Мальчик. Гости

                «Человек потому и становится человеком,
                что осознает себя живущем среди людей.» 
                Кун Фу-Цзы 6 в д.н.э.

Первое, что помнил Мальчик, был космос. Кругом были звёзды, много звёзд, было темно и жутко холодно, так холодно, что захлёбывалось дыхание. Под Мальчиком звонко поскрипывало. Впереди кто-то шёл, ещё более тёмный, чем космос, он загораживал звёзды и иногда поскальзываясь, не громко и не зло матерясь, сильно дёргал звездолёт за обледенелую верёвочку. Пахло космосом. Это были воспоминания, которые Мальчик пронесёт с собой всю жизнь. Они не вызывали сомнений как и сам факт рождения. Но для того чтобы осознать себя как личность, пришлось прожить во мраке ещё некоторое время.

Впервые осознав себя, Мальчик, получил в подарок чувство ответственности. А отвечал он за дурацкую собачонку, с дурацкой кличкой Ёшка, принадлежащую дурацкой тёте Наташе, у которой были ногти как у Ёшки и причёска как у Ёшки. Её муж, младший брат отца Мальчика, был юмористом и музыкантом. Ну, ему так казалось. Верхом своего юмористического мастерства он считал следующую каверзу, подманить чем то Мальчика поближе и ловко развернувшись пёрднуть ему в лицо, используя гигантскую разницу в росте, стремительно развернувшись быстро отвесить, опешившему ребёнку, «саечку за испуг», отчего зубы у Мальчика щёлкали на всю, четырёхкомнатную квартиру или мастерски придумывать обидные клички. Но вот его ударная установка, которая стояла в отдельной комнате, была шикарна. Мальчик обожал пробраться в запретное помещение и залезть в самый большой барабан и страшно гудеть из него или стукнуть по медной тарелке палочкой и стремительно убежать в дальнюю комнату, где спрятавшись под кроватью за большими старыми чемоданами, наслаждаться смешными поисками растревоженной родни. Да, у Мальчика было своеобразное чувство юмора, но оно было.

Итак, Ёшка сбежала. Сорвала петельку поводка с неудобной варежки и с задорным лаем скрылась за углом недостроенной свечки. Так далеко он ещё не ходил. Мальчику недавно исполнилось целых пять лет, ему доверили собаку, а он не справился. И жалко было не Ёшку, а себя, своё новое чувство ответственности. Мальчик был в панике, он метался по площадке перед новым универмагом и захлёбывался идиотской иностранной кличкой. Был зимний вечер, люди спешили в магазин с ближайшей автобусной остановки, после трудового дня и даже не понимали чего хочет от них ребёнок, а ребёнок хотел, чтобы ответственные взрослые пошли туда, за страшный неведомый угол дома и вернули маленькую зловредную тварь. Можно было забежать в подъезд, вот он в десяти метрах, метнуться на второй этаж и всё рассказать тёте Наташе, пусть сама ищет свою собаку, но о таком даже подумать было невозможно. Мальчик, проплакавшись, осторожно, вытягивая шею, стал подходить к углу. За углом было жутко темно и тихо. Огромной кучей, лежали сваленные из ближайшего магазина тёмные деревянные ящики, мутными очертаниями складываясь в неведомый ужас. Неожиданно, как ловкий дядя Игорь, который пытается пёрднуть в лицо, из темноты выскочил здоровенный человек с белой болонкой на поводке. Человек шёл быстрым шагом на ходу подгоняя неуспевающую Ёшку пинками, чем сразу вызвал у Мальчика новое чувство. Чувство благодарности.

-Твоя красотка?
-Нет.

Честно ответил Мальчик, схватив Ёшку в охапку и уже не останавливался до самой, обитой блестящим чёрным дерматином с красивыми медными гвоздиками, двери. Мальчик только сейчас приобрёл новое чувство благодарности и поэтому ещё не умел быть благодарным в ответ и не знал волшебного слова спасибо, он ещё вообще не знал волшебных слов. Он всё узнает. Он был в самом начале пути.

Забежав в подъезд, вдохнув смесь пара и мочи, поднимающуюся из очень жуткого подвала, перепрыгивая через ступеньки, мимо осклизлых синих стен с обгорелыми почтовыми ящиками, добежал до самой красивой двери, в его пространстве красивости, и с разбегу забарабанил пяткой по шикарному дерматину, так как до звонка он ещё несколько лет доставать не будет. Подъезд был крайним к остановке и задержавшиеся путники частенько грелись у ящиков с газетами, высматривая автобус с заветным номером, утилизируя бычки в недрах корреспонденции. Горело стабильно, пару раз за неделю. Отдав на руки тёти Наташи, её чадо, Мальчик стал стягивать с ног тугие валенки, поглядывая в ванную, как тетка мыла Ёшке лапы после прогулки.

С одеждой всегда была проблема, даже война. У любого ребёнка есть твёрдое убеждение, что одежда это исчадие ада, который конечно находится в тёмной, и существующей в нескольких измерениях, кладовке. Одежда давила, душила, жала, перекручивалась в нескольких плоскостях одновременно, подставляла одну штанину под обе ноги, обувь всегда одевалась на разные ноги и затягивала шнурки в узелки, кололась, вызывала чесотку, скатывалась одна под другой. Смертельно опасно было одевать что-то через голову. Снять одежду без посторонней помощи было невозможно и только Великие воины древности могли самостоятельно раздеться, хотя былины доносят, что из одежды на них была одна большая рубаха без пуговиц, которую им передали для тренировок старшие родственники. Вот и сейчас, хоть и быстро разобравшись с валенками, всё же пришлось запутаться в резинке от меховой шапки и резинке от варежек.

Устав от борьбы за раздевание, Мальчик присел на маленькую скамейку в коридоре.

-Антоша, а что Ёшка опять гавно ела?
-Я Антон. Она всегда гавно ест и валяется в нём.
-А ты на что?

Мальчик гнусаво заныл:

-Я не хочууу больше с ней гуляяять.
-А кто хочет?

Мальчик пожал плечами. Посмотрел, как тетя Наташа размазывает, пальцами с красными длинными ногтями, чьё то дерьмо по белой мордочке и пошёл в комнату к бабушке, распутывать одежду. Одежда бабушку побаивалась и сразу сдалась. 

Встав на стул, мальчик стал изучать стоящую напротив панельную пятиэтажку. На улице стало совсем темно. Люди с сумками и авоськами спешили по своим подъездам, проваливались в них и как будто исчезали, а потом в окнах загорался свет. Мальчик даже пытался угадать в каком окне загорится свет. Свет был разным. Иногда ярким и пугающим как лампа у деда над столом, где он что-то паял вечерами, а иногда тихим, как под зелёным абажуром у бабушки. Свет у деда на столе был как в фильмах про войну, в которых всё сверкало и дымилось. На столе с таким светом можно было играть только в войнушку, вот пушка в виде паяльника, в ящичках маленькие цилиндрические детальки, это несомненно пули, которые замечательно разлетались по всей комнате, были даже драгоценности из-за которых всегда и разгорался военный конфликт. Драгоценности имели странные названия, олово и канифоль. Дед был ярым пацифистом и не приветствовал военных действий на своём столе. Бабушкин торшер был антагонистом милитаристски настроенного стола и символизировал Высший уровень покоя и защиты. Мальчик был убеждён, что если не покидать освещённого торшером пространства, то с тобой и не может ничего случится дурного, это почти как сильнейшее заклинание «я в домике». Ночью, когда бегающий по стенам свет от проезжающих за окном машин, не давал спать, Мальчик сползал с высокой панцирной кровати, украшенной металлическими шариками на спинках, и осторожно пробирался в бабушкино кресло, накрытое скатанным пледом, дергал за верёвочку и надоевшая ему вселенная исчезала, исчезали всевозможные оттенки света, мерцающие в полумраке миллионного города, даже звуки в это заколдованное место не могли проникнуть, ведь звуки тоже были бесконечны в своём многообразии, они способны напугать, разозлить, успокоить, усыпить. Он обнимал колени, тихонько сидел и ни о чём не думал, как и пять лет и ещё немного назад. Мальчик и пустота. Но нужно выходить из пустоты и идти навстречу свету, звукам и людям.  Люди как и свет были разными. Их будет много на пути у Мальчика и они будут разными. И он будет разным. Мальчик встал. Всё пора. В путь. В осознанную жизнь. На встречу с разными людьми.

-Баба, а что у нас есть поесть?
-Что есть, то и поешь. Рано ещё. Сейчас с работы все придут и сядем. А ты, что голодный, ты вот только с колбасой таскался.
-Её Ёшка съела. Я с ней гулять больше не хочу.
-Ну и правильно. Не собака, а ёклмнэ.. какое то.

Ёклмнэ использовалось бабушкой как очень сильное ругательство, конечно же у неё был набор стандартных ругательств, так сказать общепринятых, но при внуке она употребляло именно это сочетание букв.

На этот раз Мальчик придурошно захихикал.

-Ёклмнээээ...хи-хи-хи.

Последнее время он очень успешно развивал возможности мимики и риторики, при общении с домочадцами. Всевозможными кривляньями он совершенно явно добивался нужных ему результатов.

Бабушка строго посмотрела на внука через очки и грозно потребовала.

-Расскажи алфавит с самого начала. Посмотрим, что вы там с дедом научили.
-Я есть хочу.
-Сначала щи. Пойдём, а то мешаться всем потом будешь.
-Сардельку хочу.
-Сначала щи. Это не собака, это подлость какая то. Детей бы лучше завели.

Она ещё что-то громко ворчала, шаркая по длинному коридору мимо комнаты где с Ёшкой тихо сидела сноха. Снох и зятя в этой семье откровенно недолюбливали, своё отношение к ним бабушка выражала в придумывании колких прозвищ и громких обличающих монологов.