Святая и алкаш

Шла однажды по улице юная, стройная и прекрасная девушка Люда. Было девушке тридцать с небольшим, но даже злейшие враги не давали больше восемнадцати. Все мужчины оборачивались и влюблялись в нее с первого взгляда, все женщины зеленели от зависти. Еще она была очень умная, самостоятельная и вовсю имела свой собственный крупный бизнес. Вот какая она была замечательная! Но зачем-то одинокая, достойных не было.
- Привет, Людка! – из подворотни выполз грязный, мерзкий алкаш и тунеядец Василий. – Пошли, поебемся?
- Пошли, куда от тебя денешься, - покорно вздохнула Людмила. Привела Василия в свою чистую квартиру, накормила, напоила и его вялую письку в себя уложила.
Стал Василий у нее жить. Пьет, жрет, бездельничает, Люду зверски избивает. В общем, нормально живут, как и большинство российских семей. В загсе расписались, Людмила ему детей стала рожать. С детьми Вася не помогал, денег не зарабатывал, лишь Людочку бил, гнобил, обижал и унижал. Нажрется, бывало, вопит: «Абырвалг», ногу поднимает и на стены ссыт. А Людочка тихонько сидит, чай из фарфоровой чашечки пьет, Шекспира в оригинале перечитывает и бизнесом своим управляет. Очень крупным.
Так двадцать лет и прожили, троих деток нажили. Василий год назад совсем допился и озверел окончательно. Как вечер, так нацепляет на себя повязку со свастикой, в одну руку берет топор, а в другую – флаг Украины и уходит куда-то. Возвращается весь в крови, вопит: «Слава Украине! Героям Слава!».
Жить с пьянью и трутнем еще можно, но с фашистом и бандеровцем – никогда! И Людмила нанесла по Василию превентивный удар – из квартиры выгнала, замки сменила и на развод подала. Стоит она сейчас, простая русская мать и женщина в суде и несет вышенаписанную чистейшую правду. Дама-судья, прокурорша и тетки из опеки рыдали три ручья над ее нелегкой судьбой.
- Шоб на квартиру даже не смел претендовать! – визжала Люда. – И алименты пущай плотит, козлина! И пущай пять миллионов, совместно нажитых на имуществе, уплотит немедленно в зале суда!
- Людочка, какие пять миллионов, откуда? – изумился Василий, субтильный мужчина в элегантном костюме и стильных очках.
- Ответчик, вам слова не давали! – рявкнула судья. – И обращайтесь к истице уважительно, по имени и отчеству! Девочка моя, а почему эта скотина тебе так мало должна? Двадцать лет все же не шутка. Неужели этот нищеброд всего на десять миллионов барахла купил?
- Вот именно! – всплакнула Люда. – Чеки со дня свадьбы откладывала, но все равно все по мелочи! То звонок дверной за пятьдесят рублей, то игрушки елочные за двести рублей, то автомобиль за миллион. Так и набралось, там десять тысяч чеков на восьмисот листах…
- Ничего, милая, мы этого лоха щас живо обуем, - доверительно сказала судья. – Начинаем судебное заседание! Ответчик, представьтесь!
- Бернштейн Василий Маркович, - грустно произнес ответчик.
- Он у тебя еще и Бернштейн, - сочувственно сказала прокурорша. – Как же ты с ним мучилась, дорогая моя!
- Работаете хоть где-нибудь, ответчик? – презрительно прошипела судья.
- Я, собственно говоря, профессор, доктор социологических наук, - поправил галстук Василий Маркович. – По контракту преподаю в Принстоне, Оксфорде и Гарварде.
- Он еще и иноагент! В Гейропу ездит! – схватилась за сердце тетка из опеки.
- Еще, небось, иностранные языки знает! – рявкнула прокурорша.
- Да, с этой жидовской морды станется, - мрачно сказала судья. – Ответчик, у вас что, к этой очаровательной девушке какие-то юридические претензии?
- С разводом все ясно, тут я согласен, это даже хорошо, давно пора, - сказал Бернштейн. – Но Люда, то есть, Люда Ивановна, не дает мне видеться с моими дочерями…
- Вы избивали свою жену двадцать лет, о каких родительских правах вы вообще заикаетесь? – взревела судья.
- Я избивал? – изумился профессор.
- Избивал, причем зверски! – Людмила треснула по столу своим кулачком величиной с голову Василия Марковича.
- Чем ответчица докажет факт избиения? – спросил Бернштейн.
- Женщина не должна вам что-то доказывать! – наставительно сказала судья. - Если женщину били в браке, то она так и будет говорить, а если муж этого не помнит, то это не значит, что этого не было.
- Я-то всегда полагал, что бремя доказывания преступления лежит на стороне обвинения, - закатил глаза Василий.
- Если ты, морда жидовская, тут умничать будешь, я тебя за ухо из зала суда выведу, - прошипела судья. – Что по квартире? Как вы, противная сторона на что-то претендовать смеете? Что в браке куплено было – навсегда сплыло.
- Я батрачил, она бездельничала, а мне – ничего? – снова удивился профессор. – Я на эту квартиру заработал, я ее купил!
- Почему это ничего? Вам – долг в пять миллионов и алименты! – усмехнулась судья.
- Как это бездельничала? У меня бизнес, очень крупный, - подала голос Люда.
- Какой у тебя может быть бизнес? – презрительно сморщился Бернштейн.
- Ответчица вам сказала – очень крупный! – рявкнула судья и объявила справедливое решение. Дети и жилплощадь - Люде, Бернштейну – долги и хрен на блюде.
- Спасибо, ваша честь! – улыбнулась Люда. – Пойду, любимого мужчину обрадую.
- Правильно! – наставительно сказала прокурорша. – Отец – не тот, кто родил, а тот, кто воспитал.
- Любишь женщину – полюбишь и ее детей! – продолжила судья.
- Как говорил Гумберт Гумберт, - усмехнулся профессор.
- Умный был этот Гумберт, в отличие от тебя, мудака! – завизжала Люда. – Че лыбишься, козлина?
- Какой же ты стала хабалкой, - отвернулся от бывшей жены Василий Маркович.
- Ой-ой, - заржала Людмила. – Что же ты на хабалке-то женился?
- Люда, ты сейчас и двадцать лет назад – две большие разницы, - развел руками профессор. – Да и ты, как сегодня вдруг выяснилось, вышла замуж за алкаша, бытового насильника и тунеядца! 
- Я щас любимого позову, он тебе втащит! – рявкнула Люда и вышла из зала суда.
- Счастливая! – мечтательно улыбнулась судья. – Я бы тоже развелась, но надо же на кого-то имущество записывать. У ее нового мужчины, небось, как во всех рассказах и сериалах, свой трехэтажный особняк есть…
- Сейчас, как правило, двухэтажные, - заметила прокурорша.
- Правильно, экономят, - подала голос тетка из опеки. – Все для фронта, все для победы…
На улице Люду поджидали ее дочери и ее любимый мужчина – красивый джигит Руслан в потертом спортивном костюме. В кулаке он сжимал вялый букетик цветов.
- Люда, пиривет, - начал он. – Я тут, как честный чиливек, решил предложений делать.
- Русик, я согласна! – завизжала от счастья Людмила.
- Да ни тэбе, а старший дочь твой! – сморщился Руслан. – Она бэременный, а мне наследник нужен, сын. Средний твой дочь тоже бэременный, но она маленький еще, на аборт пойдет. А на старшей женюсь, ей скоро шестнадцать, Рамзан разрешает.
- Русик, скотина, как ты мог! – взревела Люда.
- Малчи, жэнщина, знай свое место! – Руслан что есть силы ударил в глаз любимой. Люда замолчала.
- Не смей бить мою мамочку! – робко пискнула потенциальная невеста. Руслан вошел во вкус и подбил глаз маме всего будущего наследника.
- Заткнитесь, жэнщины! – скомандовал он. – Мужчина – сила, феминизм – могила! Поехали в наша квартира. И чтоб ужин вкусный вечером был!
- Как скажешь, Русик, - в унисон поклонились мать и беременная невеста.
Так и стал Руслан у Людмилы и ее дочерей жить. Пьет, жрет, бездельничает, жену, тещу Люду и других ее дочерей зверски избивает. Но, поскольку, в отличие от Василия Марковича, он делает это по-настоящему, весь его покорный гарем его обожает и уважает. Во-первых, раз бьет – значит любит. А во-вторых, на развод подавать страшно – убьёт еще. В общем, нормально они живут, как и большинство российских семей.
А Василий Маркович, согласно канонам российских сериалов и рассказов, решил с Людой помириться. И пошел он к ней, грязный и небритый. Меня всегда интересовало, почему бывшие мужья перед актом примирения не могут помыться и побриться? Но ответ на этот вопрос ни одна из многочисленных авторш почему-то не дала. Итак, профессор Бернштейн, вымазавшись грязью и наклеив щетину, пошел мириться к предавшей и обобравшей его хабалке, что как нельзя более логично. Но по дороге встретил свою студентку, молодую, красивую и умную. И так он с ней заболтался, что аж женился и укатил с ней в бездуховную и нищую Гейропу. Так ему, козлу, и надо!