Идея смерти бога у Ф. Ницше и М. Хайдеггера

                Идея смерти бога у Ф. Ницше и М. Хайдеггера.

Слова «Бог мертв» мы впервые у Ницше можем найти в его произведении «Веселая наука»: «Слышали ли вы о том безумном человеке, который в светлый полдень зажег фонарь, выбежал на рынок и все время кричал: “Я ищу Бога! Я ищу Бога!” — Поскольку там собрались как раз многие из тех, кто не верил в Бога, вокруг него раздался хохот. Он что, пропал? — сказал один. Он заблудился, как ребенок, — сказал другой. Или спрятался? Боится ли он нас? Пустился ли он в плавание? Эмигрировал? — так кричали и смеялись они вперемешку. Тогда безумец вбежал в толпу и пронзил их своим взглядом. “Где Бог? — воскликнул он. — Я хочу сказать вам это! Мы его убили —  вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца? Куда теперь движется она? Куда движемся мы? Прочь от всех солнц? Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех направлениях? Есть ли еще верх и низ? Не блуждаем ли мы словно в бесконечном Ничто? Не дышит ли на нас пустое пространство? Не стало ли холоднее? Не наступает ли все сильнее и больше ночь? Не приходится ли средь бела дня зажигать фонарь? Разве мы не слышим еще шума могильщиков, погребающих Бога? Разве не доносится до нас запах божественного тления? — и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами — кто смоет с нас эту кровь? Какой водой можем мы очиститься? Какие искупительные празднества, какие священные игры нужно будет придумать? Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его? Никогда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет, благодаря этому деянию, принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история!” 
Так читаем мы крик отчаявшегося человека, вдруг осознавшего, что бесконечность бытия не вечна. Бог умер – и с ним умерло представление о вечной жизни самого человека. Существуют несколько концепций понимания этого отрывка у Ницше. Одни философы приходят к выводу о том, что бог Ницше – это архаичное представление всего высшего, недоступного, трансцендентального для человека. Того невыразимого, которое сакрально и не познано. Которое не может быть полностью познано человеком, само неведомое, само непостижимое, само бесконечное неизвестное, и от того совершенное. Бог здесь – это все, что не есть человек.
        И это одновременно часть человека, но часть настолько, насколько человек способен осмыслить, почувствовать, представить и прожить эту часть. Поэтому иногда мы встречаем рассуждения о том, что бога создает сам человек.  Создает настолько и таким, как и каким представляет себе большее и лучшее, чем он сам. Т.е., скорее, не удовлетворяясь бытием, создает себе еще лучшее бытие, в которое лишь умещается часть – бытие и жизнь человеческая. В этом случае бог – это идеал, вечно манящий и вечно далекий. Жить с таким идеалом непросто, ведь все свои деяния и все свои надежды отсылаются на проверку к такому совершенству, ожидается одобрение и неодобрение, происходит двойственность в сравнении себя и в восприятии своих качеств с оглядкой на высшее. Отсюда в религиях мы встречаем разные описания бога единого, или множества богов. Здесь речь идет о боге едином.
Но в то же время, несмотря на сложность в этих отношениях с совершенством, это так же является и некоей дисциплиной – сравнение человеческого с божественным, и попытка быть ближе к совершенному, ставит человека в позицию роста в личном совершенстве. Однако здесь возникает другая нерешенная проблема – каждый бога понимает по-разному. Здесь не может быть универсальных ответов, каков бог единый. Заповеди, законы и правила – единственное, в чем люди еще могут согласиться, но сам бог для каждого воспринимается абсолютно индивидуально. И получается, что путь к совершенству себя самого сам человек и выстраивает, сам человек и придумывает, сам и есть свой путь и свое понимание совершенства. А точнее, сам есть бог в потенциале. А пока – есть свой бог для себя.
При такой позиции вполне вероятно, что человек способен полностью потерять себя реального, жизненного, себя настоящего здесь и сейчас. Он становится мечтателем, карателем, он строит границы и рамки для себя сам, которые оказываются впоследствии не зданием с лестницей наверх, а лабиринтом ловушек. И зачастую плутает в них, не находя выхода, а только обвиняя себя, страдая от несовершенства собственной жизни, от чувства вины за то, что не сопоставляется в его понимании с его богом, но чего в реальной жизни не нашлось возможности избежать. Отсюда мы знаем бесконечные сюжеты грешников, раскаивающихся в совсем, казалось бы, безобидных поступках, или даже мыслях. А также попытки объяснить себе посредством концепции первородного греха свою ничтожность, чем и оправдать то, что не удается быть совершеннее. А остается лишь ждать спасения от кого-то другого, сына божьего настоящего во плоти, как пример христианства. Мы наблюдаем те крайности, когда со всем своим рвением люди пытаются достичь невозможного, и, не достигая, жестоко страдают. Хоть это и прекрасно, казалось бы, стремиться к идеалу. Но прекрасно ли стремиться к идеалу, придуманному самим?
В этом смысле у Ницше, по мнению некоторых философов, смерть бога означает потерю идеала, ориентира, потерю законного чаяния на лучшее в самом человеке, потерю части возвышенного в человеке. Некое разочарование в самом себе, и убийство бога, как недостаточное или недостижимое никогда совершенство, коим мог бы быть человек. Скорее, потерю мечты быть лучше. Или усталость от пустых попыток быть лучше. Так почему же герой Ницше кричит? Но разве это не пугает – то, что человек более не стремится стать лучше самого себя, превзойти себя? Вырастить себя в новое существо, близкое к самому единому великому? Ницше приводит к мысли о том, что это страшно, безысходно, потерять свою мечту. Страшно не стремиться более. Он приводит пример того, как разочаровавшиеся высмеивают Безумца, когда он пытается возвестить о том, что произошло для всех, но чего еще никто не осознал – все убили лучшую часть себя, устав от попыток дотянуться до мечты. Или словно дотянуться и схватить руками солнце, говоря языком Ницше. В этом смысле смерть бога – неизбежность и опустошение внутреннего мира человека. Однако, любая пустота, а тем более внутренняя, должна вскоре быть наполненной чем-то другим. Быть может, Безумец боится именно этого – чем можно наполнить то место, в котором ранее было все совершенное и великое? Только чем-то меньшим, низшим, простым, чем бог единый и всемогущий? Или самим человеком, его обыденной каждодневной жизнью. Но что теперь будет эта жизнь, и каким теперь станет внутреннее бытие, без возвышенного, без стремлений? Как теперь найти истину, красоту, величие, самое прекрасное в человеке без универсума? Мы убили бога, говорит Ницше, но мы и не родили никого взамен. Поэтому, говоря о тех, что будут жить после нас, Ницше надеется, что они найдут более прекрасное для себя, чем идею бога. Однако современники, что убили бога, к этому прийти не смогут.
Ранее нами было сказано, что существует несколько интерпретаций слов Ницше. Мы бы хотели привести пример понимания вопроса о смерти бога М. Хайдеггера. На наш взгляд, М. Хайдеггер дал совершенно новую концептуальную философскую систему по этому вопросу. Вот, к примеру, одно из его высказываний: «Отсюда ясно, что слова Ницше подразумевают смерть христианского Бога. Однако не менее достоверно, и о том следует знать с самого начала, что у Ницше, в его мысли, слова «Бог» и «христианский Бог» служат для обозначения сверхчувственного мира вообще. Бог — наименование сферы идеи, идеалов. Эта область сверхчувственного, начиная с Платона, а точнее, с позднегреческого христианского истолкования платоновской философии, считается подлинным и в собственном смысле слова действительным миром. В отличие от него чувственный мир лишь посюсторонен и изменчив — потому он кажущийся и недействительный. Посюсторонний мир — юдоль печали в отличие от горнего мира вечного блаженства поту сторону вещей. Если, подобно еще Канту, называть мир чувственный миром физическим в более широком смысле, тогда сверхчувственный мир будет миром метафизическим. Слова «Бог мертв» означают: сверхчувственный мир лишился своей действенной силы. Он не дарует уже жизни. Пришел конец метафизике — для Ницше это вся западная философия, понятая как платонизм. Свою же собственную философию Ницше понимает как движение против метафизики — для него это значит против платонизма. Однако всякое контрдвижение необходимо, как и вообще всякое «анти-», застревает в сущности того, против чего выступает. Движение против метафизики, будучи всего-навсего выворачиванием ее наизнанку, остается у Ницше безысходно запутанным в ней, так что метафизика отгораживается у него от своей собственной сущности словно каменной стеной, а потому не в состоянии мыслить свою' сущность. Поэтому для метафизики и через нее по-прежнему скрыто, что совершается в ней и что, собственно, совершается как метафизика» . Хайдеггер дает нам понять, что идеи и идеалы всего возвышенного в человеке зародились вместе с философией греков. Стало быть, вся история философской мысли пропитана этим Платонизмом, и не выходила за рамки его. Значит ли это, что вся метафизика, все «над» миром обычного быта и жизни человека, стремится в итоге владеть самим человеком в большей степени, чем сам человек может овладеть этим? Получается, что, создавая сверхчувственный мир, и понимая действительность как нечто преходящее и временное, человек погружает самое себя в неразрывную связь со своим желанием бесконечной, вечной жизни. Мечтая о потустороннем, и презрев посюстороннее, он тем самым ставит мечты и идеалы важнее и главнее действительности. Но плохо ли это? Хорошо ли это? Хайдеггер говорит о том, что Ницше переживает и радеет за смерть метафизики, облачая эту идею в идею смерти бога. Что он спорит со всем прежним философствованием, и старается опровергнуть недействительное, делая акцент на выборе действительного. Стало быть, по какой причине Ницше так поступает? Возможно, по той, где возвышенное, построенное философским умом идеальное бытие Платона порабощает своим величием, воспевая все, чего нет и чего не достиг человек. Призывая к достижению недостижимого, тем самым роняя и опрокидывая достоинство самого человека перед его же идеей. Идея, созданная человеком, порабощает самого человека. Рабство не внешнего, но внутреннего мира. Это переворот в ценностях, где человек не ценит и не гордится собой уже от того, что создал то совершенство, к которому ему самому и стоит стремится. Созданное совершенство – всего лишь часть человека, меньшее, чем он сам. Более того, человек забыл, что создал его. Человек стал его рабом. Человек здесь – свой собственный раб. Но быть рабом так же иногда означает и быть хозяином. И убить бога – это пытаться вернуть себе свои права на себя, на свою жизнь. Так почему же кричит Безумец? У М. Фрая в одном из романов герой говорит примерно – убей своих богов, если хочешь стать хотя бы человеком.
Итак, Ницше у Хайдеггера спорит с метафизикой и не приемлет такого угнетения. Возможно, сам Ницше гораздо больше любил людей и мир человеческий, чем может показаться с первого взгляда. И действительно – с такой позиции видно, что он боялся, искал повод донести, ругал людей за их непонимание, и все почему? Потому что решил озаботиться судьбой человечества в большей степени, чем идея всевышнего бога, которая была нежизнеспособна, и которая больше мучила, на его взгляд, чем была необходима для совершенства. Которая поглощала людей, ничего не даруя взамен, кроме временного утешения, которое, как считал Ницше, словно хуже яда отравляло и ослепляло. И вместо того, чтобы искать реальные, жизнеспособные решения, человек обращался к потустороннему, придуманному, идеальному бытию, в мечтах о вечной жизни, теряя свое настоящее. Ницше, как некоторые критики его философии пишут, сам на себя принял роль бога. За что весьма скептически относились к кажущемуся им высокомерию со стороны Ницше. Но если отвлечься от эмоций и помыслить – Ницше заменил бога. Давайте рассмотрим это – как именно? Ведь если человек создал бога для себя, может ли человек стать на место этой своей идеи и создать человека для бога? Каким будет это создание? Двойным смыслом потусторонности? Или это будет возврат через бога, богочеловека, к человеку. Ницше писал, что следующим этапом в развитии будет сверхчеловек. Но не сверхбог. Бога больше не будет, мы не нуждаемся в боге, мы его убили. Здесь Хайдеггер ставит вопрос о нигилизме в философии Ницше : «Попытка пояснить слова Ницше «Бог мертв» тождественна задаче изложить, что понимает Ницше под нигилизмом, и тем самым показать, в каком отношении сам он находится к нигилизму» . Нигилизм для Хайдеггера – это отрицание всего и вся, что было. Поскольку отрицать действительное – это сумасшествие, отрицать можно только прошлое. В этом смысле Хайдеггером рассматривается отрицание Ницше прошлого. А именно, того прошлого, которое в действительности ложно, в понимании Ницше. Поэтому Хайдеггер, рассматривая философию нигилизма, приходит к тому, что идеи Ницше не несут отрицательного характера. Хотя и остаются нигилистическими по своей сути. Отрицая прошлое, Ницше как-бы ставит задачей найти новое будущее, он словно готовит место и время для чего-то нового. Тогда этот нигилизм – на самом деле не отрицательное понятие, а даже положительное, где с помощью уничтожения прошлого и всего изжитого, старого, и не работающего на жизнеспособность и на жизнеутверждение, освобождается возможность для нового. Возможность, так сказать, для свободного вздоха, отдохновения, и новых философий. Кем тогда является Ницше? Для Хайдеггера, он – разрушитель и созидатель одновременно. И действительно – не разрушив старого, нельзя было бы и помыслить о чем-то новом, тем более, что идет речь о старом в сфере идей, в метафизике бытия для человека. Итак, идея Ницше о смерти бога – это и идея о новом рождении еще неведомого для человека.
Еще немного слов о боге. Скажем, понятие бога для людей, как мы это описали в рамках двух сторон рассмотрения этой проблемы, было весьма неуниверсальным. Хоть и претендовало на таковое. Что если представить бога в более современных понятиях и знаниях, сложно было бы его убить? Что можно создать нового? На осколках разрушенного прошлого? Например, мы предлагаем рассмотреть некий манифест о божественности с точки зрения нашего времени, как бы выглядела первая заповедь, и представить ее в качестве нового понимания и нового открытия великого, не отрываясь от действительности:
начАло
лЮбим
любИм
Из цикла, который разрушен, возникло Начало Возрождения всего и всех на моменте всеполной зрелости Мироздания
В беспредельное совершенствование без замков и циклов, со временем,
качеством которого суть разнообразие БЫТИЯ
С направлением ВСЮДУ в беспредельную бесконечность всеобщего Счастья и Любви
В Заботу, суть которой всегда проявленность Любви всеобщей ко всем всех и всюду.
С замещением нужды в (на) разнообразие жизни всех Свободных быть счастливыми всегда
Где счастье всех и всюду суть всеполнота Любви всеобщих отношений в беспредельность БЫТИЯ
Где разнообразие проявления Любви суть совершенствование всех любящих
Что суть и есть движение эволюции всех и всюду
Где справедливость – суть нерушимая Твердыня БЫТИЯ всех любящих существ в Мироздании, торжествующая в каждом любящем всегда
Являющая собой основу БЫТИЯ в Мироздании всех, всюду и всегда.