Аморфа

Предисловие
Когда ты оказываешься в мире, не имеющем временного измерения, ты начинаешь сходить с ума от того, что ты знаешь все и обо всем, но объем информации, не разложенной по полочкам и не выстроенной в хронологическом порядке настолько велик, что полезнее было бы вообще ничего не знать и постигать новое, формируя хоть и скудные, но упорядоченные архивы своей памяти. Да именно памяти здесь и не хватает, вместо нее какое-то всеобъемлющее знание на уровне инстинкта или интуиции. Ты не знаешь того, откуда ты все это знаешь, но уверен, что знаешь. Ты постоянно находишься в состоянии полузабытья, как в опьянении, мозг пытается связать весь этот информационный винегрет в какую-то логическую последовательность и, надрываясь, выдает тревожные сигналы. Тревога передается в органы, сердце колотится учащенно, не понимая как регулировать кровоснабжение, дыхание учащается, глаза слезятся, потому, что где-то в мозгу сохранились сигналы о сильном  ветре, который был или будет, время от времени болит мизинец левой руки, сообщая о травме, возможно получаемой где- то в этом клубке безвременья. 
Я перепробовал все известные мне методы систематизации знаний – безуспешно. Винегрет не желал формировать отдельные ингредиенты без определения последовательности действий. Я, например, хочу понять, как я дохожу до ванной и не могу, потому, что подумав об этом, я как бы сразу оказываюсь там.
Я устал от этого безумного хаоса, хорошо, что на базе есть неплохой коньяк, опьянение от которого я тоже иногда чувствую, даже не прикасаясь к бокалу. Кстати, я стал замечать, что именно хмельное состояние стало проявляться у меня в каком-то порядке, а именно, тогда, когда я этого хочу. Быть может, выход из хаоса возможен через алкоголь, может пьянство и есть основа для порядка и гармонии?
Алкоголь ведь замедляет реакцию и притормаживает процессы? В общем, я уже на этом пути.

Глава 1
Двое из ларца
Они появились внезапно из ниоткуда. Как будто свалились с верхней полки плацкартного вагона поезда Адлер-Владикавказ. Оба растрепанные, в не то чтобы мятых, но каких-то несуразно висящих на плечах пиджаках, которые были неплохого качества, но как-то не так сидели на своих хозяевах. Оба были гладко выбриты и носили вполне одинаковые аккуратные пышные усы, имели одинаковое подобие прически, что-то среднее между армейским полубоксом и шевелюрами времен декабристов с торчащими против шерсти локонами в районе висков и небольшими косматыми бакенбардами. При этом создавалось впечатление, что и усы и прически натянули на них как латексные маски на плохих актеров. Они были удивительно похожи, хотя один из них был явно старше и чуть полнее, усы у него были погуще и с проседью, а глаза с легким прищуром. Второй был энергичнее и общительнее, костюм на нем сидел чуть получше, а бакенбарды были чуть покороче.
Добчинский и Бобчинский, - почему-то именно эти образы сразу всплыли в литературном отделе моей памяти.
Я сидел на веранде оставшейся мне в наследство от умершего недавно отца дачи в кресле-качалке с банкой безалкогольного пива и «интернациональным» бутербродом, собранным из армянского лаваша, пропитанного соусом по-грузински, российского сыра и ганноверской сосиски. Я не был готов к визиту этих двух субъектов, как, впрочем, и каких-нибудь других. Я был неподобающим образом одет: старая потрепанная футболка лишь слегка прикрывала еще более старые спортивные трусы, потертые шлепанцы лишь номинально выполняли функции обуви. В детстве я никогда не носил шлепанцы и сандалии с открытыми носками, дико стесняясь своих пальцев ног. Мне почему-то казалось, что именно эта часть человеческого тела должна быть скрыта от посторонних глаз и упорно переобувался в кеды в любую, даже самую жаркую погоду, лишь походы на море в компании сверстников помогли со временем избавиться от этого детского комплекса. Находясь на даче, в удаленном от жилых кварталов дачном товариществе, где никто не заглядывает через забор и не лезет во двор без приглашения, я не старался выглядеть презентабельно, к тому же, дневная жара, несмотря на глубокую южную осень, продолжала донимать до заката. Лишь вечерний предзакатный бриз, продувая по ущелью, развеивал дневное марево, но поднимал при этом тучи голодных комаров.
До вечера было еще далеко, прохладным ветерком и не пахло, а эти двое явились ко мне в костюмах. Надо сказать, что в южных причерноморских городах даже самые отчаянные бюрократы давно отказались от ношения пиджаков летом и перешли на светлые рубашки с коротким рукавом. Пиджак в такую погоду мог носить только какой-нибудь оперативный сотрудник какой-нибудь силовой структуры, для того, чтобы прикрыть кобуру и затеряться, таким образом, в толпе полуголых горожан и гостей курорта. Именно поэтому я не послал незваных гостей подальше, а лишь вежливо поинтересовался целью их внезапного визита.
Заговорил тот, что помоложе. Он уже начал потеть и время от времени протирал лицо платком. Представился он Павлом Антоновичем, а товарища своего назвал Петром Сергеевичем. Минут пятнадцать он разливался соловьем о достижениях науки и каком-то светлом будущем. Я напомнил ему, что был когда-то пионером и эту часть монолога можно пропустить.
- Понимаете ли, Олег,- он назвал меня по имени, хотя я им своего имени не называл, - мы представляем науку, о которой пока еще не принято говорить. Прежде чем мы посвятим Вас в эту тему, мы хотели бы удостовериться в том, что наш разговор останется между нами.
Я понимающе кивнул. Делать мне было нечего, месяц назад я потерял работу, а эти ребята, явно хотели мне что-то предложить.
Старший вербовщик присел на край стола, откинув полы пиджака. Костюм он носил не часто, об этом красноречиво свидетельствовали скованность движений и расстегнутая ширинка:
- Мы ищем добровольца для участия в одном очень важном для науки эксперименте,- продолжил он, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки,- Вы подходите нам по всем показателям, мы уже изучили Вашу биографию, состояние Вашего здоровья, - Петр Сергеевич повернулся к Павлу Антоновичу и тот протянул ему непонятно откуда взявшуюся небольшую папку с красивой блестящей обложкой.
Не открывая папки, Петр Сергеевич принялся читать, перечисляя в четкой хронологической последовательности все эпизоды моей биографии. Я прервал его где-то на середине, когда я чуть не женился на заезжей певичке, подрабатывавшей в летний сезон в местных ресторанах, и попросил перейти ближе к делу.
- Мы отправим Вас в экспедицию,- вновь включился в разговор Павел Антонович. Он теперь стоял на краю веранды, на фоне заходящего уже солнца. Его растрепанная шевелюра сияла в лучах светила как нимб.
- Куда?- поинтересовался я.
- Об этом позже, вот Вам визитка, постарайтесь не откладывать на долго нашу встречу.

Глава 2
Загадочная планета
Утро здесь начинается всегда одинаково, сначала появляется розовая дымка на горизонте, со стороны океана или того, что похоже на океан, потом голубое сияние чуть левее, и завершается рассветная феерия чем-то похожим на полярное сияние, блуждающее по всему небосводу или тому, что похоже на небосвод. Один из моих предшественников, предположил, что сияние блуждает по небу не просто так, а по определенным законам, связанным с погодой и временами года или тем, что похоже на погоду и времена года.
Эта планета-спутник, неторопливо вращающаяся вокруг своей большой соседки, дающей то самое голубое утреннее свечение, в паре с ней описывает круг по орбите вокруг небольшого, по астрономическим меркам, но очень яркого светила таким образом, что оба вышестоящих по космической иерархии объекта в момент условного рассвета оказываются с одной стороны. Какое-то время над горизонтом можно наблюдать оба объекта, но далее светило и планета-хозяйка постепенно расходятся в разные стороны, чтобы разделить сутки или то, что на них похоже, на светлые, очень светлые, не очень светлые, сумеречные и темные часы. Я не спец в астрономии, но из того, что я почерпнул в записях, оставленных моими коллегами, я понял, что планета-спутник вращается вокруг своей хозяйки с такой скоростью и по такой орбите, что постоянно оказывается чуть позади нее относительно светила, находясь под ее защитой от мощного излучения, дающего, как было уже упомянуто, то самое рассветное сияние.
Ученые умы не стали заморачиваться и назвали светило В-457892, а планету хозяйку Юпитером В-457892. Полное отсутствие фантазии. Я решил исправить это недоразумение и во время одной из депрессий, случавшихся у меня в первые циклы моей нескончаемой вахты, переименовал эти космические тела в Желтую тоску и Голубого друга. И то и другое казалось мне тогда одинаково постылым, ненужным и бесполезным.
Мое пребывание на этой станции подошло к тому пределу, когда я окончательно перестал чувствовать течение времени или того, что на него похоже и полностью отдался тому естественному ритму жизни, которым, по-видимому, живут мухи или жуки, не обремененные социальными связями и какими-либо обязанностями, ролями и функциями, как, например, муравьи или пчелы.
Все что от меня требуется в этой экспедиции, это вести регулярные записи и отправлять на Землю отчеты по установленным формам. Свободное время, которого у меня оказалось очень много, я должен тратить на любые исследования и наблюдения, которые мне самому покажутся интересными.
Возможно, для искушенных исследователей космических объектов эта планета не покажется столь необычной, чтобы исследователь мог работать там без какой-либо программы или плана, и без должного контроля. Но в том-то и особенность этой планеты, что на ней ничего нельзя планировать, то есть распределять цели и пути их достижения во времени.
Главная особенность этой планеты в том, что время, как физическое явление, на ней совершенно не ощущается. Вернее даже, его просто нет в физическом выражении, даже смена условного дня и условной ночи происходит здесь в каком-то хаотичном порядке.
Все потому, что вращение Планеты вокруг собственной нестабильной оси чисто условное. Имея в своем основании твердое ядро очень маленького размера, жидкую мантию и полужидкую оболочку, лишь слегка прикрытую отвердевшей корочкой, больше похожей на кожуру перезревшей хурмы, Планета вращается разными слоями с разной скоростью и в разном направлении. Астрофизики объясняют это явление какой-то нестабильностью магнитных полей.
Как бы то ни было, но притяжение на Планете есть, а значит, и атмосфера держится не на честном слове. Есть океаны и суша, какая-то растительность, а значит, Планету надо исследовать. Как, и с чего начинать, великие умы, отправившие меня сюда, пока не решили.
Я слышал, что в древности ленивые молочники в крынку с молоком бросали лягушку, чтобы она, барахтаясь в поисках опоры, взбивала масло.
«Ква-ква», - как-то само собой набрали мои пальцы на клавиатуре… «Enter», и мой первый (условно первый) научный отчет ушел на Землю.

Глава 3
Из грязи в князи
Изначально эта планета считалась необитаемой, вернее, она вообще не считалась планетой. Космический сканер «Проныра-3013», первым обнаруживший этот объект, классифицировал его как скопление слизи непонятного происхождения, кто-то из ученых мужей назвал это явление космической флегмой, а кто-то плевком Создателя. Отправленный «Пронырой» космодрон прошел через объект насквозь и застрял на выходе на противоположной стороне, продолжая транслировать очень странные данные. Выяснилось, что исследуемый объект неоднороден и по своей консистенции напоминает содержимое яйца, при этом, «желток» вращается внутри «белка» и постоянно уплотняется. Происходящее так заинтересовало ученых, что они отменили исследовательскую миссию «Проныры» в этой части неизведанной галактики, оставив его наблюдать за загадочными метаморфозами космического «флегмоплевка». Он и сейчас висит где-то на орбите, выполняя роль ретранслятора межгалактической связи, а героический дрон, сделавший открытие, оброс слизью, не прекращая работать, спустился к центру «желтка» и образовал твердое ядро, которое со временем превратилось в плотную вращающуюся сферу.
Так, на глазах у операторов «Проныры» сформировалась новая планета, которая, обзаведясь собственной гравитацией, быстро нашла себе хозяйку – огромную голубую газовую планету, названную в честь своего аналога из Солнечной системы Юпитером, вращающуюся по относительно стабильной орбите вокруг ближайшей звезды, похожей на Солнце и значащейся в астрономических атласах под номером В-457892.
Вы спросите меня, - как же это все могло произойти в пределах времени существования человечества? Отвечу коротко, - в пределах влияния магнитного поля этой планеты времени как явления вообще не существует, а что касается земного времени, то это отдельный разговор.

Глава 4
Укротители времени
Те двое, что явились ко мне ко мне на дачу с бредовыми предложениями, от меня не отстали. Не знаю, как это получилось, но уже через пару дней я сидел в мягком удобном кресле в уютном, хорошо меблированном офисе и читал предлагаемый мне договор.
Напротив меня в таком же кресле сидел Павел Антонович, теперь уже одетый вполне по сезону в светлые брюки и рубашку c коротким рукавом, на ногах его были сандалии, обутые на светло бежевые носки.
Петр Сергеевич, одетый почти так же как и его коллега, вошел в кабинет с серебристым кофейником и подносом с кофейными чашками, блюдцами и еще какими-то сосудами. Разместив все это хозяйство на небольшом столике, он начал колдовать над ним, переливая и перемешивая что-то с чем-то. Невероятно приятный запах распространился по кабинету. От предложенного мне кофе, я отказаться не смог.
- Мы пригласили Вас сюда, чтобы поговорить начистоту,- начал свою проповедь Петр Сергеевич, - я – научный руководитель лаборатории хронологии, где мы проводим исследования по манипуляциям со временем.
Было видно, что он тщательно подбирает слова, видимо, боясь произнести то, что обязательно вызовет у меня негативную реакцию.
- Я думаю, что нам следует продолжить разговор в соседнем кабинете, - вмешался Павел Антонович, допивая кофе. Он встал с кресла, порылся в карманах и, вытащив что-то похожее на ключ, направился к внутренней двери, которую я раньше не замечал, потому, что она была крайне удачно вписана в меблировку кабинета и походила скорее на раздвижную дверцу огромного платяного шкафа, чем на дверь в другое явно тайное помещение. Отворив дверь, которая к моему удивлению съехала не в сторону, а вверх, Павел Антонович, растекаясь в усатой улыбке, жестом пригласил меня войти. Из проема открытой двери струился мягкий свет, образующий непроглядную пелену, как от пара в хорошо протопленной парной. Я повиновался, но, уже находясь в проеме двери, я понял, что оба моих нанимателя оказались у меня за спиной, полностью отрезав для меня пути отступления. Кто-то из них резко толкнул меня в спину, мне показалось, что я на секунду потерял сознание.
Очнувшись, я осмотрелся. Это было футуристически оформленное помещение в светло-серых тонах, практически без мебели. Мутное свечение куда-то исчезло, свет струился как будто от всех предметов, находящихся вокруг меня. Позади раздался треск, обернувшись, я увидел, как откуда-то из стены буквально вывалился Павел Антонович. Выпучив глаза, он молча показал мне на большой серый диван, а сам быстрыми шагами пошел к противоположной стене, нажал какую-то кнопку и, повернувшись ко мне, тяжело дыша, простонал:
- Ненавижу эти переходы, как будто табуреткой по голове, - он потер вспотевший лоб и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Сзади опять раздался треск и в комнату словно вплыл на нахлынувшей волне Петр Сергеевич. Видимо где-то внутри стены он уже успел переодеться в серовато-бежевый балахон до самого пола с лежащим на плечах капюшоном. Он явно чувствовал себя значительно лучше, чем мы с Павлом Сергеевичем. Я присел на диван, пытаясь прийти в себя, прикрыл глаза, и когда открыл их вновь, передо мной на небольшом невесть откуда взявшемся столике стоял стакан с водой и кубиком льда. Апостолы Петр и Павел стояли напротив, теперь уже оба в одинаковых балахонах и внимательно на меня смотрели.
- Назовите свое имя и возраст, - произнес Петр странным металлическим голосом.
- Олег Михайлович Руднев, сорок два, год рождения 1970, - отрапортовал я.
- Как Вы думаете, какой сейчас год?- продолжал свой дурацкий допрос Петр Сергеевич.
- 2012, конечно же, - без тени сомнения ответил я.
- А если я Вам скажу, что Вы ошибаетесь?
- В смысле….
- Сейчас 4224 год, апрель, Вы находитесь в лаборатории времени Национальной Космической Академии и мы с моим коллегой от лица Академии предлагаем Вам для начала стать нашим сотрудником.
- Для начала…?! ,- я привстал с дивана, - у этого водевиля еще продолжение будет?
- Не кипятитесь, сейчас мы проведем для Вас экскурсию по нашей лаборатории, и Вы сами убедитесь, что это не розыгрыш и не сон.
Как я понял, работа Петра Сергеевича и Павла Антоновича заключалась в отлове кандидатов на участие в смелом и очень опасном эксперименте. Я уже попался, и рыпаться бесполезно.
Меня пригласили пройти в соседний зал, где аккуратными рядами стояли небольшие округлые вагончики с большими панорамными слегка затонированными окнами. Мы подошли к одному из вагончиков, автоматические двери распахнулись, Павел Антонович прошел вперед и уселся у пульта управления, а мы с Петром Сергеевичем удобно устроились в креслах сзади.
Скорость, с которой мы стартовали, меня сильно напугала, но когда мы миновали узкий коридор, ведущий куда-то вниз, скорость заметно снизилась. За окнами мелькали прозрачные секции и металлические арки округлого тоннеля. Я не сразу понял, что за прозрачными стенами тоннеля вода.
- Мы находимся на глубине более 500 метров и спустимся еще поглубже, здесь не так много солнечного света, но зато от любопытных глаз мы защищены хорошо, - Петр Сергеевич повернулся ко мне вместе с креслом, - не переживай насчет перепадов давления, эту проблему мы давно решили.
Я не нашел что сказать в ответ и вопросительно посмотрел на собеседника.
- Наш научный центр расположен на дне моря. Это позволяет решать сразу несколько проблем: топливо для энергосистемы – водород и сероводород, охлаждение и терморегуляция, защита от помех различного рода и, как я уже сказал, от любопытных глаз: граница сероводородного слоя, как зеркало, отражает все нежелательные для нашей защиты электромагнитные волны. Впрочем, у подводной станции есть еще одно преимущество – невероятно чистый воздух.
Воздух действительно оказался очень чистым, с какими-то неуловимыми ароматами. Сразу после первого шлюза вагончик остановился, и мы вышли в большой куполообразный зал, по краям которого в аккуратных куртинах были высажены диковинные даже для меня – жителя субтропиков, растения.
- В биологическую  лабораторию мы не пойдем, это не наш профиль, нам в астрономическую,- Петр Сергеевич повел меня по узкому коридору, ведущему в соседний купол. Павел Антонович отстал и исчез где-то у куртины с кактусами.
- А туалет здесь есть? – я потихоньку начал привыкать к обстановке, - а то Павел Антонович, вон, до кустиков побежал, я тоже не дотерплю…
Огромный зал был наполнен каким-то странным мягким сумеречным светом, было достаточно светло, но и глазам ничего не мешало разглядывать многочисленные голограммы, висящие где-то под потолком и сползающие по внутренней поверхности купола вниз. Это были скопления звезд, отдельные планеты, кометы и светила, каждая голограмма занимала свою шестигранную ячейку, подсвечиваемую лиловыми рамками-границами. Общая картина напоминала вид пчелиного улья изнутри. «Рабочие пчелы» в серебристых балахонах и больших затемненных очках, что-то чертили на персональных планшетах, расставленных по окружности, суетливо перемещались по залу с какими-то приборами, перевозили на самодвижущихся тележках аппаратуру, возились с кабелями. Мимо проехали два робота с подносами, заполненными выпечкой и напитками – «Хоть что-то человеческое», - подумал я, вспомнив недавнюю поездку на новой скоростной электричке, где проводница вот также возила по вагону тележку с мини-кофейней и сэндвичами. Оба «трутня», сопровождавшие меня по улью (Павел Антонович, очень довольный, видимо, удачно облегчился в кактусах, догнал нас на входе), не собирались присоединяться к общей суете. Было отчетливо видно, что они здесь на особом положении.
- А почему у вас люди выполняют всю работу, а роботы только кофе развозят? Должно же быть наоборот… Ну в смысле, роботы должны вкалывать, а люди – за ними присматривать, ну там, масло менять, контакты зачищать…
- Нет, роботам не требуется обслуживание, они самообслуживаемые. А вот работу, которую ведет наша лаборатория, искусственный разум выполнять не может. Нет, что касается чистой математики и физики – конечно, все автоматизировано, Петр Сергеевич надел огромные темные закрытые со всех сторон очки, описал рукой круг справа от себя и ткнул указательным пальцем в какую-то видимую только ему точку. К нашим ногам опустился лиловый луч, описав на полу вытянутую трапецию. Через несколько секунд из-под купола по проложенному лучу, как по направляющим к нам спустилась одна из голограмм. Петр Сергеевич, снял очки и вошел в мерцающий куб, жестом пригласив нас пройти за ним. Внутри куба было сыро и пахло плесенью, появился необычный металлический привкус во рту. Я осмотрелся, ничего необычного, яркие и не очень огоньки звезд, разноцветные туманности, все статично. Но вот, одна группа звезд, вдруг стала приближаться, появились очертания планет.
- Это наша Солнечная система, - пояснил Петр Сергеевич и без того очевидный для меня факт. Все известные мне фантастические фильмы начинаются с того, что герою, даже если он профессиональный астронавт, сначала показывают Солнечную систему, видимо для того чтобы подготовить его мозг к чему-то более масштабному.
- А это Луна, - Петр Сергеевич движением пальцев приблизил едва заметную точку, превратив ее в желтый шарик, развернул и ткнул пальцем в темное пятно на его поверхности, -  Сюда мы Вас и отправим.
- На Луну?! – я был разочарован, столько оборудования, и такие сложности, только для того чтобы отправить случайного человека из прошлого на Луну. Я был уверен, что уже через пару веков на Луну можно будет добраться каким-нибудь чартерным «Шатлом», управлять которым будет парень из Средней Азии.
- На обратной стороне Луны наша основная база для подготовки экспедиции, - как бы реагируя на мое молчаливое, но, видимо, очень выразительное разочарование, пояснил Петр Сергеевич. 
- Но почему на Луне? Разве на Земле места мало?
- Да, в двадцатом и даже в двадцать первом веке действительно можно было бы найти глухие уголки где-нибудь в Сибири или Заполярье, но база существует вне времени, ее начали строить еще во времена Владимира Мономаха и Луна для нее самое подходящее место. К тому же, инженеры считают, что запуск межгалактичесоко корабля с Земли обходится гораздо дороже. Ну и сам посуди, огромная машина, размером с авианосец стартует пусть даже из самого глухого уголка Земли, - это как извержение вулкана, как минимум. Пылевые облака, землетрясение, цунами… А так, мы тихонько стартуем, без шума, без пыли, без посторонних глаз.
- А что, старт с Луны на Земле видно не будет?
- А для этого у нас есть астрономы, которые рассчитали время и траекторию старта таким образом, что повышенная солнечная активность скроет все признаки пуска, ну и с управлением погодой на Земле мы тоже поработали.
- Ну а дальше что?
Петр Сергеевич пальцем сменил картинку, длинная извилистая красная линия протянулась от Солнечной системы в глубины космоса.
- Это траектория полета нашей исследовательской станции, которая обнаружила очень интересную Планету в скоплении звезд за пределами нашей галактики. Это очень далеко. Наш второй корабль с исследователем на борту прибыл туда тысячу сто пятьдесят пять лет назад.
- Дедушке пора на пенсию?
- Этот дедушка – Вы. Мы уже давно отправили Вас в эту экспедицию, в прошлом…
- А сейчас что, предлагаете мне менять самого себя, хотите замкнуть кольцо, или как там это у вас называется?
- Нет, это будет, это был, единственный Ваш старт и стартовать Вы будете из своего времени, из 2012 …
- Что-то я совсем запутался в вашей математике, вы же говорили, что сейчас четыре тысячи… какой там? Двадцать четвертый?
- Да, но в этом времени мы сейчас как бы гости, мы заглянули сюда, для того, чтобы показать Вам часть ваших же отчетов. Мы, или наши коллеги из того времени, когда состоялась экспедиция, еще не обладали таким объемом информации. Для получения отчетов оттуда, - Петр Сергеевич указал пальцем на голограмму, - требуется не одна сотня лет.
- Я, кажется, понял вашу стратегию: для того, чтобы выпить дорогого выдержанного вина, вы возвращаетесь в прошлое, покупаете у знакомого армянина однолетний чемургес и закапываете его в условном месте.
- Я не знаю, что такое «чемургес», но мысль, в целом, верна. Мы действительно получаем очень важные отчеты без временных издержек благодаря манипуляциям со временем.

Глава 5
Вперед в прошлое
Как вы уже поняли, я нахожусь в другой галактике на планете, на которую меня отправили из будущего, или нет, не из будущего, а из моего времени, но как бы из будущего. Это сложно объяснить, но попробую.
Ученые из грядущего добились потрясающих результатов в освоении космоса, но из-за огромных расстояний воспользоваться результатами своих достижений не могли, не желая оставлять великие открытия своим потомкам, они придумали отправлять свои научные экспедиции из прошлого, таким образом, чтобы отчеты об исследованиях приходили как раз к их времени. Для реализации этого проекта им пришлось организовать целую индустрию по производству космических модулей где-то на обратной стороне Луны еще во времена средневековья, а когда возникла необходимость пилотируемых полетов, оказалось, что астронавтов надо набирать из того времени, когда планировался запуск, чтобы все расчеты, основанные на реальном времени были верными. Естественно, они не могли изымать из истории сколько-нибудь значимых персонажей, вербовали бездетных, обреченных, и даже смертельно больных, благо, в медицине они тоже хорошо продвинулись.
Что касается меня, то я действительно идеально подходил для их целей, бездетный, никому не нужный, медленно спивающийся и, как оказалась, еще и со здоровьем у меня были серьезные проблемы. Вообще-то изначально у них был другой кандидат, уже хорошо подготовленный, образованный и энергичный. Настолько образованный и энергичный, что в последний момент сумел сбежать от них - от самих повелителей времени, которые теоретически должны были знать все наперед, прихватив с собой выделенные ему на подготовку к экспедиции средства и кучу секретной информации о технологиях будущего. Его следы, как и следы многих предателей и преступников затерялись где-то в Лондоне.
Альбионцы, так мои наниматели называли своих конкурентов на западной окраине Европы, с радостью бы перекупили перебежчика, если бы смогли найти его раньше прежних хозяев, но не смогли, предатель был найден повесившимся в ванной комнате своего особняка в лондонском пригороде.
Вам, наверное, интересно, как меня должны были доставить на Луну для пересадки на межгалактический транспорт? Все очень просто. Вы наверное слышали об участившихся неудачных пусках ракет, падавших куда-то в океан? Чепуха. Никуда они не падали, но и на заданную орбиту они тоже не выходили. Агенты из будущего, успешно внедренные в ключевые ведомства, прикрывают все пуски и весь процесс подготовки.
Все время перемещения я, конечно – же спал, или был в анабиозе, или под наркозом, не знаю, в отчетах об этом не упоминается. Очнулся я уже на станции, причем с устойчивым ощущением, что я здесь уже был когда-то давно и все здесь мне знакомо, только подзабыл чуток кое-что. Туалет и ванную комнату я нашел сразу, несколько роботов помогли мне пройти стандартную дезинфекцию, послеполетную диагностику и переодеться в легкий и очень удобный серебристо серый балахон. Крепкий кофе со сладкой булочкой и 50 граммов отличнейшего коньяка полностью привели меня в порядок после невесть сколько времени длившегося перелета.
Рабочий кабинет оказался очень удобным, мне не пришлось разбираться со сложной техникой, так как по протоколу, это она (техника) должна была со мной разобраться. Уже к ужину я полностью владел информацией по устройству, планировке и оснащению станции, но этого было мало, я хотел порыться в архивах, найти ответы на те вопросы, которые так и не успел задать своим вербовщикам.

Глава 6
Левиафан
Это существо, если его можно так называть, появилось в моей безвременной жизни на Аморфе – именно так я теперь называю эту планету, в самый критический для меня момент.
Поглощенный очередной депрессией или даже отчаянием, я брел по берегу океана, ища удобное место для того, чтобы свести счеты со своей никчемной и никому не нужной жизнью. Приметив небольшой утес, нависающий над плещущими о берег волнами, я направился туда, не имея никакого представления о том, как я буду реализовывать свою затею. Дело в том, что океан, моря и болота, как и суша, здесь также условны, как времена года или суток. Плюхнувшись в океан, можно погрузиться в его пучину или всплыть, а можно остаться на его поверхности и даже пройтись по ней «аки посуху». Если ты хочешь утопиться в океане, то это не значит, что ты хочешь разбиться насмерть о твердую поверхность, в которую могут превратиться его воды в момент соприкосновения твоего бренного тела с этой чертовой непонятной материей или ее имитацией, из которой здесь все состоит.
Поглощенный душевными терзаниями, перемешанными с глубоким безразличием, я тупо карабкался на утес, как вдруг меня кто-то окликнул по имени. Я, кажется, так давно не слышал своего имени и вообще каких-либо живых голосов, что обмер и впал на какое-то время в ступор. У огромного округлого валуна, полуразвалившись в большом и плотном коме водорослей, видимо выброшенных на берег последним штормом, сидел внушительного размера тюлень с мордой, удивительно похожей на карикатуру человеческого лица с огромными не тюленьими, а вполне человеческими усами. Скатившись с утеса, я уперся взглядом в его маленькие прищуренные глазки, которые также, не моргая, таращились на меня. Мне показалось, что тюлень улыбается, причем с каким-то ехидством или пренебрежением. Меня почему-то это насторожило, если можно применить это слово к состоянию человека, оказавшегося в метре от крупного хищника, говорящего на человеческом языке, и ввело в еще больший ступор. Я даже не сразу заметил, что в зубах у тюленя трубка, не водолазная и не для коктейлей, а курительная, кажется сделанная из дорогой древесины и инкрустированная резными костяными вставками со слегка изогнутым длинным мундштуком.
- Я – Левиафан, - тюлень протянул мне правую ласту, которая в момент соприкосновения с моей ладонью превратилась во вполне человеческую руку, во всяком случае, кисть и предплечье выглядели как у вполне заурядного грузчика, только раза в полтора крупнее. Рукопожатие его, тем не менее, было мягким и комфортным, я имею ввиду, что оно не было похоже на сжимание холодной мокрой и скользкой селедки - протянутое мне было сухим, теплым и слегка шершавым на ощупь.
Я кивнул, не найдя подходящих для приветствия слов, - здесь с этом вечная проблема, такие приветствия как  «добрый день» или «добрый вечер» здесь не уместны в принципе, так как нет ни дня ни вечера как такового, слово «здравствуйте» здесь тоже не имеет никакого смысла, так как здесь никто не болеет, если сам этого не хочет. Наверное «привет» подошло бы, но уместно ли так фамильярно приветствовать трехметрового тюленя с ластами грузчика-переростка и, наверное, большими и крепкими зубами.
- Но ты можешь называть меня как тебе удобней, чтобы язык не ломать, например, Лёвой, - Левиафан шмыгнул носом и подмигнул мне левым глазом.
- Откуда Вы знаете мое имя?,- с трудом выдавил из себя я, пытаясь улыбаться.
- Как не знать, все знают, ты ведь теперь Демиург.
- Кто, простите?
- Создатель, верховное божество, высший разум, ну и все такое, - Левиафан затянулся и выдохнул целый столб дыма, задрав голову кверху.
- Ну, надо же…
- Я, кстати, тоже что-то вроде местного божества…, но не такого, конечно же, уровня…
Я потихоньку начал выходить из ступора, осознание своей великой, по местным меркам, сущности придало мне уверенности, и я стал задавать вопросы.
Лёва оказался довольно разговорчивым и обаятельным тюленем, совсем не агрессивным, с позитивной, так сказать жизненной позицией, если так можно выразиться, говоря о божестве. Его стихия – это океан, в нем он безраздельный властитель и вершина пищевой пирамиды. Я довольно быстро проникся к нему симпатией и уважением, как к невероятно интересному собеседнику и кладезю всевозможных знаний.
Я был прав в своих суждениях о сущности материи (или ее имитации) на Аморфе. Все на этой планете, к чему я прикасаюсь, принимает ту форму и тот вид, которые мне наиболее комфортны. Я, со слов Лёвы, не могу здесь даже поцарапаться об острые камни, так как они, специально для меня становятся либо мягкими, либо гладкими. Лёва разъяснял все вполне убедительно, но для большей убедительности он вдруг резко махнул рукой-ластой в сторону моего лица, изобразив правый хук хорошо тренированного боксера, я почувствовал лишь легкое приятное касание в области челюсти. Лёвина ласта на мгновение обволокла нижнюю часть моего лица, напрочь слизав с нее мешавшую мне трехдневную щетину.
Мои коллеги или предшественники, как я их называл в начале, сознательно или бессознательно, постепенно формировали этот мир, создавая атмосферу, моря, горы, долины, леса и поля, даже сады с экзотическими растениями, все это есть в памяти Аморфы и может быть восстановлено, если в этом будет необходимость, так я понял своим тогда еще не очень адаптированным под местные чудеса мозгом слова своего собеседника.
Окончив вводную лекцию, Лева выбил пепел из трубки и начал раскланиваться.
- Извини, мне срочно надо в море, там хамса идет на нерест, а я поисхудал что-то сильно, надо бы жирком обзавестись, - он махнул правой ластой и как-то легко, не по-тюленьи, соскользнул с крутого берега в прибой.
- Мы еще увидимся? – я тоже махнул ему рукой.
- Конечно, я всегда на связи,- приходи, когда захочешь поболтать, - зажав в зубах трубку, он нырнул в набегавшую волну и скрылся под шапкой морской пены.

Глава 7
Аборигены
Как я уже упоминал, времени, как такового в его привычном для нас линейном выражении на Аморфе не существует. Сначала я пытался маркировать события условными датами и часами, чтобы не свихнуться от хронологического хаоса, потом стал сбиваться и окончательно запутался. Потом плюнул на все и стал жить одним днем не думая о прошлом и не задумываясь о будущем, впрочем, может быть все происходило в другом хронологическом порядке: сначала плюнул, потом запутался, потом стал маркировать. Не важно… Теперь события воспринимались моим мозгом как случайные картинки в быстро перелистываемом журнале, или, для тех, кто не знает, что такое журнал – как всплывающие в на дисплее монитора в случайном порядке окна при просмотре изображений в режиме «галерея».
Я прекрасно выспался, как, впрочем, и всегда с момента моего прибытия. Вышел в сад, умылся под внезапно начавшимся теплым дождиком, переоделся в шелковистый, легкий светло-серый балахон и готовился позавтракать острым и ароматным супчиком из морепродуктов. Еда здесь, на станции, готовится как-то сама. Заботливый робот Люси Стюард (как написано на нержавеющем шилдике, намертво прикрепленном к грудной пластине) или Людмила Сидоровна (как написано в ее техническом паспорте), примурлыкивая динамиками какую-нибудь приятную мелодию, привозила небольшую тележку, сделанную, как и все на станции, из облегченных и сверхпрочных композитных материалов, сервированную под настроение хозяина, то есть под мое настроение. Как Люси угадывает мое настроение – это отдельный вопрос, требующий дополнительных исследований, поскольку в техническом описании устройства эта функция не упоминается.
Едва приступив к завтраку, заботливо доставленному Людмилой Сидоровной прямо в сад, я вдруг услышал приглушенный вой и возню в зоне субтропических культур. Прервав завтрак, я, шурша балахоном о ветки кустарника и листву молодого бамбука, направился к невысокой, но раскидистой яблоне, оказавшейся, почему-то, в условно «южной» части сада, среди субтропических растений. Шум исходил от садового робота, который энергично размахивал универсальным садовым модулем, с насадкой, напоминающей обыкновенную лопату. Подойдя поближе, я увидел, что садовник лопатой отмахивается от наседающих на него со всех сторон невысоких (около полутора метра ростом) но коренастых существ, издали похожих на гномов, только одетых в лохмотья из каких-то шкур и растительных волокон. От неожиданности я вскрикнул. Я давно перестал материться, в этом совершенно не было никакой необходимости, но в этот раз у меня вырвалось само. Гномы замерли и внезапно, как будто растворившись в тумане от оросительной системы оранжереи, исчезли. Садовник опустил лопату и повернулся ко мне лицевой частью, вытянувшись во весь рост, как прописано в его протоколе.
- Робот, по всей видимости, исправен, значит что-то не то с «гномами», - мысли в голове путались и никак не хотели выстраиваться в какую-нибудь логическую цепочку,- а были ли «гномы»?
Чтобы прийти в себя от увиденного, я начал прохаживаться вокруг места происшествия, стараясь не приближаться к роботу, который, не сводя с меня передней визорной панели, ритмично разворачивался в мою сторону, отщелкивая контакторами каждое движение. Описав так несколько кругов, я начал, наконец, мыслить более-менее рационально. Если были «гномы», значит должны остаться следы. Я внимательно осмотрел почву вокруг робота, она была утоптана и явно не ходулями садовника, который в саду (по протоколу) должен был перемещаться на четырех паучьих ногах, не имеющих стоп (чтобы не топтать посевы). Именно таким паучьим нижним модулем и был оборудован сейчас робот, а другого сменного нижнего модуля по близости не наблюдалось. То есть, следы явно не его. В пользу гномов свидетельствовали также клочья шерсти или волос, застрявшие в ветках колючих кустарников и две покрытые слизью мелкие костяшки, похожие на зубы, видимо молочные, потому что без корней. Очевидно, что садовник достал-таки кого-то из нападавших своей лопатой.
Просмотр видеозаписей ничего не прояснил, кроме того, что садовый робот виртуозно владеет лопатой как оружием самообороны. Рассмотреть гномов без специальной обработки записей не получилось из-за работы оросительной системы, имитирующей утренний туман. Я отправил все данные в лабораторию, составив перечень интересующих меня вопросов, главным из которых был вопрос: «Какого черта тут происходит?»
Выпив стакан гранатового сока, заботливо протянутый мне садовником, я немного успокоился и приступил к детальному допросу единственного оставшегося на месте происшествия членистоногого участника драки.
Пригрозив роботу отверткой, выпавшей во время драки из ремкомплекта, прикрепленного к его же спине, я поинтересовался идентификационными данными устройства, техническим заданием на производство работ, сведениями о допуске к работам, ну и прочей ерундой, предписанной диагностическим протоколом. Робот, вытянувшись в струнку, без запинки по порядку отвечал на вопросы, продолжая поворачиваться всем корпусом в мою сторону, когда я прохаживался вокруг него. Звали его, как, видимо и всех бытовых роботов на этой станции, Люси, но с индексом «Фер», то есть фермер. Из доклада Люси-Фера следовало, что неизвестные нападают на него уже четвертый раз, цель нападений не ясна, но возможно, по мнению робота, они воруют фрукты, скорее всего яблоки. На мой закономерный и логичный вопрос: - А какого черта я ничего не знаю о предыдущих трех нападениях?!, Люси-Фер без запинки отрапортовал, что система безопасности идентифицирует этих существ как садовых вредителей, борьба с которыми относится к исключительной компетенции устройств с функциональным индексом «Фер» и не стоит того, чтобы занимать время и внимание Хозяина, в виду своей локальности, малозначительности и узкопрофильной направленности. Поинтересовавшись у робота, не пишет ли он научные статьи по менеджменту и корпоративному праву на досуге, я предложил ему составить подробный письменный доклад и желательно с картинками. Робот, сменив насадки манипуляторов на чертежный комплект, тут же приступил к работе, а я в глубокой тревожной задумчивости, поплевывая шелухой от каких-то семечек, невесть откуда взявшихся у меня в ладони, пошел в офис, делать разнос системе безопасности, то есть всем устройствам с индексом «Без», без исключения.
В коридоре перед офисом меня ожидала шеренга из нескольких самоходных устройств. Возглавлял строй массивный робот с множеством замков для подключения съемных модулей (видимо, оружия). Робота звали Арнольд или «АР- ноль девять» (что означало армейский робот девятого поколения), естественно, с индексом «Без», что в моем теперешнем понимании означало «без мозгов». Поняв по техническому описанию, что с этим разговаривать бесполезно, я осмотрел остальных. Это были два композитных остолопа, один из которых был похож на большую кофеварку, внутри которой вместо кофе размещалась целая батарея летающих дронов дисковидной формы, второй походил на торшер, с абажуром, состоящим из множества датчиков и контроллеров. Этих звали Ставром (станция автоматизированной воздушной разведки) и Орхипом (охранный робот химзащиты и пожарной охраны). Я не сразу заметил четвертого, потому, что он был размером с табуретку и по форме напоминал пуфик, обтянутый синтетической тканью, этого звали Антуаном (андроидный тактический универсальный аналитик), судя по всему, именно он и был мозгом этого безмозглого сборища из полупроводников, композита и металла, именовавшегося по системой безопасности станции.
Антуан, слегка повизгивая, докладывал по существу. Я, заложив руки за спину, прохаживался вдоль строя, выражая всем своим видом глубочайшую неудовлетворенность и крайнюю озабоченность. В какой-то момент я понял, что в светло-сером балахоне и босиком не очень удобно выражать своим видом неудовлетворенность и озабоченность, для этого больше бы подошел френч цвета хаки и юфтевые сапоги, надетые на самозаматывающиеся портянки. Из доклада аналитика следовало, что «гномы» - это аборигенная форма жизни, развившаяся из моллюскообразных существ, действительно внесенных в реестр садовых вредителей-плодожорок. Плодожорки отличались способностью проникать в любые закрытые пространства через мельчайшие щели и невероятной живучестью. В процессе стремительной эволюции, плодожорки выросли, приняли форму более развитых организмов и утратили ряд способностей, перестав досаждать фермерскому хозяйству. На какое-то  время эти существа исчезли из поля зрения СБ, мигрировав куда-то в сторону Заболоченной долины. По наброскам садовника аналитик составил голографические портреты четырех аборигенов в полный рост со всеми подробностями.
Антуан запросил у меня разрешение на использование персональных данных, я кивнул в ответ, аналитик зашуршал процессорами.
Система идентификации выдала имена «гномов»: Бапген, Вазген, Гурген и Ардовазт Адамович.

Продолжение следует.