Глава XXI Тихо тут

- А почему река называется Аура?
- Я, если честно не знаю Марин. Да и вряд ли, кто-то здесь знает это, - ответил Олег, который шёл впереди, вдоль набережной, задавая всем скорость пешей прогулки по городу. Пройдясь с ними практически до своей работы, он собирался оставить возле кафедрального собора в центре Турку.
- Это очень древнее слово и пришло в Русский язык из Индийского.
- Нет Марин, всё наоборот. Оно, скорее пришло в Индийский с севера.
- Захар, не сочиняй.
- Вся цивилизация началась тут, на севере.
- Вот видишь! Мы с Олегом мыслим одинаково. Нас большинство.
Набережная на этом участке пути состояла из двух уровней; нижнего и верхнего, по которому они и шли.
- Смотрите, какая красота, - Марина указала рукой на старенький «Мерседес», купешку, с откинутым верхом, стоящий на нижнем уровне набережной, которому двое молодых людей устраивали фотоссесию у реки.
- Салатового цвета. Красиво должен получится на фоне Ауры. Наверно продавать будут.
- Да Олег. Скорее всего. Думаю, на таком одно удовольствие проехаться.
- Согласна с тобой Захар.
- Олег, тут многое звучит по-другому. Словно бы сама атмосфера у вас состоит не из того же воздуха, что в Москве.
- У нас тут тихо. Нет суеты.
- Мы раньше, по большей части слышали звуки, когда кто-то что-то говорил нам. Но, теперь наступило такое время, что они, услышанные ранее, приобретают смысл, облекаясь в оболочку слов. Наступает, видимо, такой возраст, когда звуки становятся словами.
- Возможно, это происходит тогда, когда человек замедляет свой темп, перестаёт спешить, гнаться за чем-то ненужным, уподобляясь толпе…  Этот «Мерседес» напомнил мне детство, Москву, улицу в центре, где я жил… Старые машины…  ведь и они были, когда-то молоды, - остановившись перед мостом через Ауру, задумался Олег. Затем, словно вернувшись из другого мира, стряхнув с себя остатки его атмосферы, добавил:
- Извини, меня постоянно сносит в сторону.
- Мы все больны этими болезнями и с возрастом они развиваются, - улыбнулся Захар.
- Я часто один. Наедине с собой, приходят разные мысли.
- Мы растём, заполняемся опытом, становимся умнее.
- Да, Захар. И для многих людей, кто отстал, и не понимает нас; умение думать, как болезнь. Они поправляют, возвращая к первоначальной мысли, словно на приёме у психиатра.
- Но, лучше болеть, чем быть здоровым, но пустым.

Перейдя через реку, по этому, дореволюционному мосту, они оказались у края площади, в центре которой устремлялся к небу шпилем своей единственной башни, судя по архитектуре, конца тринадцатого века постройки, величественный собор.
- Главный лютеранский храм в Финляндии. Построен во второй половине XIII века, освящён в 1300 году в честь Девы Марии и первого епископа страны — святого Генриха, крестившего Финляндию, - не без гордости, заученно произнёс Олег.
- Лютеранский?
- Да, Захар. Один раз, я тут проводил службу.
- Ты!?
- Да, я. Ты же знаешь, что мне довелось закончить пасторские курсы.
- Знаю. Но, чтобы провести службу в таком месте! Это круто! – позавидовал Захар. Он изменил мнение о значимости принадлежности к той, или иной концессии в христианстве. Гораздо важнее для него становилось само понимание Бога.
- Да. Согласен. Но, только один раз.
- А, разве для того, чтобы стать пастором достаточно всего лишь закончить курсы? – хитро улыбнулась Марина.
- Достаточно. Главное верить.
- И ты веришь? – смотрела она прямо ему в глаза.
- А, как же, - отвёл свои Олег.
- Но ведь сейчас ты не пастор?
- Нет Захар. Пастор теперь я всегда. Просто не до этого. Мне хватает одной работы.
- Зачем же ты их заканчивал?
- Марина, мне тогда так было нужно.
- Тебе, или по работе?
- Мне Захар. Это было нужно только мне одному.
Они все остановились перед входом в храм. Высокая гранитная лестница была усыпана рисом. Маленькие рисинки заполнили собой щели между камнями ступеней, и кое-где ещё лежали, не подметённые и на самих проступях.
- Утром было венчание, - объяснил Олег.
Он был рад тому, что жил в Финляндии. Когда-то, совсем давно, ещё в детстве, он мечтал эмигрировать в Швецию. Но, жизнь распорядилась иначе, подставив ему эту страну. Нельзя сказать, что он был счастлив, но и несчастным человеком себя не считал. Так, лишь в редкие минуты, когда находила тоска о несбывшемся, том, что ему не удалось, и уже, как понимал, никогда не удастся сделать, он впадал в уныние. Но, эти дни быстро проходили, полярная ночь, сменялась полярным днём и снова наступала радость. А, что ещё нужно человеку? Тепло домашнего очага, такой же, как и он сам умный кот-эмигрант, и, конечно же вера, что, когда-нибудь, неизвестно, когда, но, всё же сбудутся те мечты, которые не особенно то уже грели его душу.
Захар и Марина, сделали шаг наверх по лестнице. Но Олег, оставшись внизу, сказал:
- Здесь, я вас и брошу. Мне надо заскочить на работу, - достал из кармана ключи Олег.
- Хорошо. Мы погуляем по городу и вернёмся сами домой, через пару часов.
- Если так, то к тому времени я уже там буду. Тогда ключи не отдаю, - спрятав их обратно, удалялся в сторону края площади Олег. Его фигура была одинокой на огромной городской площади. Он казался одним в обезлюдевшем городе.
- Может, в одиночестве и есть смысл жизни, - тихо, словно бы сам себе, произнёс Захар.
- Может. Только, когда люди не одни, то им и на севере становится тепло.
- Что? - оставаясь в своих мыслях, не расслышал он Марину.

Огромное пространство средневекового собора, создавая свой мир, говорило им о том, что всё, оставшееся там, за его большими, деревянными дверьми, не так важно здесь, в тишине и спокойствии массивных, сводчатых стен. Их шаги гулко отдавались в арках перекрытий, а затем дробно разбивались о многочисленные колонны, на мелкие составляющие, затихая в галереях, между макетами парусников и рядами скамей.
За их спиной, несмотря на массивность средневековых конструкций здания, словно бы завис в воздухе, схватившись за стены своими трубками, напоминающий великана, старый орган.
- Давай сядем вот здесь, с краю?
Марина молча присела рядышком с Захаром, сказав:
- Тихо тут.
- Да. Это от того, что все на работе.
- А мне кажется, от того, что город небольшой.
- И от этого тоже.
Марина обернулась. К ним приближались мужчина и женщина, пожилого возраста. Они шли к алтарю. Но, замедлившись, остановились рядом с ними для того, чтобы разглядеть что-то на схожей со школьной, одной из многих, чёрной доске, которые были установлены на каждую вторую, поддерживающую своды, каменную колонну.
- Что это они разглядывают?
- Марин, это написанные мелом номера гимнов, которые вывешиваются, для того, чтобы прихожане знали, какие именно им нужно петь во время службы.
- Не нравится мне ощущение, когда, кто-то стоит за спиной.
- Почему?
- Это, как в библиотеке.
- Ты ходила в библиотеку?
- Да. Эдакий неприятный момент – быть познанным в момент познания.
Ни сами арки, ни стрельчатые, готические своды, не имели и намёка на декоративные элементы, неся в себе чистый функционализм. Декор проявлялся лишь в тех местах, которые являлись сочленениями конструкций; капителях и карнизах, не столько в попытке замаскировать тем самым напряжённые и ответственные в конструктивной работе здания места, сколько наоборот, выявляя важное, делая на нём акцент.
- Вот, то, что бы мне хотелось, прежде всего, видеть в архитектуре, - сказал Захар.
- Ты о чём?
- О лаконизме форм.
- А-а-а! А мне бы в жизни.
- Что в жизни?
- Видеть его в жизни.
- В жизни лаконизм даётся нам, куда тяжелее, - зачем-то закрыл глаза Захар, и, помолчав какое-то время, добавил:
- Именно отсюда, издалека становится яснее многое, что ранее мне было не так понятно. Наши, православные храмы теперь звучат для меня гораздо отчётливее, становясь яснее и ближе. Особенно те, где не сохранилась роспись. Своими сводами они выглядят ещё древнее. Впрочем, так и есть. Достаточно вспомнить Боголюбово, под Владимиром.
- Я готова Захар, - вдруг произнесла Марина, непонятные ему сейчас слова.
- Что готова?
- Креститься.
- Здесь!?
- Я готова принять православие.