомашин. Аслиддин сник от того, что его план был сорван.  Подавленный и опечаленный, он шел вслед за ними и не знал, что теперь делать.
Мужчина в тюбетейке и Вохидабону приблизились к машине «Жигули», мужчина занял место водителя, а девушка села на заднее сидение. Через некоторое время машина отъехала, а Аслиддину оставалось лишь тяжело вздохнуть и направить шаги к своей остановке.
«Кто этот мужчина в тюбетейке? Её отец или кто-нибудь другой?» - думал он и решил, что завтра сбежит с четвертой пары, пойдет в медицинский колледж и обязательно найдет Вохидабону.
На следующий день, к часу дня Аслиддин уже переминался с ноги на ногу перед входом медицинского колледжа и размышлял о том, как найти девушку. В это время он заметил вчерашнего охранника - высокого молодого человека в галстуке, шедшего в его сторону. По красивой кожаной папке на его правой руке, Аслиддин решил, что он, возможно, преподаватель. Поэтому, поздоровавшись с молодым человеком, он спросил:
- Муаллим, не скажете, как мне найти Вохидабону?
Молодой человек, окинув его взглядом с ног до головы, в свою очередь спросил:
-  Мирахмадова?
- Ну, да!
- Занятия на третьем курсе вот-вот закончатся, - сказал он. – Извините, а вы кем ей приходитесь? Я не вас вчера видел?
- Да. Двоюродный брат, - уверенно соврал Аслиддин.
Молодой человек, был удовлетворен его ответом, потому что ничего не сказал и удалился.
Аслиддин некоторое время расхаживал по аллее цветника на территории учебного корпуса колледжа, затем присел на скамейку. Потом в нетерпении поднялся и стал ходить из стороны в сторону, ожидая появления Вохидабону. Со стороны казалось, что он нервничал потому, что его любимая девушка опаздывала на свидание.
Наконец раздался звонок, оповестивший об окончании занятий, и из учебного корпуса стали выходить студенты, заполняя собой территорию колледжа. Но ее не было. Едва только Аслиддин спросил о Вохидабону у девушки в белой кофте, как она сама торопливо выбежала из здания. Она была одета в национальное платье из цветастого штапеля, которое очень ей шло. Длинные косы обручем были аккуратно уложены вокруг красивой тюбетейки. Увидев её, Аслиддин взбодрился и направился навстречу девушки. Подойдя к ней, он вдруг понял, что все остроумные фразы, заранее подготовленные им, забылись и теперь он не знал, что сказать девушке.
- Здравствуйте, Вохидабону, - поприветствовал он, подойдя к ней.
Вохидобону шла, опустив голову, занятая своими мыслями. Она машинально ответила на приветствие, не глядя на того, кто приветствует её. Потом, через мгновение девушка подняла голову и посмотрела на него. Узнав в нем молодого человека, вручившего ей букет на вчерашнем торжестве, она улыбнулась, как знакомому.
- Я Аслиддин, студент пятого курса технического университета… - не зная, что сказать, неуверенно представился он.
- Очень хорошо. Что дальше? – спросила девушка.
- Я… - слова застряли в его горле.
- Да, вы вчера вручили мне цветы. Я это знаю, добрый юноша. Вчера я поблагодарила вас. Вот. Если хотите, ещё раз скажу вам спасибо. Достаточно или ещё что-то хотите сказать?
- Да, хочу сказать.
- Я вас слушаю.
- Я хочу, чтобы вы стали моей женой, -выпалил Аслиддин. Щеки его побагровели от сказанного.
- Я?
- Да.
- Стать вашей женой?
- Да.
- Очень интересно.
Вохидабону шумно вздохнула и вдруг громко и заливисто засмеялась. Аслиддину показалось, что её смех был громче звонка учебного корпуса, так как они тут же привлекли внимание прохожих.
- Что вы говорите? Вы в своем уме? Подарив один букет, вы хотите, чтобы я стала вашей женой? – насупив брови, но, все еще улыбаясь, спросила Вохидабону.
Аслиддин, не подумав, бесхитростно ответил:
 - Если одного букета мало, я подарю вам десять, сто, тысячу букетов красивейших цветов мира.
Девушка некоторое время внимательно рассматривала молодого человека с кудрявыми волосами и не знала, как реагировать на его ответ: смеяться или злиться. Наконец, решив, что он шутит, она сказала:
- Если это правда, то, где букет?
- Сейчас принесу.
Сказав это, Аслиддин хотел побежать за цветами, когда Вохидабону с сочувствием сказала ему вслед:
- Мне жаль вас, вы безумны.
- Верно и в этом виноваты вы. Мой разум уворован вами, - остановился молодой человек.
- Теперь я стала и «воровкой»? – Её голос уже звучал мягко, но все же чувствовалось, что она была несколько растеряна.
- Именно так! Вы свели меня с ума! Ваш нежный голос, совершенная красота, ваши глаза и эти прекрасные косы не дают мне покоя со вчерашнего дня.
- Неужели?
- Клянусь Богом.
- Все сумасшедшие - пустомели, а вы один из них, - спокойно сказала Вохидабону и шагнула вперед, давая понять, что разговор окончен.
- Я просто влюблённый в вас человек, - сказал юноша ей вслед. – Да, я ваш Меджнун.
- Меджнуны в слезах и стенаниях скитаются по степям и долинам.
- Верно говорите, Вохидабону. В давние времена Меджнун бродил по степям и горам в надежде увидеть Лейли. А в двадцать первом веке такие Меджнуны, как я, просто приходят в колледж, - улыбнулся Аслиддин.
Девушка остановилась и, посмотрев на молодого человека, спросила:
- Извините, как ваше имя?
- Аслиддин.
- Дорогой Аслиддин, давайте мирно завершим это пустословие. Сюда, в колледж, впредь не приходите. Да, и цветы приносить не надо, - категорично заявила Вохидабону и быстро удалилась.
В первую секунду Аслиддин замешкался и не знал, как реагировать, но вдруг ему вспомнились строки великого Джами. Он громко продекламировал ей в след:
Как жаль, что дева с ликом розы
Не оценила взгляд такой же чистоты               
Молодой человек заметил, что девушка немного замедлила свои шаги и, обернувшись, одарила его тёплым и искренним взглядом. Обрадовавшись этому, Аслиддин быстро направился к ней. Он решил, что будет сопровождать Вохидабону, не приближаясь к ней. Так хоть узнает, где она живет. Девушка дошла до остановки и стала ждать автобуса. Пользуясь моментом, Аслиддин быстро купил в цветочном киоске букет из семи красных роз и, смущаясь, вновь подошел к Вохидабону. Он рассчитывал, что в присутствии людей она не откажет ему и возьмет цветы.
Юноша протянул ей цветы и с улыбкой сказал:
- Пожалуйста, возьмите. Вам к лицу этот букет цветов.
Девушка от смущения покрылась румянцем. Она взяла букет, надеясь, что теперь настойчивый молодой человек оставит её в покое. Но Аслиддин и не думал отступать. Он стоял рядом с нею и терпеливо ждал, когда Вохидабону заговорит с ним. Так они простояли молча несколько минут.
- Вы ждете автобус до Зарнисора? –  наконец нарушил неловкое молчание Аслиддин.
Вместо ответа Вохидабону с деланным пренебрежением взглянула на него.
- Сегодня председатель не приедет за вами? – вновь спросил он.
- Какой председатель? – не глядя на него, спросила она.
- Отец ваш.
-А-а…  У него много работы.
- Знаю. Все руководители очень заняты.
Девушка переложила букет в другую руку и вопросительно посмотрела на юношу, будто хотела спросить: «Откуда ты знаешь моего отца?»
Аслиддин уловил смысл ее взгляда:
- Ещё я знаю, что ваш отец воин-интернационалист. Он несколько лет служил в Афганистане. Суровый он, возможно, от этого.
Вохидабону удивилась таким словам.
- Вы студент или шпион? – спросила она.
- Студент и разведчик, - ответил с улыбкой Аслиддин.
- Ну, раз вы знаете крутой нрав моего отца, то не ходите за мной, как тень. Давайте расстанемся друг с другом по-хорошему?
- Вы от кого-нибудь слышали, чтобы голодный волк, опасаясь пастуха, не приближался к стаду?
- О, Аллах! Прости меня, грешную! – воскликнула девушка и направилась к автобусу, остановившемуся рядом с ней. Она не попрощалась с молодым человеком. И даже, не посмотрела в его сторону. 
Аслиддин ещё некоторое время стоял на остановке.  Для него не имело значение, что она была холодна к нему. Ему было достаточно того, что он увидел ее и даже поговорил с ней. Аслиддин прекрасно знал упрямство, даже настырность своего характера – по надобности, он и за одну ночь мог усвоить учебник и сдать экзамен. Испытывая нужду в деньгах, он в одиночку, с помощью кетменя и лопаты мог выгрузить жмых в большом количестве, как это было на прошлой неделе. Тогда он получил неплохие деньги за свою работу. Прожить, конечно же месяц на одну скудную стипендию, если бы он не находил себе поденную работу, было невозможно. Он не мог просить поддержки у отца, который на одну лишь свою зарплату обеспечивал мать, брата и трёх сестёр. Отец один работал на ферме, мать же присматривала за домашним хозяйством, брат учился в техническом училище на третьем курсе, а сёстры еще школьницы. Если угодно будет Всевышнему, Зайниддин окончит училище и начнет работать трактористом. Тогда, возможно, материальное положение семьи несколько улучшится. Он, как некоторые его сокурсники, мог подрабатывать сторожем какого-нибудь магазина или предприятия, но его пугала мысль, что он может ночью крепко уснуть, магазин же ограбят и он попадет за решетку. Быть иногда наемным рабочим привлекало его больше, и он мог честным трудом заработать себе на жизнь.
Были моменты, когда Аслиддин завидовал своим состоятельным однокурсникам. Они жили в достатке, одевались чаще лучше, чем преподаватели, на занятия приезжали на собственных машинах. Правда в учебе совсем не утруждали себя, да и вообще не воспринимали всерьез процесс обучения. Им не нужны были знания. Их целью был всего лишь диплом.  Это понимали и преподаватели, а потому их особо и не утруждали.
Утром следующего дня Аслиддин вновь стоял на знакомой остановке. Он предположил, что если Вохидабону отсюда уехала домой, то так же приедет и в колледж. Но пробило уже восемь часов и прошло еще пятнадцать минут, уже проехало несколько автобусов на Зарнисор, но Вохидабону так и не появилась. Расстроенный Аслиддин вернулся на факультет. Он безучастно просидел на занятиях до четвертой пары. Придумав себе мнимую болезнь, он отпросился в деканате и вновь поспешил в медицинский колледж. В колледже Аслиддин узнал, что студенты третьего курса, в том числе группа Вохидабону, сегодня отправились в детскую больницу для прохождения практики.
Аслиддин поспешил в детскую больницу. Но, добравшись до места, узнал, что опоздал и примерно тридцать минут назад, все практиканты ушли по домам. Недолго думая, он вновь направился в сторону остановки. К сожалению, Вохидабону не было и там. Предположив, что она зашла в какой-нибудь магазин или колледж и вот-вот должна подойти, он решил, что ещё некоторое время подождет ее. Аслиддин прождал больше часа, но Вохидабону так и не появилась. В тревоге он вернулся в свое общежитие. Хотя Аслиддин и не обедал, но голода не чувствовал. Сняв туфли, и не раздеваясь, он бросился на кровать, повернулся лицом к стене и закрыл глаза. Заснуть не получалось. Чем больше он старался избавиться от мыслей о Вохидабону, тем больше он был далек ото сна. И когда молодой человек почувствовал сильное сердцебиение, он встал и подошел к открытому окну, чтобы подышать свежим воздухом. Но, увы, и это ему не помогло. Отойдя от окна, он случайно обратил внимание на книгу газелей Хаджи Камола, лежащую на столе и, взяв её, присел на стул. Загадав желание, влюбленный юноша закрыл глаза и наугад открыл книгу. Осторожно разжимая веки, он прочитал следующую газель:
О, на час с тобой разлуки вовсе не желаю я,
И вступать с иными в дружбу вовсе не желаю я.
Говоришь: «Покинь ты двери, будь султаном сам себе»,
Нищеты за султанатом вовсе не желаю я.
Не сказал твоей прислуге, что и я из тех дверей,
Нет, великими хвалиться вовсе не желаю я.
Я сказал ей: «Покажи нам отраженье тех ланит»,
Был ответ: «О, красоваться вовсе не желаю я».
Не намерен сторониться уст рубиновых твоих,
 Воздержания средь пьяных вовсе не желаю я.
Отвергая воздержанье, я бросал любовный взгляд
На тебя, о, вероломства вовсе не желаю я.
Говорят мне суфии: «Встань, пляши, как мы, Камол»,
Лицемерного веселья вовсе не желаю я.
Сколько раз Аслиддин перечитывал эту газель, ставшую бальзамом для его мятущегося сердца, он не помнил, но спохватился, когда уже выучил ее наизусть. Он положил книгу на стол и, подойдя к окну, продолжал декламировать газель вслух. Наконец, почувствовав голод, он вышел из здания общежития и направился в сторону столовой, продолжая неустанно повторять запомнившиеся строки. В этот миг для него не было более близкого друга-советчика, чем поэт Хаджа Камол.
После обеда, как и в другие дни, он должен был пойти в библиотеку университета и подготовиться к предстоящим зачетам, но Аслиддин вернулся в общежитие, сел за стол и стал писать письмо Вохидабону. Взяв ручку и бумагу, он приступил:
«Дорогая Вохидабону!» - вывел он первые буквы и отложил ручку в сторону. Он забыл все заранее подготовленные им слова, все свои желания и тайны сердца не хотели ложиться на бумагу; они улетучились так неожиданно и быстро, как уносит «перекати поле» степным ветром. Он задумался. Тут ему на помощь и пришел Хаджа Камол, и он, написав полюбившуюся газель, далее добавил: «В тот день на Атлас-шоу, в амфитеатре, увидев Вас и услышав Ваш голос, я окончательно потерял покой и сон. Я был покорен Вами и влюбился с первого взгляда. Теперь без Вас мне трудно и дышать, и учиться, и жить. Днём и ночью я беседую с Вами, мысленно гуляю в саду влюблённых. Верите, ночью вы - моя Луна, а днём – моё Солнце. Я молю Бога, сотворившего Вас такой красивой и обаятельной, чтобы он хранил Вас, также молю сделать меня Вашим верным спутником. Действительно, как сказал поэт, «я с тобою расставанья не желаю ни на миг, уз я дружбы с посторонним не желаю ни на миг».  Я желаю всегда видеть только Вас, только Вас, только Вас. Я готов носить Вас на руках всю жизнь. Искренно влюблённый в Вас               
                Аслиддин Садриддинов».
«Утром дождусь Вохидабону, вручу ей письмо и уйду», - подумал Аслиддин, дописав письмо.
На следующий день в надежде встретиться с Вохидабону, Аслиддин до половины девятого утра простоял на остановке и, не дождавшись, направился в детскую больницу. Узнав от сторожа на проходной, что студенты колледжа с преподавателем находятся в больнице, он обрадовался и стал искать её в каждом лечебном корпусе больницы. Наконец, на третьем этаже, в коридоре он заметил группу девушек в белых халатах и чепчиках. Узнав в них однокурсниц своей любимой, Аслиддин вышел во двор.
После долгих ожиданий, когда время уже перевалило за полдень, из лечебного корпуса сначала вышла Вохидабону, а потом и все остальные студентки в белых халатах, их было около двадцати человек. Аслиддин смело пошел ей навстречу и после обычного приветствия, не дав ей возможности заговорить, сказал:
- Простите, что сегодня я пришел к вам без цветов. Как прошли занятия, Вохидабону?
Её сокурсницы, с любопытством оглядели молодого человека, и с демонстративной деликатностью отошли от них.
- Неплохо, - ответила Вохидабону и, нахмурив брови, сказала резко: - Что я вам говорила, забыли? Что люди скажут? Вы хотите опозорить меня?
- Ни в коем случае, - ответил он. – Я, знаете, пока хоть раз в день не увижу вас, не могу ни учиться, ни заниматься каким-либо другим делом. Вчера и сегодня я вас ждал на остановке.
- Если отец узнает…
- Не беспокойтесь, бону, я сам сегодня поеду в Зарнисор, к вашему отцу.
- Нет, ни в коем случае! - воскликнула девушка.
- Хорошо, пока не разрешите, я не поеду, - согласился Аслиддин и, сунув конверт с письмом в карман её халата, добавил: — Это письмо одного бедного влюбленного юноши. До свидания, до завтра.
Не оглядываясь назад, Аслиддин, широко ступая, направился прочь от удивленной Вохидабону. Он был доволен, что вел себя решительно и сумел вручить письмо.
Аслиддин вышел из ворот больницы, но, вспомнив, что не спросил девушку, где она будет завтра, остановился. Хотел было вернуться назад, но посчитал возвращение дурным знаком и стал ждать появления студенток. Через несколько минут показалась группа девушек, теперь уже без белых халатов. Не найдя среди них Вохидабону, он удивился и спросил у девушки в красной кофте, шедшей впереди всех:
- Извините, сестра, как вас зовут?
Девушка, удивленно посмотрев на молодого человека, возможно, узнала его и ответила:
-  Меня зовут Мавлудаджон. А что?
- Извините, а куда ушла Вохидабону?
-Её задержал преподаватель, чтобы составить график дежурств.
- Разве у вас начнутся дежурства в больнице?
- Да, но после занятий, мы три часа будем помогать медсёстрам.
Студентки, будущие медсёстры, каждая в отдельности еще раз осмотрев его с ног до головы, пошли своей дорогой, разумеется, не забыв между собой обсудить его.
Аслиддин остался ждать Вохидабону. Ему хотелось ещё раз увидеть любимую, насладиться её красотой и, если появится возможность, идти с нею рядом, беседуя о чем-то хорошем. Возможно…
В это время Аслиддин увидел Вохидабону. Девушка была в хорошем настроении и глаза ее светились от радости.
- Здравствуйте, бону!
- Здравствуйте.
Вохидабону непроизвольно ответила на приветствие, потом, узнав его по голосу, смутилась.
- Боже, Аслиддин, что мне сделать, чтобы вы меня забыли?
- Что угодно!  Я ни при каких обстоятельствах не забуду вас, - сказал юноша. -Но, если вам неприятно видеть и слышать меня, то, конечно, я могу не подходить к вам.
- Вы поймите меня правильно, я не хочу, чтобы обо мне говорили. Или… Или вы хотите этого?
- Нет-нет! В тот день я говорил и вот в письме написал, что без вас не могу ни учиться, ни жить.
- В какой-то книге, кажется, у Тургенева я читала, что любовь подобна ветру, приходит и уходит.
- Эге, дорогая бону, а если не пройдет, если на то воля Всевышнего, что тогда?
- Моя мама говорит, что всё, что происходит с человеком – это от Всевышнего. Да, встреча с честным и порядочным человеком, а также с плохим – и это от Бога. Поэтому…
- Поэтому боитесь, как бы я не оказался, как вы сказали, плохим человеком?
- Я этого не говорила.
- Но имели в виду это?
- Моя мать говорит, что дьявол хочет сбить человека с праведного пути и радоваться этому.
- Я не дьявол и не шайтан, напротив, я хочу сделать вас счастливой. Я же написал, что буду носить вас на руках, потому что я…  Я вас люблю!
- Тем не менее, я прошу вас, оставьте меня в покое. Мне это не интересно. Если любите, не преследуйте меня, не позорьте. Умоляю вас!
Вохидабону быстро ушла, а Аслиддин остался стоять на месте. Он сосредоточенно искал выход из сложившейся ситуации. Не придумав ничего, удручённый Аслиддин вернулся на  факультет. Еле досидев до конца занятий, он ушел в общежитие. Там, лёжа на койке лицом к стене, он размышлял о том, как побороть в себе любовь к Вохидабону. Ближе к вечеру подошли три его сокурсника, проживающие с ним в одной комнате, и обеспокоенные его поведением стали спрашивать, что с ним? Но он ничего не ответил, а притворившись больным, даже не поднял голову с подушки. Аслиддин не пошел и ужинать. Он был сильно подавлен, холодное поведение девушки тяжелым камнем легло на сердце влюбленного юноши.
Как только наступила ночь, Аслиддин незаметно вышел на улицу и стал бродить по тёмным улицам, думая о предмете своей любви и, наконец, понял, что с жизнью он может расстаться, но разлуку с Вохидабону вынести он не сможет никогда. «Что бы там ни было, завтра после занятий возьму букет цветов и пойду в больницу», - принял он окончательное решение и вернулся к себе в комнату.
После обеда Аслиддин купил красивый букет цветов и отправился в детскую больницу. Приблизившись к третьему лечебному корпусу, он вдруг отказался от своего намерения. Ему вновь вспомнились вчерашние слова и просьба Вохидабону, и он впал в смятение. Он стал нервно расхаживать по территории больницы, как вдруг, увидев Мавлудаджон, вчерашнюю девушку в красной кофточке, быстро подошел к ней, и после приветствия протянул её букет со словами:
- Сестра, пожалуйста, передайте этот букет Вохидабону.
Взяв букет из рук молодого человека, девушка тихо и нерешительно спросила:
- Почему вы сами не сделаете это? Что, поссорились?
- Нет, мы ещё не успели и подружиться. Она не хочет видеть меня, – ответил Аслиддин.
- Почему же?
- Просит, чтобы я не позорил её.
- О, Всевышний! - удивилась Мавлудаджон. – Ладно, я передам букет Вохидабону и скажу, что вы приходили.
- Спросите ее, если она помолвлена или у нее есть возлюбленный, то, клянусь Аллахом, я не встану на её пути. Пусть будет счастливой. - Перед тем, как уйти, Аслиддин с надеждой спросил: - Если и завтра вы будете здесь, то я приду в это же время, после занятий. Хорошо?
- Мы целую неделю будем здесь, -   отозвалась девушка с улыбкой.
И на следующий день Аслиддин пришел в больницу с букетом цветов и вновь встретился с этой девушкой, сокурсницей Вохидабону, которая, казалось, ждала его.
- Староста нашей группы, ваша Вохидабону, дерзкая, гордая и высокомерная особа. Она не взяла ваш букет, - быстро выпалила Аслиддину новость девушка. – Уж, простите, мне пришлось забрать букет себе.
- Правильно сделали, не пропадать же цветам, – сказал молодой человек и глубоко вздохнул; со словами девушки в его душе рухнули последние надежды на сближение с любимой. После секундного замешательства, он сказал: - Я снова пришел с цветами, - и, протягивая букет девушке, добавил: - Попробуйте вручить его Вохидабону. Если снова не возьмёт, смело несите домой. Или вы можете подарить его кому-нибудь из больных или медсестёр. Хорошо?
Мавлудаджон согласилась и, взяв букет, хотела уйти. Аслиддин остановил её:
- А вы не интересовались, может быть, у неё есть возлюбленный?
- Кстати, я вчера спрашивала её об этом. Нет, у неё нет возлюбленного, она сама призналась мне в этом.
- Если так, почему она не хочет видеть меня? Думает, что я хочу опорочить её?
- Не знаю. Она ведь не городская, не хочет нарушать сельские традиции.
- Какие ещё традиции?
- В сёлах жениха или невесту выбирают родители. В своё время все они и сами так женились.
- Так, что же получается, если молодые люди женятся по любви – это позор?
- Нет, конечно, - ответила Мавлудаджон. –Во всем мире молодые люди создают семьи по любви.
- Извините, вот эту мысль вы не могли бы внушить своей сокурснице?
- Я говорила ей, но она не хочет и слышать об этом. В ней сильно развито почтение к традициям.
-Интересно, - сказал юноша и, поглаживая подбородок, добавил: - Она же современная девушка, на сцене бывает…
- Да, у Вохидабону хороший голос, прекрасная память, она любит поэзию и знает наизусть много стихов. Поэтому, даже если она не хочет, её все же заставляют участвовать.
Аслиддин поблагодарил свою «спасительницу» и, попрощавшись, ушел.
Но на следующий день, после занятий, Аслиддин вновь пришел в больницу и встретился с Мавлудаджон.
- Она взяла мой букет? – нетерпеливо спросил юноша.
- Да, взяла, поставила его в банку с водой и перед тем, как пойти домой, вручила его старшей медсестре, - ответила девушка. – Вижу, что сегодня вы пришли без букета.
- Да, без букета. Вы сказали, что она любит поэзию, и я принес ей сборник стихов Хаджи Камола, - сказал юноша и, протягивая книгу, продолжил: - Я надеюсь, что от книги она не откажется?
- О, она книголюб! - ответила девушка. – Одно предложение: я сейчас приглашу к выходу Вохидабону. Будет лучше, если вы сами подарите книгу.
- Вы уверены, что она выйдет ко мне?
- Выйдет, потому что я не скажу, что именно вы пришли. Хорошо?
- О, да, конечно!
Девушка удалилась. Аслиддин стал ждать Вохидабону за больничным корпусом. Он чувствовал, как его сердце застучало с удвоенной силой.
- Здравствуйте, бону, - радостно шагнув её навстречу, чуть не вскрикнул он, когда Вохидабону появилась в двери лечебного корпуса.
Увидев его, Вохидабону зарделась, кивнула головой в знак приветствия, а потом едва слышно сказала:
- Вы опять пришли?
-  Опять.
- Я же просила вас… – тихо сказала девушка.
- Но я принес вам подарок – сборник стихов Хаджи Камола. Уверен, что его газели вам понравятся.
Аслиддин протянул ей книгу.
- Спасибо за подарок, - улыбнулась она и, взяв сборник газелей, сказала: - Я очень люблю стихи. А чтобы выучить одну газель, мне достаточно прочитать её четыре-пять раз.
- Это очень хорошо, бону. У вас талант.  Всевышний не каждого одаривает такими способностями. Если…
- Нет, нет… Прошу, не надо мне больше дарить книги.
- Хорошо, бону. Вы отказываетесь от цветов и книг… Чем же мне вас одаривать?
- Больше ничем. Прошу вас, не ищите встреч со мной, не становитесь на моем пути, не порочьте моё имя.
- Почему вы всегда так говорите? Я ведь не нищий, не пьяница и пройдоха, чтобы вы стыдились меня.  Слава Богу, я не слеп и не глух. Так, почему?
- Это всё так, но если мои знакомые или односельчане увидят, что я встречаюсь с незнакомыми парнями, потом нельзя будет закрыть им рты. Я буду опозорена. Вы не знаете сельских нравов.
- Во-первых, мы с вами уже не чужие и несколько дней знаем друг друга. Кроме того, мы оба студенты. И, самое важное, что нельзя назвать пороком то, что я люблю вас.
Девушка не смела поднять глаз от такой искренности.
- И, если бы я знал, что вы любите другого, или помолвлены, тогда я, возможно, отказался бы от вас. Да, отказался бы от вас и не становился бы на вашем пути.
- Тем не менее, я прошу вас…
- Бону, я вас не понимаю. Я намерен послать к вам домой сватов.
- Ой, не надо!
- Если так, тогда завтра же я поеду в Зарнисор, к вашему отцу, - заявил уверенно Аслиддин.
- О Всевышний, сохрани меня! -  воскликнула девушка и, обеспокоенно посмотрев по сторонам, добавила: - Нет, не надо ехать к отцу.
- Почему я не должен ехать, объясните мне?
- Что скажет отец? Ведь это позор.
- Позор – это, когда ты поступаешь плохо или говоришь плохо. Или родить ребенка, не успев выйти замуж – вот это позор. А приходить к будущему тестю и просить руки, говорить о своих намерениях, я думаю, это не позор и не грех.
- Я вас прошу, дорогой Аслиддин, не надо ехать, - сказала Вохидабону и, прижав к груди сборник газелей, быстро ушла.
Уловив нежные нотки в ее голосе, а особенно в ее обращении к нему - «дорогой Аслиддин», он впервые с лёгкостью глубоко вздохнул и с улыбкой на губах направился к выходу из больницы.
На следующий день Аслиддин отпросился у декана и поехал в Зарнисор, где сразу нашел здание сельсовета. Зайдя в приемную председателя и, увидев несколько ожидающих посетителей, Аслиддин обрадовался, что Садык Мирахмадов, отец девушки, находился на своем рабочем месте. Поздоровавшись со всеми, он сел на свободный стул.
Как подошла его очередь, он поздоровался и вошел в большой кабинет председателя. Ответив на приветствие незнакомого молодого человека, Садык Мирахмадов указал рукой на стул, предлагая сесть:
- Слушаю вас, молодой человек.
Слегка приподнявшись, Аслиддин достал из кармана сначала паспорт, а потом студенческий билет и протянул их председателю. Садык Мирахмадов, взяв в руки документы, надел очки. Потом сдвинув на переносице полуседые густые брови, посмотрел на юношу:
- И так?
- Я…
- Хорошо. Я понял, что вы Садриддинов Аслиддин, студент пятого курса Политехнического университета.
- Я… - вновь Аслиддин не мог выговорить ни слова, будто язык застрял в его горле.
- И так?
- Я… Я пришел поговорить, - с трудом вымолвил юноша.
- Хорошо, говорите смелее, не смущайтесь. Вижу, что вы не из нашего селения.
- Да, я из соседнего района, из сельсовета Шаршара. Отец мой работает на ферме. Мать – домохозяйка, нас пятеро детей – два сына и три дочери. Я - самый старший.
- Очень хорошо.
-Я знаю, что вы воин-интернационалист, несколько лет служили в Афганистане. Вы, конечно, кавалер орденов и медалей.
- Это так. А теперь ближе к цели.
- Хорошо, - сказал юноша. Вновь приподнявшись, будто был в чем-то виновен, не поднимая головы, едва слышно он добавил: - Я… Я люблю Вохидабону.
- Интересно… – сказал председатель, багровея. Он встал со стула, подошел к окну и, направив свой взгляд куда-то, попытался подавить свой гнев. Затем спросил: - Что ещё?
- Нет, хочу… Хотел, чтобы вы…
- Успокойтесь, Аслиддин. Я служил в Афгане, но я не контуженный. Говорите и не бойтесь.
- Дочь … Дочь ваша мне нравится. Я люблю её. Нет … Я люблю её от всего сердца.
- Ладно, что дальше?
- Вохидабону не хочет, чтобы я приходил к ней, дарил букеты или книги. Гонит меня. Она просит, чтобы я не позорил её, не порочил её имя и не приходил к ней.
-Та-а-к …
- Я же не пьющий, не глухой и не кривой. Я не понимаю, почему она так говорит. Не понимаю…
Садык Мирахмадов, полностью взяв себя в руки, и чему-то улыбаясь, вернулся к своему столу и сел на свой стул.
- Эх, молодость, молодость… - задумчиво выдохнул хозяин кабинета.
Взяв со стола паспорт и студенческий билет, председатель протянул их молодому человеку:
- Жаль, что в этом вопросе я не могу ничем вам помочь, юноша. Моя дочь Вохидабону – умная девушка. Она знает, как и с кем общаться, и в семье она получила хорошее воспитание.
Взяв свои документы из рук председателя, Аслиддин робко сказал:
- Я в этом не сомневаюсь, но…
Садык Мирахмадов прервал слова юноши:
- Хотя Вохидабону ещё не достигла совершеннолетия, но она давно самостоятельна в своих поступках. Ей ровно через месяц и семь дней исполнится восемнадцать лет.
- Я ведь…
- Молодой человек, извините, но вы свои отношения и проблемы решайте с ней, а не со мной. Если она не хочет вас видеть или просит не становиться на её пути, это означает, что на это у нее есть причины. И я ее поддержу при любом решении. Понятно?
- Хорошо, понял, - ответил печально Аслиддин и, попрощавшись, вышел из кабинета.
Он шел к автобусной остановке и думал, о том, что поступил правильно, поставив в известность о своих чувствах отца любимой девушки. И в то же время сомневался в поспешном выборе шага.
На следующий день, после занятий, купив в цветочном киоске букет красных роз, он пошел в детскую больницу и остановился у третьего лечебного корпуса. Через некоторое время из подъезда вышел мужчина в белом халате среднего роста, а за ним и студенты. Вохидабону среди них не было. Подойдя к уже знакомой девушке, забыв о приветствии, Аслиддин спросил:
- Где ваша староста?
- Вохидабону сейчас во Дворце Рудаки. Они там готовятся к годовщине конституции.
Аслиддин огорчился было, но потом быстро взял себя в руки и направился к центру города, во Дворец Рудаки. Через полчаса молодой человек уже входил в высокое, украшенное орнаментом, здание дворца и услышал голос любимой, завораживающе читающей стихи. Аслиддин незаметно пробрался в зал и увидел Вохидабону с микрофоном в руках. Она медленно передвигалась по сцене и декламировала строки. Заняв место в одном из кресел зала, он с удовольствием рассматривал свою возлюбленную, её прекрасные глаза и брови, длинные косы, свисающие за спиной. В этот миг Вохидабону казалось ему хрупкой и более очаровательной, более притягательной, а оттого и более желанной. Он вспомнил двустишие Камола и тихо прочитал их:
Коль очи таковы и брови, и грация, и нега,
Прощайте ж воздержанье, праведность и вера.
Высокий худощавый мужчина с бородкой встал из кресла с первого ряда и, как только девушка закончила чтение, сказал:
- Дочка, у меня есть два замечания: во-первых, патриотические стихи следует читать более патетично, чтобы они дошли до сердца слушателя. Наша цель – пробуждение в душе чувство национальной гордости и восхищения Отечеством. Понятно?  И второе. Я хочу, чтобы вы свои длинные, толстые и черные косы перекинули вперед, с двух сторон, справа и слева. Кроме того, у вас красивая шея. Если бы вы расстегнули верхнюю пуговицу кофточки, смотрелось бы значительно лучше.
- Устод*, - возразила в ответ, приложив ладонь к сердцу, Вохидабону, - я не согласна с вашим первым замечанием, но я принимаю его и приложу усилие, чтобы прочитать стихотворение с большим пафосом. Но ваше второе замечание неуместно.
- Как «неуместно»? – удивился худощавый мужчина обиженно. По всей видимости, он был ответственным лицом мероприятия, постановщиком или режиссёром.
- Я сказала «неуместно» потому, что моя задача, по моему короткому уму, декламация стихов, а не демонстрация кос или своей шеи, - ответила спокойно девушка.
- Дорогая, я вижу, что вы ещё и умны. Но сцена театра, дорогая моя, место демонстрации и блеска. Наши великие учителя в московском университете так нас учили. Довожу до вашего сведения, что зритель, который приходит в театр, хочет посмотреть не только программу, но и красоту, хочет насладиться ею. Понятно?
*/ Устод – учитель.
- Поняла, устод, - ответила смиренно Вохидабону. – Но я не актриса, получившая образование в Москве, а всего лишь студентка колледжа и никогда, ни при каких обстоятельствах не хочу выставлять напоказ зрителям именно себя.
- Ладно, если не хотите, то я не собираюсь вас принуждать, дочь моя, - сказал миролюбиво мужчина с бородкой, вновь занимая своё место в кресле, и добавил: - Но задача театра, скажу я вам, — это демонстрация кра-со-ты!
Вохидабону ответила глубоким молчанием. Со сцены девушка спустилась вниз по ступенькам и, забрав с кресла второго ряда пластиковый пакет, медленно направилась к выходу.
- Здравствуйте, бону.
Она вскинула от неожиданности голову и, увидев перед собой юношу, протягивающего ей букет, на первый взгляд, кажется, обрадовалась и улыбнулась.
- Здравствуйте, - кратко ответила девушка и, взяв букет, с удовольствием вдохнула аромат цветов. Но, потом, у нее изменилось настроение, она вновь насупила брови. Возвращая букет молодому человеку, холодно отметила: - Заберите свои цветы, я вдохнула их запах лишь из уважения к цветам.
- Не огорчайте меня, бону, - сказал юноша.
- Не огорчать? А вам можно меня обижать?
- Когда я вас обидел? – удивился молодой человек.
- А кто вчера поехал к моему отцу? Я просила вас не делать этого.
Аслиддин виновато почесал затылок.
- Извините, бону, дальше я строго буду придерживаться ваших указаний. Я думал, что…
- Я приняла ваши цветы и книгу, и вы решили, что я теперь принадлежу вам?
Аслиддин несколько секунд молча стоял, не зная, как реагировать на слова девушки. Немного погодя, он улыбнулся и сказал:
- Вы, бону, прекрасны и в гневе. Вот как сейчас. Вы были красивы, но стали ещё краше.
- О, Боже, не меняйте тему разговора. Я говорю серьёзно, – рассердилась Вохидабону.
- Вы думаете, что мои старания и намерения лживы? Да поймите вы, если бы они не были искренними, то я не стал бы ехать к вашему отцу.
- Знаете, добрый юноша, сколько молодых людей хотят, чтобы…
- Знаю, бону. Во все времена почитателей таких красавиц, как вы, было много, – перебил возлюбленную Аслиддин. - И я - один из них. Но по сравнению с другими, я влюблённый верный, упрямый, хоть и непослушный, и дерзкий.
- Да, да! Вы всегда уверены в себе?
- Я уверен, что, возможно и завалю экзамены в университете, но ваши, более сложные экзамены, выдержу. Пожалуйста, испытайте меня!
Вохидабону опустила голову. На секунду девушка задумалась, потом, шагнув вперед, серьезно сказала:
- Если хотите, чтобы я не нагрубила вам, ещё раз прошу вас, забудьте меня навсегда.
- Если я не в состоянии забыть?
- Уж постарайтесь.
- Дорогая бону, я лишь раб своего сердца!
Не останавливаясь, девушка повернула голову, посмотрела на юношу, но ничего не ответила. Аслиддин пошел за нею. Вохидабону шла в двадцати-тридцати шагах впереди него, а он, стараясь не упустить ее из виду, шел сзади. Спустя некоторое время, когда девушка стала приближаться к кафе, в голове Аслиддина вдруг мелькнула мысль, и он почти бегом сравнялся с девушкой.
- Бону, я вас приглашаю в кафе, - сказал он бесцеремонно. - Выпить чаю или кофе со сладостями было бы замечательно.
- Только без меня, - не останавливаясь, почти грубо, сказала Вохидабону.
- Без вас и кусок не лезет в горло. Если б…
- И вы, как тот режиссер, хотите выставить меня напоказ? – перебив его, резко сказала девушка.
- Что вы такое говорите?! Такое количество людей, женщины, девушки например, заходят в столовые и рестораны, что, они выставляют себя напоказ?
- Нет… Если подруги, сестры, муж и жена или сокурсники — это другое дело. Если же зайдем мы, то людям рот не закроешь.
Шагая рядом с девушкой, он растерянно сказал:
- Но в нашем городе нет безлюдной столовой или кафе, куда бы я мог пригласить вас.
- Не стоит сожалеть. А я должна быстрее вернуться домой. Сегодня день рождения моего отца.
- Неужели? – обрадовался Аслиддин. – Бону, вы пригласите меня на это торжество?
Вохидабону приостановилась, нахмурила свои красивые брови и хотела что-то сказать, но, передумав, лишь коротко вздохнула и пошла дальше.
- Так и я хочу поздравить вашего папу.
Она вновь нахмурилась и не ответила.
- А я и без вашего приглашения могу поехать и поздравить его, - не унимался Аслиддин.
Вохидабону вновь остановилась и, опустив голову, взмолилась:
- Прошу вас, не унижайте меня.
- Хорошо, бону. Я, даст Бог, с достойным подарком в руках, поздравлю его в этот день, но ровно через год.
До самой остановки Вохидабону не отвечала ему и, не попрощавшись, села в автобус. Аслиддин не огорчился, а напротив, чтобы слышно было всем, бесцеремонно и громко прокричал:
- Счастливого пути, бону. Поздравьте отца от моего имени!
Аслиддин видел в открытое окно автобуса, как девушка села на свободное место и тайком посмотрела в его сторону.  Он мог бы поклясться, что в этот момент ее глаза горели особенным блеском.
Однако все последующие дни, вплоть до своего дня рождения, когда ей исполнилось восемнадцать лет, Вохидабону перестала разговаривать с Аслиддином. Она ни разу не приняла его цветы и не проронила ни слова. Казалось, девушка была сильно обижена на него. Аслиддин же был в растерянности. По ночам тревожные мысли не давали ему спать, днем же, хотя он и присутствовал на занятиях, но ничего не слышал и не понимал, а потому не раз становился предметом насмешек сокурсников. У него совсем пропал аппетит, он плохо ел и начал худеть. Нездоровая бледность появилась на его лице.
После занятий, а иногда и, сбегая с них, Аслиддин приходил то в колледж, то часами сидел, ожидая Вохидабону на остановке. А когда ему улыбалось счастье и удавалось увидеть ее, то он не решался подходить к ней, боясь, что она вновь не ответит ему.  Поэтому он и наблюдал за нею издали. Издали любовался её совершенной красотой и фигурой и молил Всевышнего растопить ледяное сердце своей возлюбленной.
Во время одного из таких ожиданий Аслиддин решил узнать, где живёт Вохидабону. Поэтому, как-то после полудня, дождавшись автобуса, он доехал до Зарнисора и остановился недалеко от остановки в ожидании возлюбленной. Он мог, конечно, спросить, где дом председателя сельсовета, но решил все-таки тайком проследить за Вохидабону. Примерно через полчаса подъехал автобус, из которого вышла и Вохидабону. Наблюдая за нею, он некоторое время скрывался за толстым стволом тополя. Когда его возлюбленная отдалилась примерно на сто шагов, Аслиддин вышел из укрытия и последовал за нею. На перекрёстке Вохидабону свернула направо, он же ускорил шаги, чтобы не потерять её из виду. Дойдя до перекрёстка, Аслиддин увидел, что Вохидабону шла по улице, с двух сторон которой росли молодые яблони, и вошла в пятую дверь с правой стороны. Подождав некоторое время, он решился пройти вперед и подойти поближе, чтобы незаметно, но как следует, со всех сторон рассмотреть дом, где жила его возлюбленная.
Дом, в котором жила строптивая Вохидабону, ничем особым не отличался от соседних. Только при входе в дом, на расстоянии двух-трёх шагов от яблонь, красовалась пара молодых кипарисов полутора метра ростом, статью напомнивших ему любимую.
Аслиддин полагал, что пройдет по улице с яблонями, а потом другой дорогой вернется назад на остановку. Он прошелся вперед, однако там оказался тупик. Пришлось повернуть назад. Когда Аслиддин приблизился к перекрёстку, возле него остановились «Жигули», и уже знакомый председатель сельсовета, выглянув в открытое окно, сказал:
- Аслиддин? Что с вами, я едва вас узнал?
- Ничего, – буркнул, растерявшись Аслиддин.
-  Вы что потеряли на нашей улице?
- Нет, председатель, - ответил, покраснев юноша. Потом, после приветствия он добавил: - Так, просто… Гуляю.
- Ко мне нет каких-либо просьб?
- Нет, председатель.
- Будьте осторожны, добрый молодец. На нашей улице много злых собак, они особо опасны ночью.
Не ответив, Аслиддин быстро пошел к автобусной остановке. Он упрекал себя и за этот необдуманный шаг.
Он даже и не представить себе не мог о такой неожиданной встрече. Выясняется, что у влюблённых не только тускнеют глаза, но и притупляется ум.
«Глупец, - с негодованием упрекал он себя мысленно. – Нет, ты бестолковый глупец! Нет-нет, ты - глупый влюблённый!»
До дня рождения Вохидабону, Аслиддин, набравшись смелости, несколько раз подходил к девушке и пытался заговорить с ней, здоровался, но все его попытки разбивались о ледяное молчание. Она даже не грубила ему, хотя даже это он мог принять за благо. Ему не могла помочь и её подруга Мавджудаджон. Та тоже стала избегать его. «Не будь посредницей», - сказала ей гордая сокурсница. Когда и она встречала его, то тут же хмурила брови и молчала, будто дала зарок не разговаривать с ним.
После многих неудачных и холодных встреч с возлюбленной, Аслиддин, сильно расстроенный, возвращался в общежитие и подолгу стоял возле длинного зеркала шкафа, глядя на себя, на свои чёрные кудрявые волосы, карие глаза, орлиный нос и широкий лоб. Он вспоминал, как мать говорила ему, что широкий лоб - это признак большого предполагаемого достатка. Молодой человек не находил в своем отражении никакого изъяна и был в недоумении, почему его возлюбленная отворачивается от него и хотя бы, как раньше, не отвечает на его приветствие.
Временами, отчаявшись, Аслиддин впадал уныние. «Разве в мире нет других девушек?» - думал он в эти минуты. Но, уже через мгновение безумный влюбленный снова начинал думать о ней. «Нет, ему не найти более такую совершенную девушку», - приходил к выводу после долгих размышлений Аслиддин. Иногда влюбленному казалось, что Вохидабону околдовала его. Она не позволяет Аслиддину ни приблизиться к ней, ни отдалиться от неё.
Шли дни и месяцы. Чем больше приближался день рождения его возлюбленной, тем больше думал Аслиддин о подарке для нее. Правда его одолевали сомнения, примет ли она его дар. Да и на достойный подарок надо было заработать. А работу найти на «бирже».
Под «биржей» Аслиддин имел в виду место в квартале Гулистон, где собираются поденщики. Они с надеждой ждали прихода работодателей. Вообще, Аслиддин заметил, что «биржа» неуправляема. Она стихийна и не имеет ни руководителя, ни определенного порядка. Человек, которому повезло договориться с заказчиком, в тот день мог заработать на свой кусок хлеба. Несмотря на это, по его наблюдениям, там есть человек, который своим покупателям находил настоящих ребят - работяг. Это был заведующий магазином стройматериалов Хамид-хромец. Брал ли он у работодателя или поденщика определенную плату, Аслиддин точно не знал. Но каждый раз, когда он подходил к Хамиду-хромцу, то для него находились работа.
В воскресенье Аслиддин, не сказав ничего своим друзьям по комнате, встал рано утром и, наспех позавтракав в чайхане общежития, направился на рынок наемных рабочих. На «бирже» уже собралось много рабочих. Двери магазина Хамида-хромца еще были закрыты, поэтому юноша, взяв пластиковый пакет с рабочей одеждой за пазуху, вынужденно встал в один ряд с тремя-четырьмя такими же молодыми людьми, ищущими работу.
Время от времени, более всего на дорогих иномарках, подъезжали мужчины, которые, не выходя из машины, выбирали себе рабочих и после того, как договаривались о цене за выполненный объем работы, забирали их с собой. И, как только появлялась такая машина, все рабочие бежали к ней.  Аслиддину тоже хотелось бежать к машине, однако отсутствие опыта и смущение не позволяли ему это делать. Единственное, на что он надеялся — это на хозяина магазина. Действительно, не прошло и получаса, как Хамид-хромец вместе с сыном подъехали на машине, и открыли двери магазина. Аслиддин, будто соскучился в ожидании своего старого друга, радостно пошел к нему. И тот устроил ему работу. Аслиддин, как помощник мастера-землекопа, пошел копать сливную яму в дом одного состоятельного человека. Целый день в жесткой каменистой земле они рыли яму глубиной почти в семь метров. За каждый выкопанный метр мастер взял по тридцать пять, Аслиддин же – всего девяносто сомони. Но, тем не менее, он был рад, что в обед досыта наелся плова и заработал денег равных двум стипендиям.
Но Аслиддину, было явно недостаточно этой суммы для покупки подарка своей возлюбленной. Поэтому и в следующее воскресенье он не поехал домой в район навещать родителей, а отправился на знакомый рынок и с помощью того же Хамида-хромца нашел работу, погрузить и разгрузить шлакобетонные блоки. Эта работа так утомила его, что до общежития он добрался с трудом, еле волоча ноги. И даже больший доход не принес ему радости; усталость брала вверх. Но молодой организм не подвел Аслиддина, который хорошо выспался ночью. Утром он проснулся уже в хорошем настроении. С деньгами в кармане, он чувствовал себя уверенно. Теперь он может купить подарок, правда, что - пока ещё не решил.
На следующий день после занятий, он быстро перекусил вместе с сокурсниками и направился в магазин «Подарки». Торговый зал оказался очень большим, с множеством отделов. Аслиддин, не торопясь, осматривал ювелирные изделия из золота, заглянул в отдел сумок и одежды, но ничего из увиденного не привлекло его. В отделе ювелирных изделий Аслиддину понравилось кольцо с красивым красным камнем. Он попросил его у продавца, взял в руки, осмотрел вблизи и даже хотел купить. Но, когда продавец спросила о нужном размере, он задумался. На самом деле, не зная размера пальца девушки, покупать такое кольцо было бы в высшей степени глупо. А в отделе сумок ему понравилась черная сумка с длинной ручкой. Ему показалось, что она очень подходила для того, чтобы с ней ходить на занятия в медицинский колледж. Но цена его остановила.
«Примет ли Вохидабону мой подарок? Если не примет, что я буду делать с ним? Захочет ли она видеть меня?» – с этими мыслями он покинул магазин и пешком направился в общежитие.
По дороге внимание Аслиддина привлекли цветочные киоски и, подойдя ближе, он стал любоваться интересными и необычными композициями букетов, разнообразием цветов, каждый из которых обладал свойственным ему цветом и ароматом. Видимо, задумав что-то, он невольно улыбнулся.
По дороге Аслиддин зашел в книжный магазин. Один томик его заинтересовала. Это был сборник стихов Аминджона Шукухи - «Зеленый лист». Закрыв книгу и загадав желание, Аслиддин открыл её вновь и прошелся взглядом по странице, на которой было стихотворение «Если б я была тюльпаном». Прочитав одну строфу, он был очарован стихами и, купив книгу, поспешно вышел из магазина. Остановившись в безлюдном месте, он прочитал это стихотворение до конца. Аслиддин читал и перечитывал стих, ибо в эти мгновения эти строки, как ему казалось, стали бальзамом для его израненного и тоскующего сердца. Он перечитывал его уже в сотый раз. Его мысли, как стрижи, витали в бесконечном лабиринте безбрежной и вечной любви. Ведь он уже два дня, да, целых два дня не видел своей возлюбленной и сильно истосковался по ней. Теперь он хотел просто видеть её, пусть издали, но любоваться её красотой, наслаждаться её грациозной походкой. По его подсчётам, когда он был в сельском совете и Садык Мирахмадов говорил, что «через месяц и семь дней ей исполнится восемнадцать лет», до дня рождения Вохидабону оставалось мало времени, всего семь дней.
Он хотел вернуться в общежитие и написать возлюбленной письмо, отправив вместе с ним и книгу «Зелёный лист». Кстати, если она не хочет говорить с ним, то они могли бы общаться друг с другом с помощью писем. От этой мысли он воодушевился и ускорил свои шаги. Войдя в свою комнату, он застал там своих сокурсников за шахматной доской, поэтому после обычного приветствия, Аслиддин положил в портфель ручку, тетрадь и только что купленную книгу и быстро направился в библиотеку факультета. Ему не терпелось начать писать письмо.
Аслиддин занял место за одним из крайних свободных столов библиотеки и, достав из портфеля тетрадь и ручку, приступил к составлению письма.
«Здравствуйте, дорогая Вохидабону!» - старательно вывел он приветствие. Но дальше этих слов дело не пошло. Он не знал, что писать дальше и как выразить свои чувства любимой девушке, чтобы она могла поверить ему.  Да и разве можно заставить полюбить? Аслиддин молча сидел в растерянности. Будто ища помощи, он окинул взглядом студентов, которые были заняты чтением книг. Никто из них даже не посмотрел в его сторону, и Аслиддин вновь уставился на единственную строку на белом листе бумаги. Перечитав написанное предложение, он вдруг вспомнил, что после знакомства с Вохидабону, он также пришел в библиотеку, где получил «Словарь таджикского языка» и нашел в нем слово «Вохид». Прочитав значение этого слова, Аслиддин и узнал, что оно означает «один, единственный», и, применяя к нему слово «бону», обращались к госпоже, сударыне, даме, матери, высокопоставленной особе. Слова поэта, сказавшего «Бонуи Миср», были метафорой, имеющей в виду Зулейху, влюбленную в бесподобную красоту Юсуфа.
Вспомнив об этом, он быстро приступил к составлению своего письма:
«Из «Словаря таджикского языка» я узнал, что значение вашего имени – это единственная госпожа, сударыня. На самом деле, вы единственны и неповторимы в своей красоте. У вас, как у соловья, приятный и задушевный голос, но… Я никак не пойму, почему вы так чураетесь меня? А я лишь днём и ночью молю Всевышнего, чтобы моя единственная и неповторимая госпожа проявила ко мне жалость и, как говорил Хаджа Камол, «не гнала прочь пса двора своего», меня, преданнейшего Вам человека.
Моя жестокая ко мне бону! Сегодня в книжном магазине я приобрел понравившуюся мне сборник стихов Аминджона Шукухи «Зелёный лист», чтобы подарить его Вам, так как знаю, что вы большой ценитель и любитель поэзии. Надеюсь, что стихи понравятся Вам. Моя единственная и неповторимая! Поэт в стихотворении «Коль был бы я тюльпаном», будто от моего имени, говорит Вам:
Коль был бы я тюльпаном, на ушах покоился б твоих.
Коль был бы я шалью, то был бы на плечах, в объятиях твоих.
Коль был бы смехом я, печатью отразился б на устах твоих,
Коль мёдом был бы я, напитком в кубке стал бы я твоим.

Однако ж не тюльпан, ни шаль, ни мёд, ни смех я,
Всего ж частица праха под лучами солнца, в блеске бытия.
И с тысячью надежд проникну в сердце, в душу я к тебе,
Встающий с именем твоим и падающий ниц к ногам твоим.
Днём и ночью молю я Всевышнего, чтобы он помог мне согреть Ваше застывшее сердце яркими жаркими лучами своих чувств. С уважением, влюблённый в Вас, покорный Ваш слуга Аслиддин Садриддинов».
Сидя на скамейке во дворе колледжа, Аслиддин читал те самые стихи Аминджона Шукухи и представлял себе, что он то тюльпаном, то шалью, либо смехом или мёдом, связан со своей возлюбленной и в такие минуты нельзя было найти влюбленного, счастливее его.  «Удивительно, - думал он, - чем больше я повторяю эти строки, тем больше они успокаивают натянутые струны моей души, тем больше утешения нахожу я в них». Погруженный в эти мысли, он заметил девушек, выходящих из учебного корпуса, и вздрогнул, узнав среди них свою возлюбленную. Юноша встал и направился в сторону девушек. Приблизившись к ним, он тепло, будто был их сокурсником либо давним знакомым, поздоровался со всеми. Некоторые из девушек ответили на его приветствие, другие - посмотрели на него с удивлением. Приблизившись к Вохидабону, у которой на плече висела сумка на длинном ремне, он протянул ей книгу, внутри которой лежало письмо. Девушка опешила и некоторое время стояла в нерешительности: она то смотрела на него, то на книгу, протянутую в её сторону, то на своих сокурсниц, стоящих рядом. Юноша не смутился от строгого взгляда ясных, но полных упрёка, глаз своей возлюбленной и решительно сказал:
- Сжальтесь, бону, пожалуйста.
Девушка продолжала стоять в замешательстве. Аслиддин с улыбкой продолжил:
- Бону, таджики издревле не отвергали хлеб и книгу, потому, как, если хлеб - пища для тела, то книга - пища для души.
После этих слов, Вохидабону оказалась в безвыходном положении и без единого слова взяла книгу, которую тут же положила в сумку. Она хотела продолжить свой путь, но Аслиддин опять преградил ей дорогу.
- Вы позволите мне проводить вас до Зарнисора? – осмелев, спросил он.
Вохидабону умоляюще сказала:
- Прошу вас, не унижайте меня. Я уже устала повторять эти слова.
Аслиддин был доволен. За эти несколько недель он впервые услышал её голос, пусть даже и неприветливый.
- Ладно, разрешите проводить вас хотя бы до остановки? – настаивал юноша.
- Нет, - ответила девушка и шагнула вперед.
Так как её отказ не прозвучал категорично, то молодой человек рискнул пойти за ней.
- Сегодня на всём белом свете нет человека, счастливее меня, - сказал юноша, шагая рядом с нею.
Вохидабону ответила молчанием. Так как возлюбленная не прогоняла его, Аслиддин продолжил:
- Вчера мне приснился сон, будто мы с вами, дорогая бону, пошли собирать тюльпаны. И с нами двое детей: дочь и сын. Старший – сын, младшая – дочь.
Выдержав паузу и, приняв за добрый знак молчание своей спутницы, он продолжил свой рассказ:
- Вы были одеты в красное, как тюльпан, атласное платье. Помните одежду, в которой вы были на Атлас-шоу, когда я и влюбился в вас? В моем сне вы так смеялись, что эхо еще долго разносило его по ущельям. Горы вторили нам, а наши дети удивлялись этому и спрашивали меня, разве горы умеют смеяться?
Вохидабону остановилась, насупила брови, посмотрела на молодого человека и, возможно, хотела сказать «болтун», но в самую последнюю секунду, отказавшись от этой мысли, вновь продолжила свой путь.
- Бону, если я вам не нравлюсь или мой сон кажется вам глупым, отругайте меня, но, прошу вас, не молчите. Вы этим сводите меня с ума. Теперь, когда вы не разговариваете со мной, то и я ни с кем не разговариваю. Сокурсники думают, что я сошел с ума от любви к вам. Вы понимаете это? А их - двадцать девять человек. Мои друзья по комнате смогут пожаловаться вашему отцу на вас. Вы этого хотите?
Девушка вновь не произнесла ни слова.
- А может, вы хотите, чтобы я сошел с ума, как несчастный Меджнун? – Вновь не удостоившись ответа, Аслиддин продолжил свои слова: - Хорошо, что в мире есть ручка и бумага. Я днем и ночью, разговариваю с вами и изливаю свою душу на бумаге.
Вохидабону опять не нарушила своего молчания.
- Но почему вы молчите? Чем я плох? Почему вы отвергаете меня?
Аслиддин погрузился в глубины своих мыслей, но был рад, что возлюбленная, хоть и молчит, но идет рядом с ним.
За это время, пока они шли до остановки, сокурсницы Вохидабону, одна за другой простились с ними и они остались одни.
- Бону, что вам подарить на день рождения? –  несмело спросил Аслиддин, когда они дошли до остановки.
Девушка опять не проронила ни слова, она не отрывала взгляда от дроги в ожидании нужного автобуса.
- Бону, я своим трудом заработал денег. Всё, что прикажете, я подарю вам.
Видя, что возлюбленная не собирается ему отвечать, он продолжил:
- Если так, я буду вынужден снова пойти к вашему отцу.
- Не надо!  Прошу вас, не позорьте меня.
В это время к остановке подъехал автобус маршрута Зарнисор и, как только Вохидабону сделала шаг в сторону двери, Аслиддин добавил:
- Хорошо, если вы не возражаете, до вашего дня рождения я отправлю к вам сватов.
Вохидабону не ответила ни слова. Она села в автобус и даже не посмотрела в его сторону. Аслиддин остался стоять на остановке. Держа руки в карманах, он долго думал, что же теперь ему делать? «А может на самом деле отправить домой к Садыку Мирахмадову сватов? Если он расскажет родителям о своей любви, поймут ли они его, поддержат ли? Есть ли у них деньги на помолвку и свадьбу?».
Эти и другие вопросы водоворотом втягивали его в пучину житейских проблем и не давали ему покоя. Наконец, он решил, что если даже родители Вохидабону примут его предложение руки и сердца, то свадьбу придется отложить на определенное время, пока он не заработает денег.
В субботу, после занятий, Аслиддин поехал к себе домой, в селение Шаршара, к родителям. После ужина он рассказал отцу и матери о Вохидабону, об её отце, о сельсовете Зарнисор и попросил их пойти к ним свататься.
Отец удивленно посмотрел на мать, и после минутного размышления, тихо сказал:
- Ладно, если девушка тебе нравится, то мы поедем, но вдруг, даст Бог, они согласятся? На какие деньги мы справим свадьбу?
- У нас же нет достаточных сбережений, сынок, - добавила мать.
- Вы сосватайте, а там что-нибудь придумаем, - ответил юноша, не поднимая головы. Потом он достал из кармана брюк деньги, отложил себе пять сомони, а остальное подал матери и добавил: - Не грустите. Я каждую неделю по воскресеньям буду работать и накоплю денег на свадьбу.
Мать вместе с сестрой его отца, утром, за день до дня рождения Вохидабону пошли к Мирахмадовым на сватовство. Точнее, молодой человек в тот день отпросился у декана, отвез мать и тётю в селение Зарнисор в дом своей возлюбленной, сам же вернулся на остановку и с нетерпением стал ждать их возвращения. Он был уверен, что вот-вот мать и тётя вернутся с доброй вестью.  Но когда они примерно через час вернулись и не принесли ожидаемой вести, Аслиддин огорчился.
- Не печалься, сын мой, - сказала тётя, успокаивая его. - Говорят, что порог дома девушки высок. Да, и есть не писанный закон, - за один или два раза сватовства они не согласятся.
- Кроме того, мы пришли, предварительно не узнав, кто они и что собой представляют, пришли по твоей просьбе, - присоединилась к разговору мать. - Но сторона девушки, так принято, теперь будут расспрашивать о нас, о тебе. Но меня обеспокоило одно обстоятельство.
- Что? – быстро спросил юноша.
- Как тебе объяснить, сынок, …
В это время заговорила тётя:
- Мы из простонародья, а они из рода тура и оя*. Друг к другу, даже в общении с детьми, они говорят «вы». Поэтому, сынок, выдадут они свою дочь за тебя или нет, об этом знает только Всевышний.
*/Тура и оя – здесь: более знатная прослойка.
- Так вы можете резко охладить сердце моего Аслиддина, - вставила мать. – Даст Бог, в субботу ещё раз приедем свататься, эта проблема тогда и прояснится. Да, мир полон надежд.
Проводив мать и тётю, Аслиддин вернулся в город. Он не был доволен итогом сватовства, но его радовало, что его родные пошли свататься в дом Вохидабону. Да и он сдержал свое слово перед любимой девушкой и показал, что у него искренние намерения.
Аслиддина продолжал волновать финансовый вопрос, так как он хотел преподнести Вохидабону на день рождения корзину цветов. После долгих размышлений он решил до воскресенья занять некоторую сумму у своих друзей. А в воскресенье он заработает денег и вернет всем долги. Узнав об этом, семеро девушек - его сокурсниц, поддерживая бедного влюбленного, собрали семьдесят сомони и вручили ему.
Вскоре выяснилось, что Аслиддин собрал всего сто восемьдесят сомони. Он был рад такому повороту событий, но омрачала мысль, что безденежье вынудило его, как нищего, ходить по комнатам и просить взаймы.
«Ладно, и эти дни пройдут», подумал он. Ему вспомнился урок литературы, на котором учитель рассказал им о знаменитом кольце пророка Сулеймана, на котором было выгравировано: «Все проходит, пройдет и это». Правильно поняв смысл этого изречения, можно стать увереннее в своих силах и жить в надежде.
Когда друзья собрались на ужин, его осенила новая мысль, и он, извинившись перед ними, почти бегом направился в сторону цветочного рынка. Он решил, что завтра рано утром, купив корзину с красивыми цветами, он первым автобусом поедет в Зарнисор и до выхода Вохидабону из дома, оставит её у знакомых ворот. Теперь, когда его родные уже ходили свататься к ней домой, он и не думал остерегаться ее грозного отца.
К счастью, цветочный базар ещё работал. Аслиддин попросил одну из продавщиц цветов, пожилую женщину, сделать в корзине необычную композицию из нежных восемнадцати «президентских» роз. Из книг и фильмов он знал, что для признания в любви, преподносят белые цветы, например, белые розы. Но влюбленный юноша решил сделать по-своему и попросил выбрать восемнадцать алых роз, как символ восемнадцатилетия своей возлюбленной. Аслиддин заплатил за цветы и предупредил, что придет за ними в шесть часов утра.
Радостный, он вернулся в общежитие и поднялся на третий этаж. Войдя в свою комнату, Аслиддин понял, что его друзья еще не вернулись после ужина. Он сел на кровать и вдруг подумал о том, что надо указать, от кого цветы. Аслиддин сел писать письмо; он писал и зачеркивал, пока, наконец, его не удовлетворил последний вариант послания, который он переписал на чистый лист. Сожалел он только от того, что не догадался заранее купить красивую поздравительную открытку.
Он устал от насыщенного дня и всех этих мыслей, и, вздохнув, ещё раз заглянул в своё письмо:
«После этого рука моя в руках твоих,         
Наслаждение моё во взгляде, пьянящем твоем.
Как не приносить себя мне в жертву тебе,
Коль судьба моя грядущая в руках твоих?
С Днём рождения, Вохидабону! С уважением, Аслиддин».
 Аслиддин порвал черновики и бросил их в корзину. Только теперь он почувствовал, что сильно проголодался. Посмотрев на часы, бедный студент понял, что было уже поздно и столовая закрыта. Аслиддин протянул руку и достал со шкафа картонную коробку, в которой было несколько кусков чёрствого хлеба. У них, у студентов, была привычка оставлять недоеденный хлеб на «всякий случай» в этой коробке. Это был «тот самый» случай.
Утром автобус подошел очень быстро. Аслиддин с корзиной цветов в руках свободно разместился в салоне, так как утром в Зарнисор пассажиров было мало и довольно быстро доехал до нужного места. С корзиной в руках он быстро пошел по направлению к дому своей любимой. Четверо прохожих – один - на велосипеде, другой - верхом на осле, два пеших, шли в сторону остановки и с интересом смотрели на молодого человека с цветами. Чем ближе он был к дому Вохидабону, тем больше охватывало волнение. Он молил Бога, чтобы не встретиться с Садыком Мирахмадовым. По какой-то неведомой причине Аслиддин не хотел в это утро встречаться со строгим отцом своей возлюбленной.
Он приблизился к знакомому дому. Перешел через арык и приблизился к двери. Юноша несколько секунд размышлял над тем, где лучше поставить корзину. Наконец, он решился оставить корзину с цветами в двух шагах от ворот своей возлюбленной. Он бережно поставил корзину на землю и облегченно вздохнув, повернул назад. Удовлетворенный Аслиддин и не заметил, как рядом с ним остановился велосипед, на котором сидел отец Вохидабону. Он был в кепке с широким козырьком и в спортивном костюме.  Юноша остановился и с тревожной улыбкой на лице поздоровался с ним.
Садык Мирахмадов ответил на приветствие и пожал руку молодого человека, а затем притворно спросил:
- Добро пожаловать, что это вы делаете с утра на нашей улице?
-Да, председатель, заглянул на секунду… Хорошая погода…Прогуливался… - растерянно и путаясь в словах, сказал Аслиддин и, не зная, куда деть свои руки, то убирал их за спину, то держал перед собой.
- Вы со вчерашнего дня гуляете здесь или приехали утром?
- Нет, я только приехал, - виновато ответил Аслиддин.
Садык Мирахмадов, держась за руль велосипеда правой рукой, левой рукой снял с головы кепку, и осторожно посмотрев по сторонам, тихо сказал:
- У меня есть такая привычка, - каждое утро полчаса-час, я езжу на велосипеде, для поддержания здоровья, так сказать… Так-так, сынок, если вы действительно любите мою дочь, то не приходите в эти края, так будет лучше как для вас, так и для нас. Мы ведь живем в селе, а не в Москве или в Париже. Понятно?
- Хорошо. Я… Я только… - Аслиддин сначала посмотрел в сторону дома председателя, потом, снова посмотрев на своего собеседника, добавил: - Я в честь дня рождения Вохидабону, только один цветок… Хорошо, я некоторое время… Пока не будет разрешения, я не буду приходить.
Аслиддин с трудом произнес эти слова и, не дожидаясь ответа Садыка Мирахмадова, повернул в сторону остановки.
- До свидания, всего доброго, председатель, - сделав несколько шагов и, несколько придя в себя, посмотрев назад, сказал он.
- До свидания, - донеслось ему в ответ.
До самой остановки он шел, не обращая внимания на прохожих, которых стало гораздо больше. Он ликовал, подобно рыбаку, в сети которого попала большая рыба, или как футболист, который забил решающий гол. От радости ему хотелось прыгать и летать. Юноша стоял на остановке и, улыбаясь, мысленно представлял, что вот-вот отец его возлюбленной подъедет к воротам своего дома, оставит в сторонке велосипед, возьмет корзину и занесёт ее в дом. При этом и его жена, и дочь подумают, что это он купил дочери на день рождения эту корзину. Как только отец расскажет ей про Аслиддина… Нет, нет, не так. Вохидабону возьмёт корзину цветов, захочет понюхать эти восемнадцать алых роз, заметит письмо, вложенное между цветами…, и она возьмёт его, прочитает и поймёт, что в этот священный день ее восемнадцатилетия корзина цветов, оказывается, от Аслиддина, который любит её больше жизни.
При возвращении в город юношу осенила новая мысль, как еще можно обрадовать любимую в ее день рождения. Лучший подарок в день рождения – это цветы, и он сегодня будет осыпать её цветами. Да, именно так он растопит ледяное сердце своей возлюбленной. И в дальнейшем, даст Бог, он всю жизнь будет осыпать Вохидабону цветами!
***
Аслиддин направился к цветочным киоскам. Купив у знакомой продавщицы ещё восемнадцать алых роз, он направился к знакомой остановке.
Из Зарнисора подошли первые два автобуса, но Вохидабону в них не было. Когда к остановке приблизилась третья машина, он увидел свою возлюбленную. Сердце его радостно забилось
Едва Вохидабону сошла со ступенек автобуса, Аслиддин подошел к ней и протянул букет.
- Дорогая бону, с днём рождения!
Пылающий румянец покрыл лицо девушки. Она ничего не сказала. Кивком головы она выразила свою признательность и осторожно взяла цветы. Юноша и девушка молча направились в сторону учебного корпуса.
- Бону, вы разрешите мне проводить вас до колледжа? 
- Интересно. Раньше вы не спрашивали разрешения.
- Ваш гнев меня страшит, - улыбнулся юноша.
- Были бы боязливы, уже давно отказались бы от меня.
- Это так. А это хорошее или плохое качество? Хотя, нет, не отвечайте, бону! Вам же нравятся смелые?
Девушка остановилась.
- Я вижу, вы сегодня поёте, как соловей на рассвете, - сказала она. Склонив голову к букету цветов и, закрыв глаза, она долго и с наслаждением вдыхала аромат цветов.
- А почему бы и нет? Когда вы свеча, то я мотылёк, когда вы роза, то почему мне не быть соловьём, особенно в ваш день рождения?
Беседуя с любимой, Аслиддин дошел до медицинского колледжа.
- Как вы думаете, если я в честь дня вашего рождения приглашу вас с подругами в какое-нибудь кафе?
- Нет-нет, - испуганно сказала Вохидабону. – Сегодня приедет отец и поведет нас с подругами в ресторан. Он сказал это утром.
- А если в тот ресторан, допустим… совсем случайно, приду и я? Ваш отец выставит меня?
- Не надо. Прошу вас, - сказала она и, выдержав паузу, улыбнулась: - Спасибо за цветы. Теперь у меня праздничное настроение.
- Родители не стали ругаться из-за корзины?
- Нет, напротив, вы их приятно удивили. И, до свидания, всего доброго.
- До свидания, - сказал Аслиддин. – Я вечером, после занятий, буду ждать вас здесь.
Позже, в субботу, мать и тётя Аслиддина вновь поехали в селение Зарнисор свататься. Так повторилось ещё несколько раз, наконец, Мирахмадовы приготовили традиционный плов согласия*. И сваты, счастливые, вернулись в Шаршару.
*/ Приготовили плов –сторона девушки угощает сватов пловом, как знак согласия.
Аслиддин окончил университет и сразу же, как помощник мастера-строителя, устроился на работу в Полевую механизированную колонну. Вохидабону же стала работать в медпункте сельского совета Зарнисор.
Осенью, накануне праздника Мехргон8, состоялась свадьба Аслиддина и Вохидабону.
*/ Мехргон – праздник осеннего равноденствия.
Не прошло и сорока дней со дня свадьбы, как молодожены переехали в город, где им выделили комнату на втором этаже в рабочем общежитии.
Они были счастливы. Так было.
10
В пятницу, утром, получив одобрение начальства, Аслиддин на служебной машине поехал в Зарнисор и сразу направился в детский сад, где работала его жена. Спросив у одной работницы, где группа Вохидабону, он направился туда.
На втором этаже, у двери зала занятий, Аслиддин остановился, чтобы восстановить дыхание, потом, открыв дверь, громко поздоровался и вошел в зал. Двадцать пять-тридцать воспитанников одновременно поднялись со своих мест. «Здрав-ствуй-те!», - произнесли они дружно.Вохидабону  удивленно смотрела на Аслиддина. Растерявшись от неожиданного прихода неверного мужа, она не знала, что делать и что говорить. В это время девочки – Шарифабону и Ситорабону с криками «Папочка, папочка мой!» прибежали к нему и отец, присев, обнял их и поцеловал в лоб.
- Теперь идите на свои места, - сказал он дочерям, потом обратился к залу, к детям, - Дети, хорошая ваша воспитательница?
- Хоро-шая!
- Вас не наказывает?
- Не-е-е-т!
- Молодцы, - продолжил Аслиддин. – Если вы совершите какой-нибудь плохой поступок, ваши родители или воспитательница наказывают вас?
- Да-ааа!
- А как наказывают?
Все замолчали. Через секунду девочка высокого роста подняла руку.
- Пожалуйста, говори, девочка, - разрешил Аслиддин.
Девочка поднялась со стула и ответила:
- Ставят в угол.
- Молодец, садись. – Он посмотрел в сторону жены и серьёзно сказал: - Дорогая воспитательница, я совершил большой грех и потому согласен стоять в любом углу комнаты ровно столько, сколько вы мне прикажите.
Вместо ответа Вохидабону резко повернулась к нему спиной.
- Воспитательница, с сегодняшнего дня и до конца своей жизни и я ваш воспитанник. Приказывайте, в каком углу комнаты мне стоять, чтобы вы простили мою глупость.
Вохидабону не произнесла ни слова и даже не посмотрела в сторону мужа. Она не ожидала от него такого шага. Сейчас, когда ее сердце начало потихоньку теплеть, она все равно не знала, как ей поступить. В настоящее время в её сердце, словно два бойцовых петуха на празднике Навруз, боролись два желания – простить или не прощать мужа.
Аслиддин же вновь прибегнул к помощи детей:
- Дети, может мне встать перед ней на колени?
- Да-ааа! – одновременно и весело произнесли воспитанники.
Аслиддин, будто был в ожидании этого приказа, быстро повернулся лицом к жене и, упав на колени, постепенно скользя на коленях вперед, приблизился к ней.
- Прости меня, дорогая, - искренне сказал он. – Я очень сожалею и обещаю, что ничего плохого в моих поступках ты больше не увидишь. Клянусь Богом!
Последнее слово мужа, может быть, возымело влияние на Вохидабону и полностью растопило лёд в её сердце, так как она невольно повернулась назад. Глаза женщины были полны слёз, и она старалась не разрыдаться, чтобы не напугать детей.
- Встаньте и идите в дом моего отца. Вечером поговорим, - сказала она кратко.
- Благодарю, - сказал Аслиддин и, поднявшись с места, смеясь, сказал детям: - Вы слышали? Ваша воспитательница накажет меня дома. Всего доброго. До свидания!
И вышел из зала.
В течение нескольких последних недель впервые его сердце обрело покой.
Вечером в присутствии отца Вохидабону высказала свои мысли:
- Город – это место для разврата и порока, и я туда более не вернусь. Если хотите жить в центре района или в Зарнисоре, то во имя детей, хорошо, я помирюсь с вами. Это первое условие. Второе условие – вы, как сын мусульманина, подчинитесь канонам ислама и будете совершать молитву. Тогда я вновь стану вашей женой, в противном случае…  Я сама как-нибудь поставлю детей на ноги.
После этих слов она, сидящая рядом с отцом, не дожидаясь ответа мужа, удалилась. Аслиддин и его тесть от слов и поведения Вохидабону пришли в некоторое замешательство. Понурив головы, они сидели, погруженные в свои тяжелые мысли, потом поочередно вздохнули, тем самым, нарушив угнетающую тишину.
В тот вечер Аслиддин не ответил ни на одно условие жены и, отказавшись от ужина, уехал.
Ему, как мужчине и главе семейства, прежде всего не понравилось, каким тоном произносила свою речь Вохидабону. Не понравился и сам факт того, что женщина выдвигает ему условия. Не понравилось ему и то, что она, не дожидаясь ответа, ушла, оставив всех в недоумении. Нервы Аслиддина были напряжены, будто внутри звенела натянутая струна, разрывая его сердце.
По дороге он думал, что, возможно, пусть и с трудом, но первое условие жены ещё можно принять. Поскольку у него нет достаточных сбережений, то он может продать городскую квартиру и купить в районном центре Файзабада квартиру или дом. Можно решить и проблему трудоустройства. Он может отказаться от должности главного инженера и по распоряжению начальника стройтреста может возглавить все строительные работы в Файзабаде и Хайрабаде, которые ведутся со стороны их управления. В этом случае, может быть, и зарплата его немного увеличится. Но второе условие жены показалось ему жестким. Вообще… Вообще он, конечно, может отказаться от водки, хотя строители выпивают довольно часто, благо причин и поводов для этого предостаточно - день зарплаты, получение премиальных или наград, дни рождения коллег, дни сдачи объектов в эксплуатацию, День строителей, встреча Нового года, праздники Мехргон, Навруз и так далее. Но что же будет делать он, когда все поднимут пиалы, полные спиртного? Он станет посмешищем! Да, и постепенно он может отдалиться от коллег и друзей, которые непременно будут шептаться между собой и, в конце концов, не будут приглашать его на вечеринки и банкеты. Но из уважения к семье и ради своих дорогих детей, если возникнет такая необходимость, он, конечно, способен отказаться и от спиртного. Все те, кто совершают молитву, действительно, набожные люди, и отказываются от спиртного. Или некоторые из них по ночам, после богослужения, тайно, вдали от чужого глаза, выпивают пятьдесят или сто граммов коньяка или водки? Он знает людей, совершивших хадж*, которые не совершают намаз10 и, при этом, не чураются алкоголя, а открыто, в присутствии людей, убереги Аллах от такого, в ресторанах, столовых, чайханах пьют водку…
*/ Хадж (араб.) – паломничество, связанное с посещением Мекки.
*/ Намаз – пятикратная ежедневная молитва.
Говорят, что в день светопреставления каждый человек будет лично отвечать за свои добрые и плохие поступки. В этом мире человек рождается в одиночестве и умирает в одиночестве, а также сам отвечает на вопросы Мункара и Накира*. В день страшного суда все наши добрые и плохие деяния будут взвешены на весах…
*/ Мункар, Накир – ангелы, которые допрашивают покойного в первую ночь после погребения за содеянные дела.
Но как же он будет совершать намаз, когда знает всего несколько оятов* и сур* из Корана?  Эх, Вохидабону, Вохидабону… Ты убиваешь меня без ножа!
*/ Оят (рел.) – стих главы Корана.
*/ Сура (рел.) - глава Корана.
А почему, собственно, он должен принимать её условия? Это обязательно? Разве он не может прожить без неё? Допустим, на секунду допустим, что развод неизбежен, и ежемесячно будут вычитывать из его зарплаты энную сумму на алименты на детей, а позже он может жениться и на другой женщине. Или… Или не женится вовсе! Да, если семейная жизнь приносит столько страданий и мук, больше не женится. Будет жить один. Как говорится, сам себе господин. Ни перед кем не будет отчитываться. Будет встречаться с женщинами, когда захочет, без всяких опасений и осторожности, без боязни и трепета. Никто ему не указ. Если любовницы из-за ревности или по какой-либо другой причине начнут выяснять отношения между собой, то это их дело. Ему от этого не будет ни жарко, ни холодно. Ни один волос на его голове не дрогнет. Вот это жизнь, вот свобода! Абсолютная свобода! Да здравствует абсолютная свобода! В мире все люди, все народы, все государства хотят быть свободными и независимыми. Но сделают ли меня счастливым эта свобода, независимость? Или, как некоторые другие существа, достаточно удовлетворять свои природные потребности и всё? Но и насекомые и четвероногие в среде своего обитания, видимо, не совсем свободны. И они соблюдают свои внутренние порядки и для умножения своего рода подчиняются воле Всевышнего, вступают в отношения с особами противоположного пола, чтобы продлить свой род.
Аслиддину в это время вспомнилась телепередача, в которой американский или скандинавский учёный говорил, что из птиц – лебеди и пингвины из всех разумных существ земного шара, разумеется, кроме человека, сознательно верны друг другу. Когда один становится жертвой наземных или подводных хищников, оставшаяся единица в дальнейшем, до конца жизни, никогда не ищет себе другую пару, ни при каких обстоятельствах не вступает в отношение с другим своим соплеменником. Не думая об умножении своего рода, будто, смирившись с судьбой, они живут в одиночестве. Но воробьи и голуби, собаки и кошки, например, ведут себя иначе, когда у них появляется желание близости, они вступают в союз со своими сородичами.
Прижав правую руку к подбородку, Аслиддин вновь погрузился в раздумья, и во всех приведенных примерах нашел не сходство, а нравоучение: свобода и независимость, о которых он мечтает, ничем не отличается от свободы и независимости тех же воробьёв и голубей, собак и кошек. Коль человек является наивысшим и наилучшим творением Создателя, так он, Аслиддин, должен остаться Человеком. То есть, он должен учиться, изучать, любить, оставить после себя не только доброе имя и добрую память, но и достойных наследников.
«Всевышний был ко мне благосклонен, я имел всё для семейного счастья – женился на любимой девушке, Аллах дал мне двух очаровательных дочерей, вот-вот родится сын. Не надо гневить Аллаха», - наконец опомнился Аслиддин. Он не будет разводиться с Вохидабону. Эта неблагодарность может иметь плохие последствия. Всевышний не поощряет своих неблагодарных рабов. Разве не от благосклонности великого и всемогущего Всевышнего всё то, чего он добился до сегодняшнего дня – любимая профессия, высокая должность, уважение и почет, дом и кров, жена и дети? Его здоровье, сама мужская сила его крепкая от милосердия Всевышнего. Поэтому он должен быть благодарен Творцу и принять условия её величества Вохидабону. Возможно, Всевышний услышал молитвы его жены, укрепил её веру и это её устами призывает его образумиться и исполнять требования Ислама.
«До сих пор ты был далёк от Меня, так, в дальнейшем будь со мной, не забывай о богослужении и поклонении. Молись и проси у меня всё то, чего ты хочешь в этом мире и в загробном.»  Он будто услышал сверху призыв, который, словно разрядом молнии прошел через его сердце, и Аслиддин невольно вздрогнул. Будто после пробуждения, он широко открыл свои глаза и посмотрел по сторонам.
Несмотря на все это, его чувствительное сердце было готово принять условия жены, но мужская гордость не позволяла ему сделать это.
Прошло целых две недели. Каждую ночь он звонил на мобильный телефон жены, но Вохидабону не отвечала ему. По всей видимости, увидев номер его телефона, она передавала телефон дочерям Шарифабону и Ситорабону, и он долго разговаривал с ними. Иногда девочки читали ему новые, выученные наизусть стихи. Он ни разу не просил дочерей передать трубку матери или передать ей привет. И Вохидабону, в свою очередь, ни разу через детей не передавала ему привет, будто он для неё не существовал вовсе. Все эти дни и ночи Вохидабону проводила в ожидании ответа мужа, но он не мог прийти к одному решению. Днём и ночью он прилагал усилия и находил новые факты для принятия ее условий, а потом прикладывал столько же усилий, чтобы опровергнуть эти факты. Аслиддин хорошо осознавал, что с принятием условий жены изменится не только уровень и качество его жизни, но и в корне поменяется её смысл и содержание ее, в общем. Он боялся ещё и того, что если он пойдет навстречу жене, то жена станет полной повелительницей его жизни.
Прошел целый месяц, но Аслиддин так и не принял окончательного решения. Как-то через водителя, того самого, который однажды возил его в Зарнисор, положив в конверт две тысячи сомони, он отправил деньги жене.
Ночью, после девяти часов, зазвонил телефон, увидев в мониторе номер жены, он обрадовался и быстро нажал на знакомую кнопку.
- Слушаю, бону.
- Слава Богу…- Выдержав паузу, Вохидабону добавила: - Мы не нуждаемся в деньгах.
- Я каждый месяц буду посылать вам две тысячи – алименты детям. Можете тратить, можете откладывать.
- Мы не нуждаемся в деньгах… Мы в вас… Вас…
Вохидабону вновь замолчала. Аслиддин настороженно сказал:
- Говорите, моя госпожа, что я? – Как в былые времена он назвал её госпожой.
- Вы не примете мои условия?
- Я, вас и дочерей, приму от всего сердца, оставьте ваши условия, моя госпожа.
- Не занимайтесь пустословием. – Жена выдержала паузу, а потом резко спросила: - Я хочу знать, вы не принимаете моё предложение?
На этот раз Аслиддин ответил серьёзно:
- Вы поставили жёсткие условия перед заблудшим рабом, но … Но я готов принять ваше первое предложение, выполнение же вашего второго условия сложнее покорения самой высокой вершины Гималаев.
- Что? Разве совершать намаз так тяжело? Избегать встреч с женщинами лёгкого поведения - тяжело?
- Моя госпожа, я же в присутствии вашего уважаемого отца поклялся, что я, глупец, более не повторю того, что сделал. Кроме того, могу отказаться ещё и от употребления спиртных напитков.
- Если так, то совсем не трудно войти в намаз, то есть молиться. Я вам помогу.
- Охотно, - сказал он с удовлетворением. – Замечательно, этим вы вернете меня на путь благочестия - богоугодное дело.
- Знаете, я… Отец говорит, что есть священный хадис от Пророка, да будет мир ему, это прощание греха друзей и близких – это и есть благое дело и предписание для мусульман.
- Да буду я жертвой священного хадиса, моя госпожа.
В ту ночь Аслиддин не смог уснуть и допоздна в уме строил планы своего будущего. Через Агентство недвижимости Аслиддин выставил на продажу свою квартиру, затем уговорил начальника, своего сокурсника, чтобы тот освободил его от занимаемой должности главного инженера и назначил руководителем зонально-строительных сооружений, работавших в Файзабадском и Хайрабадском районах.
Теперь Аслиддин то днём, то после работы, без стеснений, на час или два часа приходил в гости к тестю, беседовал с дочерями и женой. Жена, казалось, с каждым разом расцветала всё больше и больше, хорошея на глазах. Первый его сын Фазлиддин родился в доме этого мудрого и степенного тестя Садыка Мирахмадова. Примерно через пять с половиной месяцев по совету Садыка Мирахмадова и согласия Вохидабону он купил большой дом у местного жителя, который переезжал с семьей в Россию. В доме было семь комнат, большую часть земли занимали сад и огород. В свой первый выходной день Аслиддин вместе с Вохидабону поехали в Душанбе. Их квартира уже была продана, но не освобождена от их домашнего скарба, и ключи ещё не были вручены новым владельцам. Супруги в последний раз переночевали в своей квартире, вдоволь насладились обществом друг друга, а потом стали упаковывать вещи, используя для этого всевозможные коробки, пакеты и мешки. Лишь теперь они поняли, что за свою недолгую совместную жизнь накопили немало вещей. На их удивление, у них оказалось столько ненужных мелочей, что они и не знали, что с ними делать. На следующий день они загрузили все свое имущество в две грузовые машины и приехали в Зарнисор. Совсем скоро их семья привыкла к новому месту жительства.
Уже в новом доме Вохидабону родила своего второго сына Хайриддина. Аслиддин с помощью своей верной жены научился совершать намаз и стал осознанно набожным. По пятницам он вместе с односельчанами ходил в общественную мечеть районного центра, где совершал совместный намаз.Но этот дом все-таки доставил им  столько хлопот и проблем, что иногда у супругов опускались руки.
Дом нравился им, но… уборная, как и в других домах Зарнисора, была расположена вне дома, в одном углу двора, что не очень нравилось не только девочкам, но и Вохидабону с Аслиддином, бывшим городским жителям. Через неделю после переселения в новый дом, вечером, после ужина, Вохидабону убралась на кухне и пошла в другой конец двора. Через несколько минут она, испуганная, прибежала назад.
- Что случилось? Всё ли в порядке? – с удивлением спросил Аслиддин.
- Это… Это…
- Что «это»? Говори!
- Это…- вновь сказала бледная Вохидабону, не переставая дрожать. – Это…
Аслиддин был встревожен. Он быстро вышел во двор и зажег свет, загорелась лампочка и возле туалета. Заметив лопату с длинной деревянной ручкой, на всякий случай он прихватил ее с собой. Аслиддин подумал, что через водосточную трубу арыка в дом пробралась собака, которая и напугала его жену. Он быстро обошел двор, выкрикивая: «Пошла! Вон!». Хозяин дома осмотрел всё вокруг, даже подошел к туалету, обошел и проверил всё кругом, но никого не обнаружил. Это его успокоило, и он снова, оставив лопату, вошел в комнату.
Вохидабону не приходила в себя. Она по-прежнему была бледна. Он набрал в пиалу немного воды и протянул жене.
- Ты сильно испугалась, бону. А ну-ка, выпей несколько глотков холодной воды, - заботливо сказал Аслиддин.
Жена без единого слова взяла пиалу, выпила всю воду, возвращая пустую пиалу, повернулась к дочерям и сказала:
- Вы, мои хорошие, возьмите Фазлиддина из кроватки и идите в свою спальню.
Девочки вопросительно посмотрели на отца.
- Мои сладкие, что сказала ваша мать?
Не сказав более ни слова, девочки поднялись со своих мест и вдвоем взялись за кроватку на колёсах, в которой лежал их братик. Малыш тянул ручки к погремушке, висящей над его головой и, услышав её звук, весело смеялся. Сестры играючи покатили кроватку в спальню.
- Что случилось, бону, говори?
- Не знаю… Когда я вышла из туалета, то увидела некий дух в чалме и белой рубашке, будто летящий в мою сторону.
- В чалме?
- Да, в чалме.
- Он сказал тебе что-нибудь? Дотронулся?
- Нет, нет. Когда я закричала от страха, то он, кажется, исчез.
- Перепрыгнул через стену? Ты видела, что он перебрался через стену?
- Да, видела, но… Да, он исчез под орешником и на нем точно была чалма.
- Интересно, - пришел в ещё большее удивление Аслиддин, почесывая затылок.
Он взял из шкафа фонарик, вышел из комнаты и на всякий случай опять прихватил лопату. Аслиддин медленно шел по цементированной дорожке, которую он сам проложил до туалета, чтобы в снег и дождливую погоду не пачкать обувь. Когда он почти дошел до туалета, то повернул направо и сделал несколько шагов до старого орешника. Аслиддин, включив фонарь, стал пристально всматриваться по сторонам, но ничего подозрительного так и не увидел. Он внимательно осмотрел территорию вокруг стены, ища следы нахождения того человека, но, не обнаружив ничего странного, ещё более удивлённый вернулся к Вохидабону, которая растерянно продолжала сидеть на прежнем месте.
Поставив фонарь, Аслиддин посмотрел на жену и прочитал в её глазах вопрос.
- Я все посмотрел, - сказал он, - никаких следов.
- Вы считаете, что мне померещилось?
- Странно все это.
- Что … Что же это было, что я увидела? Это дух?
- Не знаю, - сказал Аслиддин, пожимая плечами, и нежно дотронувшись ладонью до ее живота, добавил: - Ты сначала успокойся. Тебе, бону, в твоем положении нельзя волноваться. Не мучай моего сына.
Поддерживая двумя руками свой живот, с опущенной головой Вохидабону сказала:
- Хорошо, я успокоюсь, но…
- Без «но», бону. Успокойся, душа моя. Когда тебе надо будет в ту сторону, я сам буду тебя сопровождать. - Потом он добавил: - Бону, я в ближайшие дни рядом с домом построю современный туалет и на крыше установлю пятисотлитровую бочку с водой.
После этого Вохидабону немного успокоилась и занялась делами по хозяйству. Позже она пошла в детскую и рассказала дочкам сказку на ночь. Когда дети уснули, подталкивая деревянную колыбельку Фазлиддина, она вышла к мужу, в спальню, расположенную рядом с детской. В это время малыш заплакал, и она взяла его на руки и стала кормить грудью. Фазлиддин энергично пососав грудь, закрыл глаза и уснул. Женщина положила сына на кроватку, накрыв его до плеч пушистым и лёгким одеялом, и легла на кровать рядом с мужем. Аслиддин приподнял голову с подушки, поцеловав жену в щеку, пожелал ей спокойной ночи и выключил свет.
Стояла полночь. Муж и жена были погружены в глубокий сон. Кто-то, как будто стянув с Аслиддина одеяло, настойчиво сказал «вставай!». Он поднял голову от подушки и, протирая глаза ладонью, открыл глаза и увидел человека в чалме и белой рубашке. Человек, разбудивший его, поманил его рукой во двор, провел вокруг двора, потом поманил следовать за ним по бетонной дорожке к туалету. Как зачарованный, не произнеся ни слова, Аслиддин последовал за призраком. Затем длиннобородый мужчина в чалме вывел его к тропинке и повел к орешнику, где, указав пальцем на землю, неожиданно превратился в огонек величиной в горошину и растворился в небесах. Увидев своими глазами огонек, исчезающий в небе, Аслиддин испугался, сердце его ушло в пятки. «О, Боже!», - сказал он, взяв себя за ворот, и прошептал слова молитвы. Некоторое время он оставался стоять во мраке под орешником, потом, будто освободился от влияния колдовства и повторив заклятие, направился к дому. Осторожно открыв дверь, он зашел на кухню, включив свет, достал из шкафа фонарь, вышел во двор и вдруг, вспомнив о лопате, взял её в руку. Освещая с помощью фонаря тропинку, он направился к орешнику. При свете фонаря он внимательно осмотрел землю, куда указал бородатый старик. Не обнаружив ничего подозрительного, прекратив поиск, он вернулся в дом. Поставил на место лопату, стряхнув у порога грязь и пыль с обуви, он вошел в комнату. На всякий случай фонарь решил оставить рядом с собой на тумбочке.  Вохидабону мирно спала. Аслиддин немного успокоился и пошел в детскую. Увидев, что дочери тоже спят, волнение его совсем покинуло, и он снова вернулся в спальню. Он лёг на свою постель и укрылся одеялом, но не мог уснуть. Облик длиннобородого призрака в чалме стоял перед его глазами. Аслиддин некоторое время пытался уснуть, но, увы, сон окончательно покинул его. Когда он убедился, что сон не идет, то устроившись удобнее и, подложив руки под голову, глядя на потолок, стал размышлять над загадкой появления длиннобородого человека в чалме и его приглашением под ореховое дерево. Что это, реальность или видение? Если это был сон, то кто разбудил его, будто стянув с него одеяло? Он реально последовал за длиннобородым призраком в чалме к орешнику, и воспринимал это как реальность. Если это явь, придет ли он снова, и для чего? Что он хочет? Кто он, и чего хочет этот старец в чалме, так напугавший его беременную жену? Или это колдовство? Если колдовство, то какой шайтан в этом виноват?
Погруженный в эти мысли, Аслиддин не заметил, как уснул, но когда проснулся, то увидел дочку -   Шарифабону, которая будила его, тряся за плечи. Вместо того, чтобы поднять голову с подушки, он с радостью обнял дочь и поцеловал её в щёки.
- Ой, папочка, вы колючий, - смеялась девочка, закрывая щёки ладонями.
- Неужели? Сейчас же встану, хорошенько побреюсь и буду целовать тебя снова, - сказал отец, поднимаясь с кровати, но, заметив рядом с кроватью фонарь, вновь погрузился в раздумья. Он восстановил в памяти всё, что было прошлой ночью и, взяв фонарь, рассеянный, вышел на кухню где, стоя за газовой плитой, Вохидабону готовила на завтрак рисовую кашу.
Поцеловав жену в щеку, он хотел поставить фонарь в шкаф, как Вохидабону спросила:
- Разве ночью отключали свет?
В первое мгновение, Аслиддин растерялся, но затем кивнул головой. Он не хотел лишний раз пугать свою беременную жену, зная, что она обязательно будет волноваться, а в её состоянии это вредно.
После завтрака Аслиддин с женой вышли во двор и определили место для нового туалета. Рядом с кухней они решили построить помещение размером три на четыре, дверь которого будет открываться из кухни. Кроме унитаза, они заодно установят и современную ванну, чтобы все члены семьи могли мыться в комфорте.  На расстоянии десяти-двенадцати метров от дома, ближе к уличной стене будет выгребная яма.  Вместе с электрическим обогревателем воды установят на крыше бочку, которая будет набирать тепло от солнца.
- Через месяц, даст Бог, наша ванная комната и туалет ничем не будут отличаться от санузлов в городских квартирах. И ты, бону, больше не будешь ходить в тот конец двора, - сказал радостно Аслиддин.
Вохидабону, вспомнив вчерашний случай, сказала:
- Я так и не поняла то, что произошло вчера: что это было или кто это был?
- Не знаю, чего ты испугалась, возможно, темноты, может тебе показалось? Ты же видела, я сходил к орешнику два раза и осмотрел всё. Нет, никаких следов я не обнаружил, - сказал он, успокаивая свою жену. Бывало, в детстве, когда ходил куда-нибудь ночью, то, от страха, шел быстро, и всегда перед моими глазами мерещились какие-то дивы, бесы или дьяволы, о которых я читал в сказках, будто они появлялись из-за стен, домов, деревьев и преследовали меня… Ладно, худа без добра не бывает. Под этим предлогом у нас будет современная ванная комната и туалет.
В семь тридцать утра подъехала служебная машина, и Аслиддин отвёз Вохидабону с детьми в детский сад, потом сам поехал в районный центр. Днем он несколько раз, отвлекаясь от работы, вспоминал происшедшие ночью события и размышлял, пытаясь найти им логическое объяснение. Аслиддин задавался вопросом, если тот призрак в чалме показался жене, то кто разбудил его ночью, повел к орешнику, и как тот призрак в чалме превратился в огонёк и поднялся в небо, к звёздам? Ведь это было не во сне? К тому же, взяв фонарь, он пошёл туда и во второй раз. Или тот длиннобородый призрак в чалме был дьяволом, дивом или бесом?
Домой Аслиддин вернулся ближе к вечернему намазу.
Сидя в кругу своей семьи за ужином, Аслиддин никак не мог отбросить мысли о событиях прошлой ночи. Он постоянно думал, придёт ли тот призрак и сегодня? Если придёт, то, что надо делать?
Заметив рассеянность мужа, Вохидабону спросила:
- Что с вами сегодня случилось?
- Ничего, всё хорошо, просто устал на работе.
После ужина Вохидабону начала убирать со стола. Он же проводил девочек в другую комнату и хотел прочитать им сказку «Коза - кудрявые ножки», но Шарифабону закапризничала:
- Папочка, прочитайте сказку «Медвежонок и заяц».
- Хорошо, сейчас я найду её, - согласился отец.
Когда он был занят поиском сказки, зашла Вохидабону и сказала:
- Девочки, вы посмотрите по телевизору передачу «Спокойной ночи, малыши», а я с папой схожу в другой конец двора.
Аслиддин посмотрел на свои ручные часы, включил телевизор, и настроил нужный канал, сказка только начиналась.
Муж и жена направились в сторону туалета. Аслиддин, остановившись в нескольких шагах от туалета, внимательно вглядывался в темноту вокруг орехового дерева, разыскивая длиннобородого призрака в чалме, разумеется, не без страха. Он решал, если встретит его, то непременно заведет с ним разговор или, как вчера, молча последует за ним? В одном он был уверен - тот призрак не джин или чёрт и даже не сатана в человеческом облике, иначе еще прошлой ночью он мог нанести вред ему или его жене.  А может это скитающаяся душа наших предков? Возможно и такое. Может, стоит завести собаку, и она будет отпугивать духов?
Жена вышла из туалета и, быстро ступая по тропинке, направилась в сторону дома. Аслиддин пошел вслед за ней. Он видел, что она боится увидеть вчерашнего призрака и поэтому, не оглядываясь по сторонам, торопливо идет к дому.
- Бону, ты так бежишь, будто тебя кто-то преследует, - сказал Аслиддин, смеясь.
- Дети одни, поэтому… - придумала причину Вохидабону.
Они подошли к дому. Жена вошла в комнату, муж же направился к воротам, чтобы закрыть на замок маленькую входную дверцу. Это была его постоянная обязанность по вечерам. Потом он снял с гвоздя стойки виноградника полотенце и поднял с земли узкогорлый кувшин с водой, прошел за здание, совершил омовение. Исполнив весь ритуал, он вытер лицо и руки полотенцем и вновь повесил полотенце на гвоздь стойки. Оставив кувшин у входной двери, прежде чем войти в дом, он посмотрел по сторонам, в темноту, в надежде увидеть вчерашний призрак, но, не увидев ничего, успокоился и вошел в комнату. Подойдя к своему постоянному месту, в угол комнаты, постелил молитвенный коврик и приступил к чтению намаза.
После прочтения вечерней молитвы, Вохидабону уложила детей и пришла в свою спальню, где Аслиддин уже был в постели. Выключив свет, она легла рядом с мужем.
- Спокойной ночи, - пожелала Вохидабону.
- И тебе спокойной ночи, бону - ответил муж. Он, приподнявшись с подушки, обнял и поцеловал жену в щеку. Потом каждый из них повернулся на правый бок, прочитал про себя молитву перед сном. Затем поблагодарив Всевышнего за земные блага, они закрыли глаза.
Освободившись от житейских проблем, Вохидабону, наконец, получила возможность побеседовать с младенцем, находящемся в её чреве. Биение рук и ног его она ощущала уже ясно.
Аслиддин же, закрыв глаза, размышлял, разбудит ли его и в эту ночь вчерашний длиннобородый признак в чалме или нет? Действительно, в полночь, будто стянув с него одеяло вниз, кто-то сказал: «вставай!» Аслиддин, изумленный и пораженный, поднял голову с подушки, осмотрел тёмную комнату и вновь увидел того призрака, что и в предыдущую ночь. Пытаясь не паниковать, он тихо произнес молитву и взял себя в руки. Отражение знакомого призрака, по форме похожего на человека, все это время расхаживало по комнате и указывало ему правой рукой подняться с места.  Аслиддин с покорностью встал с кровати и, выйдя к прихожей дома, надел шлёпанцы. Как только очевидное очертание длиннобородого призрака в чалме исчезло у двери, он открыл дверь и вышел во двор, где вновь увидел его на высоте, над своей головой. Он удивился, как тот призрак, не открыв дверь комнаты, оказался раньше него во дворе. Призрак шел впереди, иногда оглядывался назад и, улыбаясь, манил его за собой. Как и в предыдущую ночь, Аслиддин следовал по дорожке за уже знакомым призраком, который двигался в сторону орешника. И вновь тот призрак, держась в воздухе, в нескольких метрах от земли, рукой указал на определенное место под орешником, потом, вдруг, превратился в огонек и взмыл к звёздам.
- О, Боже! - произнес хозяин дома, ухватив себя за ворот. – Что это было? Почему я, опять подчиняясь ему, пришел сюда? Что он от меня хочет?
Он внимательно посмотрел на землю, покрытую чахлой травой, посмотрел на дерево, но ничего необычного не увидел. Растерянный, он вернулся в дом. Для себя он решил, что, завтра днём ещё раз осмотрит это место. И. скорее всего расскажет о случившемся тестю, человеку, родившемуся в этих местах, и попросит совета.
На заре, после утреннего намаза, у Вохидабону начались схватки, сильно болела нижняя часть её живота.
- Кажется, пришло время. Заведите машину.
- Хорошо.
В ожидании родов жены, Аслиддин уже неделю, отпустив водителя, сам ездил за рулем служебной машины. И вот, хвала Всевышнему, наконец, наступил час рождения его сына.
Он быстро переоделся, завел машину и вновь вернулся в комнату.
- Детей повезем к вам домой?  Или мне привезти тёщу? – спросил Аслиддин.
- Да, лучше привезите мою мать.  А я пока соберу вещи и сварю вам на завтрак молочную кашу.
- О, нет, оставь кашу, подумай о себе, бону.
Аслиддин привёз тёщу домой, где Вохидабону уже стояла со своим узелком у ворот, ожидая его.
Теща прочитала молитву на удачу и он, посадив жену в машину, повез её в родильный дом районного центра. В приемной Аслиддин вручил Вохидабону в руки врачей, которые разместили ее в двадцать третьей палате на втором этаже. Несколько успокоившись, он поехал на работу. Тревога за жену все же давала о себе знать. Примерно через полтора часа Аслиддин вновь вернулся в родильный дом. Стоя под окнами здания, он с нетерпением вышагивал по большому двору. В надежде увидеть свою жену в окнах палаты, он несколько раз останавливался и поднимал голову. Опять в тревоге, Аслиддин заспешил в приемную и справился у дежурной медсестры о состоянии жены. И тут ему сообщили радостную весть о том, что жена его разрешилась мальчиком весом в три килограмма девятьсот пятьдесят граммов. Новоявленный отец заспешил было опять к окнам, но тут же сообразил, что если жена только вот родила, то так быстро ее не переведут в палату. Аслиддин подошел к своей машине. Сначала он поехал домой к тестю, чтобы сообщить о рождении внука, и только потом забрал Садыка Мирахмадова к себе домой.
Дома Аслиддин поздравил тёщу и девочек по случаю рождения сына. Этой вести особо были рады девочки, жаждущие быстрее поехать в роддом и увидеть своего новорожденного брата.
- Потерпите немного, сейчас сварится куриный бульон, потом и поедем, - успокаивала бабушка внучат.
Пользуясь моментом, Аслиддин рассказал Садыку Мирахмадову о длиннобородом призраке в чалме, который сначала напугал Вохидабону, потом две ночи подряд будил его и подводил к ореховому дереву. Аслиддин ждал совета тестя.
- Что мне делать, отец? Или привести в дом собаку? Призрак испугается собаки?
Не показывая своего удивления, Садык Мирахмадов задумался, потом ответил:
- Ислам учит, что собака в доме не сопутствует успеху. Во многих мусульманских странах собак нет вообще. Это - первое. Второе, то, что вы рассказали, это не див, демон или бес, возможно, это дух. Если дух предков, то он не испугается собаки. Напротив, может взбесить собаку. Хотя, кто его знает?
Затем Аслиддин подвел тестя по тропинке к орешнику и показал, где дух превратился в огонек и растворился в небесах.
Морщины на лбу Садыка Мирахмадова углубились ещё более, но в ответ он ничего не сказал. Только когда вернулись к дому, он тихо обратился к зятю:
- Я поговорю с местными стариками и узнаю, что располагалось здесь прежде?
Узнав от тёщи, что до приготовления еды есть ещё пять-десять минут, он повел тестя к правому углу дома и показал место будущей ванной и туалетной комнаты. При этом добавил, что выгребную яму он планирует выкопать вдали от дома, ближе к уличной стене, чтобы при необходимости можно было воспользоваться услугами соответствующей машины.
Бульон, наконец, был готов. Все сели в машину.  Садык Мирахмадов сел впереди, и они поехали к родильному дому. Особое нетерпение проявляли девочки, жаждущие скорее увидеть своего нового братика.
- Мама, мамочка! – позвала Шарифабону, когда они подошли под окно палаты.
Когда Ситорабону своим звонким голоском позвала мать, Вохидабону появилась у окна палаты. Она была рада видеть своих родных и детей и, конечно, счастлива от рождения своего четвёртого ребенка. Но Фазлиддин, увидев маму издали, за стеклом окна, начал плакать, сначала тихо, потом достаточно громко. Стоя за окном, жестами и мимикой Вохидабону стала приветствовать их, потом, уступив просьбе девочек, подняла с кровати завёрнутого в пелёнки малыша и показала его им. Все, особенно девочки, увидев своего новорожденного братика, радостно воскликнули. Только Фазлиддин, положив голову на плечо отца, продолжал плакать. Он не слушал уговоры отца, деда и бабушки, даже не хотел смотреть в сторону мамы и всё плакал.
- Папа, давайте поднимемся к мамочке, посмотрим на нового братика, - просила Ситора отца.
Отцу приходилось объяснять, что в данный момент этого делать нельзя, так как матери положен отдых, и врачи не пустят их внутрь палаты.
- Если попросите вы и дедушка, они тоже откажут? Пусть не всех, скажите, хотя бы пустили меня и Шарифабону. Пожалуйста, папочка.
- Нет, никого не пустят, так как здесь больница, потому что братик может заболеть, - снова объяснил Аслиддин. – Ты немного потерпи, завтра или послезавтра, даст Бог, мамочку с братиком отпустят домой, тогда и наиграешься вдоволь, подаришь медвежонка, будешь укладывать спать и петь колыбельную. Хорошо? До того, потерпи день-два, играй с Фазлиддином.
Жестами и мимикой они некоторое время пообщались с Вохидабону, потом Аслиддин пошел в приемную больницы, передал привезенную еду – одну лепешку и бульон – санитарке.
Так родился его второй сын, которого при общем согласии назвали Хайриддином.
Когда они вернулись из больницы, Садык Мирахмадов сказал:
- Дорогой зять, мы возьмем внуков и отправимся домой, а вы займитесь своими делами.
Аслиддин не мог не принять это предложение. Тёща помогла собрать в два пакета одежду и игрушки девочек, и он отвез их домой к тестю, потом пошел на работу.
После работы он навестил жену, а вечером поехал к тестю. Вместе с Садыком Мирахмадовым они совершили вечерний намаз. Поиграв немного с детьми, он вернулся в свой дом. Загнав машину в гараж и закрывая ворота, он вновь вспомнил о длиннобородом призраке в чалме, и настроение его испортилось.
«Придёт ли он и в эту ночь?» - подумал Аслиддин, и в это время в его голову пришла мысль.
Войдя в комнату, он переоделся, вышел во двор, взял лопату, но в тот же миг отказался от задуманного. «Копать землю у орехового дерева в темноте или при свете фонаря не имеет смысла», - подумал он и снова поставил лопату на своё место. – Утром, до работы, выкопаю землю и посмотрю, на что указывает тот призрак?»
Вечером, когда смотрел телевизор, он вспомнил об идее строительства новой ванной и туалетной комнаты. Достал из шкафа бумагу и карандаш и, расположившись за кухонным столом, начал чертить план постройки, когда его осенила другая мысль: почему зданию быть одноэтажным, когда каждая пядь земли с каждым годом ценится всё выше и выше? Проводя по бумаге карандашом, он изменил прежнее решение, вместо размера три на четыре, он построит здание размером четыре на пять, в ширину дома, в котором живут сейчас. Через несколько минут, отказавшись и от этого плана, он решил построить здание побольше и с подвалом. Словом, исписав много листов бумаги, он, наконец, составил проект нового здания. Потом, умывшись и совершив намаз, он перешел в спальню и лёг в постель.
Аслиддин отгонял тревогу, но вчерашние и позавчерашние события с появлением духа вспомнились ему вновь. Несмотря на это он три раза повторил суру из Корана, восхвалив Аллаха, что у него родился второй сын и лишь потом закрыл глаза. Чтобы быстрей уснуть, он начал считать про себя.
По привычке Аслиддин проснулся раньше звонка будильника и, лежа на боку, дожидался звонка. Когда, наконец, он раздался, нажав на кнопку будильника, он встал с кровати и, сняв с вешалки, подержанный пиджак, вышел во двор и пошел в сторону орехового дерева. Не увидев там ничего необычного, он вернулся в дом. Аслиддин совершил омовение, потом прочитав утренний намаз, стал молить Бога, чтобы его новорожденный ребенок Хайриддин вырос добрым и здоровым и радовал своих родных. Сложив коврик для намаза, он вышел в переднюю и, открыв дверь, сделал шаг к выходу, но, заметив, что на улице еще темно, отказался от вчерашней мысли.
«Полежу некоторое время, пусть немного рассветёт», - подумал он и, войдя в дом, закрыл за собой дверь.
Он лег в свою постель, которая не успела ещё остыть и уснул. Его разбудил телефонный звонок.
- Слушаю!
- Зять, это я, - сказал Садык Мирахмадов. – Вы приезжайте к нам, вместе позавтракаем, потом отвезем вашей жене рисовую кашу.
- Хорошо, отец. Я сейчас приеду, - ответил он.
Он позавтракал вместе со своими детьми, затем, взяв чашку с кашей, поехал в роддом, передал еду жене и, подойдя под окно палаты, позвонил Вохидабону. Супруги поговорили по телефону, так как окна палаты нельзя было открывать.
- Сегодня, даст Бог, начнем строительство, бону, - сообщил Аслиддин жене.
- Где? Что за строительство?
- Ты что, забыла, что мы планировали построить ванную комнату?
- Ах, да, вспомнила, - сказала Вохидабону с радостью. – Она будет готова к моменту, когда нас выпишут?
- Наше строительство – это не курятник, бону, а двухэтажное здание размером четыре на пять, с подвалом. Не спеши, дорогая.
- Поняла. Да придаст вам сил Всевышний!
- Спасибо.
Аслиддин поехал на работу, где его уже ждала рабочая бригада и экскаваторщик. Все они направились в Зарнисор.
Когда доехали до его дома, он показал бригадиру место будущего строения и рабочие начали разбирать боковую десятиметровую стену здания. Ломалось споро. За короткое время бетонные кирпичи были разобраны и сложены. Когда экскаватор въезжал во двор, помощник Аслиддина на грузовой машине привез десять кубов досок и восемьдесят листов шифера.
- Пока подготовят котлован, я привезу цемент и арматуру, - сказал заместитель начальнику.
- Если денег не хватит, добавь своих. Верну потом тебе, - попросил его начальник.
Заместитель кивнул в знак согласия. Экскаватор начал рыть котлован для подвала. Двое рабочих вместе с бригадиром начали сколачивать опалубку для заливки фундамента на месте разобранной стены. Другие рабочие с помощью Аслиддина приступили к заготовке продуктов для плова: один перебирал рис, другой чистил морковь и лук, нарезал мясо. Сам хозяин дома, поставив в углу двора казан на огонь, налил в казан льняного масла, чтобы прокалить его. «Вохидабону тоже любит плов на льняном масле», - подумал он.
Со словами «Да, не уставать вам!», через свободное пространство снесенной стены во двор вошел Садык Мирахмадов. Некоторое время он наблюдал за работой строителей, а потом одобрительно покивал головой и пошел к зятю, шедшему ему навстречу. После приветствия они подошли к казану.
- Зять, по поводу проблемы, о которой вы говорили мне… Я поспрашивал кое-кого из стариков, - сказал Садык Мирахмадов. - Раньше, во время революции, даже до раскулачивания, эти места были пастбищами. В те годы русские революционеры вместе со своими помощниками-таджиками расстреливали без суда и следствия, по законам военного времени каждого, кто противостоял им или не разделял их мнение. Место расстрела они выбирали за пределами селений, вдали от жителей. Наверное, место, где растёт ваш орешник, было местом захоронения расстрелянных безымянных наших братьев. Это были интеллигенты, духовные лица, более или менее образованные люди, чтецы и толкователи Корана, которые не смогли вовремя эмигрировать. Говорят, в то время расстреливали каждого, у кого дома находили Коран, в том числе сборники стихов Хафиза Ширази и Хаджи Камола. Книги эти были на языке фарси, основу которого составлял арабский алфавит.
- Неужели?
- Да, зять, об этих позорных исторических событиях не сказано нигде, даже в книге «История таджикского народа», ибо это не было в интересах сильных мира сего.
-Вообще, революции и войны, отец, без жертв и насилия не бывают.  Вы же видите по телевизору, что творится в Ливии и Ираке. Каждый день погибают десятки невинных.
- Не надо ходить далеко, вспомните нашу братоубийственную гражданскую войну в 90-ие годы двадцатого века. Сколько людей погибло с обеих сторон в Душанбе, и Кулябе, в Курган-Тюбе, в Раштской и Гиссарской долинах. За что? За власть. Точнее для того, чтобы кучка бандитов и властолюбцев получила в свои руки бразды правления. Но, слава Богу, есть один неписаный закон – всякая война завершается миром, благополучием и покоем.
- Истинно, отец. Слава Богу, наступили мирные времена.
Как только завершилась заготовка для плова, закончил свою работу и экскаваторщик, а рабочие с лопатами и кетменями спустились вниз, чтобы подровнять углы котлована для будущего подвала.
Пользуясь подходящим моментом, Аслиддин повел экскаваторщика в нижнюю часть двора, но не стал рассказывать историю с длиннобородым духом, а просто попросил в нескольких местах выкопать ямы глубиной в полтора-два метра. Аслиддин показал то место, на которое указывал призрак, и экскаваторщик начал копать. Он успел поднять четыре или пять ковшей земли, как из-под земли стали выступать останки человеческих костей и черепа. Аслиддин тут же поднял руку в знак прекращения работы.
- Достаточно, брат, теперь всё ясно, - сказал он. – Согласуем теперь работы с председателем квартального и сельского советов и дальше будем копать вручную.
Председатель сельсовета Зарнисор, по просьбе своего наставника, бывшего председателя сельсовета Садыка Мирахмадова, поговорил с активистами и своими помощниками. Из трёх кладбищ селения собрали трёх могильщиков и трёх охранников и всех привели в дом Аслиддина. Они в течение четырёх дней раскапывали братскую могилу и извлекли двадцать два черепа и множество костей. Позже их предали земле на новом кладбище Кушчинор.  Сельский мулла прочитал отрывок суры Мулк из священного Корана, посвятив его своим угнетённым землякам-мученикам, пропавшим без вести. - После достойного захоронения и чтения Корана, я думаю, на дух этих мучеников, снизойдет покой, - сказал Садык Мирахмадов, когда они вернулись из кладбища. – Больше души умерших, даст Бог, не будут беспокоить вас.
- Дай Бог.
Действительно, длиннобородый дух больше ни разу не беспокоил их семью. Он уже выполнил свою миссию, сообщив живым о трагедии исторического прошлого и непростительной жестокости революционеров. Упокоенный, он вернулся в небесную высь, в мир духов.
Так Всевышний не позволяет, чтобы совершенное преступление, осталось в неведении человечества.
11
Семь лет назад Аслиддин вышел на пенсию. Сыновья отправили его вместе с женой совершить хадж, и супруги, выполнив пятую заповедь ислама, стали хаджи. После этого он стал обращаться к жене с подчеркнутой почтительностью, называя ее то «бону», то «госпожа» или «хаджиоя»14.  Вохидабону, в свою очередь, обращалась к нему, «господин» или «хаджи». Реже, как в молодые годы – «дорогой - азизам».
 */ Хаджиоя (тадж.) – форма обращения к женщине, совершившей паломничество в Мекку.
Утром старик накормил баранов и кур. Затем около получаса, как обычно, посвятил зарядке, принял душ, затем, надел чистое бельё и в приподнятом настроении вышел во двор.
Осенью и зимой семья обычно собиралась обедать на кухне, весной и летом же ставили стол под яблоней. Отдыхали же на деревянном топчане.
Когда он сел завтракать, зазвонил мобильный телефон. Аслиддин взял трубку и поднёс к уху.
- Да.
- Дорогой отец, здравствуйте!
- Здравствуй, сынок. Как ты? Невестка и дочери? Как себя чувствует наследник Сайфиддин-богатырь?
- Слава богу, отец, все здоровы. У богатыря прорезались два зуба. Большой озорник. Но лучше о себе расскажите. Как вы? Матушка и сёстры здоровы?
- Большое спасибо. Все здоровы и заняты своими хлопотами.
- Мне из Парижа ночью звонил Алекс, друг Фазлиддина. Вы, конечно, в курсе того, что случилось с моим братом?
- Да, Алекс звонил.
- Я сейчас сдал все документы в посольство Франции. Не сегодня-завтра получу визу. А вы решили лететь в Париж?
- Нет, сынок. Думаю, в этом возрасте мы не осилим перелет. Но мы молимся днем и ночью, чтобы Фазлиддин скорее выздоровел.
- Брат в тяжелом состоянии, сказал Алекс. Он со вчерашнего дня без сознания лежит в реанимационном отделении. Потерял много крови. Поэтому хорошо бы мы поехали вместе, отец.
- Нет, дорогой сынок, ни я, ни хаджиоя не можем поехать. До Парижа далеко, а здоровье уже не позволяет. Я же говорил тебе, что из Москвы, из твоего дома до Зарнисора мы добрались с большим трудом. Жизнь и время не стоит на месте, и мы сильно постарели. Поэтому лучше, если брата навестишь ты сам. Стань ему опорой, придай силы.
- Как скажете, отец, но позаботьтесь о своем здоровье. Матушке, сестрам и всем племянникам передайте привет. Если появятся какие-нибудь новости, конечно же, позвоню вам. До свидания. Берегите себя.
- До свидания, сын. Храни тебя Всевышний.
Он нажал на кнопку выключения и, мрачный и злой, положил телефон на стол. Со стороны казалось, что причиной всех несчастий, свалившихся на голову его грешного сына Фазлиддина, был вот этот кусок металла и пластмассы, который называют «мобильный телефон».
«Удивительно, вот этот коробок приносит и добрые вести и плохие, - подумал он, наморщив лоб. – Нет, однозначно надо отдать должное уму и интеллекту тех учёных, которые изобрели телефон».
В это время к столу подошла жена, держа в каждой руке по тарелке молочной каши.
- С кем вы говорили, хаджи? – спросила она.
- Звонил Хайриддин. Вчера после нас, Алекс позвонил и ему. Он спрашивает, едем ли мы с ним? Я объяснил ему все о нас и сказал, чтобы он летел один.
- Так правильно. Я очень переживаю за Фазлиддина, но что делать, как говорят, Луну видно, а рукой не достать. Надо признаться, дорогой, что мы уже не те, - постарели. Помните, с каким трудом добирались до Москвы и с какими мучениями вернулись назад. Тяжела уже для нас дальняя дорога.
Одну тарелку с ложкой Вохидабону поставила перед мужем, вторую - напротив него, на другом конце стола.  Аслиддин продолжил:
- Сама виновата, дорогая. Если бы ты не заморочила мне голову тем, что поедем на автобусе, что так будет намного интереснее, то мы полетели бы на самолёте и через три-четыре часа добрались бы до Москвы. Точно таким же образом, не мучаясь, вернулись бы домой. Из-за боязни летать, и сама измучилась и меня утомила.
- Ладно, что было, то прошло, дорогой, - ответила миролюбиво Вохидабону и добавила: - И да, если и капризничала, то капризничала я своему мужу. Тому, кто должен терпеть мои капризы.
Старик, начав кушать, продолжил:
- Чуть не забыл, Хайриддин сказал, что прорезался второй зубик Сайфиддина.
- Ого! Как это за одну неделю у него может прорезаться второй зуб?
- Богатырь.
- Эх, внуки растут, а дети становятся старше. И жаль, что мы с вами, хаджи, стареем.
- Что такое вы говорите, госпожа? – не согласился Аслиддин, переходя на «вы». – Мы с вами не стареем, а достигаем совершенства, вершины совершенства жизни.
- Вы, как всегда, красноречивы и хотите смягчить горькую истину.
- Да, на большее у меня нет сил. Если, как вы, буду утверждать, что мы стареем и дряхлеем, то, действительно, могу постареть так сильно, что стану обузой для вас. – Он задумался на минуту и потом философски добавил: - И приход, и уход человека из этого бренного мира происходит лишь по воле пророка Зульджаляла. На то воля Всевышнего, и этот закон жизни и смерти не смог нарушить никто, даже пророки. Да, старики уходят, и их места занимают их дети. Это круговорот рождения и смерти в мире.  И Омар Хайям в одном из своих четверостиший хорошо сказал:
Тех, кто молод иль стар, что сегодня живут,
Одного за другим в мир иной унесут.      
Тем, что в мире, навек никому не владеть,
Те ушли, мы уйдем, вновь придут и уйдут.
- Верно сказал поэт, - тяжело и печально вздохнула Вохидабону. – Однако Всевышний удостаивает счастливой старости или, как вы сказали, совершенства жизни, лишь тех своих рабов, кто прошел все его испытания. А испытывает он нас теми, кого мы больше всех любим. Не так ли?
Положив ложку на тарелку, старик поднялся с места.
- Да быть мне жертвой совершенства вашего ума, дорогая, - сказал он. - Мы должны благодарить Всевышнего за то, что у нас есть внуки от Шарифабону, Ситорабону и Хайриддина. Даст Бог, мы увидим и правнуков, и после нас останется на этом свете память - наша родословная. Поэтому особо сильно не огорчайтесь, после чтения намаза, благодарите Всевышнего за все наши блага, особенно за богатыря Сайфиддина, чтобы он вырос здоровым и сохранил наше доброе имя.
Жена кивнула в знак согласия.
- Действительно, этот наш внук - настоящий богатырь, четыре килограмма семьсот граммов! Невестка не смогла родить его, и акушеры вынуждены были сделать ей кесарево сечение, - сказала она. - Хорошо, что мы там были, иначе нашему Хайриддину трудно пришлось бы одному с детьми.
Продолжая есть кашу, старик неожиданно вспомнил события многомесячной давности.
12
После вечернего намаза Аслиддин ещё некоторое время оставался сидеть на молитвенном коврике, продолжая возносить хвалу Всевышнему. Потом, когда он стал подниматься с колен, в комнату, вошла жена и, протягивая ему трубку, сказала:
- Хаджи, ваш телефон замучил меня своими звонками. Я еле дочитала намаз.
- Извини, дорогая, я оставил его в спальне, - сказал он. – Кто же это?
Старик, взяв телефон из рук жены, надел очки и увидел, что звонок был из Москвы.
-Звонил Хайриддин, - сообщил он жене - и, нажав на кнопку, поднёс трубку к уху.
Вохидабону подошла к газовой плите и, приподняв крышку кастрюли, увидела, что суп, булькая, кипит медленно и размеренно, именно так, как и должно быть. Деревянной ложкой она попробовала суп на вкус и удовлетворенно закрыла казан крышкой, потом, повернув краник, отключила газ.
- Здравствуйте, дорогой отец! – послышалось в трубке.
- Здравствуй, сынок!
- Как вы чувствуете себя, как мать? Всё хорошо?
- Слава Богу, дорогой сынок. Что нового? Как дела? Как чувствуют себя невестка и внуки?
- Все здоровы! Хочу сообщить вам приятную новость. Да, готовьте подарок.
- Наш подарок всегда готов, дорогой Хайриддин, но при условии, если твоя добрая весть достойна подарка.
- Достойна, дорогой отец. После прохождения УЗИ выяснилось, что ваша дорогая невестка, даст Бог, родит мальчика.
- Ей богу, сынок, весть добрая. Даст Бог, как только родится внук, и ты привезешь его в наш дом, я положу у ваших ног барана.
- Так, вы, дорогой отец, разве в Москву, к нам не приедете? Вы же обещали.
Старик, вспомнив о данном обещании, сказал:
- Да, хорошо, мы посоветуемся. Если хаджиоя не возражает, то мы приедем. А в какие сроки должно случиться?
- Я думаю, через три-четыре месяца. Я уточню у вашей невестки, потом сообщу. Но вы приезжайте. Заодно и Москву повидаете и отдохнёте.
- Что, я Москву не видал или не знаю, что это за город?
- Нет, видели и знаете. Но сегодняшняя Москва, дорогой отец, сильно отличается от той столицы, которую вы видели в советское время. Она значительно изменилась и похорошела.
- Хайриддин, ты можешь не восхвалять Москву. Знаю, что огромные города, как шумный базар или многодетная семья, которыми трудно управлять. Я вижу по телевизору, читаю в Интернете, что в течение суток случаются десятки автокатастроф, разбойных нападений или грабежей, перестрелок и убийств.
- В том, что вы говорите, есть доля правды, но я хочу, очень сильно хочу, чтобы вы с матушкой приехали к нам в гости. И мы, много лет мечтали о сыне! Если бы вы приехали, то нашей радости не было бы предела. Вы же сами хотели, чтобы…
- Да, конечно. После трёх девочек получить долгожданного сына, - это счастье не только для вас, но и для нас.
Завершив разговор, хаджи посмотрел на жену.
- Оказывается, невестка на этот раз родит мальчика, - сказал он с удовлетворением. – Доктора сказали. Да, и ещё Хайриддин приглашает нас в Москву.
Старуха достала лепёшку из хлебницы, разломила её и положила перед мужем два куска, ещё два куска положила для себя.
- Налить вам супа?
- Да, совсем немного, и вместо картошки положи мне две моркови, дорогая.
- Не знаю, почему вы всю жизнь не любите картошку? Ведь картошка содержит крахмал.
- Старик засмеялся и сказал:
- Мой живот – завод по производству крахмала, поэтому я не нуждаюсь в картошке. Лучше съем морковь.
- Понятно, ваш живот не производит витамин А, поэтому вы едите морковь.
- Правильное наблюдение, - рассмеялся Аслиддин.
Хозяйка поставила перед мужем тарелку супа и ложку. Другую тарелку она поставила около себя. Супруги стали ужинать.
- Госпожа, ну, как, в Москву поедем? - спросил жену Аслиддин.
- Что, невестка без нас не может родить? – отломив лепешку, спросила Вохидабону. - Или хочет, чтобы я прислуживала ей, дабы не надломилась она, как тростинка? Все рожают! Меня это тоже не минуло, и как видите – жива.
- Хаджиоя, не по душе мне твои слова, - недовольно сказал Аслиддин и отложил ложку. – Невестка, это та же дочь.
- Вы, хаджи, всегда занимаете сторону своей невестки. 
- В своё время мы с вами невестку приняли, как свою дочь, а её родители приняли нашего сына, как собственного. Забыли?
Вохидабону поняв, что их спор может завершиться скандалом, тут же смягчилась.
- Хорошо, если скажете, что поедем, то и я не возражаю. Только на самолёте я не полечу.
- Почему?
- Потому что боюсь. Я же не единожды рассказывала вам о своем сне.
Старик, возможно, вспомнил сон жены, потому что улыбнулся.
- Удивительно, как может человек испугаться взрыва самолёта во сне?
- Такие, как я, могут испугаться, а такие, как вы, кто работает с камнем да бетоном, не боятся.
- Ты думаешь, что твой сон вещий?
Старуха на секунду задумалась, потом ответила:
- Не знаю. Но я уже много раз видела сон, что самолёт взорвался, и я выпала из него.  Этот страх жив в моей памяти. Будто я потом упала в море, бьюсь руками, кричу и прошу о помощи… Я же не раз рассказывала об этом сне.
- Да, я помню. Но такие сны – это из-за фильмов, что мы смотрим по телевизору. Ты впечатлительна, – старик снова взял ложку в руку и съел несколько кусков моркови. - Ладно, если боишься самолёта, то поедем поездом или на автобусе.
-На автобусе лучше, чем на поезде. Пока доедем до Москвы, увидим несколько городов Киргизии, Казахстана и России, - сказала старуха и, взяв ложку в руку, вопросительно посмотрела на мужа: - Что скажете, хаджи? Вы согласны?
- Как тебе угодно, - ответил старик. – Мы с тобой пенсионеры, времени у нас много. Истину говоришь, поедем, попутешествуем.
Утром, сразу после завтрака, старик объявил жене, что поедет на гору Двух братьев и привезет мешочек земли во исполнение старинных заветов. Так было принято испокон веков, когда новорожденного купали в воде с землей с родных краев. Считалось, что младенец так приобретет силу и крепость, чистоту тела и ясность духа, будет навечно скреплен с родиной.  Вохидабону ничего не сказала - она понимала, что дед решил заранее позаботиться о внуке, который вот-вот должен родиться.
Для работы с землей Аслиддин переоделся в рабочее. Он взял с собой баклажку с чаем, мешок из-под муки, мотыгу и пошел к воротам. 
- Моя госпожа, я пошел!
Вохидабону, перебиравшая рис, посмотрела на мужа поверх очков и заботливо спросила:
- Хаджи, а лекарство своё взяли?
Старик остановился:
- Зачем лекарство? Я хорошо себя чувствую.
- Возьмите. Не дай Бог от пекущего солнца давление поднимется. Прошу вас.
Старик, что-то ворча себе под нос, вернулся за лекарством. Жена опять обратилась к нему:
- Хаджи, к какому часу приготовить плов?
- Как всегда, к двенадцати, - сказал он. – А я, даст Бог, вернусь раньше.
Примерно через час старик достиг подножия горы. Перед тем, как приступить к работе и набрать чистой, красно-бурой земли, он расстелил мешок на небольшом камне и присел передохнуть. Аслиддин сделал несколько глотков чая. Потом, прочитав молитву, встал с места, поднялся еще немного выше и вдруг на краю небольшой насыпи с низкорослой травой увидел двух черепах, ползущих навстречу друг к другу. Они двигались не так медленно и иногда шипели, как змеи. «В период брачных игр черепахи весьма подвижны, и назвать их медлительными созданиями будет опрометчиво», - подумал старик и улыбнулся. Он поднял голову и заметил третью черепаху, которая наблюдала за своими сородичами.
«Понятно, наличие теплых лучей солнца, весна, уже долгий день, все это будоражит живность. Самцы борются друг с другом, чтобы обладать самкой. Кто окажется сильнее, тому и открыт путь к размножению. Этому закону природы, этой воле Всевышнего подчиняются все: насекомые, птицы и животные вот уже миллионы лет. Но человек, являясь высшим творением Создателя, не такой. Свою пару выбирает он сам и лишь с обоюдного согласия создает семью».
Хаджи Аслиддин некоторое время с интересом наблюдал за дерзкими атаками животных, которые добивались самки. Затем окинул взглядом величественный в своей красоте, зеленый ковер на склоне горы Двух братьев – Хабила и Кабила, усеянный альпийским многоцветием. Старику вспомнились коранические сказания об этих братьях, что в библейских сказаниях отождествляются с Каином и Авелем. Аллах запретил Адаму и Еве сеять пшеницу в раю. Нарушив запрет, они были изгнаны из рая. Адам попал на гору Сарандеб в Индии, (сегодняшняя Шри-Ланка), а Ева оказалась в Джидде. Волею судьбы позже, после того как Аллах простил Адама, они встретились на горе Арафат, близ священной Мекки.  Возможно, они избрали это райское место своим пристанищем? Жители Файзабадского района, особенно Зарнисор, верят в это. Иначе эта гора не называлась бы Горой двух братьев. И, возможно, первая человеческая кровь по вине Кабила была пролита на землю именно в этих местах.
Наша праматерь Ева родила Адаму, да будет мир им, по воле всемогущего Аллаха, сто двадцать детей. Каждый раз она приносила на свет двойню – мальчика и девочку. Адам женил их, выбирая мальчиков и девочек с разных пар. Девочка, рожденная с Кабилом, была очень красива, и отец хотел выдать её замуж за Хабила, но Кабил стал противиться этому. Тогда Адам велел сыновьям принести жертву Всевышнему, чтобы он разрешил их спор. Всевышний принял жертву Хабила.
Адам назначил определенный день для жертвоприношения, молитв и поклонения. В этот день с неба спустился огненное существо с зелеными крыльями. Это существо садилось на жертву, принятую Всевышним, и та мгновенно исчезала. Так люди и считали, что эта жертва была принята Аллахом. Жертва же, не принятая Богом, не сгорала. Сгорал же от стыда хозяин непринятой жертвы
Адам обучил каждого из детей определенному ремеслу. Хабил был пастухом, поэтому он привёл своего лучшего барана на место жертвоприношения и, связав ему ноги, оставил там. Кабил же был дехканином. Он принёс в жертву маленькую, невзрачную связку пшеницы. В это время с неба спускается огненное пернатое существо и садится на жертву Хабила, отчего его жертва мгновенно исчезает. Жертва же Кабила остается нетронутой.
Кабил приходит в ярость и кричит брату:
- Я убью тебя!
Хабил отвечает:
- Бог принимает жертвы, принесенные богобоязненными людьми. Ты можешь убить меня, совершив великий грех, но я никогда не подниму руку на тебя. Страшусь я гнева Творца.
Чувство зависти заставило Кабила поднять руку на своего брата и стать первым в истории человечества убийцей. Поэтому эта гора, которая имеет красноватый цвет, называется горой Хабила, а гора рядом, земля которой темна, как завистливое сердце Кабила, называется горой Кабила. Но насколько достоверно, что эти горы связаны с сыновьями Адама, не знает никто. Известно лишь, что несчастный Кабил после того, как убил брата, не знал, что делать с его телом.  Так и ходил он с его телом по горам. В какой-то момент Кабил увидел, как чёрный ворон, ударив клювом своего сородича, убивает его. Потом клювом раскапывает яму и укладывает туда своего пернатого соперника. Этот знак был послан Всевышним. Кабил тут же выкапывает яму, кладёт в неё брата и засыпает землёй. Адам-отец узнает об ужасном проступке Кабила и проклинает сына. Кабил же в страхе забирает с собой свою прекрасную сестру и убегает в Йемен. Такая вот грустная история…
Аслиддин с наслаждением вдыхал прохладный горный воздух. Он опять вспомнил рекомендации врача: «Хорошо бы вам полечиться в санаториях Крыма или Сочи».
«Разве это ущелье нельзя назвать райским уголком? А этот благотворный воздух горы Хабила и Кабила, и это благоухание цветов, пение соловьёв? Разве все это уступает санаториям Крыма или Сочи?», - подумал он.
Наслаждаясь видом и хорошей погодой, старик поднялся выше. Земля на склоне горы уже была выкопана кем-то.  Но ему тоже понравилось это место. Он нанес два-три удара кетменем по земле, взял в ладонь немного почвы. Убедившись, что земля чистая, он опустился на колени и стал нарывать почву. Вытирая со лба поступившие капли пота, старик выпрямился, немного размял руками ноющую поясницу, а затем обратной стороной кетменя стал размельчать крупные комья земли. Все это он собрал в одну кучу, а когда хотел подняться, в коленях что-то хрустнуло. Хаджи Аслиддин вздохнул и стал поочередно массировать колени. Через некоторое время боль отступила. Уже внизу старик выпил остывший чай и, удовлетворенный своей работой, огляделся вокруг. Среди величественной красоты гор, вдали от городов, он открыл для себя что-то новое в восприятия девственной природы. Откуда-то отчётливо доносилось пение каменной куропатки, возможно, призывающей свою пару. Аслиддину вспомнились молодые годы, когда он вместе с соседом ходил на ловлю этих птиц.
Было это в начале июня, в первые дни летних каникул. Вечером его одноклассник Шухрат сообщил, что завтра рано утром они вместе с братом Шавкатом поедут в горы ловить куропаток. Аслиддин попросился с ними. Брат Шухрата согласился взять и его с собой, но предупредил, чтобы родители Аслиддина знали об этом.  Отец согласился, но наказал сыну на обратном пути накосить травы, погрузить её на соседского осла и привезти домой.
На следующее утро они вышли в дорогу с первыми петухами: Шавкат-брат Шухрата - на осле, а Аслиддин с другом - пешком.
- Охота на куропаток – это не легкое дело, ребята. Во-первых, не болтать. Во-вторых, все мои команды вы должны выполнять беспрекословно и быстро. Понятно? – поучал по дороге Шавкат младших - Аслиддина и Широта. Мальчишки кивали в знак согласия.
Шавкат сидел на хурджине15 и держал на коленях клетку с куропаткой, укрытую плотной материей. Время от времени он подбадривал плетью длинноухого осла. Наконец, они преодолели гору Верблюда и еще примерно через час достигли родника Суфи. Шавкат слез с осла и привязал его к стволу фисташкового дерева. Потом снял с длинноухого хурджин и, позвав Аслиддина, накинул его на плечи подростка, чтобы тот отнес его под высокую ель.  Развязав веревку вьючного седла и, сняв его с потной спины животного седло, Шавкат положил его на траву, чтобы оно высохло.
Аслиддин с трудом донес до подножия ели тяжелый хурджин и положил его на землю. С клеткой куропатки в руках подошел и Шухрат. Вместе они повесили клетку на ветвь дерева.
- В этих окрестностях, мне кажется, сегодня никого из охотников на куропаток нет, - сказал Шавкат, подойдя к ним.
Затем он достал из одного кармана хурджина связку проволоки с силками и приказал брату:
- Шухрат, сделай очаг из камней, набери в чайник воды из родника, затем разведи огонь и завари чай. А мы с Аслиддином установим силки, потом можно спокойно позавтракать.
В это время донеслось пение куропатки, и лицо Шухрата расплылось в довольной улыбке. Он повернулся ухом в ту сторону, откуда доносилось пение, и стал внимательно вслушиваться, запоет ли в ответ их куропатка. Его куропатка не заставила себя долго ждать и запела в ответ.
*/ Хурджин – перемётная сумка.
Шавкат молча протянул силки Аслиддину, сам нагнулся к хурджину и быстро достал из него переносной магнитофон и, шагнув вперёд, скомандовал:
- Аслиддин, пошли!
Аслиддин еле успевал за Шавкатом.
- Мы же не взяли клетку с куропаткой, брат, - напомнил Аслиддин.
Шавкат улыбнулся и сказал:
- Сегодня мы будем охотиться на куропаток с помощью электроники.
- Как? – удивлённо спросил Аслиддин. – Куропаток, мне кажется, все заманивают куропатками.
- Правильно, и я всегда ловил этих птиц на куропаток, - сказал Шавкат, а потом радостно добавил: - Но сегодня мы используем магнитофон. Бог нам в помощь.
- Так можно? - усомнился Аслиддин.
- В четверг мой приятель Эргаш-хромец во время обеда сказал, что его сосед на охоту за куропатками всегда идёт с магнитофоном.
- Как? – ещё больше удивился Аслиддин.
- Он записывал на ленту пение куропатки, берет магнитофон с собой в горы, расставляет силки, включает магнитофон. Пение куропатки разносится по всей округе.
-И полевая куропатка верит пению куропатки из магнитофонной ленты?
- Не знаю. Но Эргаш-хромец говорит, что верит. – Шавкат сделал несколько шагов вперед и сказал: - Ладно, сегодня проверим. Что скажешь? Может быть, поверит, а может быть, и нет. Но, на всякий случай, я принес «Ака Шарифа».
Аслиддин знал, что «Ака Шарифом» Шавкат называет свою куропатку, в честь народного певца Ака Шарифа Джураева.
По крутой тропинке они поднялись на невысокий холм, затем по такой же тропинке спустились в густо заросшее ущелье. Казалось, воздух здесь был чище и свежее; кустарник и высокие деревья давали густую тень.
- На прошлой неделе я здесь поймал девять куропаток, - на ходу, тихо сказал Шавкат. – Четырёх освежил здесь же, а пять живыми принес домой.
- Извините, брат, вы сказали «освежил», то есть зарезали?
- Да, если бы быстро не зарезал, они бы пропали. Птица, попавшая в силок, в панике бьется крыльями и ранит себя.
Хотя Аслиддин не всё понял из того, что сказал Шавкат, но не стал проявлять свое незнание в этом вопросе.
Шавкат остановился между двумя холмами, где земля была покрыта кустарником и разноцветом. Поставив магнитофон на землю, он накрыл его охапкой веток и стал осматривать территорию.
-Значит так, Аслиддин! Там, где я буду вбивать в землю штыри силков, ты будешь очищать это место от больших камней и травы. Хорошо?
- Хорошо.
Шавкат вбил в землю восемнадцать-двадцать штырей с силками из лески, и Аслиддин принялся за дело. Затем он увидел, как Шавкат достал из кармана горсть пшеницы и посыпал её вокруг силка, точнее – вдоль лески с силками, чтобы куропатка, прилетевшая на зов из магнитофона, могла попасть в силки.
- В давние времена шнур силка, я слышал, делали из конского волоса. Из лески лучше, или по-старинному, из волоса? – спросил Аслиддин.
- Все одно, но где я найду конский волос? Леску же можно купить в магазине, - ответил Шавкат.
Когда все необходимые приготовления были завершены, Шавкат нажал на кнопку магнитофона и шепнул Аслиддину:
-Теперь мы с тобой укроемся вон за той елью.
Направляясь за Шавкатом, Аслиддин слушал пение куропатки, записанной на магнитофонную пленку. Он сомневался, что полевая куропатка поверит записи и размышлял о том, что все птицы, наверное, как и люди общаются друг с другом. И, наверное, птичья песня имеет широкий смысл и понимается сородичем по ситуации. Действительно, например, если Аслиддин говорит одно, а Шавкат – другое, и оба не понимают друг друга, то какая же это беседа? Хотя на первый взгляд и кажется, что пение куропаток однотонное, но, возможно, оно имеет свои тонкости и оттенки, понятные только им.  Потому отец и говорит, что «язык птиц знают только птицы».
Десять минут сидели они на корточках, спрятавшись за толстым стволом ели в ожидании ответного пения горных куропаток, но тщетно. Через полчаса магнитофон замолчал и Шавкат, грустный, поднялся с места, подошел к аппарату, перемотал ленту кассеты назад, и вновь зазвучало пение куропатки. Но, к большому огорчению, ребят, и на этот раз ответного пения они не дождались.
- Нет, не вышло, - недовольно встряхнув руками, сказал Шавкат. – Ясно, что дедовский способ охоты на куропаток лучше. Ты, братишка, сходи и принеси «Ака Шарифа». –  Едва Аслиддин успел сделать первый шаг в сторону холма, как Шавкат добавил: - Да, скажи другу, если он уже заварил чай, то пусть принесет. Позавтракаем здесь.
Не прошло и двадцати минут, как Аслиддин принес клетку с куропаткой, а затем пришел Шухрат с чайником в одной руке и узелком в другой. Шавкат взял клетку из рук Аслиддина, присел на корточки и, быстро открыв её, взял в руку куропатку. Достав из правого кармана пиджака бечевку, на одном конце которой было кольцо, он закрепил его к правой лапке птицы и встал с места.
- «Ака Шариф», вся надежда теперь на тебя! Если постараешься, как в прошлый раз, я угощу тебя жирными кузнечиками, - сказал он, придерживая пальцами левой руки куропатку за лапу, а кончиками пальцев правой руки, поглаживая её крылья.
Указал Шухрату на магнитофон, Шавкат пренебрежительно сказал:
- Унеси его отсюда.
Шавкат сначала очистил площадку от травы и камней, потом вбил штырь в землю. Теперь куропатка могла спокойно пастись, и лишь бечева ограничивала ее движение.
- «Ака Шариф», я очень надеюсь на тебя. Не подведи меня, друг.
Сказав это, Шавкат осторожно отпустил куропатку и поднялся с места. Не успел Шавкат дойти до ели, где сидели его помощники, как его верный «Ака Шариф» запел, призывая окружающих сородичей:
- Ка-ка-бо! Ка-ка-бо! Эй, не говорите, что не слышали, не говорите, что не поняли! Я «Ака Шариф» – богатырь, я бесподобный и сладкоголосый «Ака Шариф»! Кто силен или отважен, пусть выходит на сцену, будем соревноваться. У кого голос лучше, тот и станет абсолютным правителем этих райских гор!
 «Ака Шариф» несколько раз горделиво и степенно обошел вокруг вбитого в землю гвоздя и подсел на камень.  Затем птица, приподняв голову, высокомерно заявила сородичам о своем прибытии:
- Ка-ка-бо! Ка-ка-бо! Эй, не говорите, что не слышали, не говорите, что не видели, это я, Ака Шариф – богатырь! Я, бесподобный и сладкоголосый Ака Шариф!  Кто силён и отважен, пусть выйдет ко мне, будем соревноваться. Кто сильнее, у кого голос лучше, тот и править будет миром!
Наблюдая из-за ёлки за уверенным пением куропатки, радовался не только Шавкат, но и Шухрат с Аслиддином.
- Ну-ка, ребята, раскройте дастархан, - сказал довольный Шавкат. – Даст Бог, нам должно повезти.
Он ещё не допел, как издали, из глубины ущелья раздалось ответный зов куропатки. Соперник будто говорил:
- Ка-ка-бо! Откуда ты взялся, зазнайка? Я! Я являюсь правителем этого ущелья и этих гор. Жди! Я уже лечу проучить тебя. До конца жизни не забудешь эту встречу. Погоди, я лечу!
Ака Шариф, возбужденный вызовом противника, поднял голову и запел:
- Ка-ка-бо! Ну-ка, хвастун, подойди ко мне, отведаешь силу моего клюва? Говорю тебе и всем другим пернатым, нет в этом ущелье и в этих горах более могущественной и сладкоголосой куропатки, чем я! Я богатырь! Я искуснее всех в песне. Нет мне равных. Я - единственный! Если бесстрашен, приди на встречу моему орлиному клюву и когтям. Я жажду твоей крови! Ты хвастун-смертник!
Голос соперника стал раздаваться уже отчетливо. Отвечая ей, Ака Шариф так громко запел, что, казалось, потревожил тишину и покой во всём ущелье. Так они гневно вторили друг-другу, пока уже шорох травы и стеблей не дали знать, - быть сражению.
- Ребята сидите тихо, не шумите, - шепнул Шавкат, радостно потирая ладони. – Сейчас этот негодник попадется в силок.
Действительно, не прошло и двух-трёх минут, как Шавкат, услышал отчаянное хлопанье крыльев, и побежал к силкам. Аслиддин и Шухрат также вскочили со своих мест.
- Ака Шариф! Молодец! – сказал Шавкат, держа в руках пойманную куропатку. – Старайся, покажи, на что ты способен, приятель!
Шавкат осмотрел пленницу. Потом поместил её в клетку и накинул покрывало, дабы птица успокоилась.
За три-четыре часа охотники поймали ещё две куропатки.
Ближе к двенадцати часам Шавкат поручил Шухрату и Аслиддину достать из хурджина сеть и раскрыть её на поверхности травы у родника.
- Сейчас наступит время водопоя куропаток, и они, непременно, прилетят к роднику, - объяснил он. – Я подойду позднее и проверю вашу работу. Будьте внимательны.
Шухрат шел впереди друга с пустым чайником в руке, по знакомой тропинке вместе с Аслиддином они поднялись на холм. Через несколько минут друзья достали из хурджина сеть и пошли к роднику Суфи. Когда они раскрывали ее, Аслиддин спросил одноклассника:
-Зачем такая сеть?
- Пять на восемь – это небольшая сеть, - ответил Шухрат. – Брат говорит, что у некоторых охотников в два раза больше. Соответственно и улов.
В это время Аслиддин размышлял над тем, как с этой сети можно поймать куропатку. Он уже понял, что пением домашней куропатки можно привлечь диких перепёлок и куропаток и поймать их. Можно, наконец, использовать силки. Но он не мог себе представить ловлю куропаток с помощью большой сети.
«Подожду немного, всё прояснится», - подумал Аслиддин.
В горах становилось жарко, и одноклассники расположились в тени раскидистого карагача, ожидая Шавката.  Жажда привела их к роднику. Приподняв один конец сети и, зачерпывая в ладони ледниковой воды, они стали пить. В это время к ним подошел брат Шухрата.
- Раскинув сеть, охотник больше её не трогает. Это плохая примета, - с укором сказал он. – Вы, неучи, раньше должны были набрать воды в чайник.
-Ты же нас не предупреждал, брат, - ответил виновато Шухрат.
- А что, мне обо всем вас надо предупреждать? Ты же не первый раз? Соображать надо!
Шухрат смущенно посмотрел на Аслиддина и, не ответив брату. Принеся из-под дерева чайник, он набрал воды. Шавкат поправил сеть, подтянув её с четырёх сторон, затем сказал брату:
- Бери чайник и иди к куропатке. Внимательно следи, чтобы какая-нибудь куропатка, попавшая в сеть, не подохла. Не валяйся там без дела на боку.
Обиженный Шухрат ничего не ответил. Он взял чайник и ушел в сторону холма. Шавкат сказал Аслиддину:
- Мы с тобой тихо, без единого звука, спрячемся за этими кустами шиповника. Если куропатки прилетят на водопой. Я подам знак, и мы вместе побежим, чтобы загнать их в сеть. Понятно?
- Понятно, - ответил Аслиддин и направился к раскидистому кусту шиповника в десяти шагах от родника.
Сидели молча, не отрывая глаз от родника. Вдруг Шавкат шепнул:
- Бежим!
Аслиддин увидел, как напуганная стая куропаток, взметнулась вверх, пытаясь упорхнуть, но несколько птиц все же попали в сеть.
Сеть из капрона, оказывается, имеет удивительное свойство - птица запутывается в ней, как муха в паутине. Чем больше куропатка бьет в испуге крыльями, тем больше она запутывается в ней. Куропатки, взмывая вверх, налетают на сеть, и сваливаются вниз, в мешкообразную складку, из которой уже не выбраться.
- Ты, Аслиддин, приносишь удачу, - сказал Шавкат, приблизившись к сети и, освободив одну запутавшуюся в сети куропатку, сунул её за пазуху. – Сколько их всего попало в сеть?
- Кажется, шесть. Или семь, - ответил Аслиддин.
- Хорошо, очень хорошо.
Он освободил ещё одну куропатку, передал её Аслиддину и сказал:
- Сунь под рубашку, потом посадим в клетку.
- Не задохнется она у меня за пазухой?
- Нет, братишка, не бойся.
Домой они возвращались возбужденные, так как смогли поймать тринадцать куропаток. Одну пленницу Шавкат подарил Аслиддину.
Старик вспомнил те благодатные летние дни своего юношества и тяжело вздохнул. Он взял мешок и поднялся выше. Опершись на оба колена около кучи выкопанной земли, старик обеими ладонями насыпал землю в мешок и думал, что дома повторно измельчит её, потом на несколько дней оставит на солнце для просушки, затем пропустит через сито и только после этого соберет в литровую банку. Эту землю он повезет в Москву. Когда родится внук и его привезут домой, малыша впервые следует искупать в воде, разбавленной священной землей предков, богатой минералами. Таков был обычай. И его родители купали в такой воде, и он купал всех четверых детей в такой же воде. Эта вода, которая должна дать новорожденному ребенку здоровье, долгих лет жизни, неразрывную связь с родным краем.
Старик положил кетмень в мешок с землей, которой набрал почти с ведро, закрутил несколько раз свободную часть мешка и перекинул его через плечо за спину. Когда он, взяв в свободную руку бутылку с водой, начал спускаться вниз, заметил вдали человека, спускающегося по тропинке с холма верхом на осле. Он узнал его. Его звали Ганибай. Но его, ярого куропаточника, за спиной, а кто ближе, то и в лицо, называли «Какабо». Он не обижался, как, например, и сосед Саид-седло. Поскольку дед и прадеды Саида были ремесленниками и делали сёдла и шили попоны, а в те времена потребность в ослах - основном транспортным средстве, была большая, их так и прозвали. Благодаря этому умению они и зарабатывали свой хлеб насущный. Позднее, после распада советского государства, это прозвище, как наследство, прилепилось к именам всех детей, внуков и даже родственников. Хотя уже никто из них не занимался этим делом. Без этого прозвища трудно было установить их родословную. Поэтому, когда в Заринисоре, например, говорили «Саид-седло», все знали, что имеют в виду Саида-электрика, так как в деревне людей по имени Саид было несколько. Но этот Саид, в отличие от других членов семейства питал к «седлу» большое отвращение. Как только к его имени добавляли слово «седло», то, без преувеличения, он вспыхивал, грубил или даже кидал в обидчика всё, что попадалось под руку. Некоторые весельчаки иногда бросали ему «Бог в помощь, Саид-седло!» и быстро удалялись на велосипеде либо на машине. Брани его они уже старались не слышать.
- Ганибай, возвращаетесь с охоты? – спросил старик, когда поравнялся с седоком на осле.
- Да, сегодня охота не вышла, - недовольно ответил тот, не слезая с ишака. – Вышел рано утром, а поймал всего одну куропатку.
— Значит, в горах куропаток не осталось.
- Нет, председатель, куропаток много, но мне кажется, они улетели выше в горы.
- Возможно, ваша куропатка остальных предупредила?
Охотник, всерьёз восприняв слова старика, с недоверием посмотрел на куропатку, сидящую в клетке.
- Н-ет, - сказал он и потом, подумав, продолжил, как философ: - Эти птицы прямые и честные, они не лицемерны, как люди. И, что важно, они не предают своих хозяев. – В это время он, видимо, заметил мешок за спиной собеседника и предложил: - Эх, только сейчас я заметил, что у вас за спиной мешок. Дайте его мне, председатель.
- Нет, он не тяжелый, - отказался Аслиддин. – Сам донесу.
- Когда есть осел, не обязательно обременять себя. Будет ещё лучше, председатель, если мы с вами поменяемся местами: вы садитесь на ишака, а я пойду рядом.
- Нет, в этом нет необходимости, - сказал Аслиддин. - Я не устал.
- И, тем не менее, не хорошо, председатель, что я верхом, а вы пешком.
Аслиддин вспомнил замечательное двустишие почтеннейшего Фирдоуси и с улыбкой продекламировал:
- Таков обычай постоялого двора,
 то вор украдет, то сопрут у вора
-Хорошие стихи, - сказал Ганибай и, потянув уздечку осла, добавил: - Иш-шш… Но, не хорошо это как-то, председатель. Вы старше, уж на одну-две-то рубашки больше меня износили.
Ганибай хотел спуститься с ишака, но Аслиддин остановил его:
-Ганибай, друг мой, спасибо, - сказал он. – Это так, я старше вас, но, во-первых, я еще полон здоровья, во-вторых, с детства не люблю ездить на осле. Езжайте себе на здоровье.
- Ну, если так, председатель, вы дайте мне хотя бы свой мешок?
Аслиддин нехотя протянул поклажу Ганибаю, а тот, в свою очередь, левой рукой приподнял клетку с куропаткой, правой уложил мешок с землей поперек седла и водрузил на него клетку.
- Пришли за землей, даст Бог, родится новый внук? – догадавшись о цели прихода Аслиддина, спросил Ганибай.
- Да, у Хайриддина, моего сына, если угодно Аллаху, родится сын.
- У того вашего сына, который в Москве?
- Да, у того самого. После трёх девочек теперь, иншааллах16, родится сын.
*/ Иншааллах (араб.) – если Всевышнему угодно.
- Поздравляю, председатель, - сказал Ганибай и добавил: - Что, он на родину не собирается возвращаться, останется в Москве?
- Да, пока суждено ему жить там, - сказал Аслиддин, отведя руки за спину и шагая вперёд. – У него в Москве есть кров и хорошая работа. А если приедет сюда, в Таджикистан, даже найдя работу, он не сможет с тремя-четырьмя детьми жить на мизерную зарплату. Кроме того, в России каждому новорожденному ребенку государство дает более полумиллиона рублей.
- Ого! Это правда, председатель?
-Да, правда, Ганибай. Россия поощряет своих граждан прирастать в численности. Такой у них порядок.
- Интересно. Вот, почему дети моего свояка остались жить в Новосибирске! Вот бездельник, он ни разу не сказал нам об этом… Ладно, если так, то я внукам скажу, чтобы и они поехали рожать детей в Россию. И внуков не буду удерживать от переезда.
- Сделаете доброе дело, но для получения этого пособия, сосед, сначала надо получить гражданство России, а для получения гражданства надо знать русский язык и несколько лет, жить и работать там.
- Ого-о! Хлопотно как!
- Людей, получающих российское гражданство, видимо-невидимо, говорит Хайриддин- мой сын, но гражданство дают не каждому.
- Когда мы с вами идем на базар покупать дыню, то долго выбираем лучшую.  Вот и Россия тоже выбирают своих будущих граждан, - сказал с улыбкой Ганибай-охотник, и после некоторого молчания, добавил: - Да, русские сообразительные люди.
Два старика, один на осле, другой пешком, погруженные в свои мысли, некоторое время шли молча.
- Ганибай, куропатка, которую вы сегодня поймали, самка или самец? – спросил Аслиддин, нарушив молчание.
- Самка. А что вы хотели?
- Вдруг, если попадется какой-нибудь сладкоголосый самец, хочу, чтобы вы продали его мне. От пения хорошей куропатки, может быть, на душе у нас, у старика и старухи, станет легче и радостнее. Ведь мы живём в одном большом дворе совсем одни.
- Хорошо, председатель, - сказал охотник. - Вы займитесь клеткой и поилкой, а я, даст Бог, в ближайшие дни добуду какого-нибудь сладкоголосого самца.
Через некоторое время они приблизились к дому Аслиддина. Ганибай-охотник, подняв мешок с седла и протянув его соседу, простился с ним, а сам продолжил свой путь.
Когда Аслиддин вошел во двор и запах плова тепло ударил в нос, у него поднялось настроение.
-О, запах плова нас дурманит,             
Приход невесты не обманет.               
Спеши убраться в комнате,    
Ведь гостья новая приходит, -с мешком в руках, подпевая эти строки, он подошел к очагу.
- Проголодались, хаджи? – спросила заботливо Вохидбону.
- Да, поход в горы и свежий воздух давно зовут меня к дастархану, - шутя, ответил Аслиддин.
- Через пятнадцать минут плов будет готов, - сказала хозяйка. – Вы пока умойтесь и садитесь за стол.
В углу двора под солнцем Аслиддин расстелил мешок и высыпал на него принесенную землю. Ещё раз размельчил комья земли, а потом направился в сторону хлева. Почистил кормушку овец, набрал свежей воды в ведро и повесил его на крюк в углу овчарни. Положив пару охапок рубленного сена, старик с удовольствием понаблюдал за тем, как аппетитно бараны жевали сено, затем направился к курятнику. Войдя в него, он тут же быстро закрыл дверцу, чтобы куры не выбежали во двор. Курятник был размером два на три метра, но для того, чтобы птицы могли погулять и дышать свежим воздухом, имелся отдельный выгул размером четыре на пять метров.
Аслиддин с женой содержали десять черных кур и одного петуха. Ежегодно три-четыре курицы выводили по восемь-десять цыплят, а петушков, наиболее упитанных, забивали на суп. Да и кур держали не более года, так как они начинали плохо нестись. А их место занимали подросшие цыплята. Приподняв крышку большого деревянного ящика, он набрал в чашу с ущербным краем кукурузы, смешанной с пшеницей и ячменем, и позвал птиц:
- Бех-бех! Ту-ту! Бех-бех! Ту-ту!
Куры быстро подбежали к нему. Он веером разбросал зерно вокруг себя и стал смотреть на возню кур.
Положив пустую посуду на место, Аслиддин закрыл крышку ящика и посмотрел на чашку с водой. Она была ещё достаточно прозрачная. Из выгула направился прямо в курятник. В двух углах курятника были поставлены два старых корыта с опавшими листьями и сеном. Это было место, где неслись куры, и в обоих корытах лежали по паре яиц. Осторожно взяв яйца в руки, старик вышел из курятника, остановился на минуту, чтобы еще раз полюбоваться своими птицами, затем, довольный, вышел во двор.
В начале первой недели июня Хайриддин позвонил из Москвы и предупредил стариков, что его жена примерно через месяц родит. Аслиддин сначала поехал в город, встретился с представителем транспортной кампании, который составлял список желающих поехать в Москву на автобусе. Положив в один чемодан две пары сменной одежды и в пакет землю с Горы двух братьев, Аслиддин с женой стали собираться в дорогу. Они взяли двухлитровую банку чистого горного мёда, по одному килограмму сахара и леденцов, изюма и грецкого ореха. Не забыли и двухлитровый термос, пару полотенец, коврики для намаза, раскладной нож, чайные и столовые ложки, заварку зеленого чая и пару пиал. Старики нажарили на дорогу мяса и сложили его в небольшую кастрюльку. Кроме того, купили блок минеральной воды, который мог пригодиться в дороге.
Вскоре им позвонили и сообщили, чтобы четырнадцатого числа в семь часов утра они пришли на центральный автовокзал города, так как в восемь часов планируется отправка в Москву.
Вопреки предположениям Аслиддина, шестьдесят четыре человека, то есть все путешественники в назначенное время собрались в указанном месте, и в восемь часов «Мерседес» взял курс по направлению к границе.
Один из ответственных лиц транспортной кампании до того, как выехать, заново пересчитал пассажиров по списку, затем ещё раз напомнил:
- Товарищи! Друзья! Я неоднократно предупреждал вас и хочу ещё раз повторить, что наша кампания несет ответственность только за то, чтобы доставить вас в Москву. Мы не уполномочены заниматься проверкой вашей личности и вашего багажа. Наш автобус проходит через несколько пограничных постов и контрольных пунктов в Киргизии, Казахстане и России. Они будут тщательно осматривать ваш багаж, потому что в последнее время в их руки попало большое число контрабандистов. Ещё раз хочу предупредить вас, чтобы вы с собой не брали то, что запрещено, то есть оружие, не дай бог, наркотики. Вы должны знать, если вас задержат во время обыска, то мы ничем не можем вам помочь, позор же от содеянного вами распространится и на нас. Если вы попадетесь с подобными вещами за границей, то это будет пятном и для страны. Понятно?
- Поняли, - кивнул Аслиддин, сидевший рядом с женой на переднем ряду.
Примерно через два часа они доехали до первого пограничного поста. Водитель, с папкой в руках, в которой были паспорта пассажиров и другие документы, вышел из автобуса. Спустя некоторое время из здания вышли три сотрудника в форменной одежде. Позади них шел водитель. Инспектор, возможно, таможенной службы, насупив брови, поздоровался с пассажирами. Потом, окинув всех строгим взглядом, объявил:
- Вы едете в Москву. До того, как пожелать вам счастливого пути, мы хотим осмотреть ваши вещи. Женщины будут осмотрены женщинами, мужчины – мужчинами. Поэтому не надо зря переживать. Чем быстрее вы пройдете досмотр, тем быстрее отправитесь в путь.
По команде все вышли из автобуса, достали из багажника свои чемоданы, сумки, пакеты и встали один за другим в колонну.
- Дедушка, вы едете до Москвы или ещё куда дальше? – спросил офицер таможни, сначала заглянув в паспорт, а потом на самого старика.
Аслиддин, сдвинув брови, ответил:
- Какое это имеет значение для вас?
- Лучше знать, чем не знать, - сказал спокойно офицер. – Итак, вы не ответили на мой вопрос, дедушка.
Настроение у Аслиддина испортилось, но, тем не менее, он холодно ответил:
- Еду к сыну вместе с женой.
- Ваш сын живёт в Москве? – вновь спросил таможенник.
- Да, с женой и детьми проживает в Москве, там же и работает.
- Извините, где работает ваш сын?
- И это вам необходимо знать?
- Необходимо.
- В одном из банков Москвы, - сказал, хмуря брови, Аслиддин и насмешливо добавил: - Извините, жаль, что не знаю, какая у него зарплата. У вас ещё есть вопросы?
- Есть, - глядя прямо в глаза старика, спокойно сказал офицер и добавил: - Дедушка, достаньте и положите на стол всё, что есть у вас в кармане.
Аслиддин окончательно вышел из себя и, будто ища помощи, посмотрел по сторонам, не найдя Вохидабону рядом, он занервничал ещё больше.
- Я хочу знать, что вы вывозите из нашей страны за границу и в каком количестве? - вновь настойчиво потребовал офицер. – Пожалуйста, дедушка. Не сердитесь, это наша служебная обязанность.
Он тяжело вздохнул и вынужден был выложить на стол всё, что было в его карманах: кожаный кошелёк, подаренный Хайриддином, чётки, авторучку, записную книжку, носовой платок, складной ножик и очки в футляре.
Углом глаза офицер посмотрел на декларацию, заполненную стариком, потом взял в руки кошелек и, открыв его, проверив все кармашки, положил на стол.
- Спасибо, дедушка. Теперь вы можете положить все эти вещи снова в карманы.
Не сказав ни слова, старик печально и поочередно стал заново засовывать лежащие на столе вещи в карманы. Офицер таможни мягко сказал:
- Теперь откройте сумку и выложите всё, что там лежит.
И на этот раз старик не проронил ни слова, но все же нехотя, стал доставать всё, что было в сумке и выкладывать на стол.
   Дежурный офицер взял в руки четыре большие лепёшки со шкварками, принесенные днем раньше Шарифабону. Так как это были довольно толстые лепешки, то они вызвали подозрение офицера, потому что он осмотрел их с двух сторон, даже нажал на некоторые места кончиком пальцев, потом отложил на край стола. На расстеленную газету высыпал весь изюм и внимательно осмотрел его, затем, насыпав его вновь в мешочек, положил рядом с лепешками. Проверил и орехи, даже несколько из них расколол, но не стал подносить зёрна ко рту. Потом взял в руки банку с мёдом, приподняв её на уровне головы, и внимательно осмотрел на просвет. И на этот раз, не проронив ни слова, он поставил банку рядом с лепешками, изюмом и орехами. Открыл бумажные пакеты с сахаром и леденцами, осмотрев их, как следует, поставил рядом с банкой с мёдом. Очередь дошла до литровой банки с землей. Не открывая крышки, спросил:
- Дедушка, что в этой банке?
- Земля.
- Земля?
- Да, земля с Горы двух братьев.
Офицер с удивлением покачал головой и вновь спросил:
- Вы позволите, я открою крышку и посмотрю?
Положив обе ладони рук на стол, Аслиддин, с насмешкой сказал:
- Если не разрешу, можно подумать, вы не откроете её. Откройте крышку, посмотрите и успокойтесь.
Губы офицера растянулись в улыбке, но в ответ он ничего не сказал, только открыл её пластмассовую крышку, потом несколько секунд осматривал красноватую землю.
- Имеет красноватый оттенок.
- Да, это красная земля. У нас на родине рядом возвышаются две горы. Их именуют горой Двух братьев. Но другое название Кабил и Хабил. Красная земля с горы Хабил. Я набрал землю, измельчил и пропустил через сито, а сейчас везу в Москву.
- Интересно.
- Да, интересно. Это творение Аллаха.
Офицер таможни на этот раз, не спрашивая разрешения, осторожно насыпал на газету землю, перебрал её.
- Дедушка, вы едете навсегда? Или вернетесь на родину?
-Не понял… Почему? – удивился Аслиддин.
- Те, кто покидает родину, особенно старики, берут с собой горсть земли предков.
- Нет, я… Я и жена моя некоторое время погостим у сына, а потом вернемся домой. Знаете, наша родина, наш Таджикистан, это же рай на земле.
- Дедушка, говорите, что Таджикистан – это рай, а везете с собой банку земли. Для чего?
Аслиддин лишь теперь понял офицера, засмеялся и сказал:
- Ох, вы ошибаетесь, сын. Я эту родную землю везу для того, чтобы искупать новорожденного внука. Даст Бог, в ближайшие дни у моего сына Хайриддина родится мальчик. Как только невестка вернется с роддома, новорожденного искупаем в воде с этой родной землей. Это наш обычай.
В ответ офицер ничего не сказал. Увидев чемодан у ног старика, спросил:
- Дедушка, это ваш чемодан?
- Да, мой и моей жены.
- Я, дедушка, обязан осмотреть и его.
- Ваша воля, сынок.
Сотрудник таможни поднял чемодан, поставил его на продолговатый стол, стоящий рядом с ним, нажал на замки и чемодан открылся.
- Могу я осматривать сам или вы все сами покажете?
- Пожалуйста, проверяйте, сын. Но то, что вы ищете, в моем чемодане нет. Сын предупредил меня, чтобы я Коран с собой не брал, чтобы сотрудники таможни и пограничники, подумав, что я террорист, не мучили меня.
Офицер молча, перебрав одежду, проверил содержимое чемодана, закрыв чемодан, положил его на землю к ногам старика, потом сел за стол. Взяв ручку, осмотрев две декларации старика, сделал в нескольких местах прочерки, расписавшись в нижней части, одну положил на стопку на краю стола, другую протянул Аслиддину и, улыбаясь, сказал:
- Счастливого вам пути, дедушка.
- Спасибо, - тихо ответил старик, получая декларацию.
Взяв сумку на плечо, он потянул за собой чемодан на колёсах. Аслиддин вышел из таможенного контрольного пункта, глубоко вздохнул и только теперь заметил, что вспотел. Достав из кармана пиджака платок, он вытер пот со лба и шеи и, оглядываясь по сторонам, стал искать Вохидабону.
- Хаджи, почему так долго? Вас пропустили через сито? – спросила жена, с сумкой в руках.
- Пусть ищет, я с собой ничего запретного не взял, чтобы бояться, - ответил Аслиддин и в свою очередь спросил: - Что, вас не осматривали?
- Обыскали основательно, - ответила Вохидабону и потом тихо добавила: - Знаете, эта женщина... Мне даже стыдно рассказывать…
- Удивительно, - сказал старик, взяв себя за ворот. – Выясняется, что в Россию контрабандисты вывозят наркотики всеми путями.
Когда все прошли таможенный контроль и заняли свои места, водитель-проводник, взяв список, снова поименно проверил всех пассажиров.
- Прошу вас быть терпеливыми, сохраняйте спокойствие. Через пять минут мы приблизимся к границе. Не нервничая, выполняйте все, что велят пограничники. Чем раньше они нас проверят, тем быстрее мы поедем дальше. Все поняли?
Старик, окинув через плечо сидящих за ним пассажиров, сказал:
- Поняли.
На самом деле, прошло совсем немного времени, когда с автоматом за спиной, пограничник остановил автобус. Водитель открыл дверь, и он вошел в машину и, не здороваясь, приказал:
- Возьмите пакеты, сумки и все остальные вещи и выйдите из автобуса. Достаньте из багажника чемоданы.
Пассажиры, взяв все свои вещи, один за другим вышли из автобуса и с помощью водителя достали из багажного отделения свои чемоданы.
Пограничник скомандовал:
- Все отойдите от своих вещей и чемоданов на пять метров!
Когда пассажиры выполнили этот приказ, подошли два пограничника с маленькой лохматой собачкой и сняли с неё ошейник. Собака по команде пошла вместе с хозяином в автобус, обнюхала там все, затем обошла автобус и проверила его ещё снизу, виляя хвостом, вернулась к своему хозяину и села.
Хозяин собаки достал что-то из кармана и поднёс к её морде. Она тут же поднялась и радостно завиляла хвостом. На этот раз пограничник привел собаку к сумкам и чемоданам. С длинной шерстью коричневой масти, собачонка примерно десять минут то поднималась на поверхность чемоданов, то обходя вокруг вещей, обнюхивала их, но, не обнаружив ничего, вновь, виляя хвостом, подошла к своему хозяину и стала ждать вознаграждения за труд.
- «Слава Богу, прошли проверку и пограничников», - подумал Аслиддин, стоя рядом со своей женой.
Водитель с помощью пассажиров вновь поместил чемоданы в багажное отделение, проверив по списку пассажиров, он направил машину к соседней границе, расположенной на расстоянии около пятисот шагов.
Без каких-либо сложностей они прошли проверку пограничников соседнего государства. Только проверка сотрудниками таможни оказалась продолжительной: они заставили каждого пассажира показать по отдельности каждую вещь, что были в чемоданах, пакетах и сумках.
- Что содержит эта банка? – спросил по-русски киргиз – пузатый сотрудник таможни, показывая Аслиддину банку с землей.
- Землю.
- Какую землю? – удивлённо спросил тот. – Ну-ка, откройте крышку.
Приложив усилие, старик открыл кончиками пальцев белую пластмассовую крышку банки.
Таможенник взял банку в свою правую руку, поднёс её к носу, понюхал, потом поставил на стол. Достав из ящика стола тонкий блестящий щуп длиной в две пяди, он стал прощупывать почву в банке до самого дна.
- Брат, вы можете осмотреть землю из банки, высыпав её, - сказал старик, пытаясь рассеять облако подозрения сотрудника таможни.
Молодой человек с толстым животом на несколько секунд посмотрел прямо в глаза старика, а потом, не сказав ни слова, достал из ящика стола газету, раскрыл её на столе и высыпал содержимое банки. Молодой человек растер землю кончиком указательного пальца и даже попробовал на вкус, коснувшись языком.
- Необычная земля, - сказал таможенник, отплевываясь. – Где вы ее взяли?
- Земля с Горы двух братьев, земля с места моего жительства, - ответил старик.
- Вы её везете в Россию на могилу отца или кого-нибудь из родных? – вновь спросил таможенник.
- Нет, у сына должен родиться мальчик, мы его в первый раз, даст Бог, искупаем в воде с этой землей.
- Искупаете? – удивился таможенник. – Зачем? Или… Или эта земля имеет какой-нибудь секрет?
- Нет, нет, это обычная красная земля с наших краев. Не знаю, как у вас, но у нас есть такой обычай. Новорожденного обязательно купают в воде с землей родины. Нас родители так купали, и я четверых детей искупал в такой воде, и дети мои в свою очередь искупали своих дочерей и мальчиков в такой воде. Это имеет несколько значений. Во-первых, это признак сотворения человека из земли. Во-вторых, грязевая вода со многими полезными минералами с первых дней не только очищает тело ребенка, но и не дает забыть запах родных мест. Так как Хайриддин, мой сын, с семьей работает и живет в Москве, и скоро у них должен родиться сын, мы с женой и везем эту банку с землей.
- Хорошо, дедушка, я понял. Но я на вашем месте не стал бы брать эту почву с собой. На других приграничных и таможенных контрольных пунктах у вас будут большие проблемы.
- То есть они будут сомневаться, что это земля?
- Конечно, было бы хорошо, если бы у вас был сертификат на эту землю с его лабораторным анализом.
- Эх, я не подумал об этом, сынок. По милости Аллаха, может, довезу эту банку до Москвы в целости и сохранности.
- Счастливого вам пути, дедушка.
***
   Пассажиры, пройдя проверку, один за другим собрались в автобусе. Водитель вновь проверил всех поименно, потом громко сказал:
- Друзья, как я и предупреждал вас, пока мы доберемся до Москвы, таких проверок будет много, поэтому будьте просто терпеливы.
В ответ уже никто ничего не сказал.
Автобус двинулся с места. Не успели проехать и получаса, как в громкоговорителе раздался голос водителя:
- Друзья, приготовьтесь, нас ожидает новая проверка. Эти уже будут искать наркотики.
Автобус остановился. Как только открылись двери, в автобус поднялись двое в гражданском.
- Куда едете? – спросил один Аслиддина, войдя в переднюю дверь.
- Далеко, в Москву, если позволите, - сказал спокойно старик.
Тот, не обратив внимания на слова старика, объявил громко и властно:
- Все оставайтесь на своих местах. Наша собака проверит автобус, если всё нормально, то продолжите путь. Понятно?
Никто ничего не ответил и не возразил. Все, уже утомленные, предпочли промолчать. Минут через десять в переднюю дверь автобуса вскочила маленькая короткошерстная собака с обрезанным хвостом, за ней – молодой человек в спортивном костюме и кепке. Молодой человек снял цепочку ошейника собаки и приказал:
- Шерак, ищи!
Шерак приступил к работе. Он останавливался возле каждого пассажира и обнюхивал не только его, но и сумки, пакеты. Так он прошелся до конца автобуса и быстро вернулся к своему хозяину. Молодой человек с собачкой молча вышел из автобуса. Двери автобуса вскоре беззвучно закрылись, и в громкоговорителе раздался голос водителя:
- Слава богу. Дедушка хаджи, прочитайте молитву, чтобы мы благополучно, живые и здоровые добрались до границы Казахстана.
Старик невольно встал с места и поднял руки, чтобы прочитать молитву.
- О, Всевышний, в числе других своих подданных сделай безопасным и счастливым наше путешествие в Россию. Аминь! – сказал он и провел ладонями по лицу. Все пассажиры последовали его примеру.
***
При въезде на территорию Казахстана, который теперь, после учреждения Евро-Азиатской экономической зоны, считается и единой таможенной зоной территорий России и Беларуси, пограничники, можно сказать, пропустили всех пассажиров через сито. По поводу банки с землей пограничник задал большое количество вопросов и даже, взяв кончиком пальца немного земли, преподнёс её ко рту и проверил на вкус.  Что касается работников таможни…
- Что это?
- Земля.
- Обычная земля?
- Да, обычная земля родных мест.
- М-да, обычная земля, дедушка, такого цвета не бывает.
- Правильно, может быть, в ваших местах она не такая, но в наших краях, в селе Зарнисор, Файзабадского района Республики Таджикистан есть Горы двух братьев. Почва одной из них имеет вот такой красноватый оттенок. Такая земля пригодна для гончарного дела и производства жжёных кирпичей. Кроме того…
- Не надо читать лекцию, дедушка. Кратко ответьте на мой вопрос… Итак, у вас есть сертификат соответствия на эту землю с места вашего жительства?
- Нет. Я об этом не думал. Не знал, что надо взять сертификат.
- Зачем вы взяли её и куда везёте?
- Даст Бог, я отвезу её в Москву. У сына моего Хайриддина должен родиться мальчик, и мы первый раз искупаем его, если угодно Аллаху, в грязевой воде с этой землей.
- Вы, дедушка, здоровы?
- Да, слава Всевышнему, не болен. А что?
- Правду говорите?
- Да, правду, слава Богу, я полностью здоров.
- Если вы не больны, скажите мне, кто ещё, кроме вас, купает новорожденного грязной водой из этой земли?
- Ага, вот вы о чем? – удивленно сказал Аслиддин с улыбкой. – Возможно, вы, русские и казахи, не купаете малышей в грязевой воде родной земли? А у нас традиция в первый раз купать новорожденных в воде с этой землей. Это очень древний обычай. Например, я четырёх своих детей, мои дети своих детей купали в такой воде. Даст Бог, так будет и дальше.
- Возможно, дикари имеют такой обычай, но в двадцать первом веке, я думаю, цивилизованным людям вряд ли придет в голову купать новорожденного в грязной воде. Знаете, дедушка, это невежество, дикость. Если об этом узнают в Международном комитете защиты детей, могут забрать у вас ребенка.
- Это ещё почему? Это мой собственный ребенок! Как его могут забрать у меня?
- Очень просто, по закону. Вы лишитесь ребенка за любое наказание, не говоря уже об избиении. Да, решением суда изымут у вас ребенка и передадут в другие руки или в какой-нибудь детдом. Вы же… Удивительно, но искупав в грязной воде новорожденного, вы же погубите его?
- Эта земля - особая, священная земля, сынок. Да, это не придорожная грязная земля, а чистая, лишенная зараз и микробов. Я, знаете, добыл эту землю на склоне Горы двух братьев, измельчил, неделю сушил под солнцем, потом пропустил не через решето, а через сито, затем положил в банку. Да, это чистая и абсолютно безвредная земля. Ребенок от него, кроме пользы, ничего не получит. Он вовсе не пострадает. Потом, понимаете, это обычай наших горцев, хотя вы сказали, что это привычка дикарей.
- Итак, я не знаю, что делать с вами, дедушка. Но до выяснения, что в этой банке, я не имею права дать вам разрешение на въезд в страну.
- Занимательно! Вы меня удивили, сынок, - сказал старик, надвинув густые брови. – Вы поговорите с кем-нибудь…Например, с вашим начальником. Возможно, он разберется или у вас есть специалист-почвовед.
- Дедушка, почвовед бывает в научно-исследовательском институте почвоведения или в аграрном университете, а не в таможне, - сказал он, затем, взяв банку с землей в руки, удалился по коридору. Через некоторое время он вернулся с крупным русским мужчиной около пятидесяти лет.
Он сначала направил свой взгляд на старика, а потом на банку с землей в руках своего служащего. Взял банку с его рук поднес к носу, понюхав её, спросил:
- Дедушка, это на самом деле земля?
- Да, земля с родных мест, с Горы двух братьев.
- Везете в Москву?
- Да, один из сыновей живет в Москве, другой, старший сын, - в Париже. А что?
- Объясните-ка и мне, зачем вы везёте эту землю в Москву?
- Скоро у моего сына Хайриддина должен родиться сын. Землю эту мы с женой везем для того, чтобы искупать в ней ребенка, мы в первый раз искупаем его в грязевой воде с этой землей. Так у нас заведено в народе.
- Неужели? – сказал он, многозначительно посмотрев в сторону молодого сотрудника таможни, убеждаясь, что информация, доведенная до него, достоверна. – Вы мне, дедушка, объясните, в чем смысл купания ребенка в грязевой воде с этой землей. Для чего вы купаете его не мылом, не шампунем, а грязевой водой?
- Не знаю. Отцы и деды наши так поступали, и мы продолжаем эту традицию. Например, я искупал всех четверых своих детей в первый раз в такой воде с красной землей, дочери и сыновья мои тоже искупали своих детей подобной водой и в будущем, даст Бог, будут купать. Это, во-первых. Во-вторых, земля с места жительства очистит тело новорожденного от всяких зараз и нечистот. Третье, земля способствует удалению нежелательных волос с тела ребенка. Четвертое, запах родной земли останется в его сознании, то есть, он никогда не забудет родные места.
- М-да, дедушка, родные места – это места, где человек появился на свет. Не так ли?
- Верно, мы, таджики гор, под местом рождения имеем в виду Таджикистан. Знаете, наш Таджикистан – это рай, земной рай. Целый год там тепло и приятно, плоды сладкие, как сахар, вода в родниках и даже солнце целебны. Такого края нет ни в одном уголке земного шара.
- Ого, вы так расхвалили Таджикистан, дедушка, но я вам скажу, что Казахстан и Россия не хуже Таджикистана. Каждый из нас, в какой бы стране не жил, считает свою страну лучшей. Не так ли?
Хотя старик и не разделял данную точку зрения начальника группы таможенного контроля, но мирно согласился и, утвердительно кивнув головой, сказал:
- Вы правы.
- Итак, что мне с вами делать?
- Прошу вас, не поворачивайте меня с пути назад. Если… Если не верите в то, что земля в банке – это обыкновенная земля, да, если вы сомневаетесь в этом, пожалуйста, оставьте ее у себя. Но после проверки, прошу, отправьте по адресу моего сына, в Москву. Я буду весьма благодарен. Я сейчас напишу вам адрес моего сына Хайриддина.
Он сунул руку в карман пиджака и достал записную книжку, в переднем кармане пиджака нашел очки. Большой начальник обратился к нему:
- Ладно, дедушка, не беспокойтесь, - и вернул банку с землей старику, потом кивком головы подал знак своему сотруднику, чтобы тот разрешил въезд.
Аслиддин вновь положил банку с землей в рюкзак и тяжело вздохнул. Лишь теперь он почувствовал, что от волнения вся его спина была покрыта холодным потом. После того как сотрудник таможни подписал его декларацию о въезде и поставил печать, старик взял рюкзак за спину, а правой рукой потащил за собой чемодан. Войдя в зал, он увидел Вохидабону, с беспокойством ожидавшую его.
- Хаджи, почему так долго?
- Меня не обыскивали. Просто земля в банке вызвала у них подозрение. Хорошо, что начальник таможни оказался человеком более благоразумным. Он поверил мне.
- Слава Аллаху.
***
 - Хаджи, просыпайтесь, автобус остановился.
Старик, положив голову на рюкзак, лежащий на коленях, дремал. Нехотя проснувшись от толчка Вохидабону, потирая кулаком глаза, он утомленно спросил:
- Куда мы приехали?
- Не знаю, водитель объявил остановку на тридцать минут, чтобы мы могли пообедать и отдохнуть.
Аслиддин посмотрел в окно на своих спутников, вышедших из автобуса, затем направил взгляд на свои ручные часы:
- Бону, возьмите полотенце и коврики для совершения намаза, пока есть время, совершим омовение и, найдя опрятное место, совершим намаз, - сказал он, поднимаясь с места.
Из машины старик и старуха вышли последними. Аслиддин помог жене спуститься с автобуса.
Место, где остановилась машина, было пустынное, где, кроме единственного убогого здания, как оказалось - столовой, более ничего не было, даже дерева. Солнце было в зените и сияло в полную силу, от него можно было скрыться лишь в этом здании. Хотя в здании было просторно и светло, но опрятностью и уютом оно не отличалось. Более того, в нем было полно мух. Настроение у Вохидабону испортилось. С перекошенным лицом она обратилась к мужу:
- Хаджи, мне дурно. Пошли отсюда.
 Она взяла мужа за руки и почти потащила его к выходу.
- Вы голодны?
- Нет.
- И я пока не проголодалась. Когда проголодаемся, в автобусе достанем из рюкзака хлеб, мясо и перекусим на ходу.
- Хорошо, бону, - согласился старик. – Если так, давай займемся намазом, самое время.
Аслиддин вновь вошел в столовую, через минуту вышел, прошел за здание и тут же вернулся.
- Я нашел туалет, - сказал он и, направляясь в сторону автобуса, бросил: - Принесу бутылку воды.
Водитель, открыв капот двигателя, с тряпкой в руках проверял уровень масла. Увидев старика, он открыл переднюю дверь машины, и тот быстро вошел в автобус. Через некоторое время с бутылкой воды в руках он спустился по ступенькам вниз.
Аслиддин сначала проводил жену до туалета и остановился, как охранник, в нескольких метрах от здания, не имевшего дверей. Через мгновение оттуда появилась Вохидабону с кислым лицом. Не произнося ни слова, старик дал ей бутылку с водой, а сам направился в сторону туалета.
- Жаль, жаль, - сказал он недовольно, когда вышел из туалета.
Старик и старуха отошли на несколько метров дальше. Вохидабону полила из бутылки на руки мужа воды, и он, помыв их три раза, вытер полотенцем, потом в свою очередь он налил воды на руки жены.
- Жаль, - сказал он недовольно, когда жена вытирала руки. – Помните, бону, во время совершения хаджа, дорогу между Дубаем и Меккой?
- Да, посреди песков ровные и благоустроенные дороги, через каждые пять-десять километров столовые, мечети, чистые и опрятные туалеты, а здесь…
- Удивительно, они мусульмане, и жители этих мест, кажется, тоже мусульмане, но разница от земли до небес. Помните, в Дубае, прежде чем взять курс на Мекку, у нас был свободный день? Мы с вами, отправились в Абу-Даби, столицу Эмиратов. Там тоже на всём протяжении дорог, через каждые четыре-пять километров были мечети, а рядом с ними магазины, столовые и, конечно, благоустроенные туалеты с местом для омовения. А здесь… Не только здесь, но и у нас на родине никто не думает о путниках. Когда займутся этим всерьез, не знаю. Если бы руководители не ездили за границу, не видели проявление такой заботы и внимания в отношении к путешественникам, то и спроса бы с них не было… Боже, как и где здесь совершить омовение и прочитать намаз?
- Ладно, не печальтесь, хаджи. Даст бог, доедем до какого-нибудь благоустроенного места, пусть будет поздно, но намаз мы свой совершим, - сказала Вохидабону. – Бог всепрощающий и милосердный, он видит наше положение и простит нас.
- Бону, а что, если мы совершим таяммум* и прочитаем намаз?
*/ Таяммум–ритуальное омовение землей или песком при отсутствии воды или при некоторых заболеваниях.
- Хаджи, у нас есть вода, как мы можем совершить таяммум? Таяммум приемлем, когда нет воды.
- Ты права, госпожа.
Сказав это, с бутылью воды в руке он быстро прошел за здание столовой. Колючки и сухая трава и особенно едва высохшее «перекати поле» мешали ему ходить, но он пробивал себе дорогу между ними и прошел примерно сто метров. Выбрав место за колючим кустарником, используя воду в бутылке, совершил омовение и тут же почувствовал облегчение во всем теле. Возвратившись тем же путем между колючками и валежником, он подал бутыль с водой Вохидабону, отряхнув брюки от грязи и пыли, снял пиджак и подал его в руки жены, расстегнув пуговицы рукавов, закатал их до локтей. Затем снял тюбетейку с головы, подал её супруге, отойдя в сторону, полностью совершил ритуальное омовение.
- Жаль, хаджи, я не могу последовать вашему примеру. Бог свидетель, я также полна желания совершить намаз вовремя, но…
Аслиддин, вытиравший руки и лицо полотенцем, утешил её:
- Госпожа, не расстраивайтесь, ещё есть время, как только появится возможность, вы совершите свой намаз позднее.
Он окинул взглядом окрестность, но, не найдя подходящего места, подумал, что прочитает молитву в автобусе. Водитель, увидев его с ковриком, предложил:
 - Хаджи, за автобусом тень. Как раз место для совершения намаза.
- Спасибо, - сказал он и перешел за автобус, раскрыл там свой коврик в направлении киблы*, сначала едва слышно прочитал азан*, затем приступил к поклонению.
*/ Кибла (рел. араб.) – здесь: сторона, к которой обращаются мусульмане лицом во время молитвы.
**/ Азан (рел. араб.) – призыв к молитве.
   В конце ритуала старик поднял ладони, прочитал молитву и попросил единственного и милосердного Всевышнего, чтобы тот благословил его с женой и всех тех, кто находится в пути, чтобы дорога была благополучной и безопасной.
На пятый день, уставшие, они заехали на окраину Москвы. Здесь, прочитав надпись «Добро пожаловать в город-герой Москву!», все на радостях зааплодировали. Не успели проехать несколько километров, как служащий государственной автомобильной инспекции остановил их автобус. Еще не успели проверить документы водителя, как двое в гражданском вошли в автобус и, сначала осмотрели автобус и пассажиров, а потом один из них громко объявил:
- Добро пожаловать в Москву, гости. Мы из Агентства по государственному контролю за незаконным оборотом наркотиков. Просим всех спокойно выйти из автобуса, с собой ничего не берите. Сумки и пакеты останутся на местах. Всем понятно, есть вопросы?
Никто из пассажиров не задал вопроса. Все нехотя вышли из машины.
- Уважаемые, встаньте все в один ряд! – вновь раздался знакомый голос молодого человека в гражданской одежде.
Все шестьдесят путешественников выстроились в шеренгу. Через некоторое время появился молодой человек в форме с черной длинноухой собакой на цепи.
- Не бойтесь собаки, вам она не причинит вреда.
Молодой человек в форме нагнулся, погладил собаку по голове, и не снимая тонкую цепь, приказал:
- Ну, Холмс, ищи!
Собака приступила к работе. Она, не обращая внимания на цепь ошейника, энергично и быстро проходя мимо всех пассажиров, обнюхивая их, дошла до конца строя. Ни один из пассажиров не привлек к себе её внимания.
Молодой человек в форме достал что-то из кармана и сунул собаке в пасть, погладил её с благодарностью и вновь приказал:
- Ну, ищи, Холмс!
Послушный Холмс и на этот раз не задержался возле кого-либо из пассажиров, остановился в конце строя, виляя хвостом и не отрывая огненные глаза от своего хозяина, ожидая вознаграждения за труд. Военный тотчас достал из кармана лакомство и поднес к морде собаки. Когда она начала жевать, он, сказав «молодец», погладил её.
Молодой человек подошел к водителю и приказал:
- Откройте багажник. – Потом, посмотрев на пассажиров, добавил: - Все достаньте свои чемоданы, рюкзаки и пакеты.
- Товарищ начальник, вы меня знаете, кого вы ищете, я в свой автобус не сажаю, прежде чем посадить людей в свой автобус, беру с них расписку, - сказал водитель.
- Правильно делаете, откройте, пожалуйста, багажник, - спокойно повторил он.
После того как водитель и пассажиры без особого желания выполнили этот приказ, собака по кличке Холмс снова приступила к поиску. Завершив работу, она удовлетворенно повиляла хвостом и присела.
Молодой человек в форменной одежде на этот раз попросил всех вынести из автобуса все свои вещи. Создавалось впечатление, что он непременно хотел найти среди этой группы пассажиров кого-нибудь с запретным товаром.
Все сумки, пакеты были выставлены на длинные столы. Когда два представителя Агентства приступили к осмотру имущества, сумок, рюкзаков пассажиров, молодой человек в форме со своей собакой Холмсом вновь вошел в автобус. Работу свою он выполнял тщательно.
   Вохидабону поочередно положила на стол всё, что было в сумке и в большом пакете. Потом, получив разрешение, она вернула всё обратно. Когда дело дошло до шести вареных яиц, проверяющий стал осматривать каждое яйцо.
- Яйца варёные? – спросил он, глядя в глаза старухе.
- Да, они сварены в воде, - сказала она. – Было десять, осталось шесть.
- Можно разбить какое-нибудь из них?
- Почему нет? Пожалуйста, разбивайте, можете даже попробовать. Вкусные яйца, домашние.
Молодой человек, не обращая внимания на слова Вохидабону, ударив о стол, разбил одно, потом второе яйцо, наконец, поверив в то, что это действительно безопасные яйца, вернул их.
- Видите, какой желток домашнего яйца, желтый, как солнце? Они и на вкус замечательные.
- Все. Можете убирать.
Оттого, что проверяющий не понял её и даже был непочтительно суров, Вохидабону нахмурилась. Она положила яйца в бумажный пакет, и лишь потом отошла от стола. Наступил черед проверки рюкзака и сумки Аслиддина. Всё проходило нормально, но как только контролер заметил литровую банку с красной землей, спросил:
- Это что?
- Земля. Обыкновенная земля с Родины, - ответил старик.
- Земля? – удивившись, спросил он повторно. – А можно посмотреть?
- Пожалуйста.
Проверяющий открыл пластмассовую крышку банки. Некоторое время он рассматривал красноватую землю, потом, возможно, усомнившись в чем-то, спросил:
- Говорите обычная земля?
- Именно.
- Обычная земля вашей родины бывает такого цвета?
- Не вся, а только земля на склоне Горы двух братьев. Очень чиста и уникальна и часто ее используют гончары.
Контролер поднес банку к носу и принюхался.
- Хорошо. Зачем вы привезли эту землю в Москву?
- Знаете, невестка, жена сына моего Хайриддина, в ближайшие дни родит сына. Даст Бог, когда невестка вернется с роддома с младенцем, то мы в первый раз искупаем новорожденного внука в грязевой воде из этой земли.
- Новорожденного ребенка вы искупаете в грязной воде с этой землей?
- Да, таков обычай нашего народа.
- Это не вредит ребенку?
- Нет. Например, меня мои родители в своё время искупали в воде с подобной землей. В свою очередь я - четверых детей своих. И дети мои первый раз искупали моих внуков в подобной воде. Слава Богу, никому из нас эта земля вреда не нанесла.
- Интересно, дедушка, - сказал проверяющий. –  С какой целью вы это делаете?
- Чтобы очистить тело ребенка.
- Чтобы очистить?  - с удивлением спросил он. - Интересно, для очищения тела ребенка есть ведь разнообразные виды душистого мыла и шампуней. Это, во-первых. Во-вторых, я думаю, всё тело новорожденного ребенка первый раз, после прихода на свет, в роддоме моют мылом.
Задумавшись, старик сказал:
- Возможно, но как только новорожденного приносят домой, мы купаем его в этой грязевой воде. Это обычай нашего народа.
- Гм, удивительный у вас обычай.
Он достал из кармана мобильный телефон, кончиком пальца набрал несколько цифр, подождал немного и потом сказал:
- Прошу, подойди со своим Рексом ко мне. Срочно.
Не прошло и трёх минут, как подошел молодой человек в черной форме с маленькой рыжей собачкой. Когда контролер протянул банку с землей в сторону собаки, Аслиддин сказал:
- Сынок, пожалуйста, не делайте этого, - он взял проверяющего за кисть руки. – Если собака понюхает землю, то она уже больше мне не понадобится.
Удивленный проверяющий настороженно посмотрел на него. Тут же отказавшись от задуманного, он поставил банку на стол.
- Извините, сынок. В Исламе, в нашей религии, дыхание собаки - скверна. Если вы хотите проверить землю в банке, высыпьте из банки на газету или какую-либо другую бумагу горсть земли, а потом положите её перед собакой.
Проверяющий, успевший недовольно насупить брови, без единого слова принял это предложение старика, достал из ящика стола газету, насыпал на неё около одной ложки земли. Собака понюхала её и отвернулась от газеты. Виляя хвостом, она хотела показать хозяину, что это не то, что они ищут. Хозяин рыжей собаки вернул газету с землей проверяющему, который сначала посмотрел на старика, потом бросил её вместе с газетой в урну и на этот раз, не сказав ни слова, подтолкнул банку в сторону старика. Аслиддин с облегчением вздохнул, закрыл банку пластмассовой крышкой, положил её в свой рюкзак и отошел от стола проверяющего.
«Гм, эта банка с землей с родных краев замучила меня основательно, от чего поседели последние волосы на моей голове, - тяжело вздохнув, подумал Аслиддин. – Но, слава Богу, я довез землю родины до Москвы, а потом искупал в грязевой воде новорожденного Сайфиддина, чем исполнил вековые традиции предков. Это было благим поступком».
13
Гуландом - жена Хайриддина, не смогла родить естественным путем - плод оказался слишком большим. Врачи вынуждены были извлекать ребенка путем кесарева сечения, а невестка, пока не поправилась, находилась под наблюдением врачей. Мать и ребенок были выписаны из роддома лишь на двенадцатый день.
Посчитав первую пятницу благословенным днем, Вохидабону хотела искупать новорожденного Сайфиддина в грязевой воде с землей родных мест. Хайриддин вместе с отцом ушел для совершения намаза в мечеть. Не дожидаясь их возвращения, Вохидабону поручила своей невестке Гуландом и младшей внучке Гульчехре, которая ещё не ходила в школу, дополнительно обогреть детскую комнату. После намаза, когда температуры спальни перевалила за тридцать градусов, закрыв дверь комнаты, Вохидабону сначала приготовила грязевую воду, растворив родную землю в теплой воде. Сайфиддин спал, и, не дожидаясь, когда он проснется, Вохидабону попросила невестку развернуть ребенка. Отодвинув угол ковра, подвинула таз с водой к обогревателю.
- Матушка, может когда Сайфиддин проснется…
Прервав Гуландом, Вохидабону с улыбкой сказала:
- Его величество ваш Сайфиддин, даст Бог, ещё сорок дней будет повелителем сна. Он проснется в двух случаях: во-первых, когда проголодается, во-вторых, когда намочит пеленки.
Когда освободили его от пеленок, сняли шапочку и распашонку, мальчик так и не проснулся. Лишь тогда, когда налили на его плечи тёплую воду и осторожно стали растирать кончиками пальцев его голову, шею и всё тело, он широко зевнул и нехотя приоткрыл глаза. Когда же Вохидабону, произнеся слова молитвы, стала обмазывать всё его тело грязевой жижей, он, недовольно закрыв глаза, тихо заплакал, а потом и поднял крик. Был он маленьким, но ор его был богатырским.
Весь в грязи Сайфиддин, шевеля руками и ногами, продолжал плакать, а его бабушка, мать и сестра радостно смеялись. Удивительная картина! Если бы был фотоаппарат, получилось бы удивительное фото, которое покажи, спустя десять или более лет Сайфиддину, смеялся бы тот до слёз.
- Мой братик стал похож на африканца, - сказала Гульчехра, стоявшая рядом с матерью, не обращая внимания на его плач.
- Земля отечества не чернит человека, а очищает и освежает, - сказала Вохидабону.
- Через несколько минут смоем эту грязь, и наш богатырь Сайфиддин вновь станет беленьким, - сказала мать, свободно державшая мальчика на руках над тазом, а свекровь осторожно, медленно обмазывала его грязью.
Прошла неделя со дня рождения Сайфиддина, и в святую пятницу совершили так называемый обряд гахворабандон*.
 *Гахворабандон – обряд укладывания новорожденного в колыбель.
Его, как привезли из роддома, уложили в кроватке. Положив младенца в колыбель, плотно укутав ему руки и ноги, как это заведено в горном Файзабаде, было не только необычно, но и дико для Москвы. С помощью Гуландом Вохидабону испекла немного тонких лепёшек. Потом обе накрыли в гостиной дастархан, заполнив его разнообразными яствами и напитками. Потом они положили в несколько красивых полиэтиленовых пакетика с цветочками конфеты, печенье, по две лепешки и раздали их соседям. Кроме того, по совету Аслиддина, утром того дня, Хайриддин благотворительности ради купил барана и отвез его в публичную мечеть города Москвы. Барана забили и освежили. Потом для строителей, ремонтировавших восточную часть мечети, сварили в большом казане суп. Хайриддин стал ждать прихода отца, чтобы после пятничной молитвы вместе со строителями поесть супа, а потом прочитать благословенную молитву в честь новорожденного Сайфиддина.
Если бы богатырь Сайфиддин родился в селе Зарнисор, они устроили бы настоящий гахворабандон, как это принято, с обильным дастарханом и участием всех детей квартала. Устроили бы настоящий праздник, но сделать это в Москве не так-то просто.
В субботу после обеда Хайриддин сообщил отцу, что сегодня вечером прилетает в Москву из Парижа его брат Фазлиддин.
- Он приезжает поздравить тебя или ты сказал, что мы с матерью приехали к тебе? - поинтересовался Аслиддин.
- Ни это и не другое, дорогой отец. Я не сообщал ему ни о вашем приезде, ни о рождении своего сына. Он сам позвонил только что и сказал, что они группой сегодня прилетают в Москву. В воскресенье у них в нашем городе какое-то мероприятие. Сказал, когда освободится, позвонит и зайдет навестить. Я потом уже сказал ему, что родился сын и вы с матерью у меня. Он обрадовался.
- Правда?  -  спросил Аслиддин.
- Он так сказал. После мероприятий в Москве он заглянет к нам, а потом ночью же вернется в Париж.
Аслиддин задумался, какое может быть мероприятие у Фазлиддина и его спутников в Москве? «Прилетают на семинар или для съемок какого-нибудь фильма» - подумал он, но ничего не сказал Хайриддину и даже Вохидабону.
На следующий день, в воскресенье, после обеда Аслиддин объявил всему семейству, что вместе с женой они идут на прогулку, «подышать свежим воздухом». Когда жена и муж начали переодеваться, то желание пойти с ними изъявила и младшая дочь сына – Гульчехра. Бабушка обрадовалась. В Зарнисоре она иногда мечтала о том, как некоторые другие бабушки, взявшись за руки, с внуками будет ходить в гости, на прогулку. Такие прогулки - особое удовольствие.
С двенадцатого этажа спустились на лифте вниз. По покрытому асфальтом тротуару они медленно направились в сторону лесного массива в трёхстах шагах от дома.
Хотя небо и хмурилось, дождя не было. Воздух же, как воздух их родных гор, был свеж и чист. Старик со старухой наслаждались видом зеленых газонов, белых стволов берёз, выступающих иногда между высокими домами, глубоко дыша, наполняя грудь свежим воздухом. Гульчехра же, отпустив руку бабушки, радостно бегала из стороны в сторону. Возможно, и она гордилась тем, что у неё есть бабушка и дедушка. Когда они дошли до детской спортивной площадки, девочка побежала к качелям и сказала:
- Дедушка, можно немного?..  Совсем чуть-чуть я покачаюсь на качелях?
Старик, посмотрел на жену, а потом на внучку, улыбнулся и сказал:
- Конечно, моя дорогая. -Потом добавил - Я помогу тебе.
Сделав несколько шагов, Аслиддин подошел к внучке и осторожно подтолкнул качели.
- Сильнее, дедушка! -  радостно сказала девочка.
- Хорошо, золотая моя. Тебе не страшно?
- Нет, я не маленькая, мне не страшно.
- Если так, то держись крепче.
- Я держу крепко, дедушка.
Аслиддин подтолкнул качели чуть сильнее. Гульчехра полетела вверх.
- Вот так, дедушка, ещё сильней.
- Нет, этого достаточно.
- Нет, сильнее, дедушка.
- Нет, я боюсь за тебя, моя дорогая.
- Вы не бойтесь, дедушка. Я привыкла. Папа раскачивает качели сильнее.
- Нет, моя хорошая, как бы ты не упала.
- Нет, не бойтесь, не упаду. Сильнее, дедушка!
- Нет, нет. Ты, может, и не боишься, а мне страшно.
Минут через десять Гульчехра нехотя сошла с качелей. Дед и бабушка настояли.
Внучка горделиво шла между дедушкой и бабушкой, крепко держа их за руки, когда им навстречу показался бульдог в наморднике. За поводок его держал мужчина средних лет. Увидев громадную собаку, маленькая Гульчехра в страхе остановилась.
Страшная головастая собака время от времени порыкивала и бросалась то в одну, то в другую сторону, пытаясь вырваться из рук хозяина.
- Не бойтесь. Она не кусается, - успокоил их мужчина.
«Интересно, разве можно не бояться этой страшной собаки в наморднике? Если она не кусается, то почему на ней намордник?» -  пронеслось в голове девочки.
Дед и бабушка мягко объяснили внучке, что она в безопасности и быстро прошли мимо, как им казалось, страшного бульдога. Не успели они вздохнуть с облегчением, как увидели двух пятнистых собачек, бежавших им навстречу. Вслед за ними, не торопясь, шла молодая женщина, держа в руке поводок с кольцом. Гульчехра испугалась и этих собак, хотя они даже не обратили на нее внимания. Только теперь Аслиддин, оглядевшись вокруг, заметил множество людей, выгуливающих своих питомцев. Он вспомнил, что, будучи молодым, часто приезжал в Москву. И тогда горожане выгуливали своих четвероногих друзей. Но тогда их не было так много. Или он не обращал на это особого внимания? Получается, что многие вдруг стали заводить себе собак.
Он вопросительно посмотрел на жену.
- Да, я тоже заметила, что сейчас люди увлечены собаками. Не знаю причины, хаджи, - сказала она, а потом добавила: - По поводу собак есть священный хадис*.
*/ Хадис (рел.) – предание о делах пророка Мухаммада и его сподвижников.
- Да, после прочтения книги Аль-Бухори я, кажется, и рассказывала вам про этот хадис.
- Да, вы мне рассказывали. Я вспомнил. Мол, в доме, где обитают собаки, ангелы не влетают.
-Вот поэтому в Мекке и Медине вовсе нет собак. Даже нет и упоминаний о них.
 - А вы знаете, почему собака для мусульман считается запретным и нечистым животным? –Вохидабону остановилась и вопросительно посмотрела на мужа, который вслед за ней встал посреди тротуара. - Оказывается в дыхании и особенно в слюне собаки, содержатся вредные для человека микробы. Не только нельзя содержать их, но и ласкать и гладить. И надо остерегаться, даже бить тревогу, когда она лает на вас с семи шагов! Слюна их не смывается даже мылом. Поэтому руки необходимо протереть обычной землей, а потом уже помыть с мылом. Тогда только можно избавиться от этих микробов.
- Интересно, хаджи, но в Европе и Америке, люди содержат собак и не умирают же? Это первое. Во-вторых, китайцы и корейцы даже едят собачье мясо. Для них это лакомство.
- Вы правы, госпожа. Чудны дела господа! Вообще, об этом можно прочитать в статьях учёных.
- Все же очень, здесь много людей с собаками. Больше, чем с детьми…
- Да. Мне, вот, вспомнилась легенда о царе Соломоне. Он призвал как-то всех животных, узнать их чаяния, да наставления сделать. Собралась всякая живность. Только ежа среди них не оказалось. Лошадь вызвалась найти ослушника, догнать его. Но сомневалась, сможет ли достать его из норы, мол, голова у нее большая. Тогда собака вызвалась достать ежа из норы. Соломон глянул на лошадь и собаку, и сказал, что первая хороша в своей стати, а вот собаку надо чуть подправить. Царь стал гладить собаку, пока она не стала стройной и быстрой борзой. Через некоторое время, собака и лошадь доставили ежа Соломону. В награду же царь сделал их лучшими друзьями людей. Вот, такая история. И ваши наблюдения верны, госпожа. Мне же кажется, бездетные люди сегодня утешают себя собаками. – Старик, сделав несколько шагов вперед, развил свою мысль: - Современным европейцам дети приносят большие хлопоты и страдания. Кроме обучения и воспитания, их надо одевать-обувать. Вот и не решаются они иметь детей. Разве что одного. И, потом, современная молодежь хочет жить для себя, желает наслаждаться жизнью сполна, не утруждая себя ничем. Вот, правительство России для того, чтобы увеличить население страны, назначило большие льготы. Кроме ежемесячного пособия, многодетным семьям, например, выделяют бесплатные земельные участки. Самое важное то, что за рождение очередного ребенка выдают, так называемый «материнский капитал». Наша невестка тоже воспользовалась этими привилегиями.
- Конечно, так. Но, рожают, в основном, только азиатки. А русские не особо спешат. Так и станет Россия азиатской, в смысле мусульманской.
- Нет, рожают и русские женщины, и немки, и еврейки. Но количественно проигрывают. Философ Нострадамус давно уже предсказывал, что в Европе и России, будет больше мусульман - и белых, и желтых, и черных.
Беседуя, они дошли до поляны у леса и долго прогуливались, наслаждаясь чистым воздухом. Потом расположились на скамейке возле кафе, рядом с которым стояли лотки с мороженым. Гульчехра тут же попросила деда купить лакомство.
-Хорошо, но с одним условием: ты будешь есть его, не торопясь, понемногу, чтобы твое горлышко не заболело. Хорошо, родная моя? – заботливо ответил дед. Внучка радостно кивнула головой.
- Моя госпожа, вам тоже взять мороженое?
- Ладно, и себе и мне, - улыбнулась Вохидабону.
Вернулись они домой только к ужину.
Семья, по не писанной семейной традиции, садясь трапезничать, обязательно выключала телевизор и благодарила Всевышнего за блага, что находились на столе. Только после этого все принимались есть. Телевизор включался только после того, как, поев, прочитав благодарственную молитву, все вставали из-за стола. И в этот раз они поступили так же. Телевизионный канал «Россия - 24» одновременно с другими новостями кратко сообщил, что сегодня в Москве на Тверском бульваре состоялся митинг людей нетрадиционной ориентации России с их сторонниками из Европы. Участников было около тысячи человек. Митинг охраняла милиция.  Мероприятие, вопреки ожиданиям, завершилось благополучно.
У старика испортилось настроение. Он сердцем почувствовал, что сын и его друзья приехали в Москву именно по этому поводу. От одной мысли, что Фазлиддин, которого он вырастил с любовью и с большими надеждами отправил в Германию для получения достойного образования, связался с гомосексуалистами и им подобными, старика охватывал искренний ужас. Не сказав никому ни слова, тяжело вздохнув и насупив брови, он с болью в сердце поднялся из-за стола и пошел в комнату, которую Хайриддин отвел родителям. Закрыв за собой дверь, с тяжелым сердцем, он стоял возле окна, устремив свой взор в одну точку и думая о том, почему Всевышний посчитал нужным, чтобы он дожил до такого? В чем он согрешил? Аллах карает его?
- Хаджи, как бы не прошло время вечернего намаза, - открыв дверь комнаты, вошла Вохидабону. – Что с вами? Чем вы огорчены?
- Нет, всё хорошо. – Он отвел взгляд от окна, протянул руку к коврику для совершения намаза и с некоторым раздражением добавил: - Прочитайте молитву после намаза, чтобы ваш сын Фазлиддин сошел с грешного пути и не позорил нас.
14
Аслиддин вновь, вспомнив о сыне и невольно насупил брови.
«Как сложно всё! Я, мы, восточные люди не можем принять абсолютную свободу, пропагандируемую западными демократами. Разве может существовать абсолютная и безграничная свобода? Ведь полная свобода одного человека означает полный произвол в отношении другого. Как не вспомнить «буриданова осла»?! Французский философ Буридан рассказал об осле, который был поставлен между двумя охапками сена. Так и не сумев сделать выбор, осел умер от голода. Так и современная молодежь, которая выбралась, как им казалось, из «оков» Востока, не успев стать самодостаточной, бросается во всякие авантюры. И, так деградирует. Ведь мы, мусульмане, и обязаны ставить моральные рамки, которые могут быть даже уже тех рамок, которое ставит перед нами общество. Существует институт брака. Семья – это союз мужчины и женщины. Это принято всеми мировыми религиями. А вот брачный союз женщины с женщиной, мужчины с мужчиной не признает ни одна религия. Не приемлет это Всевышний, так как изначально Он сотворил мужчину - Адама, да будет мир с ним, а потом, для умножения рода человеческого, из левого ребра мужчины сотворил праматерь - Еву. Всевышний создал женщину не для развлечений, а для умножения рода человеческого и об этом говорится во всех священных снизошедших с небес книгах. Аллах не только милостив, но и карающий!».
В это время Аслиддин, вспомнив трагическую легенду о порочном племени Лута, вновь впал в уныние.
Говорят, что Бог направил Лута на земли Мутафикот, как пророка, к народу, заблудшему и безнравственному. Этот народ погряз в грехах, и где мужчины не чурались близости с мужчиной. Пророк Лут должен был стать посланником Аллаха и начать миссию Единобожия в городе Содом. Лут был женат на местной женщине - Вагиле, не принявшей ислам. Сто тысяч мужчин, жителей земли Мутафикот, были из рода Сома-ибн-Нуха. Они скрывались в горах, ожидая появления караванов. Потом нападали на путешественников и забирали всё, что у них было, мужчин же насиловали. Эта земля была расположена между Хиджазом и Шамом. Сегодня это место, расположенное на территории Израиля, превратилось в Мёртвое море, другой же берег которого является границей государства Иордания. Это было племя разбойников и грабителей, бесстыдно нападавших на мужчин и насиловавших их.
Его святейшество Лут несколько лет призывал членов племени к вере в ислам и единобожию, но они не слушали его. Члены племени Лут, богохульствуя, говорили, если твой Бог желает наказать нас, то пусть покажет свое всесилие.
Лут имел от своей жены, четырех молодых дочерей. У него было также много имущества и скота. Он иногда приводил домой заблудших странников и путешественников. Но племя, всегда нападало на его дом, насиловало путников и говорило Луту, чтобы он более не приводил их под свой кров .
В течение нескольких лет, пока он был пророком, кроме его дочерей, никто из племени не принял его веру. Терпение пророка иссякло и в один из дней он обратился к Аллаху с мольбой о помощи. Всевышний принял его молитву и направил к ним трёх ангелов Джебраила, Микаила и Исрофила. У входа в город они встретились с дочерью Лута, узнали её, и попросили проводить их до дома отца. Добравшись до дома, девушка сообщила отцу, что пришли гости, по красоте которым нет равных в мире. Увидев гостей, его святейшество Лут сильно огорчился, подумав, что его племя надругается и над ними. Поэтому он спрятал гостей в комнате. Жена же Лута вышла из дома, якобы к соседям за солью, и сообщила соплеменникам, что трое бесподобной красоты мужчин гостят у Лута. Десять человек жаждущих греха пришли в дом Лута и потребовали выдать гостей. Не вняв их словам, Лут предложил своих дочерей – «Они чище для вас. Не гневите Всевышнего, не позорьте меня перед моими гостями», - сказал он. Они ушли и донесли слова Лута до соплеменников. После совещания посланцы вновь вернулись к Луту и сказали, что насильно уведут гостей. Они хотели схватить Джебраила и увести его. Джебраил всего лишь подул в их глаза, и они мгновенно ослепли. После этого ослепшие посланцы с трудом добрались в своё племя и в страхе рассказали, что гости Лута – колдуны. Но вновь к Луту пришел человек, который грозился уничтожить всю его семью, если он не отдаст путников. Лут в отчаянии воскликнул, что хотел бы иметь такую силу, которая смогла бы одолеть грешников. В это время к нему обратился ангел Джебраил и рассказал, что они являются посланниками Всевышнего для того, чтобы защитить его и наказать грешный народ.
Как только наступил рассвет, неведомая сила подняла в воздух жителей Содома между небом и землей так, что они ясно слышали птичьи голоса. Затем неведомая сила наслала на них смертоносные камни, которые сражали наповал каждого. Не спаслись даже те, кто решил покинуть город – камни настигали их в бегстве. Ни следа не осталось от города грешников. На месте города Всемогущий сотворил море, вода которого солона безмерно. В этом море не водится ничего живое. Человек не может в нем утонуть, вода выталкивает его.
По приказу Джебраила Лут до наступления рассвета должен был выйти за пределы земли Мутафикот, но во время бегства никто из членов семьи не должен был оглядываться назад. Лут со всем своим семейством направлялся домой к пророку Ибрагиму в Палестину. Его жена, всё же с любопытством оглянулась назад. В это время один обжигающий камень коснулся её головы, и она превратилась в соляной столб. Лут, увидев смерть жены, ускорил шаги, чтобы быстрее добраться до племени Ибрагима.
«Низменность современных греховодников напоминает деяния племени его святейшества Лута, что и является признаком приближения дня светопреставления», - тяжело вздохнув, подумал старик.
Однополые браки узаконили несколько стран, называя их семьей, и даже разрешили иметь приемных детей. Старик, гневаясь вспомнил свою переписку с Фазлиддином по интернету.
«Дорогой отец! В Европе, особенно среди молодежи, существует лозунг: «Relax and enjoy!», то есть «Расслабляйся и наслаждайся жизнью!». Мы, таджики, также говорим, что жизнь человеческая дорога, каждое мгновение жизни дорого. А народы Европы, особенно молодежь, преданы развлечениям и наслаждению жизнью. Они уверены, что в этом бренном мире надо жить в своё удовольствие, заниматься лишь тем, к чему лежит душа, ибо эта жизнь - для наслаждения, и только. Молодые женщины не хотят выходить замуж и рожать детей, так как это обременительно. Да и как можно всю жизнь прожить только с одним мужчиной?! Так они думают. Да и молодые мужчины не желают жениться, строить дом, заводить ребенка, ибо ребенок для них – это головная боль, который мешает их свободе. Они тоже не хотят всю жизнь жить с одной женщиной, когда вокруг так много других красивых женщин. Они вступают в беспорядочные связи со всеми, кто им по душе. В последнее время, например, как это бывает в Париже и других городах Европы, в каком-нибудь доме или за городом собираются мужчины и женщины, пьют, танцуют и потом занимаются сексом. И не в отдельной комнате, а прилюдно и, более того, меняясь партнерами. Такого рода любовные мероприятия называют групповым сексом. Во всем мире гомосексуализм развивается весьма стремительно. Возможно, численность их не так велика, но они организовывают общества и содружества, получая официальное разрешение властей. Они на высоком уровне проводят мероприятия и митинги, и очень жаль, что их последователей становится всё больше. Поскольку их лозунг это - демократия, свобода совести и свобода любви, то молодые люди примыкают к ним большими партиями. Кто из молодежи не желает отдыхать и наслаждаться жизнью?».
Недолго раздумывая над этим письмом, Аслиддин тогда ответил:
«Сынок, я понимаю желание молодых людей наслаждаться жизнью и развлекаться в своё удовольствие, но все должно проходить в рамках норм достойной человеческой морали и указаний Всевышнего. Лишь тогда человек будет воистину счастлив и добьется настоящих успехов. Гомосексуалисты существовали в истории человечества издревле. Дальше он подробно рассказал, что случилось с народом Лута в городе Содоме, на месте которого сейчас Мёртвое море. Сегодня туристы со всех стран, посещающие Израиль, обязательно едут к Мёртвому морю. Но не все знают историю возникновения этого моря. Было бы хорошо собрать всех гомосексуалистов Америки, Европы и других стран у этого моря и рассказать им историю земли Мутафикот. Как говорится, божья кара всё равно постигнет за греховность. Может, тогда они свернут со своего греховного пути?».
Фазлиддин тогда ответил кратко:
«Дорогой отец, в Европе быстро уменьшается число верующих в Бога, иначе костёлы и церкви со всеми их роскошными и величественными зданиями не стали бы продавать современным дельцам за бесценок. Поэтому нет никакого смысла отправлять их в Израиль, к Мёртвому морю. Эта легенда - для богобоязненных. Кстати, скажу вам, что в Англии многие костелы и церкви выкупили мусульмане, превратив их в мечети. Этот процесс начался и во Франции, в том числе в Париже. Словом, очень жаль, что народы Европы год от года всё больше отдаляются от бога».
«Если сейчас люди отрекутся от единственного, милосердного и милостивого Аллаха, упаси Аллах, то горе будущим поколениям! – тут же набрал ответ Аслиддин. – Это один из признаков конца света. Божество восемнадцати тысяча миров, по вине проклятых гомосексуалистов сегодня, как и семнадцать раз ранее, низвергнет этот мир и создаст новый мир с непорочными подданными. Этот мир, созданный по воле Всевышнего, останется вечным и незыблемым. Например, я в своей короткой жизни не видел сношения петуха с петухом или барана с бараном. Ведь даже рыбы или, например, самцы черепах не идут на случку с самцами, ибо это противоречит законам и правилам природы, и потому что это не установлено Всевышним».
«Дорогой отец, и я думаю об этом, но реальность нынешней Европы нынче такая - люди отворачиваются от Бога, из года в год растут ряды гомосексуалистов и их сторонников. Проходящие в разных городах мира их митинги свидетельство тому».
«Сынок! Прости старика, но скажу. Берегись, чтобы ты не оказался одним из них. Аллахом заклинаю, остерегайся их! Прошу тебя, не срами меня, не позорь наш народ, сынок».
«Дорогой отец, заверяю вас, я не один из них. Но, если я отдалюсь от них, от того же Саркази, то он не будет приглашать меня более на свои фильмы, и я останусь без заработка, - ответил Фазлиддин. Возможно, вы не знаете, может быть, не осознаете, что и в сытой Франции двадцать первого века, и в Таджикистане, быть без денег – это неимоверно тяжело. Когда у тебя нет денег, то тебя не считают за человека и даже не принимают в свой круг. Верно, я в настоящее время имею дом, хотя вы ни разу не приезжали в Париж и не видели его, имею достаточно денег. Но я более не желаю быть бедным. Да, не желаю! Поэтому мой лозунг «и рубин получить, и любимую не обидеть», но я никогда не перехожу за грань человечности, будьте спокойны…».
- Хаджи, вас зовут.
Слова Вохидабону вернули старика в реальность. Он вздохнул, положил ложку на край тарелки и, не сказав жене ни слова, встал из-за стола и направился к воротам.
- Председатель! Эй, дедушка председатель!
- Да! Иду!
15
   Рассеянный и подавленный, Аслиддин открыл боковую калитку ворот двора и увидел односельчанина Ганибая верхом на осле. Настроение его тут же улучшилось, и мрачные мысли покинули его.
- Здравствуйте, друг! Добро пожаловать, - поприветствовал он.
-Здравствуйте, председатель. – Ганибай держал в руках клетку с куропаткой, укрытую материей. Он осторожно сошел с осла, и, протягивая клетку Аслиддину, добавил: - Выполнил ваше поручение - принес певучего самца. Даст Бог, вы будете наслаждаться его пением.
- Благодарю, друг, я весьма польщен этим. Признаться, я думал, что вы давно забыли о моей просьбе.
- Э-э, я не из таких людей. Если обещал, то непременно выполню. Вот этого я поймал неделю назад, подержал дома, вижу, прекрасно поет - голос звучный, приятный.
Придерживая правой рукой ручку клетки, Аслиддин кончиками пальцев левой руки приподнял один конец накрывающей клетку материи и посмотрел на куропатку.
- Хороший, хороший самец, Ганибай, - сказал он и тут же спросил: - Подождите-ка, сколько я должен заплатить за этого красавца? Хватит ли денег у пенсионера?
- Председатель, что вы говорите?! - Ганибай-охотник весело рассмеялся, а потом добавил: - Когда я строил дом, кажется, двадцать лет назад, вы послали мне две машины гравия и две машины песка и ничего с меня не взяли. Так неужели теперь я с вас возьму деньги за эту одну куропатку? Нет, председатель, это вам подарок от меня! Но… Клетка мне нужна, вы её потом верните. Вдруг опять захотите куропатку?!
- Хорошо, Ганибай, привяжите осла, будете гостем, заходите.
- Нет, уже поздно. Как-нибудь в другой раз. Да и старуха моя будет беспокоиться. Подождите, у вас есть клетка для куропатки?
- Да, есть.
- А кормушка с поилкой?
- И это есть.
Аслиддин, вернув клетку с куропаткой Ганибаю, вернулся во двор. Вошел в амбар и, сняв висящую на гвозде балки подержанную клетку, снова вышел во двор. Увидел, что клетка вся покрыта пылью и грязью, он тут же пошел к водопроводу. Сначала он быстро взял и отделил два крючка, сделанных из прутьев, которые соединяли верхнюю часть клетки с нижней, потом достал оттуда кормушку с поилкой, подняв лежащий там веник, почистил обе части клетки, промыл их водой, потом так же почистил кормушку с поилкой и промыл их.
Вохидабону, сидевшая за столом и молча наблюдавшая за действиями мужа, с улыбкой спросила:
- «Какабо» и вас хочет увлечь разведением куропаток?
- Нет, бону, как-то я просил его поймать для меня куропатку. Он говорит, что принес хорошего и певучего самца. Я спросил, сколько стоит, говорит, что это подарок от него. Напомнил мне, что двадцать лет назад, когда я был начальником на стройке, то помог ему в строительстве дома.
- Интересно. Есть еще люди, помнящие добро.
- Слава Богу, что есть еще, такие, как Ганибай.
Аслиддин с помощью Ганибая поместил куропатку в чистую клетку, натянул крючки и плотно скрепил обе части клетки.
- Председатель, прошу вас запомнить, куропатка может вдруг остаться без корма, но нельзя, чтобы оставалась без воды ни дня.
- Хорошо, друг мой.  Ясно же, что, посадив эту птицу в клетку, я буду кормить и поить её.
Ганибай-охотник простился, сел на своего осла и отъехал на некоторое расстояние. Но в тот же миг повернул своего длинноухого назад.
- Председатель, я чуть не забыл спросить об одной вещи, - сказал он, подходя к Аслиддину, который еще не успел зайти во двор.
- Да?
- Помните, однажды вы набрали землю с Горы двух братьев для своего московского внука?
- Да, а что?
- Вы довезли эту землю до Москвы?
- Эх-е, - не спрашивайте, Ганибай. Он вспомнил мытарства и хлопоты, с которыми довез до Москвы эту банку с землей, и сердце его вздрогнуло.- Пока довез, замучился. Эти опросы и обыски пограничников, сотрудников таможни, допросы милиционеров и этих, которые наркотики ищут, надоели мне. Их проверки, кажется, сократили мою жизнь на несколько лет. Да, так они меня замучили тогда. Никто из них не верил моим словам, а требовали сертификат на землю. Но я, простак, не подумал, что надо было взять этот сертификат на банку обычной земли. Наши земляки, чтобы повезти в Россию, например, лук, виноград, абрикосовый и яблочный сок и другую продукцию берут в соответствующих учреждениях специальную бумагу. Но, чтобы для одной банки родной земли?! Один из них даже сказал, что мы, таджики, люди средневековья вместо того, чтобы купать новорожденного душистым шампунем или мылом, купаем в грязевой воде. Он сильно испортил мне настроение. Но, слава Богу, землю я довез.
- Хорошо-хорошо, но недавно у меня в гостях был свояк. Сын его живет в России, работает в Новосибирске. Он жену и детей взял с собой. Приблизилось время рожать его невестке, и он также взял банку земли с Горы двух братьев и вылетел самолетом. Он спокойно прошел наш аэропорт, но после посадки в Новосибирске, в аэропорту сотрудники таможни или пограничники, не поверив словам моего свояка, не разрешили ему взять банку с собой. Как вы сказали, они потребовали сертификат, а поскольку документа не было, банку на глазах свояка швырнули в большой мусорный контейнер.
- Нехорошо получилось.
- Да, нехорошо получилось. Русские не знают наши обычаи и традиции, - сокрушенно добавил он.
- Ну, да, каждый народ имеет свои обычаи и традиции. Но не русских здесь вина. Виноваты мы сами, наша неграмотность. Не знаем о правилах проведения через границу материалов и товаров, в том числе той земли. Никто нас этому не обучил, чтобы перед выездом мы могли бы получить сертификат на землю. А мы и не интересовались. Разве не так?
- Правду говорите, председатель. Потому что мы люди советской эпохи. Сами знаете, тогда мы, без этих осмотров и проверок, летали в любой город СССР, могли выехать и вернуться обратно, что хотели, то и вывозили, ни о каком сертификате не было и необходимости. Теперь другое время, другие государства.
- Правильно, верно говорите, Ганибай. Теперь наступили иные времена. Такие, как я и вы, отстали от этого скорого поезда эпохи.
- Вы сказали «скорый поезд»? - Ганибай на секунду задумался, потом, легко улыбаясь, добавил: - Ладно, теперь мы будем молиться за то, чтобы наши дети не отстали от скорого или летучего поезда времени. Да, будут они здоровы и счастливы!
- Аминь! – сказал Аслиддин радостно, преподнося ладонь правой руки к лицу. Левой рукой он держал за железное кольцо клетки.
- Да, чуть не забыл, председатель, - вновь взял в руки нить разговора Ганибай, не сходя с осла. – Хочу поделиться новостью. Один из моих внуков, сын Абдугаффара, поговорив с сыновьями моего свояка по телефону, хочет поехать в Новосибирск.  Он уже купил билет на самолёт.
- И что? Чем занимается ваш внук? Есть ли у него какая-нибудь специальность, или, поехав туда, он будет разнорабочим?
 - Нет, слава Богу, он сварщик. Два года назад он окончил техникум. До недавних пор он работал на станции технического обслуживания машин. Зарплата мизерная, её не хватает даже на десять дней. На этой работе он не сможет накопить на свадьбу и жениться.  Он прав, председатель, что собрался уезжать. Потому и уволился с работы.
- Да, Ганибай, сегодняшняя молодежь мыслит иначе, чем мы. Ладно, пока есть возможность пусть, где бы ни были эти молодые люди, пусть будут здоровыми и честным трудом добывают свой хлеб насущный и, самое главное, чтобы нас с вами, в этом возрасте, не срамили. Это и есть большое счастье.
- Верно говорите, на большее мы не способны. Конечно, будем молиться за них.
Простившись, Ганибай погнал своего осла прочь. Аслиддин же, в хорошем настроении вернулся во двор.
Повесив клетку с куропаткой за кольцо на железный крюк, висевший на ветке яблони, он наполнил поилку водой и прикрепил её к клетке. Потом Аслиддин взял кормушку, сделанную из консервной банки и, подойдя к столу, хотел положить в неё ложку каши из своей тарелки, но жена остановила его:
- Хаджи, куропатка, наверно, кашу не ест. Но, может, она будет клевать маш?
Поднося ложку с кашей ко рту, Аслиддин радостно добавил:
- Хорошее предложение, госпожа.
Вохидабону встала из-за стола и пошла на кухню. Через некоторое время она принесла немного маша и протянула его мужу. Насыпав маш в кормушку, он пошел к клетке.
- Извини, Певун, не я поймал тебя в поле. Но теперь ты будешь служить нам, а мы – тебе. Ясно? – с этими словами старик поместил кормушку рядом с поилкой в отверстие клетки. Куропатка была недовольна, кидалась из стороны в сторону, пытаясь освободиться. – Что, не согласен? Нет, Певун, твоё поведение мне не по душе. Примирись с судьбой и успокойся. Вообще, какая для тебя разница, где ты поешь – в горах или дома у нас. Не так ли? Да, я хорошо буду ухаживать за тобой, а ты взамен будешь нам петь. Хорошо?
Аслиддин подошел к водопроводному крану и помыл руки. Жена протянула ему полотенце и, когда он занял своё прежнее место за столом, Вохидабону, улыбаясь, сказала:
- Хаджи, ваша куропатка не издала ещё ни единого звука, а вы уже называете её Певуном.
- Да, я поверил словам Ганибая Какабо и назвал так. Может быть, на самом деле он тот еще певец? Кроме того, все родители и детям своим с надеждой дают хорошие имена. Да, добрые надежды – половина успеха.
- Если бы это было так.
- Госпожа, из какой-нибудь плотной материи надо сшить чехол на клетку.
- Из новой ткани или можно из старой?
-Не обязательно, чтобы была новая ткань. Главное, чтобы была чистая.
  Вохидабону задумалась и сказала:
- Хорошо, сегодня приготовлю.
Покушав, Аслиддин прилег на матрасе топчана, стоящего в тени, чтобы немного отдохнуть.
16
Старик хотел вздремнуть и положил голову на подушку. Потом вспомнил о письме Фазлиддина, как-то отправленном им по Интернету, и сон пропал. Он вспомнил, что китайские ученые утверждают: лицом вверх спят святые, на животе – грешные, на правом боку – цари и на левом боку – учёные люди.
«Ложиться на правый бок предписано Книгой всем мусульманам, - подумал он, укладываясь на правый бок. И мусульмане перед сном проговаривают: «Ложась на правый бок, встаю поутру для праведных дел. И будьте свидетелями моих поступков, ангелы правой и левой руки».
Аслиддин вспомнил о происшествии, случившемся с его сыном, о звонке Алекса, глубоко и тяжело вздохнул и стал просить Всевышнего о прощении заблудшего и о его здоровье.
«Получил ли Хайриддин визу, вылетел ли он во Францию? – подумал он.
Измученный горестными мыслями, старик и не заметил, как заснул.
… Во сне он увидел святого Бурхи Сармасти Вали, который беседовал с Аллахом.
Аллах говорит:
- Эй, Бурх, будут у тебя от меня трудности, которые ты должен вынести. Потом уже проси меня, о чем хочешь и ты это получишь.
Бурх Абдол сказал:
- О, Всевышний! Я смиренный раб твой и приму все от тебя.
Ответствовал тогда Всемогущий:
-Трудности – это то, что ты должен молиться мне таким образом: О Раззак, О Фаттох, О Халим, О Кобиз, О Босит, О Хафиз, О Рофиъ. Если ты произнесешь эти семь моих имён, то будешь в состоянии взойти на все семь ступеней неба.
Сказал на то смиренный Бурх:
- Я человек, существо земное, и нет крыльев у меня. Не смогу я подняться в небо? Как я могу подняться в небо?
Властелин миров сказал:
- О Бурх, по моему повелению искренне произнеси мои имена и ты взлетишь.
Произнес тогда с почтением Бурх все семь божественных имен и вознесся до седьмой небесной ступени и опустился на гору Тур.
- В глубокой вере и смирении я исполнил твою волю, Всевышний. Что повелишь мне ещё?
Творец сказал:
-  Теперь ты должен прочитать и эти мои имена: О Азим, О Ваххоб, О Фаттох, О Молик-ул-мулк, О Гафур, О Ахад, О Самад и тогда обойдешь ты семь слоёв земли.
Его святейшество Бурх сказал:
- О, Кормилец миров! Не проникнуть мне в слои земли!
Всемогущий сказал:
- О Бурх, спустись с горы Тур, у подножия горы есть пещера. Войди в неё с именами моими и проникнешь тогда в семь слоев земли.
И вновь его святейшество Бурх Сармасти Вали спустился с горы и с именами Всевышнего вошел в темную пещеру. И разверзлись все семь слоев земли. Обойдя их, воскликнул он «Ё ху ё манху!» и вознесся над пещерой. Тогда увидел он страшного дракона, что схватил его огромной пастью. Четверо суток Бурх не мог выбраться.  Наконец воскликнул он «Ё ху ё манху!» - и освободившись из страшного заточения, оказался на горе Тур. Взял он кусок скалы и ударил дракона, погубив его так.  Затем Бурхи Сармасти Вали обратился к Всевышнему с мольбой, чтобы тот выполнил его желание.
Хвала Аллаху, сказал он:
-Всё, что пожелаешь.
Бурх Сармаст сказал:
- О, Всевышний, Ты мудр и ведомо Тебе все, всесилен Ты. Так, уничтожь ад!
Творец улыбнулся и сказал:
- О, несведущий Бурх! И ад, и рай сотворил Я, причем с одинаковым количеством ворот - по восемь. Рай для праведных, ад - для грешников. Если Я уничтожу ад, тогда, где мне поместить всех неверных, злодеев и как мне наказывать их?
Сказал тогда Бурх Сармаст:
- О, Всевышний! Ты сотворил все вокруг – небо, землю, птиц, зверей, насекомых. Всё, всё сотворил Ты! Неверных обрати в мусульман и дай им место в раю. И не нужен будет тогда ад.
Великий и всемогущий Бог сказал:
- Е ху и манху! О, глупый Бурх, это невозможно, ибо изначально, как две чаши весов, Я создал добро и зло, ночь и день. Каждый, кто творит добро и не выходит за рамки моих повелений, в судный день окажется в раю, где он будет пребывать в вечном блаженстве. Тот же, что прислушивается к словам Дьявола, кто зол в помыслах своих, безбожен и действует вопреки воли Моей, в судный день его место будет в аду. И будет нескончаемо испытывать муки в огне ада, как и злое племя Лута. Но, услышал Я тебя, праведного и доброго моего сына. Доволен Я тобой, и укрепляя веру твою, Я уничтожу одни ворота ада. Пусть все знают, что, ценя твою веру, Я закрыл одни ворота ада…
«О Боже, умоляю тебя, исцели заблудшего Фазлиддина, сверни его с дурного пути!».
Аслиддин в страхе открыл глаза. Подняв голову с подушки, он огляделся и отметил, что находится один в комнате. И та молитва Бурха, которую слышал он во сне, это крик его несчастной души Всевышнему?..
По звуку приближающихся шагов, он понял, что идет жена.
- Хаджи, с аэропорта позвонил Хайриддин, - сказала она, указывая на мобильный телефон в своей руке. – Вчера он получил шенгенскую визу, а сегодня вылетает во Францию. Передавал вам привет. Так как вы не ответили на звонок, то он сообщил новости мне.
Старик, который ещё находился во власти своего сна, ничего не сказал, только кивнул головой в знак согласия. Он окинул взглядом вокруг себя в поисках телефона.
«Наверно, остался дома, около молитвенного коврика», - подумал он.
Вохидабону же, заметив плохое настроение мужа, спросила:
- Что с вами? Неужели дурной сон приснился?
- Нет. Несколько дней назад я прочитал книгу о его святейшестве Бурхе Сармасти Вали. Будто внук или правнук его был его святейшеством пророком Шамсом. Согласно этой книге, Аллах, внимая мольбе своего подданного Бурха Абдола, не уничтожил ад вовсе, а закрыл лишь одни ворота ада.
- Как это? Говорили, что ад имеет семь ворот, теперь осталось шесть?
- Нет, и ад изначально, как и рай, имел восемь ворот, а теперь осталось семь.
- Интересно…
- Да, - сказал он. – Если бы Всевышний, внимая мольбе своего любимого подданного, развратников и неверных обратил в ислам и поместил бы их в раю и полностью уничтожил ад, сей мир изменился бы. Никто из ныне живущих не отошел бы от праведного пути, а такие, как Саркази, не втянули бы в свои сети, таких, как мой Фазлиддин.
- Прощающий и милосердный Бог сам знает, что делать. Если он не уничтожил ад, значит, ад необходим для неверных. Уж лучше, боясь страданий ада, люди перестанут грешить…
В это время впервые раздалось пение куропатки, сидящей в клетке. Это было хорошее, долгое и приятное слуху пение.
Старик с большим вниманием повернулся лицом к клетке и стал слушать пение куропатки. Когда птица прекратила петь, он многозначительно посмотрел на жену.
- Каков Сладкоголосый, а?
- Да, кажется, соответствует кличке, - улыбнулась жена.
В это время куропатка вновь начала петь и у Аслиддина поднялось настроение. Он спустился с топчана и с благодарностью подумал, что все же Ганибай - мастер своего дела.
Старик направился к водопроводному крану и, открыв его, помыл голову и лицо холодной водой и только теперь отошел ото сна.
- Почему-то на душе у меня неспокойно, - взяв с рук жены полотенце и вытирая им лицо, голову и шею, сказал Аслиддин.
Вохидабону, сделав свои выводы, спросила:
- Из-за Фазлиддина?
- Да, днём и ночью молю бога…
-Бог милостив. Мир полон надежд. Он молод, силён, с помощью Всевышнего он поправится, - сказала Вохидабону.
-Если он поправится, ты сможешь заставить его переселиться из Парижа на родину? Или он вновь, как прежде, будет заниматься неблагопристойными делами?
Теперь жена его погрузилась в раздумья.
-Решим как-то. Пусть только он приедет в Зарнисор, и мы не отпустим больше в Европу, - наконец сказала она. – Что скажете?
- Сомневаюсь. Разве может молодой человек, познавший абсолютную свободу, имеющий уже миллионы, имеющий чуть ли не дворец в центре Европы, бросить все и вернуться к нам в горы? И он не куропатка! -  старик указал рукой в сторону клетки. – Невозможно держать его в клетке. И не приедет он. За все эти годы он ни разу не приехал, чтобы навестить нас. Он не приехал даже на свадьбу своего брата! Хорошо, допустим, что первые годы у него не было достаточно денег на дорогу, а потом что? Теперь у него, по его словам, денег немерено, и при этом он ни разу не проявил интереса к своей родине, он не соскучился даже по своим родителям. Разве можно удержать его здесь? Никогда!
Вохидабону озабоченно спросила:
- Что же делать?
Старик, вернув полотенце жене, пожал плечами и сказал:
- Не знаю. – Он прямо посмотрел в глаза жене и добавил: - Но надо каким-либо путем вернуть его из Франции, разлучить его с этими неверными. В противном случае все это закончится плачевно. Он по незнанию ищет проблемы на свою голову. Да, даст Бог, сын исцелится и выйдет из больницы! А я напишу ему всё, что думаю по этому поводу.
- Да, уж строго накажите ему! Может, опомнится, совесть в нем пробудится, - сказала Вохидабону.
В это время раздался скрип входной калитки. Старики увидели шестилетнюю Лолабону, бежавшую им навстречу, а следом за ней с большой сумкой в руках, шла её мать - Ситорабону. Отец и мать, которые не ждали появления гостей, радостно пошли им навстречу.
После приветствия, как всякая мать, Вохидабону, заметила покрасневшие глаза дочери и спросила:
- Всё в порядке, бону?
- Да, но… - Ситорабону не могла более сдерживать себя, она разрыдалась, вся сжалась, а потом концом своего цветастого платка на голове вытерла слёзы и продолжила: - Акбар… Акбар…
- Что случилось с зятем? – вновь спросила старуха. Аслиддин же, когда увидел плачущую дочь, сердце у него остановилось, а язык онемел. Он, как и все отцы, не мог видеть заплаканные глаза дочери.
- Он…он… - Ситорабону вновь не смогла не произнести ни слова, вдруг сумка упала с её рук на землю, и она невольно повисла на шее у матери.
- Что случилось? – Мать сильно расстроилась. – Он жив?
- Жив… жив. Но, уж лучше бы умер…
Аслиддин был сильно встревожен. Вохидабону, наконец, потеряла контроль над собой и повысила голос:
- Дочь, говори быстрее и не режь меня без ножа. Что случилось?
- Он позвонил мне и сказал, «Жена, больше не надейся на меня, а заботься о себе сама. Я больше не буду перечислять вам денег. И я не вернусь к вам из России…»
Вохидабону многозначительно посмотрела на мужа, а потом спокойно сказала:
- И это всё? Более ничего не сказал?
 Она допытывалась и хотела узнать, не приведи Господь, произнес ли муж то самое горькое нежелательное слово, то есть талак*.
 */ Талак – по мусульманским обычаям произнесенное три раза слово «талак» жене означает полный развод.
От односельчан она слышала, что все чаще молодые люди, уехавшие в трудовую миграцию, из России по телефону сообщают жене о полной её свободе, так как там у них уже другая семья. Тогда, услышав такие вести, Вохидабону не обращала на них внимания и нисколько не думала, что эта судьба в один из дней выпадет и на долю её дочери.
- Ты сама виновата, дочка, - сказала старуха. – Если бы ты не отпустила Акбарбека в Россию на заработки, этого бы не случилось. Кусок хлеба насущного, пусть небольшого, Бог бы дал и в наших краях. Ладно, ничего не случилось. – Вохидабону, будто вспомнив что-то, насупила брови и строго посмотрела на мужа, а затем сказала: - Знаешь, дочка, когда мужчины достигают сорока-сорока пяти лет, на их шею садится проклятый шайтан и сбивает их с праведного пути. Поэтому ты сильно не огорчайся, даст Бог, всё образуется.
Аслиддин понял, в чей огород был камень, брошенный его женой, но все же решил утешить дочь.
- Тяжелый камень вода не унесет, дочка. Потом, помнишь, что было написано на драгоценном камне кольца его святейшества Сулеймана? «И это пройдет»! Да, это было лозунгом мудрого пророка. На самом деле, и это пройдет. Даст Бог, твой муж вернется, и все твои переживания окажутся напрасными. - Сказав это, старик посмотрел на жену, ища у нее поддержки, но упрямая женщина даже не посмотрела в его сторону. Он продолжил: - Эге, почему мы стоим во дворе? Пожалуйста, проходите в дом.
Аслиддин, взяв за руку внучку, первым прошел вперед, за ними ступили и жена с дочерью.
Дочь свою они выдали замуж сразу после окончания медицинского колледжа. Отец жениха был школьным учителем, мать – домохозяйкой.  Их зять Акбарбек был старшим ребенком в семье. Помимо него в семье было еще трое детей. Жених учился на четвертом курсе исторического факультета университета. После свадьбы Акбарбек и Ситорабону вместе с родителями жили в трёхкомнатной квартире. Естественно, что жилой площади для двух семей было мало. Аслиддин, посоветовавшись с женой, купил дочери трёхкомнатную квартиру, но не стал дарить сразу, а был в ожидании дня, когда дочь родит им внука или внучку.
Наконец, Ситорабону родила сына Искандарбека. В честь рождения внука сваты позвали гостей и в числе родных и близких к ним пришли и Аслиддин с Вохидабону. До того, как подали плов, Аслиддин, взяв слово, встал со стула, поздравил зятя и дочь с первенцем, а родителей зятя с первым внуком.
- Мы, я и Вохидабону, приготовили один сюрприз. Слово имеет моя дорогая жена, - произнес он, улыбаясь, и сел на своё место.
 -Внуку Искандарбеку свой подарок я вручила чуть раньше. Сюрприз – наш подарок, можете подарить его сами, - смущенно сказала сидевшая рядом Вохидабону.
- Ладно, пусть будет по-вашему, дорогая, - сказал Аслиддин и поднялся со стула. – Мы с женой долго думали, что подарить Искандарбеку в честь его рождения. Наш интеллигентный и мудрый сват, проявив благородство, дал ему хорошее имя. Наконец, мы решили преподнести им вот такой сюрприз: это - трёхкомнатная квартира! Она уже обставленная мебелью, есть телевизор и холодильник.
Он достал из кармана пиджака стопку документов на квартиру, связку ключей и с уважением протянул все отцу зятя.
Все радостно захлопали. Ситорабону и её свекровь, услышав аплодисменты, одна за другой быстро прибежали к гостям из кухни. Ситорабону с радостью подошла к отцу, сказав «спасибо», обняла его и поцеловала в щеку. Затем она обняла и мать, выразив ей свою благодарность. От радости она заплакала. После этого и зять, который сидел за столом, подошел к тестю и в знак благодарности пожал ему руку. Приложив ладонь к груди, он поблагодарил и тёщу.
- Живите на здоровье, - кратко ответила Вохидабону.
Гости, сидевшие за столом, искренне выражали свой восторг:
- Поздравляем!
- Искандарбек, воистину, оказался желанным.
- С новой квартирой вас!
- Получился настоящий сюрприз. Поздравляем!
Отец зятя, Ашрафбек, сильно смутился, некоторое время сидел в глубокой задумчивости, опустив голову, потом, не вставая с места, озабоченно посмотрел на сына и сказал:
- Уважаемый сват проявил такое благородство, что я не знаю, как выразить свою признательность. Хотя молодые, Акбарбек с невесткой, заработали бы и сами купили квартиру, как мы с вами.  В любом случае, мы признательны вам за столь щедрый подарок.
После банкета по случаю рождения Искандарбека Аслиддин и Вохидабону первыми простились с хозяевами и гостями, сели в машину и направились в Зарнисор.
- Вы не обратили внимания на физиономию свата после того, как он узнал о квартире? – спросила Вохидабону мужа, когда они отъехали.
- Что-то не так?
- Сначала он побледнел, как стена, а потом покраснел, как свекла. Этот скряга с трудом выразил благодарность.
Не отрывая рук с руля и взгляд от дороги, Аслиддин задумчиво сказал:
— Это не важно. Важно то, что Ашрафбек выразил нам свою признательность.
— Это так, но… Молю Бога, чтобы сегодня или завтра этот наш подарок не привел к скандалу в доме нашей дочери. Мне тревожно.
- Интересно. Такие вещи говорите, я удивляюсь. Мы с вами, как говорится, не ели, не одевались сами и купили им обставленную трёхкомнатную квартиру, а они будут скандалить? Так они всю жизнь должны быть нам благодарны.
— Это вы так думаете, но…
- Что «но»?
- Вы не поняли или не хотите понять? Мы живём не в России, не в Европе, а в Таджикистане. Ваш подарок, по-моему, обидел свата. Этим вы будто унизили его. Сегодня ночью та ведьма, свекровь нашей дочери, обработает своего мужа. А потом чаша с ядом дойдет и до нашей дочери. Вот, я сказала, а вы услышали!
- Интересно! – удивленно воскликнул Аслиддин. - Когда сват помог нашему Садриддину купить квартиру в Москве, мы не обиделись, и не считали себя униженными. Напротив, мы были весьма благодарны свату. Разве не так?
- Мы другие! А эти сваты рассуждают по-другому, - сказала Вохидабону.
- Да сохранит Бог нашу дочь, - сказал Аслиддин и, переходя на «ты», добавил: - Оставь эти разговоры и думай о хорошем. Может быть, Всевышний наделит душу той ведьмы, о которой ты говоришь, или самого Ашрафбека благоразумием?
- Если бы так. – Вохидабону задумалась, потом вновь заговорила: - Я вспомнила один священный хадис, сутью которого является слова: «бойся гнева того, кому ты сделал добро».
Некоторое время Аслиддин молча вел машину и даже не смотрел на жену. Потом спокойно сказал:
- Подарок мы сделали не сватьям, а своей дочери Ситорабону. Квартира оформлена на её имя. Это - первое. Второе. Какой вред может нанести Ашрафбек со своей женой? Они могут, используя сына, обидеть нашу дочь?
- Вот-вот, этого-то я и боюсь.
Аслиддин, смеясь, бросил беглый взгляд на жену и продолжил:
- Не бойтесь, Ситорабону вся в мать, не даст себя обидеть. Если надо, она посадит их на место.
- Что? В каком смысле «вся в мать»?!
- В хорошем смысле. Что, если кто-либо скажет в ваш адрес несправедливые слова или совершит предательство, зло, вы этого просто так не оставите.
- Хорошо, что вы знаете это.
- Столько лет быть вместе и не знать? Я всегда поражаюсь вашей любви и чувству справедливости. В эту ночь даст Аллах, в отношении ко мне вы будете более любезной. Не так ли?
Аслиддин вопросительно посмотрел на жену. Вохидабону не сразу ответила на двусмысленный вопрос мужа.
- Волк всегда остается волком, даже в старости он никак не насытится, - сказала она спокойно.
- Разве старый волк перестает есть мясо? –  улыбаясь, сказал Аслиддин, а потом продекламировал строки:
  Сердце во мне, и оно не страшится султана,       
  Плахи оно не страшится ничуть, ни зиндана. *               
  Сердце влюблённого нечто, подобное волку,    
   Волк же голодный отнюдь не страшится чабана.

Вохидбону сказала:
-Вот, вы голодный волк.
-Вот именно! И жажду ваших объятий.
- Постарели, но никак не остепенитесь. Постеснялись бы.
- Молю Аллаха, чтобы до последнего моего вздоха он не лишал меня возможности каждую ночь приносить вам радость.
На следующий день в дома у Ашрафбека начались скандалы. Зачинщицей была «ведьма». Потом Ашрафбек, наконец, и зять - Акбарбек стали укорять Ситорабону, якобы, она специально подговорила родителей купить ей квартиру и таким образом подчеркнуть их невысокий достаток. Как итог, наутро дочь с сыном на руках, причитая, пришла в отчий дом. Она сказала, будто этим подарком отец унизил его, Ашрафбека, главу семейства, при всех родственниках.
- Что я говорила? – торжественно и зло сказала Вохидабону. - Она сделала единственное, на что была способна – впрыснула свой яд в чашу счастья молодых. Вообще, изначально во всем мире свекрови не любят своих невесток.
- Вы - исключение, - торопливо вставил Аслиддин.
*/ Зиндан (тадж.) – традиционная подземная тюрьма-темница.
- Теперь, раз дело приняло такой оборот, то пока сваты не придут с извинениями, мы не отпустим Ситорабону к ним.
- Вдруг сваты не придут, и зять не придет? Не отпустим?.. Если только зять придет? Что, выставим зятя за дверь? –  спросил раздраженно Аслиддин.
Вохидабону не знала, что ответить.
- Если причина их ссоры наш подарок, то, может, вернут мне документы и ключи от квартиры? – вновь спросил он.
Женщина была озадачена таким вопросом мужа.
В ожидании ответа Аслиддин выдержал паузу, но, не услышав его, и на этот раз, будто советуясь, спросил мягче:
- Мне кажется, сразу кипятиться не стоит. Это глупо. Побеждает тот, в ком больше терпения.
Одумавшись, Вохидабону степенно произнесла:
- Верно говорите, наберемся терпения.
Через три дня, вечером, зять Акбарбек, будто ничего не случилось, пришел с подарками и сказал, что соскучился по сыну. Из уважения к зятю хозяева дома накрыли дастархан. Но в воздухе чувствовалось некое напряжение.
Выпив чаю, зять изъявил желание увести жену и сына, но Ситорабону не согласилась.
- Мне непонятны ваши упрёки, - с обидой в голосе, сказала она. – Не пойду в ваш дом, к вашим родителям!
Акбарбек, не зная, что делать, и ожидая поддержки, посмотрел на тестя:
- Отец, образумьте дочь. Что было, то прошло. Пусть вернется со мной домой.
Аслиддин глянул на жену, а потом спокойно сказал:
- Ситорабону я выдал замуж по ее воле, и теперь не имею права выгонять её из своего дома. Вы мирно решите сами, сынок. Если же вы, муж и жена, не найдете общий язык, то тогда, может быть, решим мы, я и ваш отец?
Кивком головы он указал жене, и они с Вохидабону, встав из-за дастархана, вышли из комнаты. Примерно через пятнадцать минут, когда Аслиддин увидел, что зять вышел из комнаты и надевает туфли, он подошел ближе.
- Дорогой отец, бону упряма, она никак не хочет возвращаться в наш дом. Как мне теперь быть, не знаю. Что вы посоветуете? – спросил его зять.
- А что говорит ваш отец?
- Отец отправил меня, чтобы я привел невестку и его внука.
- Ладно, делать нечего, сынок. Потерпите день-два, может быть, Ситорабону успокоится.
Через три дня зять с подарками снова пришел поговорить с женой. Ситорабону вновь не согласилась вернуться в их дом. Тогда Акбарбек предложил, если она вернется вместе с Искандарбеком, то на следующий день они переселятся в новую квартиру, подаренную её отцом.
- А ваши родители, согласятся? - спросила, несколько смягчившись, Ситорабону.
- Да, это предложение отца.
В тот вечер муж и жена, взяв с собой сына, вернулись в город.
Через три дня Вохидабону заставила мужа поехать с нею в город, чтобы навестить дочь.
Ситорабону радостно встретила родителей. Искандарбек спал. Акбарбек был в университетской библиотеке.
- Днем Акбарбек идёт в университет, а по ночам сторожит какой-то торговый центр, - сообщила радостно Ситорабону.
- Как родители зятя дали добро на ваше переселение в эту квартиру? – спросила Вохидабону рассеянно. – Шума и скандала не было?
- Нет, нет, напротив, они нам помогли переселиться.
В это время Аслиддин вошел в спальню, бросил взгляд на спящего внука, а потом вышел на кухню и открыл холодильник, который, хотя и работал, был почти пуст.
- Вы беседуйте, я сейчас вернусь, - сказал Аслиддин и спустился с третьего этажа в торговый центр, расположенный на первом этаже. Он купил сметаны и творога, килограмм сыра, несколько палок колбасы, несколько видов конфет, для внука, конечно, набрал различных цветных игрушек и с двумя пакетами вновь поднялся наверх.
- Не было необходимости, папочка, - сказала со смущением Ситорабону. – Акбарбек каждый день делает покупки.
- Ничего, дочка, - сказал Аслиддин. – Следующий раз я обязательно привезу мешок муки и мешок риса. Скажи, что ещё необходимо?
- Нет, отец, слава Богу, всё есть. Спасибо, что вы так помогаете нам.
- Когда мы знаем, что, дочь в чем-либо испытывает нужду, то мы не можем уснуть, - сказала Вохидабону, присоединившись к разговору. – Поэтому, без стеснений ты говори отцу обо всем, в чем нуждаешься. Зять ведь студент. Да и зарплата охранника слишком мала.
- С места работы, из Центра здоровья, я ежемесячно получаю пособие, мамочка, - сказала Ситорабону.
 В первые годы Акбарбек очень заботился о жене и ребенке. После окончания университета зять работал в школе учителем, но по ночам, как и прежде, работал охранником, чтобы обеспечить семью. Позже, когда у них родились ещё один сын и дочь, денег, получаемых на двух работах, возможно, не хватало, и он начал искать новые источники дохода.
Между тем, дети выросли. Искандарбек стал студентом, Исфандиёр перешел в десятый класс. Так как зарплата учителя не давала возможности делать сбережения и готовиться к свадьбе старшего сына, он вместе с несколькими своими ровесниками, тоже учителями, написал заявление и, оставив школу, уехал в Россию на заработки. «Если дворники той страны, подметающие улицы, получают зарплату в несколько раз больше, чем директор школы нашего города, то почему нам, молодым людям, питающим в душе большие мечты, не поехать туда, чтобы жить, как человек, в достатке, чтобы суметь осуществить все свои заветные желания?» - думали мигранты…
Из России Акбарбек ежемесячно переводил жене пятнадцать — двадцать тысяч рублей. Зимой же, зять с большой суммой денег на руках вернулся на родину, к жене и детям.  Купил жене пальто, сапоги, туфли и даже золотые серьги. И детям купил тёплую одежду и обувь на зиму. Чтобы жена не уставала от большой семейной стирки, кроме швейной машинки, он купил ещё и новую модель стиральной машины. Не остались в стороне и его родители, братья и сестры; все получили подарки.
Во второй год, с февраля по июль, ежемесячно зять переводил деньги, тем самым обеспечивая свою семью. Хотя Ситорабону было нелегко одной с детьми, она надеялась, что Акбарбек заработает денег и вернется домой, и они будут готовиться к свадьбе Искандарбека и, возможно, он больше не поедет на заработки.
Двадцатого августа, в тот самый день, когда муж обычно перечислял жене деньги, и Ситорабону была в ожидании звонка из банка, после обеда, наконец, раздался телефонный звонок. Услышав голос мужа, Ситорабону обрадовалась, но… Без каких-либо приветствий Акбарбек холодно произнес:
- Бону, ты больше не надейся на меня, выкручивайся сама. Я больше не буду перечислять вам денег. Не надейся на меня. Из России я не вернусь…
В это время связь прервалась, возможно, Акбарбек намеренно нажал на кнопку и отключил телефон, Ситорабону так и не поняла. Она стала ждать. Нет, прошло две-три минуты, но телефон был нем. Она нашла в своем мобильном телефоне номер телефона мужа и позвонила ему сама. Но Акбарбек не ответил…
В это время зазвучало пение куропатки, и Лолабону радостно закричала:
- Ах, дедушка, у вас куропатка?
- Да, чтобы порадовать тебя, мы взяли куропатку. Тебе нравится её пение?
- Очень нравится, дедушка. Подождите, а о чем она поёт, вы знаете?
От этого вопроса внучки Аслиддин растерялся.
- Она говорит «Добро пожаловать, Лолабону, в дом деда. У тебя тоже хороший голос, читай деду и бабушке стихи и пой песенки».
- Это правда, дедушка? Куропатка так поет?
- А давай спросим её.
Аслиддин и Лолабону пошли к клетке с куропаткой.  Вохидабону с дочкой вошли в дом.
17
Ситорабону вошла вслед за матерью и, оставив сумку возле двери, села на диван. Теперь отчаявшаяся женщина могла дать волю своим слезам. Вохидабону присела рядом с дочерью и ласково прижала её голову к своей груди. Она не произнесла ни одного слова утешения, давая дочери выплакаться.
Да и что на самом деле, она могла сказать, чтобы утешить дочь? «Мужчины, увидев смазливое личико готовое на приключение, напрочь забывают узы брака. И это происходит со всеми мужчинами, независимо от их возраста. Только страшась гнева Всевышнего, только придерживаясь Шариата, они бы чурались блуда. Все мусульмане хорошо знают, что в судный день место грешников в аду. Потому он и существует! При виде красивых женщин Шайтан у мужчины забирает разум. И даже, пусть красивую, но недосягаемую женщину они готовы поедать греховным взором. А что говорить о якобы муллах и местечковых шейхах, которые принимая личину духовной святости, творят богомерзкое с доверчивыми, подчас необразованными и недалекими женщинами. Но, истины ради надо сказать, что есть и женщины, кто корысти ради разрушает семьи. И им уготовано место в аду! Прости Всевышний, но некоторые женщины одеваются так, что одежда, которая, по сути, должна прикрывать наготу, дабы не искушать мужчин, подчеркивает все ее «прелести», развязывая руки Шайтана.
Да! Блуд рушит семьи. Познала это. Разве не такие ветреные женщины, как Садбарг и Мушаррафа, сбили с праведного пути ее Аслиддина? О, сколько времени пришлось зализывать рану, пытаясь забыть измену! А, ведь в своё время искренне поверив в романтическую сказку любви Аслиддина, в его клятвы в вечной верности, дала согласие на брак!»
 Вохидабону даже в самых отдаленных тайниках своего сердца не допускала и мысли, что юноша, который только ради того, чтобы поздороваться с нею, часами томился в ожидании, который набрался смелости самому поехать в Зарнисор к её отцу, и попросить ее руки, что этот пылкий влюбленный однажды изменит ей.  Он был так упрям, что смог постепенно проложить путь к ее сердцу. Его смелость и искренние намерения сделали свое дело. Вохидабону была очарована его клятвами и букетами, красноречием и чтением стихов. Она никогда не могла поверить, что наступит день, когда этот искренне влюблённый предпочтет ей другую женщину. Как только в её руки попало письмо Мушаррафы и те злосчастные фотографии, мир перевернулся. Вохидабону чувствовала себя раздавленной. Тысяча греховных мыслей приходило ей на ум, чтобы отомстить своему блудливому мужу. Но нет, ей легче было накинуть петлю на свою шею. Если б не было двух дочек и малыша в её утробе, возможно, она без минуты колебаний оставила бы этот мир. И, удивительно, когда она была охвачена мыслью о самоубийстве, в её голову не приходила мысль о большом грехе суицида. Она даже не задумывалась над тем, что по шариату нельзя читать заупокойную молитву над телом человека, покончившего собой.
Слава Богу, ангелы довели до Аслиддина её ночные бесконечные молитвы, вновь пробудив в нем любовь к ней. Он принял все её условия, отказавшись даже от употребления спиртных напитков. Он продал квартиру в городе и купил дом в Зарнисоре, который позже благоустроил. И, самое главное, совершил хадж. Он искренне исполнил все требования предписанного хаджа и, возможно, получил отпущение прежних грехов. Да убережет Всевышний всех женщин мира от измены мужей!
Ситорабону вдоволь наплакавшись, подняла голову и жалостливо спросила:
- Почему? Мамочка, почему Бек так поступил? В чем я провинилась? В чем я виновата?
- Доченька, успокойся. Ты ни в чем не виновата.
- Я же верная жена! Я всегда слушалась его, всегда была заботливой матерью детей. За что такая несправедливость?
- Я же сказала, дочка, успокойся. Даст Бог, всё устроится. Мне кажется, что зятю вскружили голову два обстоятельства: первое, у него появились деньги, второе, возможно, какая-нибудь распутница сбила его с пути. Что, ты думаешь в России, в Екатеринбурге мало одиноких женщин?- Вохидабону встала с дивана, подошла к столу, открыла бутылку воды и протянула дочери.- Остуди свой пыл, - сказала она, протягивая ей бокал.
Ситорабону сначала посмотрела в глаза матери, потом, не сказав ни слова, взяла протянутый ей бокал и залпом выпила воду. Будто эта вода могла остудить пламя горя и обиды, пылающее в её сердце.
- По природе все мужчины одинаковы: как только у них появляются деньги, они, как игривые ослики, опьяненные молоком матери, начинают чрезмерно резвиться, - сказала Вохидабону, вновь садясь радом с дочерью. –Ты уже взрослая, и я поделюсь с тобой. Вы тогда были маленькими и с сестрой ходили в детсад, а я была беременна Фазлиддином. Так вот, ваш отец тоже попал в сети распутных женщин, чьё место в аду. Да, именно тогда мои волосы поседели. Что было причиной тому, деньги или пьянство, не знаю. Но, я проявила терпение, и днем и ночью обращалась к Всевышнему с молитвой, прося его вселить в душу моего мужа веру и благоразумие. И Бог услышал меня. Позже он стал совершать намаз, и мы, хвала Всевышнему, до сих пор живем в мире и согласии. Поэтому и ты, не печалься и не терзай себя. По милости Творца, и Акбарбек отойдет от всего того, что вскружило ему голову, опомнится, остепенится и попросит у тебя прощения.
- Так ведь Бек уехал в Россию на заработки, чтобы накопить немного денег на свадьбу, чтобы мы могли женить нашего сына Искандарбека. А он сказал мне, чтобы я более не надеялась на него. Как же я одна осилю всё это, на какие деньги я обустрою детей? Моему старшему уже двадцать два года, младшему – восемнадцать.  Бек сошел с ума совсем.
В это время открылась дверь и в комнату вошли Аслиддин и Лолабону.
- Хайриддин звонил, – сказал Аслиддин жене, указывая на свой мобильный телефон. – Через час он вылетает в Париж.
- Его пригласил Фазлиддин, или он едет в служебную командировку? – спросила Ситорабону, вытирая слёзы обратной стороной ладони.
Муж и жена, не зная, что ответить, посмотрели друг на друга. Было видно, что их дочь не знает о трагедии, выпавшей на долю её брата.
Вохидабону вынужденно рассказала о ночном звонке Алекса.
- Мы с отцом, посоветовавшись, пришли к решению, что лучше будет, если вместо нас в Париж поедет Хайриддин, - добавила она. – Он молод, а мы не осилим такую поездку.
- Мы с матерью днем и ночью молимся и просим Всевышнего, чтобы наш сын скорее поправился и вышел из больницы, - добавил старик. - Потом уже, каким-либо путем вернем его из Парижа на родину. Хватит быть ему мигрантом!
- Папочка, Фазлиддин не вернется сюда, - решительно сказала Ситорабону.- Все уезжают из этой страны. Знаете, почему?
- Почему? – спросил Аслиддин.
-Потому что здесь для молодых нет будущего: все предприятия бездействуют. Кроме того, работающие люди получают мизерную зарплату, этих денег не хватает даже для того, чтобы существовать. И Бек вместе с одноклассниками, знакомыми, бросив работу здесь, уехали на заработки в Россию, чтобы накопить немного денег и наладить свой быт. К тому же мы хотели женить сына…
- Гм, такого рода трудовая миграция приносит не только доход, но и большие несчастия, особенно для женщин и детей, - грустно сказал старик. - Глупые и безвольные мужчины в чужой стране, почувствовав абсолютную свободу, поддаются разврату и забывают о своих обязательствах перед семьей. Вот почему десятки и сотни женщин остаются без мужей, матери – без сыновей, дети – без родителей.  Да, и ты, дочка, не посоветовалась со мной, отпустила мужа. Я категорически был бы против его поездки. А теперь будем молить Бога, чтобы он вернул твоему Акбарбеку здравый рассудок. Но, что касается женитьбы твоих сыновей, когда наступит время, мы с матерью поможем тебе. Если Бек не вернется, не переживай. С каждым случится то, что предписано свыше.
- Это, конечно, так, но…
Вохидабону прервала дочь:
- Сватья, та ведьма… Ты ей рассказала?
- Я не звонила им, и они мне не звонили, - ответила Ситорабону.
- С работы отпросилась? – спросила мать.
- Нет, моя смена была вчера, теперь на работу пойду завтра. – Взяв мать за предплечье, Ситорабону спросила: - Оставьте мои проблемы, мамочка. Что будет с Фазлиддином? Как мы можем помочь ему?
Вохидабону, ища поддержки мужа, посмотрела на него, потом обреченно сказала:
- Ничем. Мы можем только в молитвах просить Всевышнего, прощающего и милосердного, чтобы он дал полное исцеление его ранам.
- Да, дорогая дочь, - добавил Аслиддин. – Молимся. Что мы можем сделать более? Все предписано судьбой.
- Знает сестра про это несчастье?
- Нет, бону, мы не стали беспокоить Шарифабону, - сказала мать. - В любом случае завтра скажем.
Когда Ситорабону, достав из кармана мобильный телефон, стала нажимать на кнопки, ища номер сестры, Вохидабону, придержав дочь за руку, сказала:
- Не звони, Бону, и без этой неприятной вести у нее часто повышается давление. Завтра придет и узнает.
Ситорабону положила телефон в карман. Узнав о трагедии, выпавшей на долю брата Фазлиддина и в том числе на долю старых родителей, она вдруг осознала, насколько ничтожны и малозначимы были вчерашние слова, сказанные Акбарбеком по телефону. И место прежней обиды и боли заняли беспокойство и озабоченность судьбой далекого брата. Поправится ли он? Что будет со старыми родителями, если сын их умрет? Они могут не перенести это горе.
18
 Фазлиддин с детства был любимцем отца и матери. Он родился долгожданным мальчиком после двух дочерей. При этом с детства был капризным и плаксивым. Казалось, Аслиддин любил его больше, чем Вохидабону и исполнял все его капризы, едва тот научился ходить и говорить. Нет, конечно, отец любил и дочерей, и проявлял любовь и заботу, но его внимание к сыну имело немного иной характер. Сестры, замечая это, часто выражали свое недовольство. «Вы опять купили ему пистолет и машину, а нам ничего? – ревниво говорили они.
Через три года Вохидабону родила еще сына – Хайриддина. В отличие от Фазлиддина, он был улыбчивым, добрым и покладистым. Хайриддин много смеялся и никогда не плакал без причины. Особенно Ситорабону любила его и долгими часами играла с ним, кормила и укладывала спать. Фазлиддин же всегда капризничал и звал мать. Братья отличались друг на друга.
Фазлиддин немного подрос, перестал плакать и стал более серьёзным, но, мрачным и неуживчивым мальчиком. При этом он обладал ясным и проницательным умом и имел хорошую память. После возвращения из школы мальчик неизменно сначала выполнял домашние задания, потом уже выходил играть с детьми. Он особо любил играть в футбол. Садясь за стол, Фазлиддин ел все и безотказно. После еды произносил молитву благодарения Аллаху и только потом вставал из-за стола. Получив тумаков во время драк с одноклассниками, он никогда не жаловался родным и не просил помощи. Был чрезмерно горд и любил общаться со старшими. Наверное, хотел быстрее повзрослеть, набраться ума и стать самостоятельным. В старших классах Фазлиддин интересовался математикой и физикой; несколько раз принимал участие в районных, городских и областных олимпиадах по математике и занимал призовые места. Аслиддин, принимая во внимание его способности к точным наукам, отправил сына в университет в Германию, на факультет программирования. Фазлиддин вместе с Фазилом - сыном коллеги Аслиддина, один год проучился на подготовительных курсах Берлинского университета, усваивая немецкий и английский языки.
«Сколько лет я не видела Фазлиддина? - подумала Ситорабону. – Двадцать лет или двадцать один год? Нет, он младше меня на шесть лет, следовательно, школу он окончил на шесть лет позже меня. Да, Фазлиддина я не видела ровно шестнадцать лет, хотя время от времени мы все-таки общаемся с ним по Интернету».
Ситорабону вспомнила, что в последние три-четыре года, накануне нового года, празднования Навруза* и дня её рождения Фазлиддин перечислял ей сто-двести евро. Он перечислял деньги и сестре Шарифабону. Письма и сообщения его были удивительно кратки. Иногда он отправлял такие поздравительные шуточные сообщения, как: «Знаешь, сестренка, почему в Париже Сено не горит?»
Этот вопрос тогда её удивил. Потом узнавала от брата, что «Сено» — это Сена, название реки в Париже. «В городе Лонгйир Норвегии по существующему законодательству запрещалось умирать». «Эрмитаж – это слово из французского языка, означающее укромное место, место уединения». «Знаете ли, что одним из сосудов, из которого пил воду Наполеон, является черепная коробка известного итальянского авантюриста Калиостро». «Знаешь, что космический корабль «Аполлон – 13» вылетел 13 апреля в 13 часов 13 минут и потерпел аварию»? «Знаешь ли, что Интернет изобрел Тим Бернерс - Ли»? «Знаешь, что каждый человек в течение жизни во время сна в среднем поедает семь малых пауков»?
*/ Навруз – праздник весеннего равноденствия.
«Знаешь, что древние египтяне брили свои брови лезвием, когда погибала их любимая кошка»?
«Яблоко, только что сорванное с дерева, в воде не тонет, так как в своём составе оно содержит до 25% воздуха». И много чего еще…
После общения с Фазлиддином Ситорабону иногда предавалась мечтаниям и представляла себя в Париже. Она думала, как по ночам поднимается на Эйфелеву башню и часами любуется сказочно-освещенным городом. Потом она представляла себя бродящей в Лувре, ходила в его бесчисленных залах, осматривая экспонаты, картины, бюсты, и особенно известную и бесподобную картину Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
Фазлиддин имел странную привычку, - когда он не мог или не хотел отвечать на её вопросы, то кратко писал: «Tabu»*.
*/ Tabu» - полинезийское слово, исконное значение - «запрет», то есть является значением какого-либо религиозного обязательства, когда кто-либо не исполняет его, подвергается сильнейшему наказанию.
Она как-то спросила его, почему, коли Аллах наделил его богатством, он не женится? Он тут же написал: «Tabu». Или в другой раз, когда она спросила, не хочешь ли ты иметь детей, то он тут же ответил: «Tabu». Это Ситорабону очень раздражало - не получала она ответов на свои вопросы. На эту тему она не говорила с родителями, потому что не хотела огорчать их.  Ведь кто из родителей не желает, чтобы их сын женился и обзавелся семьей и детьми? Вот Акбарбек тоже поехал в Россию заработать деньги на свадьбу сына. Ситорабону временами задумывалась над тем, что, возможно, у брата есть веские причины, поэтому он не женится.  Вот брат Хайриддин послушался родителей, вовремя женился и уже стал отцом четверых детей. И профессию имеет хорошую. Молодец, что в большой Москве он обустроился и нашел своё место в жизни. Благодаря помощи родителей и сватов, они купили четырёхкомнатную квартиру.
Но почему Фазлиддин не женится? Кажется, в Европе свадьбы вовсе не проводятся. Она не раз слышала и смотрела по телевизору, что молодые люди, и не только молодежь, игнорируют обряд бракосочетания. По телевизионным передачам российских каналов она знала: известная красавица и актриса, которая является гражданской женой такого-то актера или бизнесмена, и по этой причине, даже при разводе при действующем законодательстве она не имеет права подавать иск на имущество и недвижимость. Во всех религиях мира есть обряд бракосочетания, установленный всезнающим и всевидящим Творцом. Даже буддисты имеют свой обряд бракосочетания. Если мужчина и женщина без брака ищут близости друг с другом или живут вместе, они должны узаконить свои отношения. Такая интимная близость мужчины и женщины считается прелюбодеянием. Прелюбодеяние, как известно, большой грех.  Если от такой близости рождается ребенок, то он считается внебрачным. Человека, родившегося вне брака, по исламу ждет тяжелая судьба, хотя перед Всевышним нет его вины. Из-за большого греха его родителей он заранее относится к числу несчастных.
Неужели мой брат Фазлиддин стал одним из европейцев и создание семьи считает ненужным и устаревшим обрядом древности?  Говорят, дурной пример заразителен. Может, и он ведет такой аморальный образ жизни? Если бы он был здесь, в Зарнисоре, родители непременно нашли бы ему достойную невесту.
А если Фазлиддин бессилен? Сохрани Всевышний, но это трагедия. Когда ты, обладая богатством и имуществом, не имеешь возможности жениться и завести детей, конечно, это трагедия. Или, как некоторые мужчины из Америки и Европы, не стыдясь, не скрывая, что они гомосексуалисты, выходят на демонстрации и требуют у правительства защищать их права и интересы? Нет, не может быть! В их роду подобных не было и нет! Все мужчины имеют жён, и все женщины имеют мужей и детей. А что, если среди предков отца или матери были такие неизлечимые больные? Кто знает? На самом деле, пусть Всевышний сохранит нас от такого рода болезней.
Она неоднократно в ходе разговоров с матерью интересовалась, почему Фазлиддин не женится? Спрашивать такое у отца ей не позволяла скромность. Не только ровесники брата, но и такие, как его младший брат Хайриддин, давно женились и уже имеют детей. Она узнала, что и мать тоже была в недоумении.
- Раньше он говорил, что молод, что женитьба подождет. В Европе молодые люди создают семьи после тридцати лет после того, как получают хорошее образование и находят хорошую работу, определяют своё место в обществе. В Париже у него большой дом.
- И я никак не понимаю, - сказала она и с опаской добавила: - Иногда думаю, как бы он не был подвержен какой-нибудь болезни. Вы говорили, что Фазлиддин приезжал в Москву для участия в  митинге богоотступников-гомосексуалистов.
- Да, и я озадачена, бону. Ты думаешь, что мы с хаджи не думаем об этом?
- Нет, матушка, но…
- Мы не понимаем, что с ним произошло. О чем только не думаем. В голову лезут дурные мысли. Отец предполагает, что он имеет отношения с какой-нибудь богатой замужней женщиной, и она не дает Фазлиддину жениться. Признаться, не знаю. Но в данный момент эта проблема не столь важна. Важно, чтобы Бог дал ему исцеление. Чтобы он поправился и вышел из больницы. Мы с отцом молимся днем и ночью. Молись и ты, доченька. Может быть, милосердный Творец услышит твои молитвы.
- Конечно, буду молиться, - сказала Ситорабону.
Ситорабону подумала о том, если её муж Акбарбек, поступив подло, не вернется из России к семье, единственной надеждой и поддержкой для неё, чтобы женить сыновей, будет Фазлиддин.  Отец сказал, чтобы она не переживала, что родители и братья помогут. О, если этому суждено будет случиться,ж решатся и её проблемы с детьми.
Погруженная в эти мысли, молодая женщина поднялась с дивана.
- Матушка, если разрешите, - сказала она, - я сейчас совершу омовение и прочитаю две молитвы благодарения, а в конце молитвы буду молить Всевышнего о скором исцелении нашего брата.
- Сделаешь доброе дело, бону.
- Водонагреватель в ванной работает?
- Да, вода в нем всегда горячая.
Из нижнего шкафчика гостиной Ситорабону достала свежее полотенце и направилась в сторону ванной комнаты.
Через некоторое время она снова вернулась в гостиную. Ситорабону, достав из сумки платье с длинными рукавами, переоделась в него. Стоя у высокого зеркала, она привела в порядок свои волосы и завязала на голову цветастый платок. Постелив коврик для совершения молитвы в направлении киблы, она приступила к совершению намаза.
Совершив обряд молитвы благодарения, она стала молить Всевышнего, милостивого и милосердного, чтобы он во имя всех пророков, особенно последнего из них – Мухаммеда Мустафы – да благословит его Всевышний, в том числе набожных рабов своих дал скорое исцеление ранам Фазлиддина. Одновременно с этим она помолилась за Акбарбека, непутёвого и неверного мужа, чтобы Творец образумил его, пробудил в нем совесть и сочувствие к детям и к ней.
Ситорабону свернула коврик, положила его на место, и тут её осенила одна мысль. Она быстро пошла к дивану, взяла свой мобильный телефон, нашла номер Акбарбека и нажала на кнопку. Через секунду раздался гудок. Бесстрастный автоответчик сообщил ей, что абонент не может принять её звонок. Молодая женщина вновь впала в уныние.
В это время в гостиную вбежала Лолабону.
-Мамочка! Мамочка! Пошли, посмотрим, как куропатка купается в песке. Это так интересно!
Только желание поддержать радость ребенка заставило её нехотя последовать за нею.
На одном из солнечных уголков двора на трёх-четырёх грядках плодоносили помидоры, а два ряда были заняты болгарским перцем. На небольшом клочке свободной сухой земли стояла клетка с куропаткой. Птица собирала лапками в кучу земляную пудру и погружалась в неё то головой, то крыльями. Хотя земля не была столь горячей на горных тропинках, тем не менее, это красивое райское существо, имеющее приятный голос, наслаждалось игрой в песок и здесь. Аслиддин сидел на табуретке на небольшом расстоянии от куропатки и, наблюдая за её игрой, думал о том, что она, как и другие существа, очищает своё тело не с помощью воды, а с помощью земли. Она желает содержать своё тело в чистоте, чтобы всё в ней было привлекательно.
«Я поражен этим твоим чистым и звонкоголосым творением, о, мой Аллах, - подумал старик с удовлетворением, не отрывая взгляда от игры куропатки.
Услышав шаги, Аслиддин, увидев дочь с внучкой, тут же вспомнил о неприятностях дочки и сказал:
- Бону, один совет, позвони-ка зятю, может, ответит.
- Папочка, я только что звонила. Не ответил. Позже позвоню ещё раз.
- Коль так, ты оставь нам Лолабону и отправляйся в город, к свекрови и тестю. Узнай там, в курсе ли они, что задумал их сын? Дальше будем действовать, исходя из этого. Да, будь терпелива, и всё обустроится.
- Я оставила записку Искандарбеку и Исфандиёру, чтобы после занятий они пошли к деду, отцу Акбарбека.
- Правильно сделала, дочка, но будет хорошо, если и ты на минуту заглянешь к ним. По поведению родителей твоего мужа можно будет предположить, является ли его поступок результатом семейного сговора.  Или это лишь выходка твоего мужа?
- Хорошо, папочка. – Ситорабону на секунду задумалась, а потом спросила: - Скажите, отец, если, даст Бог, Фазлиддин поправится и выйдет из больницы, могу ли я рассчитывать на его помощь?
- Если ты хочешь попросить его поддержать тебя деньгами для свадьбы Искандарбека, я скажу. Твои братья обязательно тебе помогут.
- Я надеюсь, - ответила Ситорабону. – Я хочу, чтобы он помог мне наладить какое-нибудь дело.
- Дочь моя, выкинь из головы эту мысль. По слухам, сегодня, люди, занимающиеся предпринимательством долгие годы, вместо прибыли имеют убытки и не могут управлять своим бизнесом. Если не веришь мне, то спроси у своей сестры Шарифабону об этом.
Ситорабону продолжила:
- Папочка, мне надо заняться чем-нибудь, иначе- тяжело. Нужда и Акбарбека заставила уехать на заработки.
- Понимаю, дочь, успокойся. Не печалься так. Все наладится. Сначала проси Бога, чтобы он дал исцеление брату, потом решим и проблемы твоей жизни. Может быть, откроем какой-нибудь частный детсад, если Фазлиддин согласится. Что скажешь?
- Было бы хорошо, - обрадовалась Ситорабону, и добавила с надеждой: – Брат бы поскорее поправился…
19
Утром, когда Аслиддин менял воду овцам, прибежала Лолабону с телефоном в руке.
- Дедушка! - протянула она трубку деду.
Выйдя из овчарни, он взял трубку:
- Да.
- Отец, я Хайриддин, из Парижа.
- Дорогой мой, говори, как Фазлиддин? Ему лучше?
-Во всяком случае, не хуже. Даст Аллах, постепенно поправится, так сказал врач. Его ещё не перевели из реанимационного отделения.
- Слава Богу, сынок!
- Хорошо, что я приехал. Оказывается, брату нужна была кровь. Редкая кровь четвертой группы. В больнице ее оказалось мало. Вчера я сдал сто пятьдесят миллилитров крови, сегодня утром ещё двести. Врач сказал, чтобы я питался хорошо, не употреблял спиртного. Если суждено, завтра для Фазлиддина снова возьмут кровь. Дожив до этих лет, я только сейчас понял, что четвертая группа крови – редкая. Отец, как чувствует себя мать? Успокойте её, даст Бог, брат поправится. Передайте привет сёстрам и племянникам.
- Пусть тебе сопутствует удача, сынок, ты сегодня обрадовал меня. Сохрани тебя Бог от болей и страданий.  Подожди, а он тебя узнал? Вы говорили с ним?
- Нет, дорогой отец, мне не разрешают входить в реанимационное отделение, но Алекс проворен, по-видимому, он нашел общий язык с врачами или знаком с руководителем больницы. Оказывается, он каждый день один заходит к брату. Выяснилось, что к Фазлиддину два раза в день приходит и одна важная особа. Зовут её Моника Фердинанд. Кстати, оказывается, и у неё четвертая группа крови, и до моего приезда она два раза сдавала для Фазлиддина кровь.
- Да благословит Всевышний каждого, кто творит добро!
Хотя старик и вспомнил письмо сына и ту богатую женщину, которая купила для его сына большой дом, но ни слова об этом не обмолвился Хайриддину. Не посчитал нужным. Не посчитал нужным, как просил сын, рассказывать о Монике и Вохидабону. Немногим раньше, когда жена в который раз начала разговор о своем предположении, что их старший сын, может быть, бессилен и потому не женился, он сказал, что, возможно, причиной являются его отношения с какой-либо женщиной. Более не сказал ни слова. Разве можно матери рассказывать о похождениях сына? Если она узнает то, невзирая на свою старость, она перевернет не только всю Европу, но и весь земной шар.
Простившись по телефону с Хайриддином, Аслиддин в приподнятом настроении подошел к Вохидабону, которая возилась на кухне и готовила завтрак. Лолабону сидела за столом и читала вслух по слогам красочную книгу.
-Госпожа, с вас причитается за хорошую весть. Звонил Хайриддин!
- Вах, подарок, так подарок, дам всё, что захотите, - сказала старуха и невольно присела на табуретку. – Говорите быстрее. Как там мой сын?
- Говорит, что, во всяком случае, его состояние не тяжелое. По словам лечащего врача, постепенно поправится, - сказал старик. – Хайриддин сказал, что он два раза сдавал для брата кровь.
- Что, в больнице Парижа не оказалось крови?
- Не знаю, говорит, что кровь четвертой группы – редкость.
- Если так, то кстати, что вместо нас поехал Хайриддин, - сказала старуха.
- Да, очень хорошо, что поехал он, - сказал Аслиддин и добавил: - Родная, завтрак скоро будет готов?
- Уже готов, - ответила жена. - Сварила вашу любимую гречневую кашу. Пока вы помойте руки, я накрою...
- Да благословит тебя Всевышний! Молодец!
- Да, чуть не забыла – позвонила Ситорабону и сказала, что вчера родители Акбарбека приняли её хорошо. Оказывается, зять им не звонил, то есть они не в курсе планов и намерений этого негодяя.
- Она рассказала им о звонке своего мужа?
- Да, сказала. Они очень удивились. Ваша дочь и та черная ведьма звонили ему, но Акбарбек не ответил.
- Интересно, - сказал Аслиддин, задумчиво почёсывая затылок, и продолжил: - Если они, отец и мать, не в курсе намерений своего сына, тогда Акбарбек или сошел с ума, или какая-нибудь стерва приголубила его, или… Или этот негодяй хочет проверить жену на верность.
- Возможно, - сказала Вохидабону. – Может быть, решил проверить её. Или это злая шутка?
- Не знаю, - ответил он и направился к водопроводному крану помыть руки.
На закате дня пришла Шарифабону вместе с младшим сыном. Муж её Насруллох вместе со своими сыновьями Шамсулло и Фатхулло были в магазине. Приняв предложение отца, в торговом центре «Фаровон», считающимся самым большим центром торговли в городе, они арендовали магазин, в котором, как и многие, продавали китайские электробытовые товары.
Теперь наши граждане, не только наш народ, но и всё население Европы и Азии пользуются китайской продукцией. Во-первых, она стоят дёшево, во-вторых, нет нужды в их изобретении и производстве. Если производить самим, то это, разумеется, обойдется очень дорого. В любом случае, например, если одна тонна китайского чугуна по сравнению с чугуном, производимым английскими металлургами, в два раза дешевле, так постепенно прекратят свою деятельность все предприятия Европы. В эпоху рыночной экономики сохранится лишь то производство, которое выдержит конкуренцию, то есть товары должны быть и доброкачественными, и дешевыми. В этом случае английские металлурги не могут не выйти на митинг протеста, так как их чугун прежними клиентами не закупается. В этом случае, вольно или невольно, предприятие приостанавливает свою деятельность и становится банкротом. Да, на мировой арене Китай со своим населением в полтора миллиарда тружеников, без войн и конфликтов, без оружия, убийств и пожаров обошел сверхмощные государства, каковыми являются Америка и Россия, и, как говорится, стал абсолютным поставщиком мирового рынка.
В одном из своих писем Фазлиддин писал: «Недавно в торговом центре я купил красивую футболку, которую иногда надеваю в жаркие солнечные дни. Вернувшись домой, я обратил внимание на ценник под воротником, где написано, что она произведена в Китае: «Made in China». Если китайский товар проник во Францию, так и в Таджикистане все товары, возможно, китайские… Мне кажется, китайцы своим дешевым и доброкачественным товаром без войн и конфликтов завоевывают весь мир».
Вообще, настоящая система рыночной экономики должна быть справедливой и равноправной, где все придерживаются правил Международной торговой организации. Страна, которая в состоянии предоставить доброкачественную и дешевую продукцию покупателям, будет лидером.
Во времена Советского Союза в связи с тем, что производство вещей и товаров, их цены определяло государство, во всех безграничных уголках страны, с севера до юга, с востока до запада, цены были едины. Например, килограмм сахара-песка стоил семьдесят восемь копеек или один семидесятикилограммовый мешок муки первого сорта стоил тринадцать рублей и т. д. Разумеется, в то время в Советский Союз товары из-за рубежа не ввозились вовсе или ввозились в весьма ограниченном количестве. Влиятельные и рядовые граждане прилагали немало усилий, чтобы приобрести их. В то время зарплаты или пенсии хватало на жизнь, то есть цены на товары были приведены в соответствие с зарплатой и пенсией людей.
Интересной была и история замужества Шарифабону. После того как они из города переселились в Зарнисор, в новый дом, Аслиддин, отказавшись от должности главного инженера строительства, был назначен начальником строительных объектов Файзабадского и Хайрабадского районов и по долгу службы время от времени приезжал то к одним, то к другим строителям. И во время одной из таких поездок у него было много замечаний по ходу строительных работ в бригаде Хайруллоева Мухибулло, и он высказал ему слова порицания.
- Ход строительных работ сильно отстает, если вы будете так работать и дальше, то данный объект к указанному сроку не сдадим, и нас явно не похвалят, - сказал Аслиддин Садриддинов. – Кроме того, в дальнейшем выйдем из доверия, что приведет к снижению капиталовложений. Вы понимаете это? Прошу вас, друг мой, если не ускорите работы, я буду вынужден освободить вас от занимаемой должности. Не обижайтесь потом.
После этой беседы бригадир, видимо, сделал выводы, и работа на стройке оживилась. Здание детского сада они построили доброкачественно, сдав в эксплуатацию в установленные сроки. И в дальнейшем Мухибуллох Хайруллоев работал с чувством ответственности и был в передовиках. Аслиддин выдвинул его кандидатуру, как лучшего строителя, для награждения. Мухибуллох был удостоен ордена. Так случилось, что они подружились, устраивали посиделки, иногда вместе совершали намаз
В один из выходных дней, вечером, когда ещё Шарифабону училась на третьем курсе химико-биологического факультета университета, этот самый Мухибуллох Хайруллоев с подарками пришел к нему домой. Хотя Аслиддин был удивлен, но радостно принял гостя. Накрыл дастархан. Во время чаепития Мухибулло достал из кармана две фотокарточки размером шесть на девять и протянул их хозяину дома.
- Председатель, посмотрите на эти фотографии, - сказал он. Когда Аслиддин взял фотографии и стал их рассматривать, он продолжил: — Это сын моего брата, зовут его Насруллох.
- Ну, слушаю, - сказал хозяин, догадываясь о цели визита бригадира строительной бригады, положив фотокарточки возле себя на дастархан.
- Председатель, Насруллох учится на пятом курсе факультета, на котором учится ваша дочь. Словом… Короче говоря, суть дела в том, что ваша дочь понравилась Насруллоху. Брат с невесткой ходили в университет и увидели Шарифабону. Она им тоже понравилась. Они попросили меня до официального сватовства женщин узнать от вас, не сосватана ли ваша дочь, не обещали ли вы выдать её за кого-нибудь?
Аслиддин был осведомлён о том, что в их дом несколько раз приходили желающие сосватать их дочь Шарифабону. На мгновение он замолчал. С одной стороны, говорить на эту тему было весьма тяжело, с другой стороны, восточная этика обязывала его быть рассудительным, сдержанным и предупредительным.
- Гм, едва девушка достигает совершеннолетия, приходят сваты, - наконец сказал хозяин дома. – Но мы еще не думали об этом.
- Понятно, - сказал удовлетворенно Мухибуллох Хайруллоев. – Насруллох, как и ваша дочь, старший ребенок в семье брата. Кроме него, у них ещё четверо детей: двое сыновей и две дочки.
- То есть у вашего брата пятеро детей?
- Да, пятеро.
- Кем работает ваш брат? Где живёт?
- Лутфулло уже несколько лет на рынке «Фаровон» имеет свой магазин, раньше работал бухгалтером. Они живут в городе, в квартале Калъаи Баланд. Хотя у них большой собственный дом, но в высотном доме возле парка отдыха у них есть ещё трёх или четырёхкомнатная квартира. Эта квартира для Насруллоха. Когда его женят, там он и будет жить со своей семьей.
Аслиддин тут же подумал, что человек, у которого магазин, не может быть лодырем, пьяницей и лентяем, но, как все предприниматели может оказаться скрягой и считать каждый дирам*.
*/ Дирам – здесь: денежная единица.
«Вообще, считать свои деньги и тратить их экономно, разве это плохо? – спросил его внутренний голос и тут же ответил сам себе: - Нет, не плохо. Важно то, чтобы как Кори Ишкамба* не был жадным до денег и скрягой».
*/ Кори Ишкамба – герой повести Садриддина Айни «Смерть ростовщика».
- Хорошо, - сказал Аслиддин. Мысленно, как будто он ответил не гостю, а подытожил свои размышления.
- Председатель, могут ли женщины, при вашем согласии, прийти на сватовство? – спросил бригадир, набравшись смелости.
Едва улыбнувшись, Аслиддин ответил:
- Я думаю, двери дома, в котором живёт девушка на выданье, всегда открыты. Если хотят прийти, пусть испытают своё счастье. Мы не можем запретить.
Их делегация женщин несколько раз подряд приходила сватать его дочь. После неоднократных опросов их соседей и знакомых, многократных советов с Вохидабону и её родителями, с одной стороны, с Шарифабону и родителями Аслиддина, с другой стороны, они, наконец, в знак согласия сварили для них «плов согласия».
Во время летних каникул студентов состоялась свадьба Шарифабону и Насруллоха. Через год Шарифабону родила сына, которого назвали Шамсуллох. Спустя четыре года она родила Фатхуллоха, а потом и Хабубуллоха, который ныне учится в десятом классе общеобразовательной школы.
Зять, имея высшее педагогическое образование, по совету и согласию отца был занят частным бизнесом. Почти два года он был помощником отца, потом открыл свой магазин, позже стал ездить за товаром в Китай.  После женитьбы отец купил Насруллоху подержанную легковую машину. Зять, в свою очередь, спустя три года после свадьбы, подарил Шарифабону маленькую, относительно дешевую машину-помощницу «Matiz», чтобы она могла ездить в школу, на работу, или в Зарнисор к родителям.
Пять лет назад зять и его дочь женили своего сына Шамсуллоха. Два года назад, до того, как они женили второго своего сына Фатхуллоха, в квартале, расположенного на берегу реки, они купили готовый дом, у какого-то обанкротившегося предпринимателя. Оставив четырёхкомнатную квартиру старшему сыну, переселились туда, а позже справили там свадьбу Фатхуллоха.
Но старший сын Шарифабону - Шамсуллох, который, как и родители, деды и бабушки, был набожным, до женитьбы доставил много хлопот своим родителям. Как-то в мечети, попав под влияние одного неуча-муллы, намереваясь стать «истинным» мусульманином, приобщился или хотел вступить в некую «исламскую» группировку. Его арестовали. Родителей и братьев без конца вызывали на допросы. Это было очень тяжело. В те дни Шарифабону была в тяжелом душевном состоянии, у неё стало повышаться артериальное давление. Слава Богу, Шамсуллох осознал свою ошибку. Самое главное, он не был замешан ни в одном преступлении и не успел попасть ни в какую группировку. С помощью дедов, особенно Аслиддина Садриддинова, Шамсуллоха вызволили из камеры. Он освободился, но Шарифамох осталась больной и у неё часто повышалось давление. Из-за этой болезни она рано вышла на пенсию, стала домохозяйкой и занялась воспитанием внуков. Она раз в неделю, по воскресеньям, приезжала в Зарнисор навестить родителей, то одна, то с мужем, а иногда с детьми или всей семьей – с мужем, детьми, невестками и внуками.
Когда Шарифабону приехала к родителям, Ситорабону не было дома. Она, оставив Лолабону у деда с бабушкой, рано утром вернулась в город, чтобы до работы успеть сходить к свекрови.Услышав от матери, что  Фазлиддин на митинге в Париже получил ранения и находится в больнице, Шарифабону сильно огорчилась.
- Хорошо, что Хайриддин поехал в Париж, - сказала она, вытирая платком слёзы.
Но как только Вохидабону рассказала о звонке мужа Ситорабону из России, она не сдержалась:
- Душа этого Бека ничем не отличается от черного казана. Всегда был таким, завистливым. Он не стоит и мизинца моей сестры. Он никогда мне не нравился, будь он проклят! Мамочка, раз Бек сказал, что не вернется, то и очень хорошо. Пусть остается там навсегда. Я скажу об этом Ситорабону, пусть она не печалится напрасно. Если её беспокоит проблема женитьбы её сыновей - она не одна! Мы все поможем, есть братья, мы все что-нибудь придумаем. Так этот проклятый Бек сказал, что не вернется, не будет присылать деньги?! Пусть Аллах сделает так, чтобы он не вернулся и сгнил там, пусть вороны заклюют его труп!
- Доченька, не говори так, не проклинай его, - сказала в сердцах Вохидабону. – И он раб Аллаха, кроме того, этот несчастный наш зять и отец наших внуков. Кто знает, может быть, Бека кто-нибудь сбил с пути, возможно, он сказал это в нетрезвом состоянии? Это нам неведомо. Давайте подождем немного, может Бек опомнится или его родители, узнав о его подлом поступке, образумят его.
Аслиддин, который до сих пор сидел и молча пил чай, не вмешиваясь в разговор матери и дочери, протягивая пустую пиалу своей жене, заговорил:
- Звонок Бека и его слова – это не столь важная проблема. Если ему дорога жена и нужны дети, то он будет посылать им деньги или вернется из России. Если нет, то заставлять не будем, пусть катится на все четыре стороны. Куда хочет, пусть идет, что желает, пусть делает. Его воля. У Ситорабону, слава Аллаху, есть мы, есть её братья, поможем. Не переживай, дочка, мы не дадим ей пропасть, - сказал он и, получая пиалу из рук жены, продолжил: - Дочка, знаешь, для меня и твоей матери сейчас проблема – это ранение Фазлиддина. В эти дни и ночи решается вопрос о его жизни и смерти. Если бы его состояние в реанимации немного улучшилось, его могли перевести в палату, и мы бы вздохнули с облегчением.
20
Плов, приготовленный на открытом огне в казане, получился на редкость вкусным. После ужина Шарифабону решила навестить сестру и, наспех собравшись, вместе с сыном и племянницей поехала в город.
Аслиддин проводил дочь и внуков и, тяжело вздохнув, направился в хлев. Он взял перчатки, лежащие на мешке с ячменем, надел их, потом веником и скребком вычистил деревянные ясли. Набрав в жестяную банку ячменя, он насыпал его в кормушку. Старик выпрямился, разогнул спину и вздохнул, словно сбросил тяжесть. Наблюдая за тем, как ест скотина, он снял перчатки, и, взяв с крючка ведро, вышел. Во дворе он вычистил дно ведра, наполнил его водой и вернулся в хлев. Овцы уже успели съесть весь ячмень и теперь с нетерпением смотрели на него.
Старик улыбнулся и снова надел перчатки. Он набрал в старое корыто немного сена и насыпал его в ясли, у которых уже толкались овцы. Аслиддин положил пустое корыто на груду сена, снял перчатки и, по привычке, стряхнул пыль с одежды ладонями.
- Дорогая, - позвал он жену.
Не прошло и секунды, как раздался голос Вохидабону:
- Слушаю вас, хаджи.
- Вы кур покормили?
-Да, полчаса назад дала зерна, поменяла воду, - ответила жена, выходя из комнаты во двор. – Сегодня они снесли шесть яиц.
- Хорошо, - удовлетворенно протянул старик. Накануне куры снесли всего четыре яйца.
Аслиддин, стоя возле крана, мыл руки, когда запел Сладкоголосый. Он невольно улыбнулся, приподнял голову к небу и с прищуром посмотрел на свет.
«Хорошо поёт», - с удовольствием подумал старик, снимая полотенце с гвоздя деревянной опоры виноградника. Через минуту куропатка запела вновь. Он присел на скамейку, закрыл глаза и плотно сжал губы. С того самого дня, как Сладкоголосый стал членом семьи, Аслиддин каждый раз задумывался над тем, что напоминало его пение. Не мог вспомнить. Но, сейчас на помощь ему пришел Всевышний: - Да! Это то время, когда он впервые увидел её… Нет, нет, сначала услышал голос Вохидабону, потом лишь обратил на нее внимание. Да, да! Как она с волнением читала стихи! Аслиддин уже не помнит те стихи, но они были посвящены атласу и адрасу·*               
*/ Атлас, адрас –ткани для пошива национальных платьев.
Тот нежный и приятный голос Вохидабону хорошо сохранился в его памяти. Голос куропатки напоминал ему, как Вохидабону раз и навсегда завоевала его сердце своим нежным голоском, подчинив себе …
Тогда он, как и другие его сокурсники, не особо хотел идти на фестиваль атласа. Семь же однокурсниц очень хотели пойти на этот праздник. Им было гораздо интереснее соревнования по боксу, борьбе или по футболу – это другое дело, парни бы пошли с удовольствием. Но заместитель декана по учебной части посчитал иначе и Аслиддин был вынужден пойти на этот фестиваль. Как оказалось, на то была воля Аллаха. Вообще, верно говорят, что без воли Всевышнего не восходят ни солнце, ни луна, даже лист дерева не дрогнет. Именно Творец привел его в тот день во Дворец культуры, чтобы он увидел и услышал свою возлюбленную. Так решил для себя Аслиддин.
 Вохидабону! О, как были приятно ожидание встреч с ней. Даже её девичья дерзость умиляла его. Чем больше она отталкивала его и говорила: «не приходи более, не становись на моем пути, не порочь моё имя!», тем упорнее он был в своих желаниях. Ему было достаточно видеть ее на расстоянии, любоваться ее походкой и нежным личиком. Да, решиться пойти к отцу возлюбленной, председателю сельсовета Садыку Мирахмадову, рассказать о наболевшем в сердце – было настоящим подвигом! О, какие были сладкие и страстные дни медового месяца, проведенные с любимой женой! Лучшие дни и годы его жизни прошли рядом с его верной и заботливой женой. Годы не пожалели ее, но голос ее сохранился все еще завораживающим. А рождение их детей - Шарифабону, Ситорабону, Фазлиддина и Хайриддина – для него и супруги были самыми счастливыми днями.
-О чем вы задумались, хаджи? – услышал он Вохидабону.
- Я все время думал о том, что же напоминает мне пение Сладкоголосого? И сейчас только осознал... - старик в приподнятом настроении, лукаво посмотрел в сторону жены.
- И что же?
- Скорее кого? Его голос напоминает мне тот момент, когда я увидел тебя впервые и с тех пор я в плену твоих чар. – Старик поднялся со скамьи, подойдя к супруге, обнял её и, поцеловав в щеку, продолжил: - До сих пор ты царственна и величава. Безграничная благодарность бесподобному произведению Всевышнего!
- Приятно слышать, - ответила она. – Но величие, увы, увядает…
- Нет, хвала Господу, вы моя повелительница!
- Благодарна вам, что несмотря на то, что я прогоняла вас, просила не приходить, вы каждый день стояли с букетом роз или книгой стихов на моем пути, приходили в колледж или в больницу. Сказать правду, этим вы меня покорили.
- Покорил? Но почему тогда вы всегда гнали и требовали не приходить?
- Уж извините, но я сомневалась в ваших намерениях. Да и кто из порядочных девушек желает возможного позора?..
 В это время зазвонил мобильный телефон Аслиддина. Достав телефон, он нажал на знакомую кнопку.
- Да, слушаю!
- Здравствуйте, отец. Как мать, сестры? Все живы, здоровы?
-Слава Богу, все чувствуют себя хорошо. Хайриддин, не томи, рассказывай о состоянии своего брата. Как он? Ему стало лучше?
- Да, лучше, отец. Во второй половине дня брат пришел в себя. Если раньше он дышал через аппарат, то теперь - самостоятельно. Алекс и госпожа Моника сообщили мне об этом. Я же говорил, что они каждый день заходят к нему в палату, но меня врачи не пускают.
- Фазлиддин разговаривает? Людей узнает?
- Да, брат узнал Алекса, произнес только несколько слов. Пока он слаб. То же самое сказала и госпожа Моника.
- Слава единственному и милосердному Творцу…
-Алекс хороший человек, отец. Он два раза в день приходит в больницу. Он внимателен и добр и ко мне.
- Милостивый и милосердный Всевышний - благодетель и исцелитель всех болезней, сынок! Теперь скажи мне, где ты остановился: в гостинице или дома у Фазлиддина?
- Дома у брата. Вообще, это не дом, отец, а дворец. На двух этажах у него бесчисленное количество комнат. И есть даже приусадебный сад. Кроме того, есть домработница, женщина около пятидесяти лет, которая полностью занята всем хозяйством в доме - убирается, готовит, стирает, даже следит за цветами и деревьями. Она с утра до самого вечера занята всей работой по дому. Если бы вы с матерью приехали в Париж, то только бы отдыхали.
- Дорогой сын, если бы мы были на пять-десять лет моложе, возможно, мы до Парижа добрались бы бегом, но, я же говорил, в этом возрасте нам нелегко. Ладно, сейчас это не так важно. Важнее, чтобы Всевышний излечил Фазлиддина. Предполагаю, что по сравнению с Таджикистаном, во Франции, лечение в десятки раз и даже в сотни раз дороже. Каждый день, возможно, расходуются тысячи евро.
- Возможно, но я об этом ничего не знаю.
- Тебе в Париже не тяжело? Деньги у тебя есть?
- Не беспокойтесь отец. В день приезда в Париж Алекс дал мне две тысячи евро на ежедневные расходы.
- Ого!
-Да, отец, это большие деньги, но я их трачу экономно. Кроме того, госпожа Моника, да будет счастлива, закрепила за мной машину с водителем, который каждый день возит меня в больницу. Вчера до самого вечера я был там. Да и сегодня с утра и до сих пор нахожусь в больнице. Да, сегодня я сдал для брата более двухсот граммов крови.
- Всех благ тебе, сынок.
- Дорогой отец, я, конечно, не знаю французского языка, но хорошо, что владею английским, иначе ходил бы по Парижу, как пень бессловесный.
- Если бы ты не знал несколько иностранных языков, то не работал бы в Москве.
- Это благодаря вам. Вы нашли мне хорошего репетитора и надирали мне уши, дабы я усвоил английский язык.
Вохидабону тоже поговорила с сыном, заботливо спросила его о состоянии Фазлиддина и попросила его ежедневно сообщать о здоровье брата.
- Слава Богу, - сказала Вохидабону, протягивая телефонную трубку мужу. – Я же говорила, что он крепкий молодой человек, даст Бог, скоро поправится.
- Верно говорите, скорее бы... «Но… но вдруг он продолжит заниматься неблагочестивыми делами?» – подумал он невольно.
Вохидабону на минуту задумалась, затем сказала:
- Может, слукавить? Например, сказать, что мать сильно больна, и вернуть Фазлиддина на родину?
Аслиддин с грустью улыбнулся.
- Нет, не получится, - сказал он. - Во-первых, говоря «мать сильно больна» - можно навлечь беду.  Фазлиддин не ребенок, чтобы его можно было запереть в комнате. Он не куропатка, чтобы можно было держать его в клетке.
- Вы правы, хаджи, но…
- По-моему, есть один путь его возвращения.
- Какой путь? –  с надеждой спросила Вохидабону.
- Если несчастный зять не вернется из России и решит развестись с нашей дочерью, попросим Ситорабону позвонить брату и умолять о помощи. Может, в нем проснется чувство ответственности брата за сестру?..
- Об этом ему можете написать только вы, как отец.   И приказать ему, наконец, что, мол, Ситорабону срочно нужна твоя помощь. Возможно, он приедет и поможет еще и организовать свадьбу нашего внука.
- Дорогая, во-первых, внука мы можем женить и сами. Во-вторых, если я скажу, а он не подчинится, тогда я сильно расстроюсь. Если Ситорабону пожалуется на своё тяжелое положение, тогда, возможно, Фазлиддин свяжется со мной, и я скажу, что он должен приехать и помочь своей сестре.
- Верно, хаджи, - удовлетворенно сказала Вохидабону. – Не случайно же вы долгое время руководили большим коллективом и знаете, кому, когда и что сказать.
-Это результат жизненного опыта, госпожа, – польщенный замечанием жены, ответил Аслиддин и продолжил: - Я хочу, чтобы Фазлиддин, возвратившись в наш город, открыл какое-нибудь предприятие или, например, построил частный детский сад, тогда наша дочь заживёт нормальной жизнью. Понятно? Хотя…Это его дело.
- Понятно, хаджи. Но…но…
- Что, «но»?
- Богатые, говорят, становятся скупыми…
- Дорогая, человек с мозгами перед тем, как вложить деньги в какое-либо дело, сто раз взвесит всё, чтобы не получить убыток. Как-то мы получили задание построить школу-интернат для глухонемых детей. Финансировало строительство правительство Японии. После долгих переговоров и изучения проекта здания, наконец, получили распоряжение приступить к работе. На протяжении всех строительных работ один из представителей Посольства Японии тщательно проверял нас, чтобы материалы, полученные для строительства, не ушли не по назначению. Тот чудак проверял чуть ли не каждый лист жести, каждый кубометр досок и прочих материалов. Своими бесконечными проверками, он как бы намекал, что средства, выделенные Японией, должны быть израсходованы лишь на проектное строительство школы-интерната по смете.
Вохидабону с гневом в голосе сказала:
- А помните, как немцы в девяностых годах, после гражданской войны, отправляли нашей стране гуманитарную помощь? Позже они узнали, что продовольствие, посланное ими, распределялось не по назначению. Они были вынуждены сами составлять списки малоимущих семей и самостоятельно, без привлечения местных раздавать муку, масло, сахар и прочее. Вы помните это?
- Да, и поэтому по воле Всевышнего удача сопутствует богатым государствам со справедливыми законами.
- Правильно, - сказала Вохидабону. – В нашем же случае Фазлиддин, хотя и наш сын, наша кровь, плоть от плоти нашей, вряд ли даст для своей сестры сто или двести тысяч евро или построит ей детсад.
-На самом деле вы правы, дорогая, но он может, как инвестор, открыть предприятие на своё имя, а сестру назначить своим заместителем или заведующим. Это уже не рискованно.
- Может Фазлиддин всё же вернется на родину?
-Он год назад с помощью госпожи Моники с трудом получил гражданство Франции. Поэтому Фазлиддин может, как и другие инвесторы, создать предприятие, приняв на работу нужных специалистов и других работников, дать им поручения и приехать. Даст Аллах, он исцелится, а потом приедет к нам.
- Удивительно, что это за сын, который не скучает по родителям и не приезжает навестить их? – многолетняя рана в сердце матери снова стала ныть.
От этих слов Аслиддин вновь погрузился в глубокие раздумья; мысли втягивали его в свой бешеный водоворот, и он понимал, что Фазлиддин, в отличие от его другого сына Хайриддина, был более черств и, как казалось, холоден как к родственникам, так и к Родине. Старик взглянул на свою правую ладонь - пальцы, как и дети были разными.
Правда, Фазлиддин, при помощи интернета, посылает приветствия и поздравляет родителей на праздники. Кроме того, каждый месяц переводит на имя отца сто или двести евро, по его словам, «на чай». Но с того самого дня, как он уехал на учёбу в Германию, вот уже более пятнадцати лет, он ни разу не приехал на родину, чтобы навестить отца и мать, сестёр и племянников. Ранее он сетовал на отсутствие денег на дорогу, а позже говорил, что ему надо дождаться получения гражданства, и что он пока не может выехать из Парижа. А теперь же что? Уже семь-восемь месяцев, как получил гражданство, но, как и прежде, не приезжает навестить родителей. Парадокс! Казалось, бы с улучшением уровня жизни отношения между взрослыми сыновьями и родителями должны становиться более близкими и теплыми. Но нет, остаются только редкие разговоры по интернету. Да и говорить особенно не о чем: темами становятся пустяки либо малозначительные события. Практически не остается точек соприкосновения, что и произошло в данном случае с Фазлиддином. «Много работы, - писал сын. - Но, как только выйду в отпуск, обязательно приеду». Саркази же пригласил его сниматься в своем новом фильме и уехал в знойную, пылающую пустыню Марокко, в северо-западную часть Африки.
Да, он на самом деле стал далек от нас и не осознает, что его старые родители подобны закатному солнцу на хребте гор. Но Хайриддин, слава Всевышнему, всегда внимателен, любезен и заботлив. Он каждый день звонит родителям и пусть не каждый год, но через год вместе со всем семейством приезжает из Москвы, чтобы навестить их.
21
Хайриддин, их младший сын, родился четыре года спустя после Фазлиддина, в мае месяце. Он с детства был послушным во всех отношениях, не был забиякой. В отличие от своего старшего брата, Хайриддин не обижался по каждому пустяку. Например, ни разу не было, чтобы он упрямо требовал купить ему ту или иную игрушку или какую-либо вещь. На каждое предложение или просьбу родителей, братьев или сестёр он всегда говорил «сейчас» или «хорошо». И в школьные годы не доставлял никаких хлопот родителям, был примерным учеником в классе. А из-за Фазлиддина нередко родителям приходилось краснеть на родительских собраниях, где обсуждали его недостойное поведение.
Хайриддин проявлял большие способности в точных науках, особенно к математике и физике.  После успешного окончания средней школы Аслиддин предложил ему сдать документы на факультет международных экономических отношений. К счастью, успешно сдав все экзамены, он стал студентом. Как только Хайриддин окончил первый курс, Аслиддин посоветовал сыну заняться изучением английского языка, ибо «знание языка – это ключ к познанию мира», как любил повторять он. В отличие от Фазлиддина, Хайриддин тут же согласился с этим предложением отца. Аслиддин договорился с опытным преподавателем английского языка Муродзода из института языков. Хайриддин два раза в неделю отправлялся в город и всерьёз занялся изучением языка. Он мечтал свободно разговаривать и писать на английской языке, чтобы путешествовать по миру, пользоваться научной и художественной литературой, читать любимые книги в оригинале, а, возможно, и работать переводчиком. И в этом он преуспел.
Перед окончанием университета, ещё во время государственных экзаменов он прочитал в газете о предстоящем конкурсе на замещение вакантной должности ведущего специалиста Открытого акционерного общества «Агроинвестбанк» и с благословения отца принял участие в конкурсе. Конкурс проходил по интернету. После отправки резюме Хайриддин был предупрежден о том, что должен подготовиться к онлайн опросу. В назначенный день собеседование было проведено на трёх языках – таджикском, русском и английском. В конце беседы ему дали понять, что он будет извещен о принятом решении.  Хайриддин сдал государственные экзамены и находился в стадии получения диплома, когда получил приглашение на работу из банка. Он был очень рад, что успешно выдержал первое испытание в своей жизни.
В банке в его обязанность входила работа по переписке банка с иностранцами. Когда в их банк приезжали гости из заграницы, то председатель непременно брал его с собой в качестве переводчика.
Чуть позже Аслиддин по совету Вохидабону объявил сыну, что ему пора жениться. Родители спросили сына, нет ли у него на примете понравившейся девушки. Получив отрицательный ответ, отец предложил ему в качестве кандидатуры младшую дочь своего друга, сокурсника и коллеги, начальника строительного управления Камилова Хакима, девушку по имени Гуландом, которая была студенткой второго курса института языков. Три недели спустя, после знакомства молодых, Хайриддин с радостью сообщил отцу, что Гуландом ему нравится.
В первую же субботу, вечером, после намаза аср*, Аслиддин вместе с Вохидабону купили шесть сдобных лепёшек, несколько видов конфет и других сладостей и без предварительного предупреждения пошли домой к другу Комилу Хакимову. Муж с женой заранее договорились, что пока хозяева не угостят их пловом, как гостей, они не произнесут ни слова о сватовстве. Хозяева, как и прежде, друзей семейства приняли радушно. За щедрым дастарханом они долго беседовали о разном, вспоминали свои молодые студенческие годы. Между тем наступило время намаза шом*.
*/ Намаз аср – молитва, совершаемая перед заходом солнца.
*/ Намаз шом – молитва, совершаемая после захода солнца.
 Хозяйка подала Аслиддину и Вохидабону коврики для совершения намаза, и они отлучились, дабы совершить очередное поклонение Всевышнему.
На протяжении всего гостевания Вохидабону и Аслиддин незаметно наблюдали за дочерью хозяев Гуландом - высокой, стройной девушкой с длинными косами, которая время от времени появлялась в гостиной, принося угощения. Она была мила и вежлива. Когда Гуландом вошла в гостиную с пловом в руках, Вохидабону взглядом указала мужу, что наступило время объявления их цели прихода. Когда девушка, поставив в центр круглого стола большое фарфоровое блюдо с пловом, пожелав всем приятного аппетита, направилась к выходу, Аслиддин заговорил:
- Друг мой, мы столько лет знаем друг друга, мы друзья, теперь же я… Мы хотим породниться с вами, - сказал он искренне. – Теперь, пока вы  не  согласитесь  с  нашим предложением, друг, мы не дотронемся до плова.
- Как же так? Это сватовство? – растерялась хозяйка дома, обращаясь к мужу за помощью. – Ведь наша Гуландом ещё совсем молодая, она учится только на втором курсе.
- Подруга, мы с вами знакомы не год, и не два, - спокойно сказала Вохидабону. – Что представляют собой наша семья и наши дети, вы знаете. Наш Хайриддин, слава Богу, после окончания университета, уже год работает в банке. Вы его знаете. Если хотите увидеть ещё раз, то сейчас отец позвонит ему, и он тут же приедет.
- Нет, нет необходимости, я знаю, у вас замечательные дети.
Вохидабону продолжила:
-Мы с вами давно дружим, хорошо знаем наши семьи, наших детей, и если вы примите наше предложение, то конечно мы выполним все принятые у нас формальности сватовства со своими родственниками. На этот счет не волнуйтесь.
Глава семьи, протянув руку к плову, сказал:
- Давайте, сейчас мы съедим плов, а этот вопрос обсудим потом.
- Нет, друг, сначала вы дайте свое согласие стать родственниками, а потом уже мы приступим к плову, - улыбаясь, но упрямо повторил Аслиддин. – Как сказала моя жена, все остальные формальности сватовства мы выполним, как положено.
- Наверно, надо было спросить молодых, согласны ли они на этот брак или нет? – тревожилась хозяйка.
- Наш сын согласен всем сердцем, - сказала Вохидабону. – Даст Бог, и Гуландом не откажет. Если нет, то можете прямо сейчас спросить у дочери.
-К чему такая спешка? –сказала хозяйка дома и, ища поддержки, посмотрела на мужа.
Комил Хакимов, оказавшись в безвыходном положении, приказал жене:
- Ну-ка, сходи, спроси, согласна ли она? Говорила ли она с Хайриддином?
Хозяйка вышла из комнаты и, вернувшись через пять минут, попросила мужа выйти во двор. За дверью муж и жена о чем-то шептались, но по тому, как покрасневший отец семейства с улыбкой вернулся в гостиную, беспокойство, охватившее их, угасло.
- Друг мой, ну-ка, пожалуйста, угощайся пловом, - занимая своё место, приступил к трапезе Комил Хакимов. – Наша дочь в приготовлении плова превосходит свою мать. Пожалуйста.
- Нет, - ответил Аслиддин, - пока мы не получим согласия, плов есть не будем.
Хозяин дома, с ложкой в руке, размышлял о том, с чего бы ему начать разговор.
В жизни бывают удивительные моменты! Прежде они, два друга, два сокурсника, говорили свободно, без долгих размышлений и осторожности. Сейчас же, в такой ситуации, Комил Хакимов тщательно подбирал необходимые слова, дабы не сказать что-либо, что может стать причиной их взаимных обид. То есть родственные узы, особенно взаимоотношения со сватами, подобны шелковым нитям, которые тоньше любого нежнейшего волокна, способные порваться от одного неосторожного жеста или слова. Сказать по-другому, напоминает полет бумеранга, когда сказанное слово непременно, вернется к тебе.
- Знаю, друг, согласие девушки не так-то просто получить. Каждую среду и субботу женщины будут приходить сватать. Мы всего лишь хотим знать, согласны ли вы? Ваша дочь не сосватана? – пришел на поддержку другу Аслиддин.
- Друг мой, если б моя дочь была занята, то я тут же принес бы вам свои извинения. Но…
- Друг, прошу тебя, не говори «но», - сказал Аслиддин. – Вы, муж и жена, сначала дайте нам согласие, все остальные традиционные формальности исполнят женщины. Хорошо? – Он встал и с радостью протянул руку своему коллеге и сокурснику.
Комил Хакимов сначала посмотрел на жену, вздохнул, встав с места, пожал протянутую руку друга.
- Друг, теперь, пожалуйста, вернемся к плову, - сказал хозяин, садясь на стул.
- С удовольствием, друг, но перед пловом надо отметить это радостное событие, приняв по сто граммов.
- Аслиддин, друг, ты попал в самую точку.
Комил Хакимов, радостно встал с места, подошел к высокому шкафу, стоящему в углу гостиной, открыв одну дверцу, достал бутылку водки и подошел к столу.
- Я думал, что ты, друг мой, давно отказался от спиртного.
- Верно, однако, «хотя я сам и не вкушаю, но рад блаженствующих видеть» сказал поэт, - отметил с улыбкой Аслиддин.  -В эти счастливые мгновения мы с тобой примем по стопочке - ты из бутылки, я же из этого чайника, и будет в самый раз.
- Дорогой друг, на самом деле из этой, - указывая на бутылку водки в своей руке, продолжил Комил, - не будешь пить?
- Нет, слава Богу, я зарекся.
- Или наша дорогая янга* не разрешает?
*/ Янга – здесь: жена брата.
- Нет, я давно не увлекаюсь этим.
- Если так, то и я не буду пить, - сказал Комил Хакимов, убрав бутылку на конец стола. – Точнее, я не имею привычки пить один.
- Ты, друг, не один. Пей со мной. Разница будет лишь в том, что я буду пить из чайника, а ты из той бутылки.
- Нет, друг, после того, что сегодня произошло…
- Ты имеешь в виду то, что мы стали сватами?
- Да… Но, признаться, это сватовство внезапным снегом выпало на нашу голову летним днем.
- Нет, снег – это холод, холод же не сулит ничего хорошего, потому назови это весенним дождем, друг.
- Хорошо, друг, ваше сватовство стало неожиданным явлением. Мы ещё и не думали об этом по сей день.
- Правильно, друг, теперь будешь думать. Мы вместе будем думать о свадьбе наших детей!
Хозяин многозначительно посмотрел на жену, потом добавил:
- Ну, друг, признаться, поразили вы нас своим визитом.
- Неужели? – сказал Аслиддин с удовлетворением. – Разве всегда мы, подчиненные, должны быть в шоке? Ничего страшного, если иногда    удивляются и начальники.
- Ладно, ну-ка, дорогие гости, угощайтесь. Плов остывает, - сказал Комил Хакимов и первым протянул руку к плову…
Через несколько лет Хайриддин принял участие в конкурсе на замещение вакантной должности ведущего специалиста «Банка Развития Азии» в Москве, и вместе с женой и двумя дочерями переселился в Москву.
Когда возникла проблема приобретения для семьи Хайриддина двух или трёхкомнатной квартиры, как-то вечером Комил Хакимов с женой пришли в гости к Аслиддину и за дастарханом изъявили желание принять участие в этом добром деле, чтобы их дочь и зять сразу смогли купить четырёхкомнатную квартиру. На самом деле, не прошло и месяца, как сын приобрел четырёхкомнатную квартиру в Москве. Возможно, эта квартира принесла им удачу, так как после трёх дочерей у молодых родился сын, которого назвали Сайфиддином, то есть мечом религии.
22
После вечернего намаза, выходя с односельчанами из мечети, Аслиддин заметил, что погода изменилась. Слабый ветер, который сопровождал его по дороге в мечеть, будто рассердился, разбушевался, сорвался и волновал кроны деревьев. Старик быстро застегнул две пуговицы пиджака и, приподняв голову, посмотрел на небо; черные плотные тучи повисли в небе, на котором не было видно ни одной звезды. Стало темнеть и, даже, в нескольких шагах от себя нельзя было ничего видеть. Казалось, земля погружается в мрак.
Скоро простившись с односельчанами, встревоженный Аслиддин направился к дому. «Похолоданию виноват резкий западный ветер, - подумал он, ощущая стужу. – В этом году, вероятно, зима наступит рано».
Ветер усилился и начисто срывал сухую листву, кружил ее и уносил вдаль, как бы играя и перенося ее из одной стороны в другую. Стволы придорожных тополей, недовольно качая верхушками, сбрасывали с себя последние листья и подчинялись воле ветра.
«Запахло дождем», - вновь подумал Аслиддин и, сунув обе замерзшие руки в карманы пиджака, ускорил шаг. Холодный ветер дул то в лицо, то в спину, пытаясь сбить с пути. Не отрывая взгляда из-под ног, он продолжал идти вперед, стараясь не споткнуться о камни на ухабистой дороге.
Едва он приблизился к своему дому, стал накрапывать редкий, холодный дождь. Когда, подав голос, он вошел в дом и закрыл за собой дверь, на пороге его встретила Вохидабону.
- Что, хаджи, замерзли?
- Не обледенел, но замерз сильно - признался старик.
- Разве я не говорила, чтобы вы надели чапан*? Вы не послушались меня, - сказала заботливо жена, снимая с гвоздя опоры веранды подержанный стеганный ватный халат и надевая его на мужа.
*/ Чапан – национальный стеганный ватный халат.
- Было тепло. Но пока я был в мечети, погода изменилась, - сказал Аслиддин, укутываясь в халат. – Поднялся сильный ветер, и вот ещё пошел дождь.
- Этот сильный ветер повалил тополь в конце двора, - сокрушенно сообщила жена.
- Что, наш тополь-великан?
- Да, только что услышала треск и сильный грохот.  Я вышла, чтобы узнать, что случилось. Вижу – в конце двора надломился старый тополь и упал. Хорошо, что сарай для дров не пострадал.
Эта неприятная весть огорчила Аслиддин, но он не подал вида и, укутавшись в халат, пошёл в противоположный конец двора.
Давно, точнее уже два года, как он хотел срубить этот трухлявый тополь, но всё руки не доходили. Кстати, если бы сыновья были с ним здесь, они давно срубили бы. Если бы даже кто-нибудь из соседей, как раньше, попросил бы его уступить ему дерево для своих нужд, то он без колебаний согласился, лишь бы избавиться от него, а взамен посадить другой тополь. «Ладно, и дерево, как человек стареет и погибает, – подумал старик. – Хорошо, что дерево упало внутрь двора, а не в сторону соседского дома; разрушило бы дувал, доставило бы хлопот и мне, и соседу».
Аслиддин некоторое время смотрел на поверженное дерево, вздохнул и вернулся в дом.
 - Пусть все несчастья, которые выпадут на долю нашего дома, окупятся падением этого тополя, - сказал старик перед ужином, занимая место за дастарханом.
- Вообще, его надо было давно срубить, - сказала Вохидабону, поставив тарелку с молочной кашей перед мужем.
- Думал об этом, дорогая моя. Но мне одному не по силам было срубить его, но оставшиеся четыре тополя, как выберу время, срублю. А весной на их место посажу саженцы яблонь и груш.
Вохидабону промолчала, понимая, что ее Аслиддину уже тяжело справляться с хозяйственными работами в одиночку.
- Хаджи, в кашу я не стала класть сахара и сливочного масла. Сколько считаете нужным, положите сами, - сказала она, протягивая ему ложку.
- Спасибо. А почему вы для себя не сняли каши?
- Не хочу.
- Нет, родная, если даже не хочется, надо поесть немного. Иначе без вас каша застрянет у меня в горле.
Подавшись уговорам мужа, Вохидабону положила в тарелку немного каши и заняла место напротив старика.
После ужина старики некоторое время смотрели телевизор, а как только наступило время позднего вечернего намаза, Аслиддин, почувствовав усталость решил, что не пойдет в мечеть, а совершит молитву дома.
Перед сном Аслиддин и Вохидабону посмотрели передачу о жизни и деятельности замечательного певца шашмакома* Джурабека Набиева, и легли спать.
*/Шашмаком – название таджикского классического народного музыкально-вокального произведения, состоящего из шести основных частей – макомов.
Испугавшись во сне, Аслиддин резко проснулся. Он приподнял голову с подушки, на ощупь в темноте нашел мобильный телефон и, нажав на кнопку, посмотрел на монитор - было десять минут третьего.
Прежде чем подняться с кровати, Аслиддин беспокойно посмотрел на жену, мирно сопевшую на боку. Чтобы не разбудить Вохидабону, он тихонько поднялся. Жена встрепенулась и тревожно спросила:
- Что случилось, хаджи?
- Мне надо выйти. Вы спите.
Аслиддин вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь. Включив свет на кухне, он в глубоком волнении присел на стул. Через несколько минут старик, почувствовал холод. Он поднялся с места и, сняв с вешалки в углу комнаты халат, надел его.
«Почему? К чему мне приснился такой сон? Как объяснить его? – заняв прежнее место на стуле и насупив брови, подумал в очередной раз Аслиддин. Сжав зубы, он проверил, все ли они на месте. Вновь ему вспомнился тревожный сон, в котором ему удалили коренной зуб, причинив при этом нестерпимую боль.
«Это нехороший сон, чувствую, что нас ожидает беда. Удалять зуб во сне предрекает всевозможные недомолвки и ссоры с близкими людьми. О Всевышний, как и для всех своих подданных, обрати во благо мой плохой сон. Аминь!»
Он ещё некоторое время сидел, охваченный тяжелыми мыслями, потом нажал на кнопку мобильного телефона и посмотрел на его монитор.
«До утреннего намаза ещё рано, - заключил старик. – Совершу омовение и прочитаю молитву благословения, восхваляя Всевышнего и Всемогущего», пусть сжалится надо мной, отведет беду от моих детей и от моей семьи.
21
Аслиддин встал с места, снял халат и направился в ванную комнату.
После того, как все молитвы были прочитаны, он повторил все заученные аяты священного Корана, с надеждой обращая свое сердце к Создателю.
- Доброе утро, хаджи, – слова жены вернули его в реальность.
Старик, заканчивая молитву, ответил:
- Доброе, душа моя.
- Мне кажется, или вы так и не уснули больше?
- Так и есть…
- Нехороший сон?
- Да, зуба лишился.
- О Всевышний, обрати в добро дурной сон моего хаджи. Аминь!
Аслиддин посмотрел на настенные часы и встал с места.
«Ого, уже наступило время утреннего намаза!» - подумал старик и негромко произнес азан*. Минуту спустя он уже приступил к молитве.
* Азан – призыв к намазу.
После прочтения утреннего намаза он решил немного вздремнуть, что ему так и не удалось. С тревогой в сердце старик еще некоторое время возносил хвалу Всевышнему, надеясь на его милость. Но он хорошо понимал, что никому не избежать уготованной ему судьбы.
Отвлек его от тревожных мыслей телефонный звонок:
- Алло, слушаю!
- Здравствуйте, отец, это я, Хайриддин. Как вы? Как себя чувствует мать? Хорошо?
- Слава Всевышнему, дорогой сын. Как ты сам? Как чувствует себя Фазлиддин, есть изменения к лучшему?
- Я чувствую себя нормально… Но вчера брату снова стало плохо и его срочно перевели в реанимационное отделение.
- Эх, как же это так, Хайриддин? Ты же говорил, что ему стало лучше.
-Говорил, но прошлой ночью состояние его ухудшилось. Давление чрезмерно понизилось, да и сердце ослабло. Так говорит Алекс. Я сегодня повздорил с дежурным врачом, объяснил, что приехал издалека, из Таджикистана, чтобы он пустил меня в палату к брату, но он так и не разрешил.
- Что говорит лечащий врач?
- Ничего не говорит. По словам Алекса, брат на искусственном дыхании. Ещё сказал, чтобы я не переживал, врачи приложат все усилия...
- Ладно, что делать? Мир держится на надежде, сынок. В своих молитвах к Всевышнему я прошу здоровья сыну.
- Отец, надеюсь, что брату Фазлиддину скоро станет лучше.
- Конечно, сын, растение живо водой, а человек - молитвой.
- Сёстрам, племянникам, всем родным, передавайте привет. До свидания.
- Хорошо, сынок. Ты завтра обязательно сообщи нам о состоянии брата. До свидания.
Связь прекратилась. Аслиддин вздохнул и, откинув голову на подушку, погрузился в глубокие раздумья. «Падение тополя и сон с удалением зуба, кажется, не были случайны», - подумал он. Надломленный тревогой Аслиддин вошел в ванную комнату, принял душ, и, будто смыл с себя тревогу.
- Лучшая женщина из женщин, приветствую тебя! – радостно воскликнул он, войдя в кухню. Вохидабону, засучив рукава, лепила пельмени. – Ого, значит, отведаем пельменей!
– Если вы проголодались, то я сварю вам порцию пельмешек.  На завтрак я готовила яичницу.
- Нет, нет, прошли те времена, когда мы ели большими тарелками и чашками. Мне, старому, на завтрак вполне достаточно яичницы.
Поев, Аслиддин поблагодарил жену за вкусный завтрак.
- Дорогой мой, вы не забыли, что сегодня день рождения Фазлиддина? – напомнила она.
- Какое сегодня число? Первое ноября? – нахмурив брови, спросил старик и задумался. Не дожидаясь ответа жены, тут же сказал: - Да, чуть не забыл. Старость – не радость. И так, с днем рождения Фазлиддина, дорогая моя!
- И вас поздравляю, хаджи, - сказала в ответ жена. – Сегодня, возможно, придут наши дети с внуками.
Семья имела привычку вместе отмечать дни рождения Фазлиддина и Хайриддина; дочери старались своим присутствием немного скрасить жизнь родителей и их тоску по сыновьям.
- Для меня будут поручения? Может, надо что-то купить? - сказал Аслиддин. – Может поехать в город и привезти какие-нибудь сладости?
- Нет, сладости принесут дочери. – Заметив приподнятое настроение мужа, Вохидабону отметила: - Вы выспались?  Это замечательно, что настроение у вас улучшилось.
В этот миг, будто, взяв за ноги, его резко спустили с седьмого неба на землю. Чувство приближающейся беды вновь овладело его сердцем, которое казалось, провалилось и сжалось от тоски.
- Гм, - осторожно заговорил старик, помрачнев лицом, - я не хотел говорить, но… Так, ведь падение тополя и мой сон...
- Что вы этим хотите сказать? – спросила жена. Она перестала лепить пельмени и с тревогой смотрела на мужа.
- Успокойтесь, слава Всевышнему, пока ничего не случилось. Только… Только меня разбудил звонок Хайриддина. Он сообщил, что вчера Фазлиддину стало плохо и его снова перевели в реанимационное отделение.
- Вчера ведь сын говорил, что брату стало лучше…
- Не знаю. От этой плохой вести я сам не в себе, не знаю, что делать.
- Хаджи, мир полон надежд. Бог милостив, ему вновь станет лучше.
- Хотелось бы верить в это.
В подавленном настроении Аслиддин подошел к окну. Он посмотрел на ясное небо, яркие солнечные лучи и, вспомнив вчерашний холодный ветер, падение тополя и резкий дождь, подумал, что небо схоже с человеческой жизнью, оно может быть серым, мрачным, а может – светлым, ясным. «Всё это происходит по милости Всевышнего. Каждый миг человеческой жизни, каждый час существования бесценны и дороги. Жизнь надо посвятить добру и справедливости, на свершение благих дел, благоустройству домов, садов и края, что окажется полезным в судный день. Помилуй и сохрани нас, Всевышний, от интриг и низменных дел, разрушающих надежды о загробной жизни».
Во второй половине дня пришла дочь Шарифабону со своим младшим сыном. Она помогла матери приготовить еду в честь дня рождения Фазлиддина.
Вечером все собрались за праздничным столом, вспоминая Фазлиддина, желая ему здоровья и всяческих благ. Когда пришло время десерта, раздался звонок мобильного телефона Аслиддина.
- Слушаю! – бодро ответил на звонок старик.
- Дорогой отец, плохая весть. Брат… Брат… Брат умер.
Старик резко встал с места, лицо его омрачилось.
- Что? Что ты сказал? – крикнул в трубку старик.
- Отец… отец … Не говорите матери, брат скончался только что. Я здесь, в больнице. Алекс вместе со мной. Сейчас приедет и Моника. Они спрашивают меня, где мы похороним брата?
Старик, у которого больно сжалось сердце и не было сил слушать голос говорящего по телефону сына, без единого слова протянул мобильник Ситорабону, стоящей рядом с ним.
Дочь, увидев глаза отца сразу все поняла. Праздничный ужин в мгновение ока превратился в поминальную трапезу.
- Слушаю, Хайриддин.
- Отец… Отец…
- Хайриддин, это я, Ситорабону. Что случилось? Говори быстрее. Ты напугал отца до смерти.
- Сестра, брат… брат умер. Только что. Что мы теперь будем делать, я не знаю…
- Умер? Не говори так…
- Нет, сестра, Алекс вошел в палату, он подтвердил эту страшную весть. Теперь скажите, где мы похороним брата? Повезем в Таджикистан или можем похоронить в Париже?
- Дорогой брат, это не мне решать. - Ситорабону посмотрела на мать, которая, положив голову на плечо Шарифабону, лила слёзы. Она быстро перевела взгляд на отца; он стоял к ним спиной и смотрел в окно, согбенный горем.
- Ты перезвони через десять-двадцать минут, мы посоветуемся. Хорошо? – попросила она брата.
Ситорабону подошла к отцу. Больше не в силах сдерживаться, она запричитала и повисла у него на шее. С потемневшим от горя лицом, Аслиддин, поглаживая дочь по голове, с трудом произнес:
- Дочка, произошло то, чего я боялся со вчерашнего дня. Очень жаль, что мой сын покинул этот мир! Это моя вина, моё несчастье! В своё время не послушался мудрого совета вашей мамы и отправил его в Германию. Как же я был недальновиден!..
Вохидабону и Шарифабону, причитая, подошли к Аслиддину и Ситорабону. Положив руки друг другу на плечи, они громко заплакали.
Лолабону, которая ни разу не видела своего дядю Фазлиддина, а лишь слышала его имя, видела его фотографии в семейном альбоме, подбежала к матери, обняла ее и тихо заплакала. Вопли и рыдания задели сердца и других детей; глаза их наполнились слезами, и они начали голосить, не заметив, как невольно присоединились к причитаниям матерей, деда и бабушки.
Резкий звонок телефона в руке Ситорабону будто отрезвил семейство. Ситорабону перестала плакать и посмотрела на отца.
- Отец, Хайриддин звонит, спрашивает…
- О чем он спрашивает, говори, дочка? – вытирая слёзы пальцами, спросил старик.
- Он спрашивает, где…, - не в состоянии более произнести ни слова, она вновь разрыдалась.
Аслиддин догадался, о чем может спросить Хайриддин:
- Он спрашивает, где похоронить брата?
- Да, да…Он недавно спрашивал об этом, но я не знала, что ответить, попросила, чтобы он позвонил позднее. Не посоветовавшись с вами, папочка…
- Дорогая, - он обратился к своей жене, - что вы об этом думаете? Привезти тело Фазлиддина сюда или… или…
Вохидабону вытерла слёзы концом платка на голове, а потом едва слышно произнесла:
- Как вы решите...
- Вообще, земля везде одна. С первого дня сотворения мира и до сих пор эта земля пожирает детей их святейшества Адама и Евы, но никак не насытится…
Телефон звонил непрерывно. Ситорабону, не отрывая взгляда от отца, стояла в ожидании его решения.
- Папочка, что мне ответить Хайриддину? – опять спросила она.
Вместо ответа Аслиддин взял из рук дочери телефон и кончиком пальца нажал на знакомую кнопку.
- Дорогой сынок, прими мои соболезнования. От этой вести небо опрокинулось на всех нас. А мы ведь сегодня все с твоими сёстрами и племянниками собрались у нас, чтобы отметить день рождения… день рождения Фазлиддина.
- Отец, и вы примите мои соболезнования. Ничего не поделаешь, врачи сделали всё возможное...
- Это судьба предначертанная свыше. Никому не дано избежать судьбы и смерти, ни пророкам Всевышнего, ни царям и президентам, ни богачам и беднякам. Как только приходит час, все уходят. Но, жаль, что жизнь брата оказалась такой короткой.
- Хорошо, дорогой отец, что делать с телом брата: везти в Таджикистан или похоронить в Париже?
- Если привезти его сюда, на родину, было бы хорошо, но дорога дальняя и займёт много времени. Кроме того, такая дальняя и долгая перевозка не сулит ничего хорошего. Поэтому, если помогут друзья твоего брата, то лучше похоронить его в Париже.
- Они согласны. Алекс сказал, если вы не возражаете, то здесь совершат обряд джанозы*, потом похоронят.
*/ Джаноза – рел. заупокойная молитва; отпевание покойника у мусульман.
- А в Париже есть кладбище мусульман?
-Да, есть, потому что здесь много турок, арабов и африканских мусульман. Алекс говорит, что мечети есть в каждом квартале.
- Хорошо, сын, чем быстрее предадите тело брата земле, тем лучше. Кроме того, не забудьте до похорон найти человека для обмывания покойника. Надо обмыть его и завернуть в саван.
- Да, хорошо, отец. Тогда я займусь похоронами. Вы же утешьте мать и сестёр, передайте мои соболезнования. Я позвоню вам завтра. До свидания.
Между тем, Вохидабону с помощью двух дочерей достали из сундука узлы, вытащили из них традиционно приготовленную траурную одежду, черные платки, и наскоро переоделись, завязав головы чёрными платками, повязали плотно талии черной материей в два-три метра, чтобы было легче стоя переносить  все дни приема гостей. Таковы были обычаи женщин.
Сыновья Шарифабону с невестками и их родителями, узнав об этой неожиданной трагедии, один за другим приехали в Зарнисор, чтобы выразить свои соболезнования и разделить горе близких. Родственники Вохидабону, а вслед за ними братья и сёстры Аслиддина вместе с племянниками также приехали из Хайрабадского района, чтобы в тяжелые дни быть рядом с близкими и поддержать их. Собрались и соседи.
Ночь развернула свой черный подол. Кроме Шарифабону и Ситорабону, остальные родственники разошлись по домам. Деды увели своих внуков, чтобы они завтра пошли в школу.
Убитая горем Вохидабону, причитавшая непрерывно, после ухода гостей вдруг перестала голосить. Её бледное лицо и сжатые губы говорили о её внутреннем состоянии. Она сидела на диване и не была настроена на разговор с близкими. Не отвечала на вопросы и смотрела, казалось, пустым взглядом. Будто оглохла и онемела. Такое состояние матери продолжалось больше часа и стало вызывать тревогу дочерей. Ситорабону, заботливо положила перед ней два-три вида успокоительных лекарств, но мать не дотронулась до них и всё молчала.
Дочери не отходили от матери ни на шаг, но, казалось, что осиротевшая Вохидабону не замечала никого вокруг. Они не знали, как оказать матери помощь, привести её в чувство или хотя бы заставить говорить. Ситорабону принесла подушку, положила рядом на диван, предложила матери прилечь. Вохидабону никак не реагировала. Она даже не плакала и не лила слёз, чтобы облегчить своё горе.
Аслиддин несколько раз подходил к жене, пытаясь утешить её, но и это было бесполезно. Тогда Ситорабону, посоветовавшись с Шарифабону, а потом и с отцом, решила сделать Вохидабону успокоительный укол.
- Папочка, может отвезем маму в больницу? – спросила Ситорабону во дворе.
- Она не согласится, - сказал Аслиддин и, подумав, добавил: - Сначала принесите лекарство, сделайте укол, посмотрим, если не поможет, тогда и подумаем, что делать дальше.
Шарифабону и Ситорабону поехали в город и, достав нужное лекарство в единственной аптеке, работавшей по ночам, вернулись назад.
 Когда Ситорабону объяснила Вохидабону, что она хочет сделать ей укол, она и тогда ничего не ответила. Ситорабону сделала укол матери. Мать вновь не издала ни единого звука, но теперь молча лежала. Шарифабону достала из шкафа шерстяной плед и заботливо укрыла маму.
Увидев состояние жены, Аслиддина охватил страх. «Одной трагедии было мало, чтобы к ней ещё прибавилось и это? – подумал он. – Неужели и несчастия приходят на голову потомков Адама парами? - Старик испугался своей мысли, и в тот же миг его спина покрылась холодным потом. – Да сохранит её Аллах!».
Аслиддин отправил дочерей на кухню, чтобы они поели.
- Пустой мешок не может стоять. Заварите горячий чай и поешьте что-нибудь, - сказал он. – Я посижу с вашей матерью.
Он взял один из стульев, стоящих возле круглого стола и сел рядом с женой. Не отрывая от неё глаз, старик с тревогой думал о будущем. Минут через десять он заметил, что глаза Вохидабону закрылись, и ее дыхание стало ровным. «Лекарство подействовало», - подумал он.
Спустя некоторое время старик тихо встал со стула и, выключив свет, вышел из комнаты.
- Дайте мне чашку горячего сладкого чая, - попросил Аслиддин, заходя на кухню. – Ваша мама уснула.
- Папочка, это действие димедрола, - объяснила Ситорабону и, положив в пиалу две ложки сахара, налила в неё чай, затем подала отцу.
В это время Шарифабону встала с места:
- Я хочу навестить мать.
  «Я только что пришел от неё», - подумал Аслиддин. Он хотел остановить дочь, но тут же отказался от этой мысли. -«Пусть проведает.»
Выпив чаю, Аслиддин вошел в ванную и совершил омовение к вечернему намазу.
После намаза он вошел в гостиную и увидел, что дочери сидят на ковре возле дивана. Вохидабону спала и он несколько успокоился.
- Я пойду в спальню и отдохну немного. Когда мама проснется, разбудите меня, - сказал отец. – И вы, прошу вас, отдохните поочередно.
23
Аслиддин, как обычно, положил телефонную трубку на тумбочку возле дивана, переоделся и, отключив свет, лег в постель.
Положив голову на подушку, прочитал шаходат*, за ним прочитал про себя суру «Мулк» * и некоторые другие аяты из священного Корана, потом, перебирая пальцы правой руки большим пальцем, вместо четок, совершил богослужение.
*/Шаходат –часто повторяемая молитва мусульман о единобожии.
 */«Мулк» - 67-ой стих Корана, Аль-мульк (Власть).
 Глаза были лишены сна. Его не оставляли в покое полученная сегодня весть о преждевременной смерти сына, мысли и воспоминания, связанные с ним, в то же время болезненное молчание любимой жены. Он ворочался с боку на бок и все не мог уснуть.
Аслиддин больше всех радовался рождению сына. В те дни, когда они были в роддоме и потом, когда мать и сын пришли домой, счастливый отец от радости не находил себе места. Если бы у него были крылья, то он бы вознесся и донес до седьмого неба весть о рождении сына. Позже, когда Фазлиддин научился говорить, все его пожелания он выполнял с любовью. Всевозможные игрушки, ружья и пистолеты, машинки и велосипеды – всё для любимого сына. Когда сын немного подрос, он и тогда ему ни в чем не отказывал.
   Как-то он повел своего сына в зоопарк. Тогда Фазлиддин учился в первом классе. Поочередно обходя клетки с редкими видами птиц, пройдя мимо верблюда и пони, бегемота, медведя, тигра и льва, он подошли к клетке с обезьянами. Озорство и игры забавных обезьян так заинтересовали его, что ребенок никак не хотел уходить от них. Он даже заставил отца купить для обезьян бананы и все четыре скормил обезьянам. Фазлиддин держал бананы в руке, а обезьяны, протянув волосатые лапы с длинными ногтями сквозь решетку, быстро хватали бананы и, отойдя от него на некоторое расстояние, располагались на ветке засохшего дерева или садились на толстый пень и, не спеша, очистив кожуру, съедали их. Когда бананы закончились, Фазлиддин все никак не хотел отходить от клетки. Аслиддин сначала стал просить, а потом потребовал, что теперь пришел черед смотреть на жирафа, но он, упрямился. В это время одна смелая и быстрая обезьяна незаметно подошла к решетке и стянула с головы Фазлиддина красивую трёхцветную кепку с бахромой.  Если эта дерзость обезьяны развеселила Аслиддина и других посетителей, то Фазлиддина, напротив, огорчила так сильно, что он начал плакать.
- Не плачь, обезьяна играет с тобой, потому что она полюбила тебя, - сказал отец, пытаясь успокоить сына, но он стал плакать ещё сильнее.
- Нет, пусть вернёт мою кепку! – говорил он сквозь слёзы.
- Не думай об этом, пошли, я тебе куплю кепку ещё красивее.
- Нет, моя была лучшая!
Аслиддин оказался в безвыходном положении. Он нашел сотрудника зоопарка и с его помощью Фазлиддину вернули его кепку. После того случая он стал недолюбливать обезьян и больше ни разу не хотел идти в зоопарк.
Как-то Фазлиддин попросил отца купить ему петуха.
- У нас же есть петух. Десяти курицам хватит одного петуха, - объяснил отец.
- Нет, папочка, мне нужен сильный длинноногий бойцовый петух. Как у Хуршеда.
- У Хуршеда есть бойцовый петух?
- Да, бойцовый.
- Ты видел петушиные бои?
- Сегодня после уроков мы, все одноклассники, пошли домой к Ахмаду. Хуршед принес своего петуха и вывел его на поединок с петухом Ахмада. Перед петушиным боем они поспорили на десять бутылок лимонада. Длинноногий петух Хуршеда оказался мощным и сильным в бою, совсем, как тигр. За одну минуту он нанес столько ударов по голове и шее петуха Ахмада, что тот, весь в крови, невольно пустился бежать.
Он согласился купить бойцового петуха с условием, если сын закончит первую четверть на «четыре и пять».
- Хорошо, папочка, я обещаю хорошо учиться, но вы купите в это воскресенье длинноного петуха, - взмолился Фазлиддин.
И он согласился выполнить желание сына. В воскресенье Аслиддин повел сына на базар и купил ему петуха с длинными ногами и шеей, но с малым хохолком – выяснилось, что в петушиных боях именно такой хохолок играет важную роль. Фазлиддин положил его не в сумку, а взяв за пазуху, понёс домой. По совету отца он из досок и фанеры сделал для своего петуха новую клетку. После занятий сын большую часть своего времени проводил с петухом, выгуливал и выхаживал его. Как-то в отсутствие Аслиддина он вывел своего бойца на поединок с белым домашним петухом, но белый петух, круглыми сутками присматривающий за десятью курами, испугавшись мощи противника, не вышел даже на поле битвы, а позорно бежал. Фазлиддин, рассказывая отцу о бегстве белого петуха, искренне радовался и хохотал.
- Петухи, как и люди, имеют разное предназначение, - объяснил тогда сыну Аслиддин. – Один становится бойцом, другой выхаживает кур.
Позже он узнал, что петух Фазлиддина в единоборстве заставил бежать боевую птицу Ахмада, но не смог победить бойца Хуршеда. Он не победил, но не бежал с поля боя. Голова и шея его были в крови, Фазлиддину стало жалко его, и он вывел своего любимца из поединка.
- Оба петуха бились очень долго, нанеся друг другу раны, - сказал он. – Ни петух Хуршеда, ни мой не отступали. Никто не хотел сдаваться, и мы с обоюдного согласия разъединили их. Но договорились, что через одну-две недели, когда петухи поправятся и придут в форму, вновь сведем их и определим победителя.
- Вы свели петухов и не поспорили? – спросил он тогда.
- Почему же? Мы поспорили на двадцать рублей!
- Разве у вас есть деньги? – удивленно спросил он сына.
- Есть. До начала игры в шашки и шахматы или до петушиных боев ребята сначала показывают деньги, - объяснил тогда Фазлиддин.
- Но в детстве мы играли в шашки и шахматы без спора. И петушиные бои наши тоже проходили без денег.
- О, нет, папочка, прошли времена бесплатных единоборств. Без приза сегодня не проходит ни одно соревнование. Футболисты, борцы, боксёры разве будут соревноваться просто так, без приза? Нет, никогда! Когда нет денег, ни один спортсмен не будет стараться и выкладываться полностью.
- Ты прав, сынок. Если на моей работе не будут платить, то я найду себе другую работу, хотя моя работа — это не соревнование или единоборство. Но вы, дети, вы не работаете, у вас нет денег, и поэтому не следует играть на деньги.
Потом Аслиддин узнал, что до петушиного боя петуху следует давать зёрна конопли, чтобы он стал смелым, выносливым и более дерзким. Тогда Аслиддин, чтобы порадовать сына тайно от него несколько дней давал длинноногому петуху по два зёрнышка конопли в день.
Как-то вечером, он не успел ещё выйти из машины, как прибежал радостный Фазлиддин.
- Папочка, с вас причитается! Сегодня мой петух получил главный приз! – выкрикнул мальчик.
- Поздравляю!
Фазлиддин, взяв отца за руки, повел к клетке и представил своего петуха, как самого отважного богатыря семейства. «Богатырь», весь покрытый ранами и местами с вырванными перьями, не заслуживал того, чтобы любоваться им. Длинноногий петух имел вид битый, но гордо расхаживал по клетке из стороны в сторону; видимо, так же, как и у людей, торжество победы над врагом притупляло боль от ран и страданий.
- Вижу, что битва была основательной и долгой, - сказал Асдиддин. – Но ты, сынок, обработай хохолок своего петуха йодом, чтобы его раны быстрее зажили.
В пятом или шестом классе, Фазлиддин вместе с тем же одноклассником Хуршедом, не спросив разрешения у родителей, пошли в городской дворец спорта и записались в секцию бокса. Аслиддин не стал противиться и этой воле сына, хотя Вохидабону была против. Она, как и всякая мать, думала, прежде всего, что ее сына будут бить по голове и что он, как и известный в мире американский боксер Мухаммед Али в конце концов обязательно заболеет неизлечимой болезнью Паркинсона или чем-то еще более страшным и неизлечимым. Но она не смогла убедить сына отказаться от этой идеи. Целых полтора года два раза в неделю, Фазлиддин после школьных уроков посещал занятия боксом. Возможно, потом бокс ему надоел, так как он присоединился к группе дзюдоистов, и теперь требовал от Аслиддина купить ему кимоно, чтобы он, как и его петух, завоевывая победы, добился «черного пояса».
И действительно, через четыре месяца Фазлиддин принял участие в спартакиаде учащихся города и вышел победителем в своей весовой категории, став обладателем первого в своей жизни кубка. Он победил и на областных соревнованиях, но на республиканских стал обладателем серебряной медали. После этого Фазлиддин по какой-то причине не принимал участия ни в одном из соревнований и через два года забросил и дзюдо. Однажды, когда он учился в десятом классе, какой-то юноша грубо толкнул его на остановке. Фазлиддин в гневе, используя один из приемов дзюдо, бросил того грубияна на землю, нанеся ему несколько ударов кулаком по голове. Появился и милиционер, который задержав обоих, повел в отделение. Аслиддин используя свои связи, основываясь на факте несовершеннолетия Фазлиддина, а также получив в школе хорошую характеристику на сына, вызволил его из этой неприятной истории. Узнав об этом инциденте, тренер Дворца спорта отчислил его из спортивного клуба дзюдоистов.
Воспоминания заставили старика вспомнить неприятные моменты из жизни, и он глубоко вздохнул и повернулся на другой бок; перед глазами, словно в кино, стали проплывать и другие эпизоды его жизни…
В воскресенье, в конце июня, Фазлиддин вместе с Ахмадом, Хуршедом и еще пятью-шестью друзьями, накупив хлеба, дынь и несколько бутылок лимонада, пошли купаться на речку. Они долго плескались в воде, потом сели в круг, чтобы перекусить, когда неожиданно раздались чьи-то крики о помощи. Фазлиддин первым бросился в воду и быстро добрался до утопающей девушке. Схватив ее за волосы, он доплыл до берега. Он положил на живот девушку примерно шестнадцати лет, поднял вверх её ноги и дал стечь воде из ее дыхательных путей. Увидев, что она по-прежнему не дышит, Фазлиддин, открыл девушке рот и сделал искусственное дыхание. Наконец, девушка слегка приподняла голову, закашлялась и шумно выдохнула воздух вместе с водой. Толпа, которая в напряжении смотрела за происходящим, начала аплодировать спасителю девушки в знак благодарности.
В понедельник Аслиддина пригласили в школу, и на утренней линейке сотрудник МЧС, рассказал всем об отважном поступке его сына, выразил благодарность родителям, учителям школы и, наконец, самому Фазлиддину, прикрепив к его груди медаль. Как учащиеся, так и учителя, все долго аплодировали Фазлиддину. Аслиддин до сих пор помнит то чувство гордости, которое переполняло его за поступок сына.
Он вспомнил слова своей покойной матери, сказанные ему в утешение в день смерти отца; он очень сильно и тяжело переживал страшную утрату и всё время плакал. «Сынок, ты так сильно не причитай и не принимай так близко к сердцу случившееся. Этому суждено было случиться. Каждое существо, приходящее в этот мир, непременно, уходит. Рано или поздно, по той или иной причине, хочет он этого или нет, но он обязательно умрет. Все мы сотворены из глины, и вновь превратимся в прах. Да, поэтому ты не голоси, не гневи Аллаха. Не забывай, что все мы сотворены Всевышним».
- Это так… Но я, глупец, не всегда был внимателен к отцу, чтобы получить его благословение, - с поздним раскаянием отвечал Аслиддин.
- Коль так, каждую пятницу и воскресенье, лучше каждый день читай аяты из священного Корана и посвящай ему, это и будет исполнением сыновьего долга, сынок. Помни, - ответила мать.
В памяти Аслиддина слова матери то, что Всевышний, сведя мужчину и женщину,  делает их родителями. Потом дает детей, увеличивая их пару, а затем уводит зачинателей. Все должно быть в балансе. Какая мудрость!
«В своё время Творец мира свёл меня с Вохидабону, а позже мы поженились, потом родились дети, и нас стало больше, постепенно дочери завели свои семьи, потом и сыновья стали разъезжаться, у них выросли крылья, и они улетели… А теперь пришло время отсчета в другую сторону, как говорила моя простая, скромная и трудолюбивая мать», - с печалью подумал он.
С тех пор он пять раз в день совершает намаз, затем непременно читает несколько священных аятов и посвящает покойным родителям. Слишком тяжко дается ему расставание с родными и близкими.
Аслиддин не заметил, как уснул и увидел себя на Горе двух братьев. Он с наслаждением рассматривал горы, покрытые цветами, и радостно внимал пению птиц. Нет, кажется, это не Гора двух братьев, просто показалось. Это гора Тур, на которую некогда поднялся пророк Муса Моисей? (да будет мир с ним), чтобы побеседовать с его святейшеством Зулджалолом, дабы получить ответы на свои вопросы. Изумленно он окидывает взглядом окрестность, голые и каменистые сопки; ни травы, ни деревьев. Аслиддин вспомнил близкую своему сердцу родную Гору двух братьев.  «Неужели весь год гора Тур такая удручающе унылая? – задался он вопросом, и опять подумал: - Зачем я здесь? Интересно, где находится гора Тур, и где находится Зарнисор? Где его селение и куда подевались все деревья? Да, гору Тур он видел в фильмах, посвященных жизни его святейшества Муссы.  Моисей Два года спустя после совершения хаджа, он со своей супругой в числе девятнадцати туристов совершил паломничество в священную Мечеть Аксо, которая по статусу стоит после Мечетей аль-Харам и Набави на третьем месте. Последний из пророков, Мухаммад Мустафа (да будет мир с ним), в ночь вознесения в небо из Мекки волею Аллаха попал сюда, в Иерусалим, где совершил намаз и взошел ко Всевышнему. Когда туристическая группа направилась в сторону Мёртвого моря, араб-проводник издали показал им склон горы Тур. Тогда проводник отметил:
- Его святейшество Муса Моисей по велению Аллаха, спасая своё племя от насилия и притеснения Фараона Египта, привел их на землю обетованную. Проводил соплеменников до горы Тур, издали увидел эту священную землю, но, не ступив на неё, покинул этот мир.
Удивительно, но вдруг вновь предстала перед ним во всём своем величии Гора двух братьев. Он видит себя на этой горе, у входа в Пещеру отшельников -дервишей. Когда-то в древние времена, некоторые из суфиев* проводили сорокадневные уединения для поста и молитвы в этом укромном месте, дни и ночи молились они Всевышнему. Есть поверье, что образ жизни аскета в этой пещере вел и шейх Абдулаббос Сайёри. На самом деле он был сыном состоятельного человека. После смерти отца всё своё состояние он потратил на обездоленных и дервишей*.
*/ Суфий – сторонник суфизма. Суфизм – направление в Исламе, возникшее в VIII веке, отрицающее мусульманскую обрядность и проповедующее аскетизм.
*/ Дервиш – мусульманский нищенствующий монах.
Всё что у него было из сбережений – это два волоска с головы Пророка Мухаммада (да будет мир с ним), благодаря чему по воле Всевышнего он достиг великой силы духа и высоких степеней в исламе.
Когда пришел час завершения отшельничества шейха на Горе двух братьев, его спросили:
- Чего ты желаешь от Всевышнего?
- Всё, что даст, ибо нищие радуются всякому, - прозвучал ответ.
Перед смертью он завещал, чтобы те два волоса с головы Пророка положили ему в рот. Ученики исполнили волю. Ныне гробница Абдулаббоса Сайёри находится в Мары, на юге Туркменистана. Люди со всего мира посещают его гробницу, где просят о помощи и благословении.
«Гора двух братьев в течение всего года является местом любования, но почему я стою именно у этой пещеры? Зачем!?» - вопрошал Аслиддин.
Вдруг небо заволокло серыми и черными тучами, которые шли с Востока на Запад и стало пасмурно. Поднялся ветер. Спустя некоторое время пошел дождь, мелкий весенний дождь. Одежда на нем промокла, но холода он не ощущал. Удивительно, почему он не скрывается от дождя и ветра в пещере? Почему он не чувствует холода, ветра и дождя?
Внезапно погода изменилась, прекратился ветер и перестал лить дождь. Приподняв голову, он увидел чистое ясное небо. На северо-западе раскинулась радуга, приводя в волнение и восторг своими завораживающими и бесподобными семью цветами не только людей, но и все живые существа.
- Эй, Аслиддин! Ты удивлен?
Громкий, грудной голос привёл его в чувство. Он окинул взглядом вокруг, но никого не увидел.
- Эй, заблудший, ищи Меня, заблудшая душа, на небесах, на троне…
- Что? – Аслиддин ещё более удивился, вновь посмотрел по сторонам и на этот раз он никого не увидел. Он приподнял голову вверх и высоко-высоко увидел большое белое облако, которое, как корабль, будто спустив якорь, неподвижно и горделиво стояло над его головой. Он увидел в облаке силуэт огромной головы с лучистыми глазами и длинными до плеч белоснежными волосами. Два ярких солнечных луча, пробивались сквозь облако и согревали его.
- О, Аллах! Прости раба своего грешного ослепшего от лика твоего...
-А я знаю тебя. Ты молишься пять раз в день, поклоняясь мне, и восхваляешь меня в своих молитвах. Я прав?
- Истинно.
-Ответь мне, каким образом раб может стать и другом Аллаха и праведным рабом?
- Признавать врагом то, что Всевышний считает своим врагом, то есть пренебрегать миром и усмирять свои желания – это путь.
- Как ты понимаешь праведный образ жизни?
- Вера, смирение и поклонение тебе, о Великий, Вездесущий и Всемогущий Творец.
- Из чего состоит согласие?
- Согласие состоит из двух частей: быть согласным с Тобой и удовлетворенным своей судьбой. Если согласие с тобой проявляется в благоразумии, то удовлетворенность тобой – в судьбе.
- Коль так, ты, правоверный мусульманин, тогда почему не доволен ты судьбой, начертанной тебе?
- Нет, нет, о, почтеннейший Творец, я не могу быть недовольным своей судьбой, той предопределенностью, которой ты наделил меня. Я выражаю лишь свою признательность и смирение. Тысячи раз я благодарю Тебя. Твоею волей, любимая жена Вохидабону вернула меня на путь истины, на праведный путь. Я искренне раскаялся и начал читать намаз. Всё, чего я достиг до сих пор, это прежде всего, благодаря Твоей милости. Но…
- Ты можешь продолжить. Но я уже знаю, что ты хочешь сказать.
- О, Творец, если бы ты пожелал дать исцеление моему сыну Фазлиддину! Мы сутками молились Тебе, безгранично милосердному и благородному, умоляли Тебя, просили проявить к нему благосклонность… Не сочти это за упрек.
- Правду говоришь, я мог, но ты, сведущий в вопросах судьбы, хорошо знаешь, что это невозможно. Ты разве не слышал, что я сказал, что смерть есть мост, сводящий любимого с любимым. Знаю, что, тебе жалко сына, ты тоскуешь, поэтому вопрошаешь. Во-первых, с первого дня Фазлиддину предопределена была такая продолжительность жизни на земле. Во-вторых, это мой урок всем заблудшим, сын же твой был оным. Итак, скажи, чего тебе надобно ещё?
- Мой Аллах, как и все обитающие на земле, и как его святейшество Бурхи Вали, прошу у тебя закрыть двери ада и сделать всех подданных мусульманами, а в судный день поместить их всех в раю. Это первое. И второе, хочу спросить, почему ты всех своих нечестивых рабов, как племя его святейшества Лута, уничтожаешь посредством Джебраила, Микаила и Исрофила?
- Ты не его святейшество Бурхи Вали, чтобы требовать. И, запомни: изначально всё, что я создал, в том числе рай и ад для своих рабов, это все в назидание.
- Склоняю голову, о Всевышний.
- Так, кто эти нечестивые рабы и души заблудшие?
- Те, кто не подчиняются воле Твоей.
- Так кратко?
- Те, для которых позорная судьба племени Лута не стала уроком. Те, кто не чтят семейные узы между мужчиной и женщиной, определенные тобой. Когда мужчина алчет мужа, и женщина с женщиной создают семью, считая это свободой духа и справедливым выбором, разве не великий грех это? Ты, Творец восемнадцати тысяч миров, объясни мне, неучу, что будет с родом человеческим, пойди мы все на это? Или намерение твое ещё раз уничтожить этот мир и создать иной, девятнадцатый?
- Остынь. На нить своей мысли ты нанизал много вопросов. Так вот, за что и когда низвергать этот мир, кроме Меня, не знает никто. О чем ты ещё спросил? Свобода духа?
- Да, да.
- Свободу духа человека я вижу в свободе мыслей и мечтаний, в свободе труда своего. Свободу совести я вижу в свободе веры. Так дети иудеев становятся последователями Моисея, дети христиан – последователями Иисуса Христа, и дети мусульман становятся последователями и поклонниками последнего из Пророков – Мухаммада Мустафы. Лишь союз мужчины и женщины я считаю семьей. В изначальный день, после сотворения Адама и Евы, я первым соединил их узами брака. Вначале, когда от Адама, да будет мир с ним, один за другим от праматери Евы попарно рождались дети, то и это было по воле Моей. Но однополые браки есть уничтожение собственных корней.  Путь, отвергающий каноны Шариата – есть ужасные последствия для всего человечества. А новые правители и безбожники наших дней вымащивают этот путь. Итак…
- Прошу извинить, о милостивый и милосердный. Нельзя ли с ними, как с племенем Лута?
- Ты не слышал о том, что приведено в священном Коране? Произойдет то, чего пожелает Бог. Всему свое время. Разве не по воле Аллаха Солнце и Луна каждый день и каждую ночь излучают свет? Разве не по воле Аллаха дует ветер, или идет дождь? Разве темнокожий мусульманин беспричинно нанес удар ножом по шее твоего сына Фазлиддина, поддержавшего всего лишь своим присутствием это сборище безбожников? Нет, конечно. Это назидание, это урок для земных рабов. Поэтому все земные и небесные существа должны знать, - произойдет то, что посчитаю нужным Я.   Прими это, и обрети покой.
- Понятно!
- Что тебе сказать по поводу того, что считают они справедливым выбором? Они его еще нарекли демократией. Под словом demos греки имеют в виду народ, а под словом kratos - правительство. То есть демократия – это народная власть, но со дня сотворения мира ни в одном уголке земли, ни в одной стране абсолютная демократия не достигнута и в будущем этому тоже не суждено случиться. Потому, что каждый из новоизбранных правителей или сам будет стремиться, или советники надоумят их иметь всё большей власти. Тому пример Проклятый Фараон, Куруш великий, Александр Македонский, Наполеон Бонапарт и Гитлер. Все они начали как носители знамени демократии, а завершили свой путь диктаторами.
- Истина твоя, - смиренно вторил Аслиддин.
- Все живые существа смертны. Это Моя воля. Почему я принял такое решение? Я создал этот мир для труда и испытаний, для потомков Адама и Евы, чтобы они общались на языке праведности, извлекали пользу от повелений Моих, затем легко и стремительно перешли в загробный мир, как ветер проходит мост Сирот*, вошли в рай и зажили вечной и счастливой жизнью.
*/Мост Сирот (рел.) – мост тоньше волоса и острее меча в потустороннем мире для прохождения мусульман. Праведные попадает в рай, грешные, срываясь с моста, - в ад.
- О Всевышний, чем объяснить твою волю?
- Потому что изначально существо, сотворенное мною с любовью, перешло грань дозволенного и попрало мою волю. Я слепил из глины Адама, подобно себе, питая в душе тысячи надежд, и под звучание флейты Исрафила я вдул в него жизнь. Затем по моему повелению все ангелы небесные стали поклоняться Адаму, да будет мир с ним, кроме проклятого Дьявола. Он, высокомерный и самодовольный, не подчиняясь Моей воле, выразил недовольство тем, что, будучи сотворенный из огня, ни в коем случае не намерен был поклоняться сотворенному из глины, ибо он превыше него. По этой причине он подвергся Моему проклятью и был изгнан на землю. В судный день он займет место в глубине ада. Чтобы Адам, да будет мир с ним, не чувствовал себя одиноким, из его левого ребра, я сотворил Еву, а потом поместил обоих в рай. Рай – это место, где имеются все жизненные блага. Умеренный климат, где деревья плодоносят круглый год, там птицы сладкоголосы, цветы благоухают круглый год, в одной реке течет мёд, в другой - сладкое вино. Я велел Адаму и Еве есть и пить всё, что хотят, кроме пшеницы. Ева, подчинившись воле Дьявола, уговорила мужа съесть пшеницу, чтобы стать бессмертным. За то, что они нарушили данное слово, я изгнал их из рая: один из них попал на гору Сарандеб в Индию, а другой - в Джиддах недалеко от Мекки. Одним из стражников Рая была змея. Она имела прекрасное оперение и четыре лапы. Дьяволу вход в Рай был запрещен. Дьявол обманул змею, сказав, что Адаму и Еве грозит несчастье, и   он должен дать им наставления. Змея, поверив ему, поместила Дьявола в рот и пронесла в Рай. Я приговорил ее к тому, чтобы она ела землю и ползала на брюхе. Я бросил Змею в Майсон, а Дьявола – в Исфахан. Спустя несколько десятилетий, когда Адам и Ева, разобщенные друг от друга, сожалея о содеянном, скитаясь по горам и долинам, припали ниц и стали просить Меня о прощении, я простил им грех. В то время Адам был недалеко от Мино, он сидел на горе, направив взгляд к небесам, не принимая пищи несколько недель, безнадежно плача и причитая, каялся, прося Меня о помиловании и отпущении греха. Мне стало жаль его. Ныне та гора, на которой Адам получил Моего прощение, называется горой Милосердия. Некоторое время спустя, по Моему велению, Адам и Ева встретились друг с другом в долине Арафат, а потом до самой смерти прожили вместе радостно и счастливо, оставив после себя много наследников. Все живущие ныне на земле, все восемь миллиардов людей являются потомками тех самых Адама и праматери Евы.
- Хорошо, о, всевидящий и всезнающий Творец мой, теперь объясни мне, неучу: что делать с народами, нарушающими семейные устои, как Ты их накажешь?
- Что с ними делать, Я знаю.
- Я весь внимание.
- Это Дьявол. Его соблазны отдаляют людей от Всевышнего. Не проявляя искренней веры в Бога, не боясь судного дня, он скоро будет подобен животному. Человек потеряет основы нравственности, что разнят его с прочими тварями. Он будет бесконечно предаваться греху, сиюминутным радостям. Значит, и час расплаты будет приближаться.
- Может, служители домов божьих виноваты?
- Они чрезмерно греховны. Служение стало обыденностью, породившей беспечность. Уже не тревожит их все более редкий стук во врата домов божьих. Не идут они в люди, не рассказывают о вере в Бога, не несут в умы содержание и смысл книг священных. Не страшась гнева Моего, они днем и ночью поощряют свободу выбора желаемой пары, восхваляя однополые браки, эти идеи несут людям, пытаясь обелить грех всякий. Стали продавать они обезлюдевшие здания домов божьих. Эта обитель чистоты и целомудрия потом становится гнездом разврата. Если всё будет продолжаться таким образом, женщины откажутся от зачатия, как многие отказались от изначальной традиции скрепления уз в божьем доме.
- Если все будут создавать однополые браки, в конце концов, то и мир обезлюдит. Если женщины не будут рожать, живущие ныне состарятся и покинут этот мир, то кто тогда займёт их место? Или государства опустеют как пустыни Сахары или Антарктида?
- О Аслиддин! Понимаю, что ты болеешь душой за дальнейшую судьбу стран, идущих этим путем, а также остерегаешься того, как бы это заразное дуновение ветра не дошло до твоего края.
- Это так, о Почтеннейший! Иногда мою голову посещают подобные мысли, ибо в двадцать первом веке границы стран и государств растаяли как халва, оставленная на солнце. Люди, куда хотят, туда и выезжают. Примером тому мой дорогой сын Фазлиддин, который уехал учиться в Германию…и более не вернулся на родину, а потом, Ты… осведомлен о его дальнейшей судьбе.
- Да, я знаю, но у него была такая судьба. Ты, о, правоверный, не скорби по Фазлиддину, не плачь и не огорчайся, и скажи своей благоразумной жене об этом. Она сильно пострадала от этого удара судьбы, но через пять суток успокоится и придет в себя. Ты слышал, что я сказал, жена твоя поправится и придет в себя через пять дней и ночей печали.
- Слышал. Хвала Тебе!
- Я должен напомнить тебе, что, во-первых, никому не избежать смерти. Потом, возможно ты слышал, что Всевышний чуть раньше призывает к себе дорогих и близких, чтобы они в этом мире, состоящем из двух дверей, меньше страдали.
 - Я понял, я глупец, и не буду более рыдать. Но ты, милостивый и милосердный Всевышний, Великодушный и Всепрощающий, объясни мне, что будет с Европой и Америкой, например, через пятьдесят-сто лет, когда женщины будут жить с женщинами, а мужчины – с мужчинами, когда не будут рождаться дети? Эти страны останутся без людей?
-Знаешь, с первого дня творения я наделил каждое существо специальностью и родом деятельности. Дехканин, например, должен заняться землей, ученый – наукой, пастух – скотом, повара и вышивальщики должны готовить и шить. А ты был строителем. Так?
- Так.
- Каждый должен заниматься своим делом. Не переживай. Будущность Европы и Америки определяете не вы, земные рабы, а Я. Именно Я, мощью объявшего весь мир своим разумом давно предопределил их будущее.
- Как всегда, правда на твоей стороне, о Творец вселенной. Но человек, если даже он состарился, хочет знать, что… Если, если даже нельзя…, скажи, хочу знать.
- Население Европы и Америки никогда не пропадет и не уменьшится, если даже женщины не будут производить потомство, ибо интерес народов Азии, Африки и Латинской Америки поехать в те края увеличивается с каждым годом. Ты же знаешь закон сообщающихся сосудов?
- Да, конечно! Тогда разъясни мне вот что. В последнее десятилетие часто говорят о гражданском браке, что есть сожительство, по сути...
-Грех!  Это большой грех. Изначально мужчине Я создал женщину, то есть Адаму Еву. Так Я хотел увеличить человеческий род. Но… то, в чем сегодня европейцы и американцы испытывают нужду, есть признак исключительного падения общественных нравов, хотя они и считают себя культурными и образованными людьми. Во всех религиях, что в иудаизме, в христианстве, в мусульманстве, совокупление мужчины и женщины без заключения брака есть прелюбодеяние, что относится к числу больших грехом. И место подобным грешникам в аду. Кроме того, лишь совокупление женщины с мужчиной, связанных браком есть постулат Моей воли!
- О, Всемогущий, если родится ребенок от мужчины и женщины, не вступивших в брак, то есть совершивших прелюбодеяние, что это будет за человек?
- Разумеется, незаконным, то есть ублюдком. Он родился не по своей воле и не заслуживает укора. Но, как от змеи рождается змея или от свиньи – свинья, от такого вновь родится такой же, поэтому от зачатых во грехе никакого доброго дела ожидать не приходится.
- О святейший Творец, у меня есть еще вопрос, который давно беспокоит меня: почему Ты создал столько религий?
- До сих пор ни одно существо не задавало Мне подобного вопроса.
- Я вот о чем: из-за многих религий и верований, особенно в средние века, было много войн и кровопролитий. Было разрушено столько благоустроенных городов и стран, исторических памятников и монументов, которым несть числа. Теперь, в двадцать первом веке, в пределах только одной секты различные общины и племена не только враждуют, но и заняты кровопролитием. Все превращается в руины, гибнут люди…
- Ты, эй, Аслиддин, можешь не утруждать себя рассказом, ибо знаю Я обо всём. По Моей воле Солнце или Луна имеют одну орбиту, или скорость вращения. Так, Солнце восходит на Востоке и заходит на Западе. Но путей ко мне, по которым идут мои рабы, совершив грех по неведению или умышленно, и, раскаиваясь, просят Моего прощения, множество. Путь к церкви и мечети тоже не один. Туда люди идут и поклоняются разными путями. Объяснить иначе, Я океан, понимаешь, Я океан. Разными путями от каждого источника, из каждого ущелья текут воды, через арыки и каналы, орошая земли, образуют реки. Реки же, например, как Нил и Миссисипи или Волга, Днепр или Енисей, преодолев большие пространства, иногда принося людям несчастия, достигают океана и потом успокаиваются, умиротворенные. Если упрямые воды и шумные реки, соединившись с океаном, находят утешение и успокоение, то люди, не найдя путь ко Мне, не исповедуя единого Бога, никогда не найдут утешения и успокоения в своих душах. Вот почему религий в мире много. Это, во-первых. Во-вторых, каждый народ, каждая страна, которая держится в отдалении от единого, милостивого и милосердного Аллаха или предпочитает быть атеистом, в конце концов, идя путем греха, разврата, будут подвергнуты несчастиям и бедам. В-третьих, войны, убийства и разрушения совершаются по вине людей или глупых и бездарных руководителей, которые слушают «наставления и назидания» Дьявола.
- Коль так, войны между государствами и народами, бесчисленные убийства и вынужденные мигранты – это результат злых действий Дьявола?
- Конечно. Ты думаешь, я всё это не вижу, или ангелы не сообщают мне об этом?
- Если знаешь, так почему не предотвращаешь их, чтобы не пролилась невинная кровь, чтобы бесчисленные Твои рабы не лишились своих домов и не скитались по земле. Каждый день погибают сотни человек, матери остаются без детей, женщины - без мужей и дети становятся сиротами…
- Ведаю!
- Так, Ты, всевидящий, всезнающий и всемогущий, почему не противишься этому?
- Потому что в своё время Я до судного дня принял десять последних желаний Дьявола, чтобы он искушением и соблазном сбивал с праведного пути слабых и неуверенных в своей вере рабов. Проклятый Дьявол тогда просил меня: первое - иметь доступ к имуществу Адама. Второе - Дьявол захотел, способность видеть людей, но люди не могли узреть его. Третье - Дьявол хотел поселиться в крови Адама, и прочее... Вообще, Дьявол, скажу я тебе, был ангелом приятной наружности по имени Азозил. Как только он отказался подчиняться Моей воле, не стал поклоняться Адаму, как это сделали все ангелы. Тогда Я проклял его, сделал падшим и нарек Дьяволом.
- О Великий и Всемогущий, разве Ты не можешь отправить Дьявола в ад?
- Могу и место этого проклятого в дальних пределах ада. Но сделаю я это только в день Страшного суда.
- Жаль. Теперь другой вопрос: ты любишь своих подданных?
- О Аслиддин! Я сам сотворил их, как же мне не любить их? Разве живописцы или скульпторы не любят свои творения? Даже неразумные существа, как овцы и коровы, не вылизывают ли с любовью своих детёнышей и не выхаживают до взросления? Или люди, в том числе ты со своей женой разве не любите своих детей? Не заботитесь о них?
- Любим, потому что они от плоти нашей, потому что мы с трудом вырастили их, воспитали, дали образование. Едва только разлучаемся друг с другом, то тут же скучаем, печалимся, а если, как Фазлиддин, умирают, вручив жизнь Джебраилу, то льём слёзы горечи и причитаем.
- Это естественно. Но зачем вы породили детей, знаете?
- Знаем, по Твоей воле. Чтобы оставить след после себя и в старости или в тяжелые дни болезни, чтобы они могли стать для нас опорой, чтобы уберечь нас от лишений.
- Правильно. Вы также оставляете после себя наследников, чтобы умножить число подданных на земле, ибо это есть Моя воля. То есть Я люблю все существа, так как все, все они сотворены Мной. Особенно я не могу не любить потомков их святейшества Адама и Праматери Евы, ибо они относятся к числу самых дорогих и близких, самых совершенных и почитаемых мною творений. Свет любви, Моя привязанность напоминают вечные лучи Солнца и свет Луны, неустанно озаряющих мир. Каждый из моих подданных, чем ближе будет ко Мне, тем больше их тела и сердца будут проникнуты Моим теплом, они умиротворятся, и каждый, кто удалится от Меня, тем больший холод проникнет в их тело и сердце, и они останутся глупыми и заблудшими.
- О, Всемогущий, заранее прошу простить меня, я удивляюсь твоей любви и привязанности к своим подданным. Коль ты любишь нас, своих рабов, то почему подвергаешь нас таким страданиям?
- О, Аслиддин! Свет любви Моей ты не уподобляй любви новорожденного ягненка, единственной корыстной, животной и инстинктивной целью которого является желание напиться молока и насытиться. Я сотворил для вас этот мир испытаний, где, падая и вставая, вы должны закалиться. Литьем, прессованием, резкой, шлифовкой добиваются нужной формы из стали. Вообще, чугун и сталь — это ведь сплавы железа, вот так и человек должен закалиться и выбрать себе правильный путь в жизни, чтобы достойно прожить его.  Вы не бойтесь падать и подниматься, ибо жизнь состоит не только из света и дня, есть еще ночь и мрак. Те, которые не боятся падать и подниматься, побеждать и проигрывать, искренни в своей вере, чисты в помыслах, именно они удостаиваются Моей любви и благословения.
- Понял, о Всемогущий. И я, как и все твои подданные, надеюсь на твою любовь. Но почему Ты вместе с любовью и уважением вселил в людей чувство ненависти и презрения?
- Источником сотворения мира была вера и любовь. Я поместил их только в сердце наивысшего существа на земле – Адама, да будет мир с ним, чтобы с его помощью были разбиты сады и цветники, умножилось потомство его и Праматери Евы. Именно благодаря этой безграничной любви и привязанности Мои рабы заняты наукой, добиваются всё новых и новых изобретений и открытий, благодаря этой чистой и неустанной любви, люди с интересом, талантливо и последовательно заняты созиданием и творчеством. И, наконец, именно от этой любви мужчины и женщины, как Адам и Ева, делают свою жизнь ярче и насыщеннее. Разве ты сам, о, Аслиддин, потеряв голову, в своё время не проникся любовью к несравненной, единственной и сладкоголосой Вохидабону? Разве не был поражен стрелой её взгляда, попав в сети любви?
- Да, в ту пору от любви к ней я потерял не только аппетит и сон, но чуть было не сошел с ума.
- О, Аслиддин, я помню, как ты был безумен от своей любви к ней.
- Но как ты объяснишь вражду и ненависть между людьми, чувство презрения между ними?
- Вражда и ненависть, чувство презрения… Нет, это не Моё, это дело рук Дьявола, что хочет втянуть во вражду и ненависть людей, слабых в своей вере.
- О, Властелин мира, скажи: Ты удивлен поступками своих рабов. Тех, кому доверил Землю?
- Всем людям свойственно спешить: с раннего детства они стремятся опередить события, но, достигнув зрелости, сожалеют о минувшем детстве. Кроме того, люди тратят свое здоровье ради денег, а потом тратят их на восстановление своего здоровья. Ещё при жизни суетятся будто никогда не умрут, а потом умирают, будто и не жили. Вы думаете о будущем с таким рвением, что не замечаете настоящего, при этом остаетесь без настоящего, и теряете будущее.
- Как всегда, правда на Твоей стороне, о Всемогущий. Я ещё хочу спросить вот о чем: по-твоему, кого следует считать состоятельным человеком?
- Состоятельный не тот, кто богат и у кого много всякого добра, а тот, кто довольствуется тем, что имеет.
- Кто-то сказал: если ты раскаиваешься из боязни ада или желания попасть в рай, то это бесполезно. Раскаивайся в том, чтобы Бог полюбил и простил тебя, в любом случае Бог любит кающихся. Это так?
- Да, искренне кающихся грешников я люблю и прощаю им грехи.
- О Милостивый и Милосердный, отпусти тогда грехи моего сына Фазлиддина, совершенные по глупости. Умоляю тебя.
- Я уже простил его, ибо он, находясь при смерти, не сетовал на судьбу, напротив, неустанно повторял молитву и каялся. Это поведение твоего сына пришлось Мне по душе. Я простил его.
-О Всевышний, воистину, Твоя милость безгранична! Чего ждать от грешных рабов, кроме ошибок и чего ждать от Бога, кроме прощения?!  О, Всевышний, прости, прими и моё раскаяние…
 В это время Аслиддина разбудил звонок мобильного телефона.
- Здравствуйте, дорогой отец.
- Здравствуй, Хайриддин.
- Всё прошло, как положено, мы похоронили брата по мусульманским обычаям. Могилы в Париже, как и могилы в Таджикистане, оказывается, имеют чертог и нишу. Теперь, отец, смиритесь и прочитайте молитву, чтобы в первую ночь в могиле, брат ясно отвечал на вопросы Мункара и Накира .
- О Всевышний, зачти все добрые дела Фазлиддина и в первую ночь опроса ангелами надели его ясной речью. Аминь!
- Аминь! – произнес также Хайриддин и добавил: - Как чувствуют себя матушка и сестры?
- Разумеется, все плачут и причитают, все в трауре, - вздохнул Аслиддин.
- Сегодня после похорон Алекс спросил у меня о наследстве брата, что мы будем делать? Я сказал, что поговорю с вами.
- Дорогой сын, как можно говорить об этом, когда не прошла ещё первая ночь после смерти твоего брата?
- Алекс сказал, что для подготовки документации по наследству надо нанять адвоката. Ещё сказал, что это весьма длительный процесс. В соответствии с законодательством Франции, эта продлится несколько месяцев.
- Ладно, задержись ещё на несколько дней, выясни, что надо предпринять, и кто в первую очередь является наследником? Потом ещё посоветуемся.
- Может быть, вы приедете сюда, в Париж?
- Нет, сынок, я теперь невзлюбил этот город. Нет, никогда не поеду туда. Итак… Вопрос наследства изучи с помощью Алекса или той самой госпожи Фердинанд. Возможно… Если… если… Может быть… Нет, ты будешь наследником брата. Да, мы с матерью дадим добро, чтобы ты стал наследником, вот и всё, сынок.
- Как же это так? Вы, слава Богу, живы и здоровы, мать жива и здорова, ещё есть сестры.
- Хайриддин, ты не уверен в себе?
- Почему же, отец?
- Ты ведь не собираешься сбежать куда-нибудь?
- Нет, нет, дорогой отец. Боже упаси. Вы же меня знаете, как я люблю и уважаю вас и матушку. Неужели я отвернусь от своих дорогих родителей или сбегу от них?
- Коль так, то ты и будешь наследником. Твоей матери и сёстрам я объясню, не переживай. Заверши дела в Париже, остальное решим потом.
- Хорошо, отец. Матери, сестрам и племянникам, да, ещё родным Гуландом, своему другу Комилу Хакимову, моему тестю передайте от меня привет. До свидания.
- До свидания, дорогой сын.

24
Аслиддин лишь теперь обратил внимание на часы, которые показывали двенадцать часов ночи. Тяжело вздохнув, он спустил ноги с кровати и включил настольную лампу. Некоторое время он сидел неподвижно, вспоминая увиденный сон, потом вздрогнул так, будто сердце его остановилось.
- Ох! –  воскликнул он, вспоминая свой сон.
«Удивительно, я не святой, не пророк и даже не шейх, чтобы Творец вошел в мой сон и заговорил со мной. Но, с чего такое внимание и забота со стороны Всевышнего, что это значит? Возможно…».
Он поднялся с кровати и вышел в коридор. Включив свет, старик почувствовал, что мерзнет. Он надел халат, а потом на цыпочках приблизился к двери гостиной и стал внимательно вслушиваться. Было тихо.
Аслиддин совершил омовение и приступил к молитве; он решил про себя, что будет долго перебирать четки и молиться, поклоняясь Творцу, который в эту ночь удостоил его, обычного грешного раба, своим безграничным вниманием и милостью. При этом он вспомнил книгу Фаридуддина Аттора из Нишапура «Тазкират-ул-авлиё», где говорилось о благочестивых и благопристойных шейхах, которые, когда им снился Всевышний, от радости и веселья часами плясали, а потом вновь занимались богослужением и вели аскетический образ жизни. И он, Аслиддин, не намерен спать этой ночью, а до самого утра будет занят богослужением и молитвой. Он выразит свою безграничную благодарность единственному и неповторимому Всевышнему, наградившему его своим вниманием, сообщившему ему две благословенные вести – весть о прощении грехов, совершенных  его заблудшим сыном Фазлиддином и о добром здравии его дорогой жены Вохидабону, которая должна излечиться от несчастья через пять дней.
«Какие из моих деяний в моей грешной жизни пришлись Ему по душе? – думал Аслиддин. – Любовь к жене и детям? Или ежедневное и искреннее моё поклонение, или… Возможно, ему пришлось по душе то, что я долгие годы был занят созиданием. Или мое искреннее покаяние? Что бы там ни было, я искал и нашел Его, своего покровителя, дорогого и бесценного друга».
Наступило время утреннего намаза и Аслиддин, прочитав его, вспомнил просьбу Хайриддина совершить два ракъата* молитвы, читаемая в первую ночь, за упокой души покойника, ибо первая ночь после предания тела земле, является самой трудной; покойнику предстоит выдержать экзамен за все свои деяния в жизни.
*/ ракъат  (рел.) – 1.коленопреклонение (часть мусульманского молитвенного обряда); 2. ракъат (часть молитвы).
В это время он услышал голос дочери:
- Здравствуйте, дорогой отец.
Ответив на приветствие, он спросил Шарифабону:
- Как чувствует себя ваша мама? Встала ли она к намазу?
- Увы, нет.
- Почему? Или снотворное так долго действует?
- Нет, но…
- «Но»?
- Да простит меня Всевышний, но матушка сказала: «Я больше не буду совершать намаз». Трагическая смерть Фазлиддина сразила её наповал. Дорогой отец, как бы…
- Да, потеря детей лишает родителей сил и уносит в мир иной.
- Сохрани Аллах, дорогой отец, это…
- Да, и моя единственная надежда на милостивого и милосердного Аллаха, да сохранит он дорогую и близкую моему сердцу жену. Вот так, доченька, никому не суждено избежать смерти.
- Жаль, - печально сказала Шарифабону. -Что теперь нам делать с матушкой, дорогой отец? Она и не ест ничего. Ситорабону предлагает положить матушку в больницу…
- Давай сначала посмотрим, может, ей постепенно станет лучше. Если не получится, то, делать нечего, положим её в больницу и займемся лечением. Вы с Ситорабону прочитайте утренний намаз, а потом скажите маме, что Фазлиддина похоронили.
- О Всевышний, прости грехи моего дорогого брата Фазлиддина, дай ему место в раю. Аминь!
И старик произнес «аминь», затем он вошел в гостиную и, подойдя к жене, поздоровался с ней, но ответа не последовало.
- Дорогая, ещё не поздно. Можно успеть на утренний намаз, - мягко сказал он.
Вохидабону молчала, тогда он добавил:
 - От судьбы, от смерти никуда не сбежишь. Смиритесь с судьбой, не гневите Всевышнего.
Не дождавшись ответа, Аслиддин присел у ног жены.
- Душа моя, так вы огорчаете не только меня и своих дочерей, но… Мы не должны забывать Аллаха или гневаться на него, отдаляться от него ни в дни трагедии, ни в дни радости. Вы же понимаете, что до сего дня никому не удавалось избежать предначертанного. Поэтому прошу вас, не противиться судьбе, воле Всевышнего… Хорошо, если вы скажете, что некоторое время не будете совершать намаз, Всевышний милостив. Но в дни траура вы не должны гневаться, ставя в тяжелое положение и нас, и себя. Прошу вас. Не дай Аллах, если с вами что-нибудь случится, если вдруг вы заболеете, будете прикованы к постели, я не вынесу этого.
И в этот раз Вохидабону не произнесла ни слова, даже не шевельнулась и не открыла глаза. И он вновь вспомнил о своем сне. Заботливо укутав ноги жены одеялом, он сказал:
- Знаете, мне приснился Всевышний, и я беседовал с Ним.
Вохидабону приподняла голову с подушки, вопросительно посмотрела на мужа, потом, ничего не сказав, вновь опустилась на место. Она выглядела усталой, утомленной. Ее красивые брови были насуплены. Аслиддин сделал паузу и продолжил:
- Вижу, что вы не верите моим словам? Думаете, что я говорю нелепости? Нет, мой разговор с Всевышним во сне был долгим и интересным. Если вы присядете, то я расскажу обо всём подробно.
Аслиддин подождал несколько секунд, но не дождавшись ответа жены, огорчился и продолжил:
- Допустим, вы не верите моим словам, но суть беседы с Богом сводилась к тому, что он простил грехи нашего Фазлиддина. Знаете, наш любимый сын в минуты предсмертной агонии не выражал недовольство и непослушание, а наоборот, смирившись с судьбой, стал искренне просить Всевышнего о прощении своих грехов. Аллах был милостив к нему.
Вохидабону и на этот раз не проявила интереса и не поднялась с дивана; она не поверила в сон мужа и его слова. Старик спокойно продолжил:
- Я поинтересовался у милостивого и милосердного Всевышнего насчет вас. Он сказал, что ваша болезнь связана с горем от потери сына, что после пяти суток, смирившись с судьбой, вы успокоитесь и постепенно придете в себя.
Жена вновь не ответила, и старик приуныл. В это время в гостиную вошли дочери. Они приготовили к завтраку рисовую кашу и принесли родителям.
- Мы приготовили кашу, и для матери вскипятили молока, - сказала Ситорабону.
Но Вохидабону не изъявляла желания завтракать; она закрыла глаза и продолжала упорно молчать. Отец и дочери были удивлены.
- Боже мой, если мать не будет ни пить, ни принимать пищу, то ей станет ещё хуже, чем сейчас, - не выдержала Ситорабону.
-Что делать, отец? Отвезем маму в больницу? – спросила отца Шарифабону.
Хотя Вохидабону и слышала их разговор, но никак не отреагировала на него. Аслиддин же, чувствуя сдавливающую боль в сердце, искал выхода из сложившейся ситуации. С одной стороны, хорошо бы положить жену в больницу. Хочет ли этого Вохидабону или она будет противиться? И другое, что скажут друзья, знакомые, близкие? И его сон. Ведь Создатель ясно дал ему понять, что через пять дней она придет в себя?
- Дети, отправляйтесь в город, привезите сюда врача, покажите ему мать, так, возможно, будет лучше, - сказал наконец Аслиддин.
После поспешного завтрака Шарифабону и Ситорабону сели в машину и уехали в город, а вернулись примерно через два часа. В течение этого времени Аслиддин то садился рядом с женой, то выходил во двор. Теперь пение куропатки, которое всегда так радовало его, не приносило ему наслаждения и умиротворения, а, наоборот, раздражало. Он сел на деревянный топчан у ворот, на который по случаю траура был накрыт палас и раскрыты национальные матрасы – курпачи, чтобы пришедшие могли присесть и выразить им соболезнование.
- Вы же вернулись без врача? – удивился старик, встретив своих дочерей у ворот.
-Знакомый врач-терапевт успокоил нас, - разъяснила Ситорабону. – Справившись о ее давлении и температуре матери, он сказал, что иногда после тяжелой аварии или внезапной трагедии некоторые впадают в такое состояние. Он сказал, чтобы мы не беспокоились, в течение нескольких дней она поправится.
-Понятно, - сказал Аслиддин. «Надежным средством излечения от подобной скорби только время»- подумал он.
Состояние несчастной матери, которую судьба внезапно лишила старшего сына, родные понимали, но тревожились за нее. После осознания преждевременной смерти Фазлиддина её истерзанное сердце находилось в состоянии крайнего отчаяния. После ухода гостей, родных и близких, она была раздавлена этим несчастьем, которое куда только не влекло её за собой, в какие мрачные, страшные и опасные закоулки души не заводила, на какие ужасные мысли и настроения не наводило, чтобы последовать за умершим на чужбине сыном. Сыном, который вдали от родины, вдали от родителей, вдали от родных и близких, отдал в одиночестве душу Создателю. Она терпеливо, сдержанно, по наущению проклятого Дьявола думала, что после смерти старшего сына, пусть жестокосердного, недружелюбного и неласкового сына, который после того, как уехал учиться в Германию, в течение более пятнадцати лет ни разу не приехал навестить её, каким путем и как последовать за ним, чтобы удосужиться встречи с ним? Из легенд и сказаний, она знала, что душа после смерти покидает тело, поднимается в небеса, в мир душ. И она имеет возможность там встретиться с любимым сыном Фазлиддином, поцеловать его в обе щеки, погладить его пышную шевелюру, прижав её к груди, как в пору его детства, лаская его…
Вновь Аслиддин вошел в гостиную, чтобы проведать жену. Ситорабону, охваченная тяжелыми мыслями, вышла из комнаты. А старик, стоя возле дивана, некоторое время смотрел на жену.
- Госпожа, - с нежностью сказал Аслиддин, - на секунду посмотрите на меня. Прошу вас.
Старуха невольно повернулась лицом к мужу. Ее всегда светящиеся глаза теперь напоминали угасшие угли. Увидев бледный, пожелтевший цвет лица, сухие губы, ввалившиеся щеки и пустые глаза жены, сердце старика защемило от боли.
- Я догадываюсь, какие страшные мысли у вас в сердце, - осторожно начал он. – Во-первых, не забывайте, что вы человек набожный и веруете в Бога. Во-вторых, прошу вас, изгоните из головы и сердца проклятого Дьявола. Да, изгоните из сердца те плохие намерения, итогом которых может стать ад, чем вы ускорите и мою кончину. В-третьих, я не раз говорил, даже в первые дни и месяцы нашей встреч, когда вы учились в медицинском колледже, что я без вас, без вашей милости и милосердия – ничто, не имею ценности даже дорожной пыли. В-четвертых, прошу вас, смиритесь с судьбой и со смертью сына. Каждое живое существо смертно. Вы знаете это лучше меня. Одним словом, жизнь нашего сына… покойного сына, оказалась краткой.
От этих искренних слов мужа в холодных глазах Вохидабону неожиданно навернулись слёзы. Будто устыдившись того, что ее муж угадал ее темные мысли, она покраснела и ладонью левой руки невольно прикрыла глаза. Аслиддин увидел, как капля за каплей текли вниз долгой чередой слёзы.
-Это хорошо, что вы плачете. Прошу вас, не сдерживайте себя, поплачьте. Дым горести и печали, соблазны Дьявола выйдут вон из вашего сердца.
Но Вохидабону ни разу в жизни не плакала в голос. В тяжелые и безнадежные дни отчаянья и горя она плакала тихо, смачивая слезами наволочки подушки, чем постепенно избавляла сердце от печали…
Утром шестого дня после утреннего намаза Аслиддин, выйдя в коридор, столкнулся с женой лицом к лицу. Будто не было этих жестоких дней и ночей страшного и мрачного траура. Он по старой привычке обнял Вохидабону, поцеловал её в щёки и сказал:
- Вы займитесь намазом, а я поставлю чай и приготовлю завтрак.
-О, Боже, не вам же стряпать? – сказала она. – Займитесь-ка своими делами, накормите овец, кур и своего Сладкоголосого.  Завтрак приготовят дочери.
- С удовольствием, - радостно откликнулся Аслиддин.
Он на мгновенье забыл о своем горе и был рад даже печальному голосу жены. О, как было приятно слышать давнего друга и возлюбленной! Когда она перестала говорить, он был сильно огорчен и преисполнен скорби, свалившейся на его плечи. Он боялся, что лишится возможности слышать голос жены. Более сорока пяти лет они жили радостно и счастливо, бок о бок. Вместе переносили тяготы и лишения, праздновали успехи, пили из одурманивающей чаши радости по случаю рождения детей. Дни, месяцы и годы проводили бессонные ночи, воспитывая их в благочестии, растили их, любя и балуя. Они, наполненные счастьем, организовывали и проводили свадьбы в дни их бракосочетаний, а потом торжественно праздновали рождение внуков. И это было неимоверным, бесценным счастьем.
За стол завтракать Вохидабону не села. Она пошла в спальню. Никто не остановил её.
Аслиддин, который пил чай с лимоном, невольно встал со стула и пошел вслед за женой. Она лежала на краю широкой кровати и, увидев мужа, подняла голову с подушки.
- Вы не сели с нами за дастархан? – спокойно спросил Аслиддин, присев на краю кровати.
- У меня нет аппетита.
- Хотя бы выпили сладкого чая.
- Мне ничего не хочется.
- Вижу, что вы отказались и от намаза.
- Гм, я больше не буду совершать намаз, - холодно ответила она.
Аслиддин насупил брови.
- Я прошу вас, не говорите так.
- Я столько лет веровала и истово совершала намаз. Но что я получила взамен от Бога? Всевышний не оценил мою привязанность к нему, мою искреннюю веру. Он не обратил внимания на мои молитвы, совершаемые столько дней. Напротив… Напротив, он отнял у меня моего молодого сына, истерзав мою душу. Это тот Бог, которого я любила больше собственной жизни, которому я поклонялась днем и ночью, постоянно упоминала о его достоинствах, исполняла все его требования и волю, держала пост, платила закят. Мы совершили паломничество, даже посетили Мечеть Акса в Иерусалиме, прочитав там молитву. Да, если Бог - друг, если Бог - друг раба своего, разве таким должен быть его ответ?
- Опомнитесь, что вы говорите, понимаете? Или… или смерть сына лишила вас рассудка?
- Нисколько! Я вполне здорова и с ума не сошла, но… хотя бы вы ответьте мне, если я люблю вас, разве могу я желать вам какого-либо зла? Разве я желаю, чтобы вы заболели или потеряли покой?
-Моя госпожа, успокойтесь. Логически эти ваши слова уместны, но отношение человека к человеку – это одно, а отношение Всевышнего – это другое. Вы сами знаете, что ни одно Его деяние не лишено смысла и назидания. Выпадение снега и дождя, дуновение ветра и смерчи и тому подобное, даже недавнее падение тополя в нашем дворе, а также то, что во сне мне удалили коренной зуб, не случайны. Да, Всевышний заранее нас предупредил о горькой нашей судьбе, чтобы мы были готовы, но жаль, что мы не поняли это. Он знает больше своих рабов, ибо Он мудрейший из мудрых.
- Разве справедливо, когда Бог лишает нас нашего сына, я - сгораю в муках, вы - страдаете, а наши дочери обливаются горючими слезами? Разве это справедливо? Коль Бог для нас с вами лучший друг, разве так он должен поступать?
Аслиддин внимательно посмотрел на жену, пытаясь прочитать ее самые потаенные мысли души. Затем резко поднялся с места.
- Прошу вас, не богохульствуйте. Это, прежде всего. А потом, вижу, что Дьявол, пользуясь смертью нашего сына, пытается сбить вас с праведного пути. Прошу вас, сейчас не надо мне отвечать. В-третьих, я понимаю, в данный момент вам трудно. Вы думаете, что мне легко? Но… но смерти и нам с вами не избежать. Поэтому…
- Хаджи, как мне быть терпеливой? Объясните мне, как быть спокойной, сдержанной и терпеливой, когда мой сын, которого я любила больше жизни, умер молодым? Вы не знаете, с каким трудом я девять месяцев, девять дней и девять часов вынашивала его под сердцем! Кроме того, с каким трудом я привела его в этот бренный мир. Растила его, дала образование. Я надеялась… Да, вспомнила. Бог меня… Бог наказывает вас и меня за ваш большой грех, за ваше прелюбодеяние, за ваши связи с той самой низкой женщиной, он преждевременно призвал к себе моего Фазлиддина!
- Прости, но что вы говорите? Успокойтесь. Я же искренне покаялся, поклялся Богу, что исправлюсь. Потом мы ведь совершили хадж. Я… - Упреки жены, отравленными стрелами впивались в самое сердце Аслиддина. Он тяжело выдохнул. - По повелению Всевышнего, если человек совершил паломничество, то прощаются все его грехи, совершенные намеренно или по неведению. Во всех святых книгах об этом сказано. Это вы хорошо знаете, я надеюсь.
- Да, знаю, - тут же ответила старуха. - Я-то, думая о двух прекрасных дочерях и ещё не появившемся на свет Фазлиддине, простила вас, но Бог, видимо, не простил, - в сердцах выкрикнула она.
- Дорогая, - серьёзно сказал Аслиддин, - этим своим приговором вы хотите убить меня раньше срока? Я, глупец, в своё время, признав свои грехи, искренне, от всего сердца раскаялся, веруя, поклоняясь Всевышнему, приблизился к Нему. Совершил хадж. А теперь, в старости, вы хотите отдалить меня от Бога? Всевышний дал мне понять, что мы, люди, сами в свое время выбрали свободу, а свобода выбора подразумевает не навязывание своей воли. Именно на этом и строится вся вера. Человек сам должен прийти к вере, и я пришел!  Так не уводите меня с этого пути! Не подрывайте мою веру!
Вохидабону поняла, что своими словами сильно задела своего заботливого мужа. Она замолчала и склонила голову. Действительно, для отца потерять сына – тяжкий приговор.
- Ладно, тогда объясните мне, глупой, – сказала Вохидабону, - почему Всевышний так решил?
Аслиддин оставался грустным. Пожав плечами, он сказал:
- Не знаю… Была ли здесь наша вина, вина наших предков или вина самого Фазлиддина, не знаю. Ей-Богу, не знаю. Но одно очевидно: раб божий должен смириться с тем, что он смертен.
- Я… - Вохидабону снова дала волю слезам и продолжила: - Думала, что мой сын станет нашей опорой в старости, посохом преклонных наших лет. Как теперь мне жить? Да, объясните мне, как перенести это горе? Ведь он даже не успел жениться!
Вохидабону на этот раз громко запричитала. Она плакала и говорила с болью и скорбью, и от отчаянья била себя кулаками по голове, по коленям. Плакала и причитала.
Аслиддин приблизился к жене и вместо того, чтобы утешить Вохидабону, он, прижав супругу к себе, без слов и голоса стал причитать про себя и лить слёзы.
Услышав плач матери, в спальню прибежали дочери. Увидев эту удручающую сцену – в объятьях друг друга безнадежно плачущих родителей, и они невольно, всхлипывая, заголосили. Теперь плакали все: мать и дочери - громко, у старика же лишь тряслись плечи в беззвучных рыданиях.
Через некоторое время Аслиддин, сняв руки с шеи жены, встал с кровати.
- Дочери! – обратился он, хотя глаза его ещё были полны слёз. – Да, мы все в трауре, но довольно плакать. Если бы слезами можно было вернуть Фазлиддина, то я бы плакал до конца жизни. Однако слёзы и траур должны быть в меру, иначе Создатель может прогневиться, что мы поступаем вопреки Его воле. - В это время он вспомнил о разговоре с Аллахом, и продолжил: - Знаете, мне несколько ночей назад приснился Всевышний. Я говорил с Ним.
Все, и жена, и дочери, вдруг прекратили плач. Аслиддин понял, что родные не прислушивались к его словам ранее, когда он уже говорил, что во сне разговаривал с Всевышним.
- В первую половину ночи, после позднего вечернего намаза, я долго не мог уснуть, - продолжил Аслиддин. – Сколько молился, сколько раз считал до ста, не помню, так, как и когда уснул, я не знаю. В какое-то время я увидел себя на горе Тур. Моя госпожа, помните, во время путешествия в Израиль, в один из дней, когда мы были на пути к Мёртвому морю, араб-гид издали показал нам гору? - Аслиддин, заметив, что Вохидабону утвердительно кивает, продолжил свой рассказ: - Я стою вот на той самой горе Тур, на которой нет ни растений, ни зелени, ни дерева и жду кого-то. Во сне спрашиваю сам себя, как я из села Зарнисор попал сюда? Позже я увидел себя на Горе двух братьев. Потом, я заметил, что стою у входа в пещеру аскетов.  В это время небо заволакивают облака, и начинается дождь. Я мокну полностью, но не скрываюсь в пещере. В это время облака рассеиваются, дождь прекращается, и на небе появляется радуга. Очень яркая радуга, и на ней, в этом ясном и безоблачном небе, как корабль, бросивший якорь, останавливается большое белое облако. Приглядевшись, вижу, что это белое облако имеет форму огромной головы человека с бородой, длинные и белые, как хлопок, волосы которого доходят до плеч. Вдруг отчетливо раздается громкий голос «О, Аслиддин!», заставивший меня вздрогнуть. Я, знаете, потом говорил с Всевышним о разном. Он стал задавать мне вопросы и получил мои ответы, потом я стал спрашивать его обо всём, и Он ответил. Во время этой беседы Творец поведал мне две новости. Во-первых, Он простил грехи Фазлиддина, совершенные им. В предсмертные минуты, в минуты агонии Фазлиддин просил Всевышнего, умоляя его и каясь, о прощении своих грехов. Вторая радостная весть, которую сообщил мне Всевышний, это то, что наша мама придет в себя через пять дней и пять ночей. Знаете, всезнающий и всевидящий Творец был в курсе её состояния. То есть он видит всех нас и наблюдает за нами! И сегодня, в шестой день траура, моя госпожа пришла в себя, заговорила и, даст Аллах, поправится.
- О, Аллах! - воскликнула Ситорабону.
- Все так? – спросила Шарифабону и с сомнением бросила взгляд на мать.
Вохидабону не задавала вопросов и сидела, понурив голову. Она была подавлена. Аслиддин, не отрывая взгляда от жены, продолжил:
- Если бы звонок Хайриддина из Парижа не разбудил меня, я не знаю, сколько мне ещё пришлось бы беседовать с Творцом! Ладно, я благодарен и за это. Потом я не стал ложиться спать, а до самого утра читал молитвы благодарения, потом же, до утреннего намаза молился, поклоняясь бесподобному Всевышнему сего мира.
Вохидабону приподняла голову, прямо посмотрев на мужа, спокойно спросила:
- Вы не спросили у Творца, почему наш сын умер таким молодым?
- Спросил. Он сказал, что с рождения ему была предписана короткая жизнь. Ещё он сказал: разве не знаешь, что Бог любимых своих подданных раньше призывает к себе, чтобы они в этом несправедливом мире страдали меньше?
- Удивительно, - сказала Шарифабону.
- Да, дочка, правда проста и удивительна, - сказала с горечью жена.
- Дети, я прилягу на часок, чувствую себя неважно, - сказал Аслиддин. – Вы займитесь курами, овцами и хозяйством. Может случиться, что сватья, родные и близкие, знакомые и соседи придут выражать соболезнование. Достаточно обид и роптаний. Прошу вас, хватит слёз и причитаний. Теперь займитесь богослужением.
Первой из спальни вышли Шарифабону и Ситорабону, а вслед за ними, не произнеся ни слова, вышла Вохидабону. Старик вздохнул, и устало прилег на кровать.

25
После вечернего намаза все гости попрощались с хозяевами и уехали. В большом доме вновь остались четверо: Аслиддин с Вохидабону, Шарифабону и Ситорабону.
Старик, прикрыв покрывалом клетку с куропаткой, отнес её в сарай и, повесив клетку на гвозде, вышел во двор. Он пошел к дочерям, возившимся на кухне, но, заметив, что супруги с ними нет, забеспокоился. Не говоря ничего, он пошел в спальню, где горел свет.
- Дорогая, вы утомились? – заботливо спросил у жены Аслиддин, войдя в комнату.
Вохидабону, склонив голову, сидела на постели и ничего не ответила мужу.  Было видно, что горе и несчастье, выпавшие на её долю, не оставляли ей в покое и в седьмой день траура.
- Ужинать не будем?  Утром во время завтрака, вы почти ничего не съели. И не обедали, и не ужинали, как же это так? Вы хотите принести себя в жертву?..  Принесу я вам хотя бы чаю?
- Мне ничего не хочется.
- И мне ничего не хочется, но я ем без желания, чтобы не ослабеть.
Аслиддин вышел из спальни и пошел к дочерям, а через минуту вернулся с пиалой чая и тарелкой с четырьмя манту. На его правом плече висела лоскутная скатерть и салфетка.
И на этот раз Вохидабону не подняла голову. Аслиддин, не обращая внимания на её поведение, поставил тарелку и чай на тумбочку, постелил скатерть на коленях у жены, положил рядом салфетку и тарелку с едой.
- Пожалуйста, госпожа, - сказал он. – Прошу вас. Если не будете есть вы, то и я не буду.
- Хаджи… Просто, мне ничего не хочется.
- Хорошо, если так, то выпейте чаю, - сказал старик и, взяв пиалу с тумбочки, протянул её жене.
Вохидабону нехотя взяла чашу из рук мужа.
- Сказано, что равенство — это братство, - шутя, произнес старик. – Пожалуйста, берите манты; две штуки вам, две штуки мне. – Аслиддин первым взял с тарелки манты, поднес их ко рту и добавил: - Пожалуйста.
-Ох…
- Хаджи-оя, не гневите Всевышнего, прошу вас…
Она лишь вздохнула и, посмотрев с любовью на мужа, прошептала молитву и протянула руку к еде.
В это время зазвонил мобильный телефон Аслиддина.
- Слушаю!
- Здравствуйте, дорогой отец. Как вы? Как чувствуют себя мать и сестры? – услышал он голос сына.
- Сынок, не беспокойся о нас. Скорбь об умершем ребенке… траур…  поражает человека в самый корень. Как твои дела? Что говорит адвокат? Ты говорил с той женщиной?
- Мои дела с адвокатом госпожи Фердинанд завершились. Доверенности, отправленные вами на моё имя, мы перевели на французский язык. В них нет недостатка, все отвечает требованиям закона. Потом я и адвокат Густав Ширак пошли в банк и приостановили деятельность банковского счета брата. Итак, вы знаете, что мой брат Фазлиддин имел на своем счету три миллиона двести шестьдесят евро.
-Ого!
- Это ещё не всё. Оказывается, два миллиона есть на руках госпожи Моники Фердинанд. Она сама и сказала мне об этом.
- Эта женщина богобоязненна.
- Да, отец, Фердинанд очень порядочная женщина. Она ещё сказала, что, возможно, копии этих документов хранятся в сейфе, в спальне брата или в его банковском сейфе.
- Что она еще сказала? Не посоветовала что-нибудь?
- По поводу чего? Если по поводу дома брата, то она посоветовала, что если мы не переселимся и не будем там жить, то ни в коем случае не должны продавать его.
- Хорошо, а что надо делать с домом?
- Сказала, если дом мы сдадим в аренду, то получим хороший доход… Эх, я забыл сказать нечто важное. Знаете, когда я сидел в ресторане и беседовал с Моникой Фердинанд, женщина средних лет, возможно, кормилица, привела к нам пышноволосого мальчика трёх-четырёх лет, который был похож на Фазлиддина, как две капли воды. И звали его удивительно – Фазли. Знаете, волосы на голове, глаза и брови, нос и рот, даже маленькие уши его были, как у брата. Увидев его, я вспомнил детские фотографии своего дорогого брата. Кстати, перед тем как кормилица увела его, я сделал несколько снимков Фазли с госпожой Фердинанд за столом, позже я отправлю на вашу почту, увидите сами.
- Повтори, как его зовут?
- Фазли.
В это время он вспомнил о письме Фазлиддина, прочитанное им в своей почте, что во Франции, сокращая имя его покойного сына многие, в том числе Натали и Алекс, та миллионерша, госпожа Моника Фердинанд, кратко называли его Фазли.
- Думаешь, что тот Фазли – это сын Фазлиддина?
- Да, об этом сказала сама госпожа Фердинанд. Ещё добавила, что Фазли родила не она, он был рожден суррогатной матерью из Мадрида по имени… по имени, кажется, Джулиана. Фазли, я заметил, очень смышленый и симпатичный мальчик.
- Гм, значит, ты говоришь, Фазли – наследник Фазлиддина?
- Да, отец, мальчик – память от брата. Точно такой, как он.
- Ты таким путем хочешь вывезти нас в Париж, чтобы повидать внука?
- А что? Если вы с матерью изъявите такое желание, то было бы хорошо. Вы своими глазами увидели бы Фазли, навестили бы могилу брата и увидели Париж.
- Если следующий раз встретишь ту миллионершу, пригласи её с сыном в Таджикистан. Скажи, что твой отец просит. Если согласится, то мы на её имя и имя её сына отправим приглашение. Понял?
- Понял, отец.
-Погоди, если Фазли, как ты говоришь, сын Фазлиддина, то та миллионерша для своего сына не стала требовать наследства? Ещё хочу спросить об одном, Фазлиддин и госпожа Фердинанд официально были расписаны? Был ли у них официальный брак или нет?
- Нет, дорогой отец, не спросил. Кроме того, она сама по поводу наследства ничего не сказала, даже не намекнула. Находились ли они в браке, я не знаю. Кроме того, когда я сказал, что хочу нанять адвоката, госпожа Фердинанд закрепила за мной адвоката своей фирмы, то есть её адвокат займётся нашим делом без гонорара.
- Хорошо, этот вопрос для меня ясен. Что ещё?
- Кстати, госпожа Фердинанд просила, чтобы перед отъездом я позвонил ей… Эх, чуть не забыл. Она говорила, если есть потребность в двух миллионах моего брата, то она готова, не ожидая официального решения суда, перевести два миллиона евро брата в любой банк России или Таджикистана….  Алло, отец, вы меня слышите?
- Да, слышу.
- Что мне сказать ей?
- Ты сам что думаешь?
- Отец, как вы скажете, то я и сделаю. Однако… однако я, как работник банка, могу сказать, пусть эти деньги пока остаются в руках госпожи Фердинанд и ежемесячно приносят прибыль. То есть, эти деньги брата благодаря коммерции или гостиницам, или торговым центрам госпожи Фердинанд каждый месяц приносят прибыль в объеме двадцати тысяч, а в год … в год - в объеме двухсот сорока тысяч евро.
- Если бы у неё были какие-то требования, то она сказала бы. Это во-первых. Второе, через своего адвоката она могла бы предъявить иск. Третье, если бы она имела претензии, то она не стала бы показывать договоры, заключенные с твоим братом. Не так ли?
- Логично, отец.
- Коли так… Следовательно, мой совет таков: после официального принятия наследства тобой ты заново заключишь договор с этой миллионершей сроком на один год. Что скажешь?
- Хорошо, отец.
- Ты когда вылетаешь в Москву? Билет купил?
- Нет, билет ещё не взял, но, я думаю, завтра или послезавтра вернуться в Москву. Опасаюсь, как бы не возникла какая-нибудь проблема, которую надо будет решить. Завтра встречусь с госпожой Фердинанд и Алексом, поговорю с ними, если появится что-нибудь новое, то я вам позвоню.
- Перед тем как покинуть Париж, сходи на могилу брата, прочитай молитву. Хорошо?
- Хорошо, дорогой отец. На самом деле, я каждый день навещаю могилу брата… Матери и сёстрам передайте от меня привет. До свидания.
- До свидания, да хранит тебя Всевышний.
   Аслиддин, бросив мобильный телефон на одеяло широкой кровати, посмотрел на Вохидабону, которая, как прежде, сидела с пиалой в левой руке.
- Хайриддин передал вам привет.
- Слышала. Спасибо.
- Вы не возражаете против того, что мы обсуждали с Хайриддином?
Жена отрицательно покачала головой.
- Выяснилось, что Фазлиддин от той миллионерши имеет сына. Его зовут Фазли.
И на этот раз жена не проронила ни слова, будто эта весть для неё не имела значения. Старик подумал, возможно, в эту тяжелую для неё минуту не стоит заводить разговор на эту тему. Обратив внимание на тарелку с едой, Аслиддин взял манты и поднес их к её рту.
- Откройте рот, - сказал он заботливо. – Пока я сам не накормлю вас, вижу, вы не собираетесь есть. Или подогреть их?
- Нет, хаджи, нет никакой необходимости, - сказала Вохидабону и вынуждена была взять манты из рук мужа и поднести ко рту.
В это время с термосом в руках в комнату вошла Ситорабону. Посмотрев сначала на отца и мать, она налила из термоса в пиалу чая, и, подавая его Аслиддину, спросила:
- Отец, если вы не возражаете, если я принесу ваши манту сюда?
- Было бы хорошо, - ответил старик, принимая чашку с чаем из рук дочери. – Я не могу есть их без вашей мамы.
Поставив термос на тумбочку возле кровати, Ситорабону пошла на кухню, чтобы принести манту. Она была рада, что мать начала есть.

26
- Здравствуйте, дорогой отец.
- Здравствуй, Хайриддин. Как твои дела?
- Неплохо, отец. Сегодня утром я позвонил госпоже Монике Фердинанд, потом встретился с нею и поговорил. Передал от вас привет и ваше приглашение. Она приняла приглашение с радостью. Сказала, как найдет время, приедет в Таджикистан, но без Фазли, так как она считает его ещё маленьким. По этой причине она ни разу не брала его с собой в Испанию, на родину его деда. Опасается, как бы он не заболел. Она ещё сказала, если родители Фазлиддина пожелают приехать в Париж, навестить могилу своего сына, то она отправит приглашение, что все дорожные расходы будут за счет её фирмы. Потом она спросила об обычаях и традициях соблюдения траура нами, таджиками. Я рассказал ей об этом, о мероприятиях, которые необходимо провести вместе с родными и близкими усопшего в двадцатый, сороковой день и через год после его захоронения. Она сказала, что и они, католики, устраивают поминки в сороковой день и через год после смерти близких. Госпожа Фердинанд заявила, возможно, приедет к нам на родину, чтобы принять участие в поминках по случаю сорока дней или года со дня смерти Фазлиддина. Она, не скрывая слёз, сказала, что любила моего брата, поэтому родила от него сына, назвав мальчика в его честь Фазли. Да, потом поинтересовалась моей специальностью, затем пригласила меня на работу в свою фирму, пообещав большую зарплату. «У тебя есть дом и машина, а хорошее место работы предлагаю тебе я, - сказала она. – Приезжай вместе со всей семьей».
- Я сказал, что посоветуюсь с отцом. Затем она стала расспрашивать о Таджикистане, коммерции и туризме, в том числе посоветовала мне, на наследственные деньги брата под именем Фазли построить хорошую гостиницу. Госпожа Фердинанд сказала, если я надумаю построить гостиницу, то она бесплатно даст мне хорошие рекомендации по поводу того, где и по какому проекту лучше вести это строительство. Я ответил ей, что в наши края туристы приезжают редко, что и имеющиеся гостиницы пустуют, то есть это дело бесперспективное. Тогда она спросила, что приносит доход у нас на родине? Я прямо сказал, что строительство частных школ или негосударственных детских садов. Поскольку рост народонаселения в Таджикистане по сравнению с Францией весьма и весьма высок, поэтому у нас много детей, и страна сильно нуждается в частных школах и детских садах. Она сказала, что для увековечения памяти Фазлиддина надо, чтобы мы с разрешения городских властей получили землю и построили школу или детский сад. Если мы хотим, то она достанет для нас готовый проект трёх-четырёх, пяти или шестиэтажного колледжа или детсада. Я объяснил ей, что для строительства нужны средства, да и не такие уж малые, а миллионерша успокоила меня, сказав, что пока я получу место, пока утвердится проект строительства, пройдет несколько месяцев, а за это время решится вопрос о наследстве моего брата, кроме того, она сама обещала инвестировать строительство.
-Щедра...
- Да, она такая. Знаете вы об этом или нет, дорогой отец, но это она купила в самом популярном районе Парижа большой дом и подарила его брату Фазлиддину.
- Об этом твой брат писал мне.
- Потом я сказал ей ваши слова о договоре брата и его двух миллионах евро, она ответила «no problem» *, приняв это с удовольствием.  Кроме французского языка, она знает английский, испанский и арабский языки, во Франции и Монако, Испании и Португалии она имеет несколько гостиниц и торговых центров. Оказывается, она планирует построить или купить пятизвёздочную гостиницу и в Москве.
*/ No problem (англ.) – согласие, без проблем.
- Щедра, и к тому же умна. Но ты, Хайриддин, будь осторожен, потому что она не сберегла нашего Фазлиддина. Не знаю, по какой причине, она не преградила путь отцу своего мальчика, чтобы он не принимал участия в постыдных митингах.
- Хорошо, понял, дорогой отец. Я буду внимателен. Потом, днем, я встретился с Алексом. От своего и от вашего имени выразил ему признательность, что в тяжелые дни он оказал мне поддержку. Потом Алекс сказал мне, если я планирую продать дом и машину брата, чтобы сначала поставил в известность его.
- У него свой интерес?
- Это мне неизвестно, отец.  Я только пообещал Алексу это и всё.
- Хорошо, ты сегодня вылетаешь в Москву?
- Да, я сейчас в аэропорту. Даст Бог, вылечу примерно через три часа. У вас есть ко мне какое-либо поручение, не хотите сказать что-нибудь ещё?
- Нет, сынок, как прилетишь в Москву, позвони нам.
- Хорошо, отец. Вы видели фотографию Фазли?
- Нет еще, сынок, я был занят приемом и проводами гостей, приходящих выразить соболезнование, и, признаться, забыл об этом. Кроме того, твоя мама болела несколько дней. Безграничная признательность Господу, что сегодня ей немного лучше, она начала есть.
- О, что с матерью?
- Что ещё может быть? Смерть сына скосила её. Хорошо, что теперь ей стало чуть лучше. Не волнуйся, сынок.
- Ладно, как буду в Москве, выберу время и на два-три дня приеду навестить вас. Честное слово, я сильно соскучился.
- И мы тоскуем по тебе и твоим детям, сынок. До свидания, удачного и благословенного тебе полета.
- Благодарю вас, дорогой отец, молитесь. Матери и сёстрам передайте от меня привет. Берегите себя. Не болейте. До свидания.
Аслиддин, нажав на кнопку мобильного телефона, вспомнив о Фазли, вошел в свою электронную почту, и после традиционного приветствия Хайриддина увидел несколько снимков Фазли с госпожой Фердинанд, потом увидел следующие четыре фото, сделанных в день похорон Фазлиддина, а на последних двух снимках была изображена его могила.
Насколько Аслиддин был рад и доволен от созерцания пышноволосого мальчика Фазли – замечательного сына Фазлиддина, настолько был огорчен фотографиями, сделанными в день похорон его сына, подавлен от вида его могилы. И в эти мгновения он понял и осознал, что этот мир странен и удивителен, тайны и сущность которого, кроме Всевидящего и Всезнающего Творца, никто не в силах понять и объяснить. На каждом шагу, каждый час и каждые день человек сталкивается с чудесами и удивляется творениям его, строгой системе устройства всех существ, сотворенных единым и бесподобным Всевышним. Почему наступает ночь и от чего наступает утро? Восход и закат солнца, например? Учёные исследовали это, но почему эта система не меняется в течение миллионов лет, никто точно и конкретно не может объяснить. Ныне все знают, что дождь – это «слёзы» облаков, что облака формируются в результате испарений вод на реках, морях и океанах. Но почему тучи именно сегодня и в этот час, и именно над вашим домом превращаются в дождь, никто не может сказать. Видно, что тучи, ветра, которые дуют с Запада или Востока, гоняют их, доводя до того или иного конца мира. Но почему так, кроме Него, никто не знает. Наконец, выдающиеся ученые и философы мира утверждают: так было, так и останется, вот и всё! Не только учёные-богословы, например, священной религии ислама, опираясь на Коран, установили, что все являются творением единого Бога, и всё, что происходит в мире, происходит по воле милостивого и милосердного Всевышнего. Однако в числе всех сотворенных Богом существ лучшим и наивысшим является человек, который наделен разумом и наивысшей культурой. Это – аксиома. Но почему это лучшее и наивысшее существо в двадцать первом веке время от времени меняет свои извечные и первостепенные цели и желания, многие удивлены. После сотворения Адама да будет мир с ним, Бог сотворил Еву, чтобы людей на земле становилось всё больше и больше. То есть Бог сначала создал мужчину, а потом из левого ребра мужчины сотворил женщину, чтобы они были вместе, соединялись и умножали свой род. Но что это за порядки, когда мужчина с мужчиной и женщина с женщиной соединяют себя узами брака, образуя так называемую «семью», а государства возводят этот брак до ранга официально зарегистрированных брачных союзов? Разве от так называемых семей есть потомство? Изначально великий и бесподобный Всевышний не желал этого, и на то не было его воли. Но весьма жаль, что Европа и Америка днем и ночью, говоря о демократии, абсолютной свободе человека и нетрадиционных браках, извращают суть и понятие семьи …
- Нашли что-нибудь интересное?
Этот вопрос Ситорабону привел Аслиддина в чувство и он, посмотрев на дочь, сказал:
- О-о! Хочешь, я тебе покажу одного смышлёного мальчика?
- Ну-ка, что это за смышлёный мальчик? – спросила с интересом Ситорабону и, увидев фотографию Фазли, вскрикнула: –Странно…  Он очень похож на покойного брата в детстве.
Аслиддин прямо объяснил:
- Это сын Фазлиддина и госпожи Моники, которого родила суррогатная мать. Зовут его Фазли.
- Ой! Фазли – это сокращенный вариант имени Фазлиддин или во французском языке оно имеет другое значение?
- Нет, это от имени Фазлиддин, дочка. Не знаю, поняла ли госпожа Моника значение слова Фазлиддин, но из уважения к памяти твоего брата она назвала мальчика Фазли.
- Это так здорово! - сказала Ситорабону. – Мама об этом знает?
- Вчера после разговора с Хайриддином я сказал ей об этом, но она не обратила на мои слова внимания.
- Я скажу ей сейчас!..
Ситорабону выбежала из кухни, а через несколько минут пришла вместе с матерью и сестрой. И они, удивлённые, долго смотрели на фотографию Фазли и его матери на мониторе, потом, разумеется, увидели фотографии, сделанные в день похорон Фазлиддина, обратили внимание на его могилу, оказавшись в такой ситуации, когда не могли ни радоваться и смеяться, ни печалиться и плакать. Радость была от того, что в этом мире, во всяком случае, от Фазлиддина остались след и память. А боли и страдания от того, что он, совсем молодой, вдали от родины, от родных и близких, на чужбине покинул этот мир. Жаль, что он не смог оценить эту жизнь, не насладился её радостями, а так, как пожелал того Всевышний, пошел этому навстречу, сильно огорчив родных и близких.
В ответ на снимки Аслиддин написал следующие строки: «Мы все были рады видеть фотографии Фазли, - памятью от Фазлиддина. Погребальный обряд и могила нас еще раз опечалили. Даст Аллах, мы когда-нибудь поедем в Париж, где встретимся с Фазли, навестим могилу сына, прочитаем ояты, посвятив их ему».
Возможно, Хайриддин был в Интернете, потому что он ответил тут же:
«Дорогой отец, вы назовите день и месяц, хотя бы месяц поездки в Париж, я сообщу Монике Фердинанд, чтобы она заранее отправила вам и матери приглашения».
Не думая долго, Аслиддин ответил:
«Дорогой сын, сначала мы должны оправиться от горя, потом сообщим тебе»
Ситорабону и Шарифабону, узнав об этой переписке, многозначительно посмотрели друг на друга. Более смелая младшая сестра тихо сказала:
- Дорогой отец, вы и нас возьмёте в поездку… В поездку, чтобы навестить могилу Фазлиддина?
Аслиддин бросил взгляд на Вохидабону, сидящую рядом с ним на стуле, понурив голову, потом ответил:
- Конечно, если мы задумаем поехать, то, как же без вас?
Дочери, довольные, с благодарностью по очереди поцеловали отца в щёку, будто уже был определен день путешествия в Париж.
Вохидабону, до сих пор с тихой печалью сидевшая рядом с мужем, посмотрела на Аслиддина и спросила:
- Хаджи, это когда мы собрались в Париж?
Старик, время от времени бросая взгляд на дочерей, сказал:
- Когда вы поправитесь, тогда, если Аллаху угодно, поедем.
- Если так, то я поправилась, - сказала она, и, вытирая слёзы, печально продолжила: - Если б мы поехали тогда, когда позвонил Алекс, возможно, застали бы его живым.
- Родная моя, я тогда, во-первых, не ждал от судьбы такого удара, - сказал Аслиддин. – Во-вторых, думал, что такой тяжелый и долгий путь мы с вами не перенесем. С каким трудом мы съездили в Москву, помните? В-третьих, если бы мы поехали, то весьма сомнительно, что мы бы увидели его, потому что Хайриддин поехал, но врачи не разрешили ему войти в палату.
- Врачи тоже чьи-то отцы и матери…  - Она вновь запричитала и сквозь слёзы сказала: - Мы хотя бы приняли участие в его погребении. В последний раз… до захоронения обняла бы его, как мать, поцеловала в лоб. Как жаль! О, мой дорогой сын, мой богатырь, где теперь мне искать тебя? Когда… когда нам суждено увидеться с тобой? О Аллах, нельзя было вместо моего богатыря Фазлиддина, чтобы ты призвал к себе меня? Почему ты не проявил жалость по отношению ко мне и к хаджи? Почему ты не послал Джебраила ко мне, к старухе, а направил к раненому моему сыну в больницу? Почему? Почему я, обездоленная и злосчастная, осталась, Ты же увел от нас моего богатыря? Как мне теперь жить без него? Да, объясни мне теперь, как мне перенести эту утрату, как стерпеть? О Всевышний, всю жизнь я считала тебя добрейшим из добрых, милостивейшим из милостивых, милосердным из милосердных, пять раз в день совершала намаз и восхваляла тебя! Но ты, Всевышний, не проявил милосердия, старым родителям нашего сына-богатыря, преждевременно призвав его в мир иной! Я, несчастная, в муках породила его, с трудом вырастила, дала образование, чтобы ты отнял его у нас в молодости? О, Боже, что это за бессердечие, что за несправедливость?
- Успокойтесь - сказал сдержанно старик. – Не сетуйте на судьбу, предначертанную свыше, не гневите Аллаха. Прошу вас, вы же хаджи, дочь мусульманина… Если цель – поездка в Париж и посещение могилы сына, успокойтесь, я сейчас же напишу Хайриддину, чтобы он занялся приглашением и билетами на самолёт. Хорошо?
- Да, напишите, - сказала жена, сдвинув брови на переносице. – Больше я не боюсь летать на самолётах.
Старик встал со стула, обнял супругу, и повел ее в спальную комнату.
- Вы обещали… Вы сказали, что напишете Хайриддину…
- Хорошо, дорогая, хорошо. Вы ложитесь на кровать, успокойтесь, я тут же напишу ему, - сказал Аслиддин и помог супруге лечь на кровать. Потом он, укрыв Вохидабону шерстяным одеялом до плеч, продолжил: - Одну минуту. Я пойду на кухню, отправлю Хайриддину письмо и вернусь.
Аслиддин вышел в коридор, обе дочери вопросительно посмотрели на него:
- Матери лучше? - спросила Шарифабону.
- Слава Богу, кажется, лучше, - ответил он. – Если вы хотите вернуться к себе домой, пожалуйста, но завтра не опаздывайте. Да, не забудьте принести с десяток лепёшек.
- Хорошо, отец, но перед тем, как уйти, я хочу сделать матери укол димедрола? – сказала медсестра Ситорабону.
- Если лекарство успокоит и даст возможность ей легко уснуть, то, конечно!
Шарифабону пошла к матери, Аслиддин – на кухню.  Ситорабону же направилась в гостиную за коробкой с лекарствами.
Аслиддин, заняв место за столом, посмотрел на монитор и увидел, что почта его ещё открыта. Он быстро стал набирать текст на имя Хайриддина: «Сынок, сообщи госпоже Фердинанд, что мы, пятеро, я, твоя мама, Шарифабону, Ситорабону и ты, собираемся поехать в Париж, чтобы навестить могилу твоего брата. Мы не можем поехать туда без тебя, так как не знаем языка. Поэтому, когда она отправит нам приглашение, мы получим визу и поедем».
Хайриддин ответил:
«Для того, чтобы отправить приглашения, нужны наши паспортные данные. Отправьте мне копии загранпаспортов сестёр, ваши данные и данные матери у меня есть».
Аслиддин же набрал: «Хорошо, дочкам я тут же сообщу, чтобы завтра в городе они сначала выполнили твою просьбу, лишь потом приехали к нам, в Зарнисор.
27
Спустя два дня, после обеда, перед тем как пойти на городской базар, Аслиддин получил сообщение:
«Дорогой отец, получив документы, госпожа Фердинанд сообщила, что она будет ждать нас в первую декаду декабря, и до того времени она отправит на наше имя приглашение. Она пишет ещё, что десятого декабря день рождения Фазли. Если мы приедем в Париж до того дня, то после поминок брата Фазлиддина мы можем отметить четвертую годовщину со дня рождения его сына, вашего внука и нашего племянника».
Старик легко вздохнул, на минуту задумался, потом написал:
«Сынок, мы согласны, коль угодно Аллаху, мы поедем. Кроме того, первое, ты подумай и сообщи мне, что взять нам с собой в Париж из того, чего там нет. Второе, какой подарок лучше взять Фазли-внуку? Наконец, отпустят ли тебя на работе?»
Эту новость он сообщил Вохидабону и старшей дочери Шарифабону, находящейся с матерью.
- Хорошее предложение, - сказала кратко супруга, потом протянула ему список вещей, которые он должен купить на базаре.
Аслиддин достал из переднего кармана пиджака очки и заглянул в него.
- Это всё? Ничего не забыли?
- Всё, что забыли, я включу в список на следующей неделе, - сказала Вохидабону.
Шарифабону вместе с сестрой Ситорабону, вынужденной взять очередной трудовой отпуск, каждое утро приезжали из города в Зарнисор, а после вечернего намаза возвращались домой. Они стремились к тому, чтобы в дни траура родители не чувствовали себя одинокими. Зятья, их родители и внуки, которые в первую неделю каждый день с утра до вечера были с ними, теперь приезжали через день, и то после работы. А выходные дни все родные и близкие проводили в Зарнисоре, в доме, охваченном трауром.
Аслиддин сел в машину и поехал в город. Припарковав машину на стоянке, он направился в сторону базара и увидел несколько милиционеров и сотрудников автомобильной инспекции, суетливо освобождавших улицу от машин. Водителей, сидевших за рулем или стоящих возле своих автомобилей, требовали срочно освободить дорогу, а машины без хозяев увозились с помощью эвакуаторов.
Держа руки за спиной, он медленно шел по тротуару и удивлялся происходящему. «Не важно, большой начальник или маленький, но, мог же ехать, не перекрывая дорог? – нервно думал Аслиддин.
У перекрёстка возле базара душераздирающий крик привлек к себе его внимание, и он остановился. Похожий на нищего, плохо одетый, с потрепанными и длинными до плеч с проседью волосами мужчина, сидел посреди тротуара на перевернутом ведре и, держа в правой руке меч, громко ругался.  В это время к нему подошли два здоровых молодых человека в костюмах, не произнося ни слова, они свободно подняли его за руки и за ноги, отнесли его от дороги и поставив на землю, кивком головы показали, мол «Убирайся!». Нищий же, молчавший пока его несли, стал сбивать пыль с брюк, но потом, вспомнив о своем ведре, закричал:
- Эй вы, герои - дома, а на поле битвы – трусы! Ну-ка, принесите сюда и мой трон!
Молодые люди в костюмах уже не слушали его. Нищий закричал вновь:
- Кому я говорю? Эй, герои, быстро принесите сюда мой трон!
«Герои» и на этот раз не обратили на него внимания, и он быстро и энергично, широко ступая, в миг дошел до дороги и снова сел на своё ведро. Молодые люди в костюмах, увидели, что нищий вновь занял своё место, указали инспектору, стоящему с полосатой палкой в руке, чтобы он разобрался с нищим.
- Дядя, не сидите здесь, - сказал мягко инспектор, приблизившись к нему.
- Почему не сидеть, когда этот островок принадлежит только мне, - ответил дервиш. – Понимаете, только мне!
- Хорошо, это место ваше, дядя, но до приезда и отъезда большого начальника вы освободите его, а потом можете сидеть до конца жизни, я не произнесу ни слова, - вновь миролюбиво сказал патрульный.
- Нет, это моё место, это мой трон!
- Да, я знаю, что это ваше место, ваш трон, только примерно на полчаса освободите это место. Как только большой начальник уедет, так, пожалуйста, вы можете снова сесть на ваш трон, никто вам не скажет ни слова. Хорошо?
- Нет, не встану!
- Если так, то те, - патрульный кивнул в сторону крепких молодых людей, стоящих в нескольких шагах, насупив брови, и продолжил, - не отстанут от вас.
- Ты говоришь, будут мучить? – сказал, смеясь, дервиш. – Нет, напротив, я буду рад. Зови их, пусть придут и, мучая меня, поднимут и отнесут вон туда. Я согласен, но вместе с моим троном.
У молодых людей кончилось терпение, они подошли к нищему и, подняв его за руки и ноги, стали выносить с тротуара, когда тот сказал:
- Молодцы! Успехов вам, орлы. В давние времена падишахов по городу носили такие рабы, как вы. Но вы не забывайте о моём троне. Если б вы меня подняли вместе с троном, то всё получилось бы по правилам.
Один из юношей приказал патрульному:
- Рустамджон, принеси трон этого падишаха!
Инспектор поднял перевернутое ведро с тротуара и последовал за ними.
Молодые люди поставили дервиша на землю, и один из них с усмешкой спросил:
- Падишах вселенной, вы будете тихо сидеть здесь, или… или нам лучше отнести вас подальше?
- Мне, бедняку, достаточно и этого места, - ответил дервиш, не обращая внимания на усмешку юноши. - Сидя здесь, на своём троне, я буду наблюдать за движением всякого.
- Коль так, падишах вселенной, до приезда и отъезда большого начальника, мы очень просим вас, сидите здесь и не двигайтесь.
- Да, если будут какие-то поручения, прикажите нам, мы исполним, - сказал мягко другой юноша.
- Если так, то прикажите повару, чтобы к обеду приготовил для меня четыре палки шашлыка из форели, - сказал серьёзно дервиш и, перевернув ведро, патрульным, сел на него.    
Первый юноша, пожалевший от высказанного предложения, будто извиняясь, посмотрел на своего напарника, потом, покорно сложив руки на груди, сказал дервишу:
- Слушаюсь и повинуюсь, ваше превосходительство.
Когда они, вздохнув с облегчением, стали удаляться от «падишаха», старик, стоящий рядом с Аслиддином, сказал им:
- Да благословит вас Бог, ребята, что вы не обидели больного человека. Говорят, что такого рода больные – оберег города.
- Вообще, душевные болезни обостряются во время цветения или осенью, в период листопада, - добавил Аслиддин. – Хорошо поступили, что не обидели «падишаха».
Молодые люди и инспектор, не сказав в ответ ничего, занялись своими делами.
В это время издали раздалась сирена милицейской спецмашины, а спустя несколько секунд, она остановилась у пешеходного перехода перекрёстка, и к ней прибежали несколько человек в костюмах и дорожные патрульные. Человек высокого звания, сидящий рядом с водителем, проинструктировал их о чем-то, и машина вновь, включив сирену, набрала скорость.
«Падишах»-дервиш сидел на троне, свесив голову, не отрывая взгляда от стоптанной обуви. На голове у него не было ни тюбетейки, ни тёплой шапки. Было видно, что нижние пуговицы его рубашки, одетой под поношенным пиджаком, были оторваны, поэтому грудь его была открыта, выступала черная майка, а на ногах у него не было носков, но он не ощущал холодного воздуха конца осени. Чем было его сердце умиротворено, от чего теперь он так успокоился, кроме Аллаха, никто не знает, но от прежнего бунта не осталось и следа. Он сидел мирно и спокойно, погруженный в свои мысли. Но это его состояние напоминало тишину и покой перед бурей.
От громкого сигнала очередной машины нищий пришел в себя. Приподняв голову, он посмотрел влево, в сторону дороги и, увидев одинокую милицейскую машину, встал с места. Машина с сиреной проехала, и вслед за нею прошел черный «Мерседес», потом - белоснежная «Волга». И они, одна за другой, остановились в нескольких шагах от перекрёстка.
Нищий, вдруг взял в руки ведро, быстро вышел на середину тротуара, на прежнее место и, перевернув ведро, сел на него. По своему виду, он действительно восседал на своем ведре, будто на троне и при этом чувствовал себя царем всей Вселенной.
Из белой машины ловко вышел хорошо одетый молодой человек. Он быстро подошел к «Мерседесу» и молча открыл её заднюю дверь, из которой, не торопясь, с достоинством вышел высокого роста мужчина средних лет в черном костюме. Он был коротко острижен, его смолисто-черные волосы блестели. Красный галстук очень гармонировал с его белой рубашкой.
Большой начальник заметил внезапное появление в центре тротуара нищего с пустым ведром, увидел и то, как два молодых человека в костюмах и несколько милиционеров пытались поднять его и увести. Он ничего не сказал, только движением правой руки заставил их отказаться от своих намерений.
- Здравствуйте, дорогой дядя, - он дружелюбно поздоровался с нищим.
- Здравствуйте, - ответил тот.
Дервиш продолжал сидеть на своем «троне» и начальник, улыбаясь, спросил его:
- Дядя, чем вы тут важным заняты?
- Разве не видно? – спокойно ответил дервиш.– Сижу здесь на своём троне, рассматривая всех, знатных и простых.
- Очень хорошо, но почему вы не проявляете уважение по отношению ко мне: увидев меня, все встали со своего места. Все, кроме вас. Вы знаете, кто я?
Дервиш с презрением окинул взглядом большого начальника с ног до головы:
- Знаю.
- Итак?
- Что, итак?
- Кто я?
- Кем вы можете быть? Такой же простой смертный. Когда придет час и вас, как других, положат в могилу.
- Дядя, не грубите, когда придёт время, в могилу положат всех, вас в том числе.
- Да, разумеется, если тому суждено случиться.
- Итак, кто я, отвечайте?
- Возможно, начальник, богач или какой-нибудь председатель…
- А вы не уважаете таких людей?
- Нет.
- Почему?
- Потому, что я уважаю и почитаю самого себя. Спросите, почему?
- Почему?
- Хоть я и нищ, и в простой одежде, но у меня чистые помыслы и благородное сердце. Вы же, напротив, внешне чисты и опрятны, а душа ваша темна. Вы и такие, как вы, начальники и богачи, заботитесь только о своём кармане и своем благополучии.
- Как интересно, -раздраженно сказал большой начальник. Он пожалел, что завел разговор с этим человеком. Он заметил, что уже толпа зевак собралась и с интересом следит за ним. – Дядя, я мэр города, и, если захочу, тут же арестуют вас.
- Интересно, впервые слышу, что без каких-либо причин могут арестовать человека.
- За проявленное неуважение. А еще я могу жестко наказать вас.
- За…?
- За неуважение и за то, что не освободили дорогу.
- Интересно, - сказал нищий презрительно. Он покачал головой. – Почему я должен был освободить дорогу вам? Если вы хотите пройти, то много места справа и слева от меня. Пожалуйста, на машине или пешком проходите вместе со своей свитой. Я ведь не шлагбаум, который перекрыл вам дорогу.
- Вы, дядя, кажется, не поняли меня. Я хозяин города!
- Ну и, - сказал дервиш, безразлично сложив руки перед собой. – А я мэр и падишах этого островка, на котором сижу.
- Вы, дядя, издеваетесь надо мной? Я… я накажу вас!
- Ладно, ваша воля, но есть человек, который главнее вас?
- Да, председатель области, - ответил сдержанно большой начальник.
- А есть человека выше председателя области?
- Да, глава республики.
- А кто старше главы республики?
- Никто. Нет никого, кто старше главы страны.
- Нет, почему? Этот самый Никто, главнее главного республики – это я, кто сидит на этом высоком троне. В книге «Правила дорожного движения» это место называется островом Свободы, хозяином и председателем его являюсь я, то есть Никто.
Большой начальник весело засмеялся и потом спокойно сказал:
- Дядя, вы -Никто?
- Да, я- Никто, который выше всех.
Смех внезапно улетучился с лица большого начальника, его место заняли удивление, недоумение. В поисках поддержки он посмотрел по сторонам.
- Виноват, ваше превосходительство Никто.  Сколько хотите, столько и сидите здесь, - сказал он и отошел от дервиша, шагнув вперед, в сторону базара. Молчаливая свита потянулась за ним.
Аслиддин же ещё некоторое время с жалостью смотрел на нищего, на вид которому было около пятидесяти лет. Затем Аслиддин уверенно шагнул в сторону базара.
В магазине он приобрел пару шерстяных носков и тюбетейку. Купив в столовой две палки шашлыка и положив их на лепешки, старик быстро направился в сторону перекрестка, боясь потерять из вида «падишаха», но увидев его на прежнем месте, он успокоился; будто нашел потерянного друга.
- Здравствуйте, ваше Величество, - сказал Аслиддин.
«Падишах» сидел, погруженный в свои мысли. Он насупил брови, слегка приподнял голову и недовольно ответил на приветствие. Затем дервиш тихо и молча взял протянутые в его сторону носки, тюбетейку и пакет с шашлыком и положил их на свои колени. Дервиш не поблагодарил его, но Аслиддин не обиделся, напротив, обрадовался тому, что тот принял его подарок. Да, учитывая гордость и величие «ангелов», сидящих у «падишаха» на плечах, он мог не принять его дары. Аслиддин облегченно вздохнул и направился в сторону базара, чтобы исполнить просьбу Вохидабону.
Аслиддин возвращался в Зарнисор, когда зазвенел его мобильный телефон. Он приостановил машину на обочине дороги.
- Слушаю,
- Здравствуйте, отец. - Это был Хайриддин.
- Здравствуй, сынок.
- Где вы были, я несколько раз звонил, но вы не поднимали трубку?
- Извини, Хайриддин, был на базаре, не слышал. Мать просила купить кое-что, вот я купил и возвращаюсь домой.
- Час назад звонила госпожа Фердинанд. Риэлторы* предложили ей несколько гостиниц, которые продаются. Помните, я вам говорил, что она желает построить или купить в Москве пятизвёздочную гостиницу? Она сообщила, что завтра вылетает в Москву. И я хочу, чтобы она поехала со мной в Таджикистан, увидела родину брата Фазлиддина, то есть наши места.
*/ Риэлтор – продавец-посредник при купле-продаже вещей, имущества и недвижимости.
- Ладно.
- Сегодня четверг, завтра, в пятницу, она прилетает в Москву, и вечером мы с нею вылетаем в Душанбе.
Аслиддин не знал, что ответить, радоваться ему или огорчаться? Поэтому лишь повторил:
- Ладно.
- Отец, вы примете её? Что мне ответить ей, согласиться или нет?
- Почему нет? Добро пожаловать! Конечно, примем.
- Когда мы прилетим в Душанбе, её встретят представители посольства Франции и будут сопровождать до нашего дома.
- Пожалуйста, пусть приезжают все. Мы сможем всех принять. Электричество имеется. Вдруг, если его отключат, то обогревать комнаты будем паровым отоплением. Не переживай, сынок. Примем на высшем уровне, проявим свое гостеприимство.
- Спасибо, отец. Вы успокоили меня.
- Слушай, как ты смотришь на то, если в знак таджикского уважения к ней, мы забьем у её ног барана?
- Не надо, отец, нет необходимости. Во-первых, они не едят баранины, а потом, достаточно домашних яиц и супа из говядины. Да, мне кажется, было бы хорошо, если бы были домашние лепешки, испеченные в тандыре, молоко, творог, и домашняя сметана. Никаких конфет покупать не надо. Как и всегда, я привезу отсюда несколько видов конфет и хороший кофе. Она останется только на одну ночь, а на следующий день вернется в Москву.
- А ты? И ты вернешься с нею в Москву?
- Да, дорогой отец, потому что в этом путешествии я сопровождаю её. Но… но обещаю, что позже приду на два-три дня. А на новый год, даст Бог, как и в прошлом году, если на то воля Всевышнего, мы поедем всей семьей и побудем несколько дней у вас.
- Хорошо, сынок, да сохранит Творец тебя и всю твою семью. До свидания.
- До свидания, отец, берегите себя и заботьтесь о дорогой матери. Да, передайте всем мои приветствия.
28
Отключив мобильный телефон, Аслиддин положил его в карман пиджака и поехал дальше.
Погруженный в мысли, связанные с приездом гостьи, в какой-то степени женой его сына, и с хлопотами, связанными с ее приездом, он проехал три или четыре километра, когда внезапно заметил женщину среднего роста в очках, которая пыталась остановить попутную машину.
Он остановил машину и, наклонившись в сторону приоткрытого окна передней двери, спросил:
- Сестра, чем я могу быть вам полезен?
- Мне… - Женщина в очках нагнулась и заглянула внутрь машины, но вдруг замолчала. Сняв очки, она спросила:
- Это… вы?
- Да, я, - ответил старик. Он внимательно посмотрел на женщину: - Вы… вы Мушаррафа Сатторова?
- Да, это я, Аслиддин.
- Неожиданно, - сказал он, невольно приподняв плечи. – Интересная встреча после стольких лет.
- Да, интересная встреча.
- Мушаррафа, что вы тут делаете? Нет, точнее, что с вами случилось? Вам нужна помощь? – спросил Аслиддин.
- Я… я…
Охваченная волнением, женщина не могла произнести ни слова, вновь надев очки с широкими стёклами, она выпрямилась, Аслиддин же, машинально повернул ключ и, остановив двигатель, вышел из машины.
- Что с вами? Чем я могу вам помочь?
- Мне… Мне помощь не нужна. Если можете, помогите моей машине, - с трудом подбирая слова и, указывая на вишневого цвета машину, стоящую впереди, у обочины дороги.
- А что случилось с вашей машиной?
- Не знаю, от того, что торопилась или от рассеянности, или… ладно, не обратила внимания, что бензина оказалось мало. И она вдруг остановилась здесь…
- Ясно. - Аслиддин невольно улыбнулся. Для того чтобы помочь женщине – любовнице времен своей молодости, он обошел машину, открыл багажник и, посмотрев внутрь, лишь теперь вспомнил, что топливо на его «Волге» не бензин, а сжиженный газ. – Дорогая сестра, в моей машине нет бензина, она на газе.
- Жаль.
- Но мы сделаем по-другому, - сказал он, закрывая капот. Я вашу машину возьму на буксир до первой заправочной станции, или, если у вас есть канистра, я поеду и быстро привезу вам пять-десять литров бензина.
- У меня нет канистры, - сказала спокойно Мушаррафа.
- У вас есть какой-нибудь трос или веревка, чтобы я мог взять вас на буксир?
- Не знаю, - ответила женщина, пожимая плечами. – На всякий случай загляну в багажник.
Мушаррафа подошла к машине и открыла крышку капота. Она нагнулась и заглянула внутрь, а потом резко закрыла её.
- Нет, Аслиддин, никакой веревки у меня нет, - почти зло сказала она.
- Не расстраивайтесь, Мушаррафа, - сказал старик, спокойно поглаживая белую, как снег, округлую бороду. В это время новая мысль осенила его голову. Он открыл дверцу своей машины и прежде, чем сесть, добавил: - Подождите, я сейчас поеду и привезу для вас бензин.
Аслиддин завел двигатель.
«Откуда она появилась на этой дороге? Неужели ждала меня? Нет, нет, - подумал старик и, не отрывая рук с руля, повел машину вперед. – Интересно, она поменяла свой джип на обычную машину. Это показатель ее ограниченных доходов или… Ладно, мне-то что? Однако Мушаррафа сильно постарела: всё лицо в морщинах, особенно края губ и глаз покрыты резцами, но она, негодница, по-прежнему щеголяет. Морщины шеи и груди она умело прикрыла красивым платком. Но… стальные когти жизни беспощадны. Да, беспощадны. От её прежней красоты и изящества не осталось и следа… Эх, если она постарела, то и я стал слишком стар».
 На первой автозаправочной станции Аслиддин купил пять литров бензина и быстро вернулся.  Мушаррафа встретила его радостно.
Налив в бак бензина и заперев крышку, он сказал:
- Ваша машина готова к движению, Мушаррафа. Счастливого вам пути.
- Благодарю вас, - тихо произнесла женщина и шагнула вперед. Открыв дверцу машины, ведомая какими-то мыслями, она повернула лицо в сторону старика и спокойно добавила: - Аслиддин, я в своё время совершила предательство по отношению к вам. Тогда вы отвернулись от меня, а меня бес попутал, решила отомстить и разрушить вашу семью. Я, глупая… Нет, глупая, ослепленная любовью, совершила то, чего не могу простить себе до сих пор.
- Что было, то прошло, Мушаррафа.
- Мы оба состарились, мы, как угасающее солнце на горной вершине, доживаем свой век. Прошу вас, не поминайте лихом. Простите меня… несчастную влюблённую… простите. Я, несчастная ревнивица, каждый раз, когда вспоминаю о том грехе, страдаю. Я сильно сожалею о содеянном. До сих пор тот грех терзает меня. Давно я собиралась встретиться с вами и попросить прощения. Вот, как хорошо, что сегодня…
- Я вас, Мушаррафа, давно простил, - прервал её Аслиддин. – Знаете, всё, что происходит в жизни, случается по воле Аллаха. В своё время всевидящему и всезнающему Творцу было угодно, чтобы мы с вами встретились, и потом, по его же воле мы с вами расстались навсегда. Но за каждым закатом следует и рассвет. После того вашего письма и фотографий, поверьте, я стал абсолютно другим человеком. Да, совсем изменился. Счастье и благо жизни, оказывается, в искренней и настоящей любви, в вере и богослужении, в честности и праведности. Знаете, если все боятся гнева и порицания Божьего, теперь я боюсь самого себя, как бы вновь не допустил какую-либо ошибку и не отступил от праведного пути.
- Как мудро! – Мушаррафа задумалась на секунду. - И вы счастливый человек, – сказала она.
- Вы правы, я счастлив, - ответил Аслиддин радостно. – Молю Бога, чтобы и вы были счастливы.
- Хорошо… хорошо… Молитесь за меня.
- Конечно, буду молиться, ибо правоверный - брат правоверного.
Женщина осторожно закрыла дверь, и он завел двигатель.
Когда машина двинулась с места, Аслиддин легко вздохнул и с чувством удовлетворения подумал: «Слава Богу, что, во-первых, я не поддался вновь соблазну, во-вторых, простил её грехи».
  29
 В Зарнисоре он повернул машину на свою улицу и вдруг вспомнил о новоявленном внуке Фазли, дне его рождения и невольно улыбнулся.
«Как Вохидабону примет весть о приезде госпожи Фердинанд? – подумал Аслиддин.
Оставив машину в гараже, Аслиддин доставал пакеты с покупками, когда появилась жена.
- Хаджи, как доехали, всё нормально? – спросила она.
- Слава Богу, - сказал он и, протянув один пакет жене, сказал: - Есть одна добрая весть: завтра вечером Хайриддин привезет к нам госпожу Монику Фердинанд.
- Для чего? – с удивлением, приподняв дуги бровей, спросила она.
- Для того, чтобы выразить нам соболезнование и…и, мне кажется, чтобы познакомиться с нами.
Вохидабону несколько секунд «переваривала» это сообщение мужа, потом спокойно сказала:
- Ладно, если хочет приехать, добро пожаловать. Двери нашего дома открыты. Гость – это дар Божий.
- Об этом Хайриддин сообщил мне недавно по телефону, мол Фердинанд приезжает в Москву, чтобы купить или посмотреть какую-то гостиницу. Естественно, она решила одновременно навестить и нас.
Вохидабону остановилась и строго спросила мужа:
-Хаджи, та миллионерша Моника Фердинанд - она наша невестка, жена моего сына Фазлиддина или нет? Объясните мне.
Аслиддин также, приостановив шаги и посмотрев назад, с улыбкой сказал:
- То, что она миллионерша, известно, но Фазлиддин ни разу во время переписки или разговора со мной не говорил о том, что она его жена.
- Так она ему не жена? То есть она не может быть нашей невесткой!
- Почему? – удивленно спросил старик. – У нее ведь есть сын от нашего сына, и зовут его Фазлиддин.
- Хорошо… Но она, по вашим словам, не вынашивала Фазли, не произвела его на свет, испытывая неслыханные муки. Так же?
- Это так, дорогая, но…  Но Фазли, плод нашего сына и этой женщины, хотя и родила другая женщина.
- Прости, Всевышний, - сказала Вохидабону. - Это что за времена наступили, когда богатые женщины отказываются от своего предназначения, перекладывая мучительную ношу вынашивать и рожать на плечи бедных женщин? Воистину – это признаки приближения судного дня!
Аслиддин согласно покачал головой и подумал: «Видимо, моя госпожа говорит правду. Разве то, что во многих странах Европы и Америки официально регистрируются однополые браки, более того, пышные торжества их бракосочетаний, транслирующие всему миру по телевидению, не есть признаки конца света? О всевидящий и всемогущий Творец, разве ты не можешь стать преградой на их пути? Или все это ради создания нового мира? И тому свидетель хаджаруласвад – черный камень сегодняшней Каабы, который раньше имел белый цвет и сверкал, как месяц. Лишь позже по вине неисчислимых грехов людей, почернел…».
Оставив на кухне пакеты на столе, Аслиддин зашел в ванную и умылся с дороги. Когда он вошел в комнату, жена протянула ему пиалу чая.
- Спасибо, дорогая.
- Я приготовила то, что вы любите.
- Суп из маша?
- Да, точно, - сказала хозяйка.
- Сейчас такой суп с кефиром для меня будет в самый раз.
- Где будем есть, в столовой или во дворе?
- Дорогая, будет лучше, если мы поедим во дворе, под навесом.
- Хорошо, хаджи.
Когда они, муж и жена, вместе раскрыли на топчане палас и принесли всё съестное, а затем заняли место за дастарханом, запел Сладкоголосый.
- Сегодня Сладкоголосый старательно и задорно поёт, - сказала Вохидабону. – К его пению и я привыкла.
- Хорошо, - сказал Аслиддин и, положив из банки в свою фарфоровую чашку три ложки кефира, задумчиво добавил: - Покойный отец говорил, что в каждой семье необходимо содержать животных или птиц.
- По какой причине?
- Несчастие, на которое обречена семья, говорил он, сначала падает на них. Когда в семье нет животных или птиц, тогда несчастие приходит на долю кого-либо из членов семьи.
- Поэтому вы с самого начала держите дома животных и птиц?
- Это так, - ответил старик.
В это время закудахтала одна из куриц, известив всех о снесенном яйце.
- Несмотря на холод, уже шестое яйцо, - с удовлетворением отметила Вохидабону. – До вашего возвращения я вошла в курятник, чтобы дать птицам зерна и увидела, что снесено пять яиц.
- Когда за курами хорошо ухаживаешь, вовремя кормишь и поишь, когда им тепло, они несутся довольно прилично, - сказал Аслиддин. - Когда и коров ты кормишь хорошо, вовремя даешь им сено, они дают больше молока, в противном случае и от кур, и от коров только убыток.
После того, как семья купила дом в Зарнисоре, они никогда не покупали яиц.
Наевшись досыта, Аслиддин раскрыл ладони и прочитал молитву:
- Благодарю тебя, о, Всевышний, за жизненные блага, одари нас добрым здоровьем и душевным покоем! Аминь! Аллах велик!
Вохидабону одновременно с мужем поднесла ладони к лицу.
-Сегодня я по первому каналу России видела программу и сильно удивилась.
- Чему вы удивились, дорогая?
- У русских, оказывается, есть привычка еженедельно по воскресеньям ходить в церковь.
- Что в этом удивительного? – сказал Аслиддин. – Мы, мусульмане, пять раз в день идем в мечеть и молимся, а когда нет возможности, то мы совершаем намаз дома, на работе. Не знаю, возможно, таковы требования христианства, особенно религии православия, что они молятся один раз и в воскресные дни, зажигая свечи в память о своих почивших родных и близких.
- О нет, хаджи, вы меня не поняли, - сказала жена и, улыбаясь, добавила: - Мне кажется, они неделю грешат, а потом, в воскресенье, идут в церковь, в уединении, в специальном помещении, где сидит духовное лицо церкви и не видит их, садятся на стул и каются, чтобы поп отпустил им грехи, содеянные намеренно или по незнанию. Будто бы поп, то есть православный мулла, терпеливо выслушав тайны сердца мужчины или женщины, совершившей грех, потом от имени Бога и его сына Иисуса Христа отпускает грехи христианина. Оказывается, духовное лицо церкви говорит: «Я от имени сына Божьего Иисуса Христа отпускаю твои грехи!» А потом тот мужчина или женщина, получившие отпущение грехов, радостные и довольные, покидают церковь и...
- И он ещё неделю или месяц вновь совершает большие и малые грехи, даже прелюбодеяние, потом снова приходит в церковь, вновь рассказывает священнику о своих грехах, прося его об их отпущении. И так продолжается до конца жизни, разумеется, если он верует в религию родителей, то есть в христианство. По словам моего покойного Фазлиддина, в Европе число верующих, сокращается с каждым годом. А по причине невозможности уплаты имущественных налогов, налогов за землю и т.д., владельцы красиво и богато расписанных церквей и монастырей продают эти божьи дома на аукционах, - продолжил Аслиддин.
- Прости, Аллах, это что за образ жизни, что за вера? Этого я никак не могу понять, - ум мой не принимает это.
- Да, в данном вопросе учение христианской религии отличается от учений ислама.
- Совершая грехи по незнанию, или когда случайно говорим грубости или распускаем сплетни, делаем ещё что-то, вне канонов шариата, мы не идем к мулле с просьбой об отпущении грехов. Мы каемся только в уединении и, молитвенно обращаясь к Всевышнему, просим его о прощении, надеясь на милосердие Творца.
- Верно говорите. В священных хадисах Пророка есть наставления, чтобы мы не рассказывали никому о малых и больших грехах, совершенных умышленно или по неведению, ибо это тоже греховно. – Аслиддин на миг задумался, а потом добавил: - Но все три основные религии мира – иудаизм, христианство и ислам, имеют лишь одного Бога. Да, евреи, христиане и мусульмане поклоняются одному и единственному Богу, и их рознит лишь шариат. То есть в вопросах веры во Всевышнего и Пророка, в священную книгу и судный день все придерживаются одного взгляда, но в вопросах шариата, то есть принадлежности к разным его течениям и понимании сущности совершения омовения и чтения намаза, в вопросах поста, брака и развода они отличны друг от друга. Но, самое главное в том, что мы, мусульмане, почитаем всех пророков и во время молитвы просим Всевышнего об их благословении.
В это время раздался скрежет калитки ворот, и тут же прозвучал звонкий, как колокольчик, голос Лолабону, прервавший беседу мужа и жены.
- Дедушка! Дедушка! – бежала она, подобно птенцу, стремительно бегущему, раскрывая крылышки, на кормежку.
Старики поочередно обняли внучку, поцеловали её в лоб, когда Лолабону вдруг громко объявила:
- Папа приехал! Папочка приехал из Москвы!
От этой радостной вести на сердце у стариков стало легче, хотя Ситорабону по телефону уже сообщала матери о возвращении из России своего мужа. Негодный и бестолковый зять, не предупредив жену, внезапно ночью вернулся домой. А причиной его угроз - «больше денежных переводов не жди», «не надейся на меня», и «из России я не вернусь», было желание проверить жену на верность. Но Аслиддин не мог простить недалекому зятю его злую выходку и поэтому его отношение к зятю изменилось.
Действительно, через несколько минут в дверях, со словами приветствия, показались сначала Ситорабону, а потом – Акбарбек.
Аслиддин, не в пример жене, встретил зятя холодно.
- Жаль, что Фазлиддин умер так рано, - сказал Акбарбек. – Примите мои соболезнования, дядя. Дай Бог, чтобы ему было уготовано место в раю.
- Аминь! –  кратко ответил старик.
После того как все разместились на топчане, Аслиддин прочитал молитву, адресовав ее всем умершим родственникам, особенно духу недавно почившего Фазлиддина.
Все сели за стол и после того, как слегка перекусили, Аслиддин, который более не хотел сидеть с зятем за одним дастарханом, извинился, вышел и направился к сараю, где были его овцы. Мысленно укоряя зятя, он вдруг вспомнил своего тестя Садыка Мирахмадова. Вспомнил, что и он в те тяжелые дни, которые они пережили после получения письма и фотографий, посланных Мушаррафой на имя Вохидабону, возможно, говорил грубости в его адрес. Он, хотя и холодно, но вынужденно принимал его у себя дома, при этом никогда не упрекал и не осуждал его, своего зятя. Он вспомнил ещё, как сильно был влюблён в Вохидабону, и как, терзаемый своей любовью, мучился, не зная, как завоевать её сердце. Да, тогда он без боязни и страха, бесстрашным юношей, поехал в сельсовет и зашел к председателю, представился ему, более того, стал просить у него помощи. Как же он был смел тогда!
Вспомнив то счастливое время, старик улыбнулся.
«Юность - замечательная, великолепная, но безвозвратная пора, - подумал старик, почесывая короткую бороду своими пальцами. - Во имя любви человек способен на все, лишь бы добиться встречи с возлюбленной! Слава Всевышнему, и я в молодости после неоднократных испытаний, после неимоверных мук и страданий достиг сокровенной мечты. Слава Богу, что моя Вохидабону, заботливая и добродетельная, до сих пор слаще любых Ширин и Лейли мира…»
В сарае Аслиддин надел перчатки, взяв маленькую метёлку и совок, подмел и почистил кормушки овец, бросив мусор в ведро, он насыпал в кормушку примерно две чашки ячменя и стал ждать, пока овцы не съели его до конца. Потом он бросил в ясли охапку сена и вышел во двор. Чисто помыв руки под водопроводом, он попросил дочь налить ему чая.
- Пожалуйста, дорогой отец, - дочь протянула чашку.
Старик вновь присел на край топчана.
Ситорабону хотела в одни руки приготовить плов, Акбарбек же предложил:
- На этот раз я приготовлю плов, так как научился этому в России. Готов проявить свое мастерство.
- Откажитесь от своих намерений и помогите мне с огнем, плов приготовлю я сама, - сказала Ситорабону. Она была так рада возвращению мужа, что и не пыталась скрыть этого, отец и мать тоже заметили ее состояние и были благодарны за это Всевышнему.
- Бону, ты ни разу не ела мой плов! Так дай возможность порадовать родителей, - упорствовал Акбарбек и, сойдя с топчана, засучил рукава. – Ну-ка, принесите немного моркови и лука, все вместе быстро почистим и нарежем овощи.
Аслиддин понимал, что зять, таким образом, пытается сгладить свое глупое поведение, ибо у него, возможно, не поворачивался язык или не доставало ума попросить прощения у жены. Пусть зять старается, может быть, когда-нибудь Аслиддин простит его, но не сейчас; еще не забыть ему слез и душевных страданий дочери.
«Гм, прости, Господи, как мог зять, человек с высшим образованием, унизить свою жену такими подозрениями?!»
На топчане заменили дастархан – вместо нового раскрыли «рабочий», тут же принесли лука и моркови, и на нем Акбарбек стал чистить лук.  Ситора-бону занялась нарезкой моркови.
- Дорогой отец, - позвала дочь, - Акбарбек хочет купить какую-нибудь подержанную машину, но не знает, какую?
- Мне нравится «Волга», потому что я привык к ней, - сказал, улыбаясь, Аслиддин. – Но современной молодежи нравятся иномарки.
-Вот вам, дядя, какая из них нравится? – спросил Акбарбек, перестав чистить лук; он вопросительно посмотрел в сторону тестя.
- Все иномарки хороши. Это зависит от сбережений, находящихся в кармане, - сказал старик, не отрывая взгляда от внука. – Говорят, что «Mersedes» дороже, а «OPEL» относительно дешевле.
Супруги больше не стали задавать вопросов и, погруженные в свои мысли, продолжили своё дело.
Аслиддин, чтобы избежать бесед с Аскарбеком, сошел с топчана и вместе с внучкой Лолабону занялся кормежкой кур и куропатки. Потом, взяв в руки кетмень, вышел на улицу и пустил воду, направив её в грядки. Поглядев на урожай, старик попросил внучку принести тарелку, чтобы они могли собрать несколько помидоров и болгарского перца, из которых бабушка должна была приготовить закуску к плову.
После намаза все с удовольствием и аппетитом съели насыщенный плов, приготовленный Акбарбеком. По совету матери, Ситорабону сняла немного плова, чтобы повезти домой сыновьям.
Когда провожали детей, Аслиддин спросил супругу:
- Вы предупредили Ситорабону о приезде Хайриддина?
-Эх, нет, я увлеклась другими делами и забыла, - сказала жена смутившись.- Да, знаете, ведь завтра вечером из Москвы приезжает Хайриддин, он едет с той парижской гостьей.
- Правда? – спросила Ситорабону. – На сколько дней и для чего они приезжают?
- Мне кажется, госпожа Фердинанд хочет выразить нам соболезнование и познакомиться с нами, - сказал старик. – Хайриддин сопровождает её и приезжает в качестве переводчика.
- Если у вас будет время, посоветуйтесь с Шарифабону, приезжайте вместе, - сказала Вохидабону и тут же добавила: - Брат твой, как только выйдет из самолёта, тут же позвонит нам, а я сообщу вам. Хорошо?
- Хорошо, мы непременно приедем, - сказала радостно Ситорабону, беря за локоть Акбарбека.
Когда, проводив гостей, они вернулись к топчану, Вохидабону с укором обратилась к мужу:
- Акбарбек оказался терпеливым. Был бы другой человек, давно сбежал бы, увидев ваше мрачное лицо.
- Как мне радоваться встрече с зятем, когда он своей злой выходкой более месяца мучил и истязал нашу дочь и внуков, - ответил Аслиддин, снова располагаясь на краю топчана. – Ваш зять трус и даже не решился принести извинения.
Жена высказала своё мнение:
- Зять проявил ребячество, простите его, хаджи. Сказано ведь: «Молодым – время совершать ошибки, старым – прощать их». Сила прощения очищает нашу жизнь.
- Это так, но он не стал просить прощения, как мне быть? – возразил Аслиддин. – Акбар не молод, ему уже за сорок. Помимо того, если он достаточно умен, то будет реже приезжать к нам и меньше встречаться со мной.
В это время он невольно посмотрел на свои наручные часы и поднялся с места.
- Приближается время вечернего намаза.
- Как же быстро летит время! Уже наступило время вечернего намаза, - сказала Вохидабону, тоже сойдя с топчана.
Аслиддин пошел в ванную комнату, быстро совершил ритуальное омовение, переоделся во всё чистое и направился в сторону мечети. Когда он дошел до перекрестка возле мечети, зазвучал голос муэдзина. Старик остановился и прислушался. В это время он увидел соседа Ганибая, который на осле неспешно ехал в сторону своей улицы. Друзья искренне поздоровались, справились о делах, и Аслиддин направился в мечеть, а любитель куропаток - в сторону своего дома.
Сделав несколько шагов, старик вдруг остановился. Он повернулся и уставился вслед Ганибаю.
«Интересно, почему он, услышав призыв к молитве, проехал мимо мечети? Не успел совершить омовение? Или срочное дело?.. Нет, нет… Я вспомнил, он же не читает намаз, - подумал старик. И вспомнил, что из сорока трёх соседей по кварталу только двое совершают намаз: он и Карим - парикмахер. – Прости, Господи, сын мой упрекает европейцев в том, что они отвернулись от Бога и не идут в церковь или идет их малая часть, я же упрекаю их, что все беды и страдания, выпадающие сегодня на их долю, связаны с тем, что они забыли о милостивом и милосердном единственном Боге. Но я забыл о своих соседях и людях своего края, что в большинстве своём, хотя и говорят, что они мусульмане, в мечеть не ходят и не поклоняются единственному Всевышнему. Возможно, в месяц рамадан и уразу не держат, не платят закят*? Почему? Почему народ нашего края дошел до такого состояния? Кто в этом виноват? Неужели и в этот виновата Советская власть? В первые годы революции в России большевики и сторонники Советской власти в Центральной Азии, в том числе и в Бухаре, организовали революцию. Затем они взяли курс на Восточную Бухару и обосновались в Душанбе. У них было желание расстрелять или сослать всю интеллигенцию – местных просветителей, в том числе мулл и преподавателей медресе, не поддержавших новое советское правительство. Более того, агитацией и пропагандой своего учения они представляли религию, как опиум для народа, изгоняя её из сердец и голов людей, противопоставив ей свою власть как альтернативу. Но в те годы и в более поздние времена, когда закрыли мечети или превратили их в склады и предприятия, изредка встречались искренние верующие, хотя и не открыто, но тайно совершавшие намаз, почитавших Всевышнего, просящих Его поддержать в жизни и делах. Следует признать, что атеистическое и далекое от Бога учение советской эпохи в течение более семидесяти лет своего правления сделало часть народа безбожниками, отдалив их от Всевышнего. Советская власть, увлекая поколение пионеров, комсомольцев и коммунистов достижением заветной цели создания коммунистического общества – рая на земле, одурманила головы людей и, к сожалению, постепенно заставила их забыть культуру и учение ислама, чуть ли не приблизив ее к полному уничтожению.
*/Закят -один из пяти столпов ислама, обязательный ежегодный налог, выплачиваемый нуждающимся с различного вида доходов и имущества мусульманином.
Все религии, в том числе и ислам, напутствуют своих последователей на путь истинный. Так, Ислам учит чистоте и честности, добру и добродетельности, трудолюбию и увлечению наукой, созиданию и творчеству, уважительному отношению и почитанию родителей и старших. Ислам подвергает строгому осуждению мошенников, аферистов, бездельников и лжецов, взяточников, интриганов и лицемеров. Священный ислам придает особое значение ценностям семьи, правам женщин и девушек, вопросам брака и рождения детей и их воспитания. Такого же рода требования в соответствии со священными книгами имеются и в других религиях мира.
Теперь страна, слава Богу, обрела самостоятельность и независимость. Существует свобода совести и свобода вероисповедания. Никто не препятствует тому, что человек ходит в мечеть или церковь на богослужение. Но, почему же все меньше верующих и богобоязненных? Прости, Боже, людей, имеющих пристрастие к соблазнам, стало больше, чем верующих.
Воистину, когда человек не верует во всемогущего Бога, не боится мук ада, он способен на самые низкие поступки. Ибо его девиз – обмани, возьми, убей, предайся наслаждениям… Жаль, очень жаль!
Но неужели и мы постепенно отдалимся от Всевышнего, предав забвению своего Создателя, будем игнорировать его волю и повеления? Если вдруг колесо истории повернет назад, то недалек тот день, когда и в нашей стране закроются двери мечетей, а под лозунгами демократии, свободы совести и равноправия узаконятся однополые браки. Тогда, не дай Бог увидеть тот день, будут уничтожены понятия семьи, быть отцами и матерями? Неужели эти понятия будут низвергнуты, об этом перестанут говорить? Неужели эти понятия, как устаревшие слова выйдут из употребления в летописи человечества? Что будет, если и у нас на родине, появятся однополые браки, когда женщины откажутся от потомства, неужели эта планета до конца останется без наследников Адама и праматери Евы? Прости, Господи, неужели этот мир снова станет местом обитания только животных?
Или, возможно, новоявленные учёные, учитывая потребности времени, займутся в лабораториях созданием детей, и поставят это на поток? Боже, упаси! Неужели колесо истории повернется вспять? Неужели они, новоявленные правители Европы и Америки, не знают о позорной судьбе племени его святейшества Лута? Или они, возможно, забыли? Если забыли, почему высокопоставленные богословы и священники набрали в рот воды? Почему Папа Римский, являющийся духовным главой католической церкви мира, не бьёт в колокола тревоги? Или он, как новые правители мира, не уделяет должного внимания на грядущую судьбу народа и мировой общественности? Разве Иисус Христос, сын Марии, это нес в умы своих последователей?
Или священники и богословы увлеклись дьявольскими соблазнами и потеряли авторитет среди народа? Если бы это было не так, например, учёный и писатель Александр Парадисис не стал бы откровенно писать о развращенности и распутстве, бесчисленных преступлениях Бальтазара Коссы - Папы Иоанна ХХIII.  Возможно, автор, подробно рассказав о противоречивой и развратной жизни и деятельности Папы, этим хотел отрезвить одурманенные головы духовных и государственных деятелей, чтобы они не отходили от праведного пути, не забывали Бога, чтобы боялись дня Страшного суда? Возможно.
Кроме того, почему мы, земные существа, вспоминаем о Боге только в дни, когда на наши головы сваливаются трагедии и беды, только тогда мы начинаем просить о помощи?  Да, так устроены люди! Мы не отдаем отчет всему хорошему, как оно происходит в нашей жизни, не отслеживаем связь событий. Мы привыкаем, к тому, что здоровье не беспокоит, родные все живы и на работе все спокойно. И о Боге задумываемся лишь тогда, когда что-то вмешивается и нарушает обыденный порядок жизни. Вот тогда вспоминаем о Боге и к нему возникают вопросы, обращения, просьбы, молитвы. Вообще, каждая удача и успех, радость и веселье, созидание и творчество одновременно с неудачами, трагедиями и несчастиями, приходят по воле единого, милостивого и милосердного Всевышнего.
Сохранить этот мир с помощью войн и трений, бесчисленным количеством оружия, вплоть до ядерного, открытием новых планет и небесных тел, развитием эстетики и живописи, созданием новых, невиданных в мире драматических, комедийных, фантастических и детективных фильмов не представляется возможным. Когда комета, это небесное тело, отколовшееся от какой-либо планеты, грозит человечеству опасностью, с помощью сверхмощных ракет можно изменить направление её движения, но население земли от разврата могут защитить только постулаты Бога. Если подданные будут исполнять волю и наказы Всевышнего, хадисы его Пророков и не будут выходить за пределы праведного пути, тогда лишь есть путь к спасению. Богобоязненный человек - тот, кто не совершает преступлений - ни словом, ни поведением своим он не нанесет вреда своему другу или соседу, ибо у него добрые мысли, хорошая речь и примерное поведение…»
   В это время прозвучал голос муэдзина, призывающего верующих к молитве. Старик ускорил шаги, чтобы не опоздать и к началу намаза он был у божьего дома. Прямо перед мечетью доселе открытая широкая дверь вдруг захлопнулась от сквозняка. Аслиддина охватила оторопь.
 «Это знак? Это знак, что мне нет пути в божий дом? Мне, непрощенному грешнику?!» - пронеслось в голове.
Аслиддин тихонько толкнул резную дверь в мечеть. Перед ним открылся широкий двор, затененный могучими чинарами. Он вздохнул с облегчением. И его осенила суть этого послания свыше.
«Да! Это был знак… Знак о том, что двери на пути к Всевышнему могут быть закрыты, но не заперты! От тебя нужно лишь вера и желание. Бог всех примет…».
Аслиддин, войдя в молитвенную комнату, оглянулся и с огорчением заметил, что приступающих к молитве и двух десятков не наберется. Он медленными шагами шел к большой открытой веранде и вновь задумался.
«Вот, Всевышний дал понять, что примет всякого, кто уверует. Но, ведь не всякий путь этот находит? И… И вот моя задача!.. Вот, что придаст смысл моей жизни, большую часть которой я безжалостно сжег в огне соблазнов!.. Мой друг, мой сосед Ганибай, как большинство моих соседей не может найти путь к вере во Всевышнего. И это будет моей задачей! Смысл моего бытия впредь будет протаптывать тропинки от душ слепых к дому божьему, к вере во имя Всевышнего нашего, всемилостивого и всепрощающего!»
Теперь он знал о своем предназначении. Нет, не только вера и служение должны стать бременем его совести до конца жизни. Он должен убедить как можно больше «ганибаев» обратить взор к лику Всевышнего, донести до всех, что лишь осознание грехов поможет всякому найти свой путь к вере, путь к душевному покою и просветлению…

                город Худжанд,
2013-2016
Перевод с таджикского  Ситора