Новая жизнь Алёны

Новую жизнь всегда лучше начинать с не простой даты, а  с чем-то знаменательной. Например, с первого января: выходишь ты где-то к обеду на кухню, заставленную немытой посудой, пустыми бутылками и  тарелками с умирающими салатами и грустной ветчиной, и думаешь – а ну его! Ничего не буду чистить-мыть, раскладывать по коробочкам. У меня новая жизнь – с правильным распорядком дня, фитнес-студией, здоровым питанием и упорядоченной личной жизнью.  Долой майонез, сахар и булки! Да здравствует пророщенное киноа, руккула и смузи из сельдерея! Всё в мусорное ведро, на радость пригородным свинкам и мусоперерабатывающим заводам – цветные кубики оливье, селёдку в потрепанной шубе, спящие вечным сном шпроты и  выжившие остатки цыплёнка тапака. Хотя, нет. Стоп. Оливье жалко… Новая жизнь пока отменяется.
Ещё хорошо начинать новую жизнь с первого сентября. Многолетняя школьно-институтская привычка способствует правильному настрою: новый учебный год предполагает новый этап саморазвития. Тем более, что этот день с тобой навсегда, до пенсии, о которой мечтает каждый учитель начальных классов и на которой сразу  начинает тосковать по очередным первоклашкам.
День рождения – тоже неплохой день для старта индивидуальной трансформации. Сегодня тебе двадцать пять, а завтра бац! Двадцать шесть, тридцатник не за горами и повод для глобальных перемен.
Из дней недели лучше всего подходит понедельник, если на него совершенно случайно не приходится открытый урок, курсы повышения квалификации или педсовет, потому как с этих мероприятий не может в принципе начаться ничего хорошего.
А иногда новая жизнь начинается сама, без оглядки на какие-либо даты, знаки и подсказки, спонтанно, неожиданно и больно, как извержение исландского вулкана с непроизносимым названием -  Эйяфьядлайёкюдль. И об этом эпохальном событии  первой узнаёт, естественно,  лучшая подруга.
Лучшей подругой Алёны была Тамар.
- Привет, это я, - всхлипнула в трубку Алёна.
- Гамарджоба, дзвирпасо, - пробасила в ответ Тамар. – Что случилось? Ты плачешь?
- Я рассталась с Романом, -выдохнула Алёна. – Навсегда. И начинаю  новую жизнь.
- Вааах!-  изумилась подруга. – Возьми себя в руки, выезжаю!
- Только не на…- прокричала Алёна в трубку, но было поздно. – Только не на полицейской машине с мигалкой, - добавила она в пустоту.

Именно на таком транспорте  однажды Тамар  примчалась к Алёне, сообщившей подруге, что случайно уронила на кухне в раковину бабушкино кольцо с бриллиантами и что теперь мама её убьёт.  Отчаявшись поймать такси, Тамар остановила милицейскую машину практически своей грудью внушительного пятого размера, объяснив, что жизнь  подруги в смертельной опасности.
Обнаружив безутешную  Алёну в слезах и картофельных очистках, которые та выковыривала вилкой  из узкого стока, Тамар успокоила служителей закона, обалдевших от такой вопиющей наглости, заставила их засучить рукава, объяснить попутно девушкам значение слов «сифон», «патрубок» и « ёкарный бабай»,  и по-быстрому разворотить трубу под раковиной, в которой было обнаружено много всего интересного. Не было только кольца, которое, впрочем, нашлось чуть позже в пакете с сушками, предложенными милиционерам к чаю в виде малой компенсации за доставленные хлопоты.
 С первой минуты, когда классная руководительница, заглядывая в шпаргалку,   представила своему девятому „Б" ученицу  со сложно произносимой фамилией Кварацхелия и непривычным именем Тамар, Алёна попала в нежные, но очень крепкие ручки новенькой.
- Где бы ты хотела сидеть? - ласково спросила учительница, показав на свободные парты.
-Здесь, - ткнула пальцем Тамар на место рядом с Алёной, предпочитая не заметить, что оно плотно оккупировано Вадиком.
- Конечно, садись к Семёновой, - радостно согласилась классная и добавила в голос металла. - Любимцев, пересядь!
- Но, - попытался возмутиться законный обладатель квадратных сантиметров, занимавший их в течение пяти лет.
- Никаких но, - прервала его  учительница. -  Семье Тамар пришлось переехать из родного города в связи  со сложными обстоятельствами. Надеюсь, вы все проявите к ней понимание и сочувствие.

И Вадик немедленно  стал проявлять понимание и сочувствие к новой однокласснице. Повозившись и попыхтев от злости следующие два дня на последней парте, он приободрился и взял за привычку приветствовать новую парочку -  Тамар и Алёну -  знакомыми всем с детства стишками:
- Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой – санитары, - гримасничал он, завидев утром  подружек в школьном коридоре.
- Мы умеем класть компресс, мы с Тамарой Красный Крест, - шипел он девочкам в спину в столовой.
- Мы заведуем бинтами, мы с Тамарой ходим парой, - ехидничал он, провожая девочек после занятий домой.

Через неделю Тамар не выдержала:
- Любимцев, ты  совсем глупый, да? – задала она риторический вопрос со своим неповторимым грузинским акцентом.- Во-первых, меня зовут Тамар, была такая грузинская царица. А во-вторых, на другие стихи твоих мозгов не хватило?

На последнем во второй четверти уроке литературы, посвящённом по традиции чтению любимых стихов,  Любимцев нанёс ответный удар.
Помогая себе выразительными жестами  и пафосно подвывая, он зачитал поэму Лермонтова о правительнице Грузии.
Сначала всё шло неплохо, и учительница литературы благосклонно кивала, радуясь эстетическому прорыву не самого прилежного ученика.
Но когда Любимцев дошёл  до слов -
Сплетались горячие руки,
Уста прилипали к устам,
И странные, дикие звуки
Всю ночь раздавалися там:
Как будто в ту башню пустую
Сто юношей пылких и жен
Сошлися на свадьбу ночную, - и в классе раздалось недвусмысленное хихиканье,  она   превратилась цветом своего лица в спелый кавказский гранат в разрезе, и, хлопнув рукой по столу, прекратила  это безобразие.

- По-моему, он в тебя влюбился, - расстроилась Алёна.
- Ты тоже совсем глупый, - рассмеялась Тамар. – Это он в тебя влюбился. И ко мне рЭвнует.

Тамар умела дружить в лучших традициях классической литературы - сам погибай, но товарища выручай. На контрольных по алгебре и физике она решала оба варианта - свой и  Алёны, и виртуозно меняла листочки в клеточку под носом у преподавателя, лезла на дерево за Мурзиком, любимым котёнком подруги, сдавала за неё же задания по информатике, пользуясь катастрофической близорукостью и  такой же стеснительностью преподавателя, лишив Вадика этой почётной привилегии. Алёна тоже не оставалась в долгу – исправляла ошибки в сочинениях Тамар, трагически вздыхая от очередного «исчо», заставляя недоумевать подругу  - «У меня всегда была пятёрка по русскому!», водила новоиспеченную жительницу города на Неве по музеям и учила не шарахаться от поездов метро. А ещё их объединила любовь к театру.

Начав с тюзовской Кошки, которая гуляла сама по себе,  и закончив шекспировской Макбет в БДТ, Тамар и Алёна загорелись идеей театрального кружка в качестве подготовки к поступлению в театральный институт. Девушки решили не размениваться по пустякам, и для первой постановки была выбрана крайне облегчённая версия «Ромео и Джульетты».  Энтузиастки сагитировали семерых одноклассниц, к которым прибился  Любимцев.
Единственным педагогом, который согласился блюсти девятиклассников после уроков во время  репетиций, был учитель физкультуры по кличке Качок. Подготовка спектакля проходила в спортивном зале параллельно с тренировками секции по карате для учеников начальных классов, отвлекая внимание малолетних борцов. Так как  в  их кружке обладателем мужских вторичных половых признаков, как-то ломкого баска, невнятной растительности под носом и широких  плеч, был  только Вадик, ему и предложили роль Ромео. Но Любимцев категорически отказался изображать любовь к  Алёне, выбранной на роль Джульетты, чем ещё раз подтвердил обоснованность подозрений Тамар, которой пришлось пожертвовать собой и взять эту роль. Пользуясь своим привилегированным положением в труппе,  Вадик долго ломался и  капризничал и согласился в результате на крохотную, но знаковую  роль Лоренцо.
В результате, глядя на репетиции, можно было подумать, что роковые страсти  разыгрались в Италии в период неизвестного истории матриархата, где все действующие лица –  Тибальт,  Меркуцио, Монтекки, Капулетти и граф Парис были женского пола.
Подготовка к премьере, назначенной к майскими праздниками, шла полным ходом, со всеми сопутствующими,  как и положено настоящему театральному коллективу – сплетнями, интригами, слезами и скандалами. Актёры учили текст, мамы и бабушки шили костюмы, папы мастерили декорации, а безропотный информатик, которого заодно уболтали читать текст от автора и выбирать в  компьютере соответствующие музыкальные файлы ,  распечатывал на каком-то особом принтере виды средневековой Вероны.
В день икс актовый зал был полон - старшеклассники готовились чисто поржать, родители предвкушали триумф своих детей, а директор школы, расположившейся в первом ряду рядом с представителем роно, готовился продемонстрировать начальству творческую инициативу снизу вверенного ему коллектива. На сто процентов планы реализовались только у школьников. Потому как, когда  Тамар, упаковавшая свой уже немаленький бюст в мужской костюм а ля средневековый мальчик из богатой семьи,  с грузинским акцентом начала читать монолог  перед стоящей на табуретке, временно служившей балконом,  Джульеттой, встав предварительно на колени, чтобы казаться ещё ниже,  зрители начали дружно сползать со стульев, давясь от смеха, а директор, покрывшись холодным потом, инстинктивно потрогал нагрудный карман  пиджака, где когда-то лежал партбилет, перекрестившись в душе, что, слава Богу,  нет уже ни парткомов, ни райкомов, ни обкомов. Апофеозом представления стала рухнувшая в момент душераздирающего прощания Джульетты с усопшим возлюбленным декорация, похоронившая  под гомерический хохот из зала робкие надежды подруг на будущую карьеру в мире искусства. В довершение апокалипсиса информатик на нервной почве нажал что-то не то, и вместо трепетного Вивальди  в финале зрители услышали, что для крошки Енота с голубого ручейка начинается река, ну а дружба начинается с улыбки.
Поплакав на плече другу у друга и хлебнув от отчаяния пива, принесённого  при полной конспирации Любимцевым, Тамар и Алёна определились со своим будущим: Алёна осталась верна своей детской мечте стать учителем начальных классов, а Тамар решила посвятить себя профессии антикризисного менеджера. Звучит красиво,  в духе нового грядущего тысячелетия  и немного загадочно. Примкнувший к ним Любимцев, будучи последним октябрёнком Советского Союза, так как получил долгожданную звёздочку с кудрявым Ильичём по причине болезни   годом позже всех одноклассников  аккурат  в годовщину Октябрьской революции в девяносто первом году, чтобы уже через два месяца  Советский Союз почил в Бозе, торжественно сообщил, что будет поступать в военное училище.
- Ну и дурак, - в унисон пробормотали не очень трезвые подруги и глотнули ещё «Петровского».

 И если родители Алёны полностью поддержали выбор дочери, а иначе в потомственной семье учителей, завучей  и даже одного инспектора РОНО и быть не могло, то для Тамар выглядело всё не так радужно, ибо главной в семье Кварацхелия была прабабушка, выросшая в небольшом горном селении, где главным человеком до прихода Советской власти был приехавший из Тифлиса помощник провизора, а после прихода – он же, но уже под названием «аптекарь».  И ещё милиционер. Так как даже в самом страшном кошмаре прабабушка Элисо не могла представить внучку в милицейской форме, то главным её желанием по жизни  было увидеть Тамар в белом халате на фоне полок с фаянсовыми баночками.
Для разъяснительной работы  была приглашена Алёна, пользующаяся  большим авторитетом у прабабушки Элисо за проявленную  истинно питерскую вежливость и хороший аппетит.
К визиту в дом Кварацхелия Алёна, вспоминая последний обед у Тамар по случаю рядового воскресенья, когда она, проклиная свою сговорчивость, еле уползла восвояси   после хачапури по-мегрельски, лобио, сациви, чахохбили, пхали и ещё чего-то вкусного, расстегнув молнию на юбке, ощущая себя аргентинской широкогорлой лягушкой, которая будет набивать брюхо, пока  не лопнет,  и давая себе клятву  не брать в крот ни крошки съестного  ближайшие пару лет, готовилась заранее.  Она гордо отказалась от ужина, выпила на завтрак чай без сахара и не стала обедать. 
Прабабушка Элисо, выучившая русский язык согласно декрету Совнаркома в далёкие  двадцатые годы по «Рабоче-крестьянскому букварю для взрослых», была бодрой и упрямой старушкой в ясном уме и твёрдой памяти. Она хорошо помнила, как жители её села с любой бедой шли за помощью к помощнику провизора, вне зависимости от того,  были ли это драмы физические или духовные. Шли и несли: сыр, творог, мацони, домашнее вино, мёд, свежую зелень, лепёшки из кукурузной муки, виноград, а в сложных ситуациях даже барашка или поросёнка. Именно так представляла прабабушка Элисо благополучие.  И после пламенной речи Алёны, старавшейся не дышать, чтобы не лопнули джинсы,  в защиту современных методов решения проблем, которые призваны решать антикризисные менеджеры, выступая в роли своего рода «скорой помощи»,  она задала всего лишь один вопрос: «А что принесут  этому менеджеру?»
Но тут на помощь девушками неожиданно пришёл дедушка Гурам, младший сын прабабушки Элисо:
- Дэньги,  - сказал дедушка Гурам, обнимая маму. – Ему принесут много дэнег. А на них ты купишь и сыр, и творог, и мацони, и барашка.
- И вино? -  спросила прабабушка Элисо.
- И вино, - подтвердил дедушка Гурам и подмигнул Алёне.

**********
Последний раз  Алёна видела Любимцева на следующий день после выпускного. Она ещё досматривала сладкий сон, когда её разбудила мама:
- Вставай,  к тебе пришли.
Полусонная Алёна выползла  в коридор, где, переминаясь с ноги на ногу и ощипывая лепестки с  одинокой розы, маялся её теперь уже бывший одноклассник.
- Тебе чего не спится? – зевнула Алёна.
- Я попрощаться пришёл, - Вадик протянул сиротливый стебель с остатками былой красоты.
- Так  вроде прощались недавно все, - удивилась Алёна.
- Я уезжаю в Рязань, в училище поступать, - объяснил Любимцев. – Теперь долго не увидимся.
- Тебе что, в Питере училищ не хватает? – фыркнула Алёна. – У нас их  - на каждом перекрёстке.
- Так это морские, - объяснил Любимцев. – А в Рязани – воздушно-десантное.
- Ааа,  понятно,  будешь с парашютом прыгать, - протянула Алёна и механически оторвала последний лепесток. – Тогда пока.
- Я спросить хотел, - замялся Вадик. – Можно я тебе звонить буду? Или писать?
- Зачем? – не поняла Алёна.
- Ну, как бы ты – моя девушка, - пробормотал Любимцев и чихнул.
- Любимцев, ты с ума сошёл?, - рассердилась вдруг Алёна, вспомнив про несмытую тушь под глазами, остатки причёски, больше похожей на заброшенное гнездо белобрюхого аиста, и ночную рубашку, торчащую из-под халата. – И не смотри на меня так, я ещё зубы не чистила.
- Правду Тамар говорит, глупая ты, Семёнова, - рассмеялся Вадик. – Я  же тебя … - и не закончив фразу, неловко чмокнул Алёну в нос и  выскочил за дверь.

«Это они точно вчера с мальчишками перепили», - думала Алёна, закрывая дверь на ключ. – « Выдумал глупости какие-то».
- Да, доченька, - вздохнула слышавшая разговор мама Алёны. – Папа говорит, что ты – взрослая уже, а ты у нас ещё совсем маленькая.
- И,  пожалуйста, и маленькая, - обиделась Алёна. – А он не любит стихи,  не читал Булгакова, у него уши   торчат и прыщ на лбу.  И роста он со мной одинакового.
- Прыщи проходят,  уши -  не самое главное, - покачала головой мама. – А Булгаков и стихи – дело вкуса.
************
 
У Романа прыщей на наблюдалось, уши не оттопыривались и роста он был немаленького, по крайней мере, по сравнению с Алёной. Ассистент кафедры раннего обучения иностранным языкам был идеальным воплощением образцово-показательного мужчины в полном расцвете сил. Разве что не хватало пропеллера. В условиях практически полного отсутствия как среди студентов, так и среди преподавателей Института детства, готовящего учителей начальных классов с высшим образованием, потенциальных женихов, любая особь мужского пола, чуть красивее шимпанзе, могла бы стать завидной партией. Но Роман был не любой: всегда аккуратно и со вкусом одетый – галстук в тон хрустящей рубашке и серым глазам, носки в тон идеально отглаженным брюкам, модная стрижка, аромат туалетной воды, - его вид заставлял нервно биться сердце каждой первокурсницы. И каждой напрасно – его устойчивость к нежным взглядам и придушенным вздохам была сродни древнеримскому бетону, в состав которого входил вулканический пепел из района Поццуоли на берегу Неаполитанского залива. Жаждущим романтических страстей барышням он казался существом совершенно неземным.  Скорей всего, он явился  в этот мир не обычным путём, как все, а прибыл из другой галактики. Или, на худой конец, был потомком древнего аристократического рода, внебрачным сыном министра иностранных дел или наследником известной актёрской  династии, прячущийся под фамилией Сидельников. К концу второго курса   девушки, осознав тщетность своих надежд и бессмысленность любых попыток, подозревали молодого преподавателя во всех смертных грехах, начиная от латентного  гомосексуализма, жены-ведьмы и пятерых детей и  заканчивая эректильной дисфункцией,  и, предпочитая не терять времени даром, торопились устроить свою личную жизнь за пределами институтских стен. А первого сентября им на смену приходила новая волна воздыхательниц, вызывая снисходительные улыбки старшекурсниц.
Не стала исключением и Алёна. Согласно общеизвестной аксиоме, что прогуливать, напевать и страдать лучше хором, вместе с одногруппницами она зависала в аудитории после занятий, чтобы подольше подышать апельсиновым запахом его парфюма, поджидала Романа у выхода из метро, чтобы столкнуться ненароком: «Ах, Роман  Евгеньевич, какая неожиданная встреча. Вы в институт? А мы тоже!»,  звонила вечерами по передаваемому из поколения в поколение номеру телефона, чтобы послушать его голос.
 К летней сессии после  четвёртого семестра туман рассеялся и, отстрадав положенное, перейдя в следующую стадию влюблённости «я тобой переболею, ненаглядный мой» и сдав экзамены на «отлично», Алёна укатила в студенческий лагерь в Архыз,  где душными вечерами целовалась со студентом-физиком из Волгограда, танцевала у костра при Луне со студентом-филологом из Воронежа и купалась в ледяном озере со студентом-химиком из Москвы. Вернувшись домой, решила, что всё это неправильно,  и она будет ждать большую и светлую любовь.  Но большая и светлая любовь к Алёне почему-то не торопилась, видимо, застряла где-то по дороге. Одноклассницы и однокурсницы одна за другой слали приглашения на свадьбу, в разговорах всё чаще обсуждали памперсы, молочные смеси и   одежду для беременных, гордо поглаживая выпирающие
животы, уже и Тамар  из Кварацхелия стала Табатадзе, а любовь к Алёне всё не приходила.

С Романом  Евгеньевичем Алёна столкнулась на другой день после выпускного.  Причём, столкнулась в прямом смысле слова – добросовестно собрав  ненужные книги в сумку, в которой она и сама бы могла поместиться без особого напряга, Алёна побрела сдавать ненужную литературу в институтскую библиотеку, на входе в которую влетела в преподавателя, идущего ей навстречу с внушительной стопкой фолиантов. Увесистые тома радостно ринулись вниз, приземлившись с глухим стуком Алёне на левую ногу.  Вскрикнув от боли, она выпустила из рук  неподъёмную сумку, которая, в свою очередь встретилась с левой ногой Романа.
- Shit, - очень непедагогично, но вполне по-человечески выругался Роман.
- Teaching Languages to Young Learners, - прочитала Алёна вслух название главного вредителя.

После потока взаимных извинений пострадавшие пришли к компромиссу – Роман помогает донести до библиотеки  сумку Алёне, а она помогает Роману донести книги до кафедры. А потом они пили  из пластиковых стаканчиков кофе на  широком подоконнике институтской лестницы, ели мороженое в «Лягушатнике», неожиданно для самих себя оказались на последнем сеансе в «Авроре» и долго прощались, стоя в полусумерках белой ночи под козырьком парадного.
- Ты же теперь не моя студентка,  теперь можно, - нехотя отпуская руку Алёны, сказал Роман.
- Неужели, это она... – думала Алёна, засыпая. – Как так бывает... Как человек из неприступного и  чужого вдруг превращается в того, самого-самого... И то, что было на первом курсе,  просто чепуха и баловство, а сейчас – совсем другое... И почему я... Так хорошо, что это я... Как в сказке, Принц, Золушка...  я такая счастливая...

************

- Я уже не плачу,  - отчиталась Алёна, впустив подругу в квартиру. – И взяла себя в руки.

Последнее, с учётом минимального по версии боксёров веса Алёны,  было  совсем нетрудно.
- Маладэц, - похвалила  Тамар с неубитым годами жизни в Питере кавказским акцентом и поставила на стол  Cabernet Franc. – Сыр есть?
- Ты же знаешь, - возмутилась Алёна. – Я не пью алкоголь.
- Это не алкоголь, - успокоила её Тамар, доставая из сумки штопор. – Это – лекарство.

Тамар ловко выдернула пробку из бутылки, и на кухне сладко запахло клубникой и мятой.
- Как на даче, - принюхалась к знакомому запаху Алёна, сладко щурясь, и открыла пластиковую упаковку тонко нарезанного сыра.
- Калифорния, а ты кокетничала - рассмеялась Тамар и плеснула пахнущее летом вино в два фужера на тонких ножках. –Будем страдать красиво. Пусть постоит полчасика, а ты  рассказывай, что он тебе сделал.
- Он мне сделал предложение, - сообщила Алёна, откусывая кусочек сыра. – Руки и сердца.
- Вах-вах-вах, - изумилась Тамар и, не дожидаясь положенных тридцати минут, выпила вино. – А ты?
- А я увидела его в окно,  - Алёна взяла в руке бокал и прислушалась к сладковатому запаху. – Как он идёт ко мне, такой торжественный, в одной руке букет роз, а в другой – пакет с мусором. Он свой мусор ко мне во двор носит, потому что у нас баки вместительные! Подходит к баку, зажимает цветы между ног и аккуратно пристраивает мусор. А потом шествует дальше. И я вдруг поняла, что не готова прожить всю жизнь с человеком, который идёт делать предложение, а заодно выносит мусор. Или наоборот.
- Ты уверена? – засомневалась Тамар. – Сейчас легче найти нефть, чем хорошего мужа. А Роман такой положительный, просто мечта.
- Абсолютно согласна, - кивнула Алёна. - Вот я и пожалела его и решила не портить ему жизнь своими недостатками.
- Например? – удивилась Тамар. – Я у тебя никаких недостатков не замечала.
- Что ты, - рассмеялась Алёна. – За три года моего романа с Романом у меня их обнаружилось несметное количество.  Наверное, в каком-нибудь отсталом Иране  мне бы грозило за них побивание камнями. Представляешь, у меня вещи в шкафу развешены не по цветам, чашки на кухне расставлены нерационально, я щёлкаю семечки перед телевизором и мажу днём лицо ночным кремом. Кстати, я всегда хотела узнать, как ночной крем узнаёт, что сейчас - день или ночь. Ну , и  ещё много по мелочам –  прогуливаю занятия в фитнес-клубе, люблю детективы Марининой, а надо читать серьёзные книги для саморазвития, вот, например, Роберта Чалдини «Психология влияния». В оригинале, конечно.   А ещё у меня борщ с кислинкой, а должен быть сладким.
- Да, ладно, - изумилась Тамар. – Так пусть сахара насыпет.
- Пусть, - охотно согласилась Алёна. – Но уже не в мой. Я вообще  не понимаю, почему мужчине надо обязательно переделывать свою женщину. Неужели нельзя сразу искать ту, которая тебе подходит, с правильным борщом и  гармоничной цветовой гаммой в шкафу, без семечек и детективов. Так нет, надо обязательно изображать из себя Пигмалиона, а потом сделать предложение, решив, видимо, что остальное он добьёт по ходу пьесы. А мне совершенно не хочется  оттачивать своё умение расставлять чашки.  И ещё под сочувственные комментарии: «Дорогая, это же очень просто запомнить, ведь ты у меня такая умная» Или: «Милая, ты слегка прибавила в талии, не стоит пропускать тренировки, я же подарил тебе абонемент».  И вот я уже втягиваю живот, проходя мимо спортзала,  и чувствую себя непроходимой идиоткой  - женщины в космос летают, а я не могу запомнить, как правильно посуду поставить!  Я всё время жду, что он сейчас скажет строго: «Зубы почистила? Руки помыла? Покажи!»
- Может быть, у него по-прежнему работает стереотип «учитель-ученица», - задумчиво произнесла Тамар.
- Вот и я так решила, но всё равно как-то грустно, - и Алёна жалобно вздохнула. - Я же знаю, что он меня любит.
- А ты его? – спросила Тамар.
- Наверное, да,   - пожала плечами Алёна. – Но я в любом случае  не готова ещё на три года  самоусовершенствования под чутким наблюдением гуру. Просто боюсь, что в один прекрасный день я, похудевшая, с правильно расставленными чашками и развешенной одеждой,  проснусь и обнаружу, что я – это уже не я.
- Родители  знают? – поинтересовалась Тамар.
- Ещё нет, - махнула рукой Алёна. – Их участие в моей личной жизни закончилось первым взносом за ипотеку. Да я и заранее знаю, что они скажут: папа – тебе жить, мама – что она всегда опасалась идеальных мужчин без какого-нибудь хотя бы крошечного минуса. А Роман именно такой! Он даже не храпит.
- Мужчины – вообще странные существа, - философски заметила Тамар. – Если любят, то никому не дадут тебя обидеть, будут мучить сами, любуясь собой со стороны: я большой, я сильный, я  благородный самец, я знаю, как тебе лучше. Желание переделать своего партнёра на самом деле это ведь скрытое стремление контролировать.
- Вот и я о том же, - поддержала подругу Алёна. – А он говорит, что для меня старается. Я вот прямо заживу счастливой жизнью, если развешу одежду по цветам радуги – каждый охотник желает знать, где спят фазаны.
- Раньше ты на него не жаловалась, - Тамар покачала головой.
- Я и сейчас не  жалуюсь, я делюсь проблемой с профессиональным кризис-менеджером и лучшей подругой,  - возразила Алёна. 
- Поздновато делишься. А  что сказал  Роман на твоё решение? –вспомнила Тамар про второе действующее лицо финала драмы.
- Shit, - ответила Алёна. – Он сказал shit!
- Давай считать, что у тебя была „демо-версия“ серьёзных отношений, - предложила Тамар и подняла бокал. – Ты прошла, так сказать, курс молодого бойца и поняла, что тебе важно в партнёре.
- Мне важно, чтобы он любил меня такой, как я есть, - уверенно сказала Алёна и чокнулась с подругой.- Я готова меняться, но только тогда, когда я сама этого захочу.
- Кстати, - задумчиво произнесла Тамар. – А ты не знаешь случайно, где сейчас Любимцев?
- При чём тут Любимцев? - Алёна  подозрительно посмотрела на подругу.
- Просто так спросила, - пожала плечами Тамар. – Его  и  на  вечере встречи не было.
- Прыгает себе, наверное, где-то с парашютом, наполняет синевой парашюты,- фыркнула Алёна. 
- Восемь лет? -  напомнила Тамар.
- Понятия не имею, - разозлилась неожиданно для себя Алёна. – Он мне, между прочим, звонил.
- Давно? – Тамар  автоматически включила режим «кризис-менеджер».
- Давно,  - вздохнула Алёна.  - Ещё на первом курсе.
- А ты… -   вкрадчиво спросила Тамар.
- А у меня был зачёт по возрастной психологии и Роман Евгеньевич, -  загрустила по новой Алёна.
- Любимцев был в тебя влюблён по уши, - напомнила Тамар. –  И чем, скажи, пожалуйста, он тебе не подошёл?
- У него, у него... - вспыхнула Алёна, - У него на лбу были прыщи! Он был  лопоухий и не читал „Мастера и Маргариту“! Вот!
- Мне кажется, ты тоже была к нему неравнодушна,  но была не готова себе в этом признаться. Он не вписывался в образ прекрасного принца. Помнишь, как вы зажигали на выпускном под Агутина: «А ты подумай, всё только для тебя, лалалала, а ты подумай, всё только для тебя, лалалала, а ты подумай…» -  и Тамар, отчаянно переврав мелодию,  напела забытую песенку.
- Это ты к чему? –решила на всякий случай обидеться Алёна.
- К тому, что думать всегда полезно, - погрозила подруге пальцем захмелевшая  Тамар и вылила в бокалы остатки прозрачной жидкости вишнёвого цвета.

«Это хорошо, что сейчас лето, отпуск», - думала Алёна, ворочаясь в постели без сна. – «Все-таки переживать, не отставая от школьной программы, куда приятнее.  Можно полететь с Тамар в Грузию, она будет рада, Крым с Романом, естественно, отменяется.   Можно поехать на дачу, к родителям -  скоро крыжовник поспеет, можно порядок в шкафах навести… Чёрт, дались мне эти шкафы! На самом деле, идеальность Романа и есть его самый главный недостаток, совершенство, переходящее в занудство…Эдакий пластиковый Кен, только я же не Барби! Наверное, в чём-то я сама виновата – смотрела ему в рот с первой минуты, поддакивала, соглашалась, надо было как-то бороться за своё «Я»… Не верила своему счастью, дар речи потеряла… Да, Рома, конечно, Рома, только что по отчеству не называла…И неверно, что для счастливой семейной жизни надо закрывать глаза на недостатки партнёра. Так вот закрываешь-закрываешь, а потом открываешь, а он у мусорного бака стоит с букетом в руках!  И ничего уже не хочешь, ни букета, ни партнёра, ни свадьбы с фатой… Хотя, букет, конечно лучше, чем одинокая роза на общипанном стебле… А в самом деле, куда это Любимцев пропал с горизонта…  Телефон его я давно потеряла, адрес не помню…Надо бы в школу съездить, разузнать… Ну,  кто там у меня сегодня? Слоны, верблюды, барашки? Строимся в ряд… Один, два, три…»

************

Несмотря на каникулы,  школа оказалась открытой. Алёна толкнула тяжёлую дверь и вошла в прохладный вестибюль – ничего не изменилось: гипсовый  Александр Сергеевич, наше всё, на тумбе, обтянутой красным плюшем, пустые ящики из-под горшков с цветами, которые обычно раздавались школьникам на время каникул доска с фотографиями учителей, которые неоднократно становились предметом детской мести – то рожки у физика вырастут, то усы и борода у математички, то серёжки и бантики у физкультурника. Алёна вспомнила, как в седьмом классе на месте преступления  был застигнут Любимцев, который пытался раскрасить лысину трудовика нежно-розовым цветом в тон к красному носу,  уже нарисованному кем-то другим.
Двери в кабинет директора и канцелярию были заперты.
Алёна безответно крикнула пару раз в пустоту: «Ау, есть кто-нибудь?» и прислушалась. В гулкой тишине опустевшей школы где-то из глубины спортзала, выходившего прямо  в вестибюль, раздавались звуки, похожие на жужжание бормашины, и музыка, популярная лет десять назад.
Поигрывая мускулами в обтягивающей футболке, вечно молодой Качок шлифовал шведскую стенку, отбивая ногой ритм в такт надрывающегося магнитофона и подпевая себе хриплым басом: 
Видно, не судьба, видно, не судьба,
Видно, нет любви, видно, нет любви,
Видно, надо мной, видно, надо мной
Посмеялся ты, посмеялся ты.

Времена пройдут, времена пройдут,
Годы пролетят, годы пролетят,
Первую любовь, первую любовь
Не вернёшь назад, не вернёшь назад.

- Джульетта, - радостно завопил Качок,  вспомнив свою единственную встречу с прекрасным и откладывая шлифовальную машинку, пытаясь одновременно ногой  выключить орущий магнитофон. – Ну, совсем не изменилась!

«Сейчас заорёт:  Семёнова, опорный прыжок через «козла», тренируем  комплексно все мышцы тела, а то как ты раненых с поля боя выносить будешь?» - подумала Алёна.
Но к её счастью «козёл» был занят – на нем красовалась  жестяная банка «Балтики», два яблока и бутерброд с колбасой.
Гостеприимно предложив Алёне разделись с ним трапезу одинокого учителя физкультуры, Качок, не переставая хохмить и жизнерадостно хихикать, ударился в воспоминания. Алёна терпелива слушала последние новости: кто из учителей вышел на пенсию, кто замуж, кто в декрет, кто из её выпуска заходил, забегал, проходил мимо или был встречен на улице. Наконец, воспользовавшись очередным глотком Качком живительного напитка, Алёна спросила про Любимцева.  Качок вмиг стал серьёзным, и Алёне  показалось, что он на глазах постарел.
- Любимцев погиб, - Качок похлопал себя по карманом брюк в поисках сигарет. – В Чечне, два года назад.
- Слышь, Семёнова, - Качок наконец-то прикурил дрожащими руками. – У твоей Джульетты как фамилия?
- Капулетти, - выдохнула Алёна,  пытаясь осознать услышанное.
- Тогда тут есть кое-что для тебя, - сказал Качок и принёс из подсобки конверт, на котором было написано «Гражданке Капулетти». – Жена… вдова его принесла. Симпатичная такая, на тебя похожа. И дочка маленькая, Алёнкой зовут.

„Привет, Джульетта. Пишет тебе брат Лоренцо. Завтра выдвигаемся, и решил на всякий случай попрощаться.
Есть в первой любви обречённость разлуки,
Но в памяти шрам остаётся навек.
Ведь форму свою сохраняют излуки
Давно обмелевших и высохших рек.
За первой любовью нахлынет вторая,
И небо пойдёт полыхать, заалев,
Неповторимое повторяя,
Непреодолимое преодолев.
Я счёт не веду синякам и обидам,
Но всё же ты первой обидой была.
Я злобы и горечи словом не выдам,
Ты в жизни моей как река протекла.
Не падай в обморок, стихи не мои. А Булгакова я так и не осилил!»

- Ты знала, знала, знала, - Алёна кричала в трубку телефона-автомата, захлёбываясь от рыданий. – Как ты могла мне не сказать?!
- Алёна, - оправдывалась Тамар, - сначала я просто не понимала, как. Я хотела как-то тебя подготовить, почувствовать, насколько это будет для тебя большим ударом... А потом решила, что ты сама узнаешь, когда поймёшь, что тебе это необходимо - узнать, где он и что с ним...
- Почувствовала?? Подготовила?? – слёзы мешали Алёне говорить. – Дура ты, Кварацхелия...
- Я – Табатадзе, - пролепетала Тамар, испуганная истерикой подруги. - Прости меня, пожалуйста...
- Я подумаю, - отрезала Алёна и повесила трубку.

«Рационально расставить посуду – это как?» – Алёна в десятый раз двигала разнокалиберные чашки по полке в кухонном шкафу. – «Можно по цвету: жёлтенькие справа, белый в цветочки посередине, чёрные – слева. Хотя по цветам у меня уже висит одежда в шкафу!  Может быть, по росту: подальше те, что большие, для чая, поближе – маленькие для кофе. Но я пью чай чаще, а значит, мне будет неудобно доставать большие чашки. Кроме того, есть еще средние, когда чай пьёшь меньше или кофе больше. Тоже мне, загадка Ронго-ронго! Думай, Алёна, думай… Бинго, поставлю группами: слева большие, посередине – поменьше, справа – самые маленькие. Надо же, красивенько получилось!»
С чувством исполненного долга Алёна закрыла дверцу шкафчика и отправилась на диван читать «свежую» Маринину.

Роман появился через месяц. Алёна, возвращаясь с дачи, увлеклась горячим спором с внутренним голосом, который требовал немедленно приступить к сортировке грибов, дожидающихся своей печальной участи в рюкзаке за спиной, а ей, в свою очередь, очень хотелось отложить это мало увлекательное занятие на завтра,  уткнулась в пахуче-колючий букет белых роз прямо в дверях  своего парадного. Она так растерялась, что забыла приготовленный для такого случая ехидный вопрос, выбросил ли Роман уже мусор.
- Мы можем поговорить? – Роман придержал дверь, пропуская Алёну вперёд.
- Давай, - согласилась Алёна и показала внутреннему голосу язык – грибочки подождут!

 Не давая Алёне поставить цветы в вазу и отщипывая от них шелковистые лепестки,  Роман заговорил:
- Я долго думал, Алёна, почему, почему… Мне кажется, я понял… Я же вырос в детском доме, меня подбросили ночью прямо под дверь, без документов, без записки, недели две от роду. Дежурная нянечка отвлеклась от чтения любовного романа и вышла на крыльцо покурить, а там я…  Меня и назвали поэтому – Роман. Фамилию её дали, и отчество, нянечку Евгенией звали. Мы все ждали маму, хотели, чтобы нас забрали, и я мечтал: вот она приедет, такая красивая, нарядная, вкусно пахнущая, и обязательно выберет меня, а для этого мне надо быть хорошим мальчиком – аккуратно стелить постель, не пачкать брюки и ботинки, тщательно умываться и чистить зубы, учиться без троек и слушаться взрослых.   Я  старался,  я очень старался, мальчишки гоняли во дворе в футбол, а я учил английский по самоучителю,  в кружок бальных танцев записался и макраме плёл с девчонками, а за мной не приходили и не приходили.  Я придумывал себе  новые и новые правила превращения в идеального ребёнка, такого, которого обязательно захотят усыновить. Сам придумывал и сам выполнял, но мне это не помогло.  За мной так и не пришли.
- Как не пришли? – Алёна сидела, боясь пошевелиться, оглушённая рассказом Романа. – А кто же эта милая старушка, Ксения Сергеевна, с которой ты живешь?  Она всегда нас так встречает,  так вкусно  кормит… Ты же называешь её мамой… У тебя ваши фотографии в комнате…
- Я называю её «мамулей», - поправил Алёну Роман. - Она моя соседка . После детского дома мне дали комнату в двухкомнатной квартире. В первый вечер я сидел на чемодане, это  единственное, что у меня было из мебели, и не представлял, с чего начинается самостоятельная жизнь. Я  готов был расплакаться, а мамуля постучала ко мне в дверь и сказала: « Ромочка, мойте руки, ужин  на столе». С  тех пор и живём практически одной семьёй, мамуля и её великовозрастный сынок.
- Ты никогда не рассказывал, - прошептала Алёна.
- Ты никогда особо  не интересовалась моей жизнью, - усмехнулся Роман.  – Я  не думал, что тебе это интересно…
Я очень хотел, чтобы обо мне кто-то заботился, именно заботился, не командовал, не требовал: сядь, встань, пойди, принеси. С годами  я понял, что и сам хочу заботиться о том, кто мне близок… кого люблю… Но я просто не знаю, как это правильно делать… Я думал, то, что я тебе говорю, про чашки, одежду, книги  - это и есть забота, ведь каждый человек хочет стать лучше, чтобы его полюбили…
- Любят не за это… - прервала Романа Алёна.
- Да, - улыбнулся Роман. -  Мне кажется, теперь я это понял. Прости меня… И мне тоже нравятся детективы, ну, не Маринина, конечно, а Чейз, По, Сэнсом.
- В оригинале? – улыбнулась в ответ Алёна.
- Естественно, в оригинале, - развёл руками Роман. Голос его на мгновение дрогнул, но он взял себя в руки. – Такая история. А сейчас, может быть, чай?
- Чай? – переспросила Алёна. Она открыла кухонный шкаф и гордо продемонстрировала Роману разноцветные стайки из чашек.
- Нет, сейчас мы будем чистить грибы, - строго сказала Алёна. – Ты же любишь грибной суп?
- Обожаю, - подтвердил Роман.- Кто у нас сегодня: грузди, подосиновики, лисички?

«Мы поженимся,» - думала Алёна, прислушиваясь к дыханию Романа. –« Закатим настоящую свадьбу, с белым платьем, фатой, лимузином и Дворцом  бракосочетания на Английской набережной, там мои родители расписывались. Позовём всех- всех, Тамар будет свидетельницей. Мы будем жить долго и счастливо. У нас родится мальчик, и мы назовём его Вадиком, Вадим Романович…  Кажется, сегодня у меня начинается новая жизнь… Ну, где вы там прячетесь? Слоны, верблюды, барашки? Строимся в ряд… Один, два, три…»