Ложь во благо

Конец августа. Тихий убаюкивающий дождь. Однообразный стук капель по крыше. Собака лежит у ног, озирая сад. Молодой совсем ещё пёс по прозвищу Буся. Я на веранде. Разложил перед собой несколько листов бумаги и начинаю писать. Начинаю и не знаю с чего и как начать.

Стараюсь восстановить в памяти произошедший с Маргаритой разговор. Кажется, гуляя, мы шли, взявшись за руки. Я что-то рассказывал. Вдруг она, словно отрезала фразой:
- Знаешь, сегодня шесть лет назад умер мой папа. В этот день я стала круглой сиротой.
В такие мгновения всегда теряешься, не знаешь, что сказать, тем более, если речь идёт о близком человеке. Сказанные слова соболезнования или сочувствия могут показаться неискренними. Какое-то время мы шли молча.

- Мне кажется, тебе сейчас нужно выговориться, не держать воспоминания в себе, - начал было я.
- Да, ты прав,- ответила Маргарита. Я весь день сегодня проживаю болезнь отца, с самого её первого дня, когда у него вдруг обнаружилась опухоль. Даже нет, с того момента, когда он стал вдруг худеть. Мы как-то не придавали этому значения, жили втроем - я, сын и он. Мамы не стало совсем недавно. Для отца это был чудовищный удар. Может быть, смерть мамы убила и его. Папа никогда не жаловался на недомогание. Своё физическое состояние ни с кем не обсуждал. После смерти мамы, с которой прожил сорок три года, впал в отчаяние. Спустя время, он взял себя в руки, но убеждена, что смерть мамы послужила толчком к возникновению болезни. Похороны мамы проходили в день 43-летней годовщины брака родителей.

Отец оказался в той же больнице, где со смертельным диагнозом лежала мама, там он провёл с ней последние три дня её жизни. Месяц спустя его перевели в другую клинику, а диагноз уже был подтвержден. Я запретила врачам говорить его отцу. Запретила категорически, почти приказным порядком. Ведь очень жестоко и бесчеловечно сообщать больному о его грядущем скором конце. Надежда ведь умирает последней. Вот пусть и умирает после смерти больного.

Я ухаживала за ним, не подавая вида, что нам скоро придётся расстаться навсегда. И, знаешь, он был полон надежд, пребывал в абсолютном неведении и строил планы по ремонту и улучшению дома. Кое-что ведь оставалось ещё не достроенным и не доделанным до конца. Папа этого не любил. Он был перфекционист, как сейчас говорят.

Я помню этот чёртов день, когда я поехала в очередной раз в больницу, отец был слаб, но бодр духом, что-то читал, он вообще всегда читал. Мы посидели довольно долго, поболтали, я вела себя деланно-беззаботно, а когда стемнело, уехала домой.
- Приедешь домой, позвони мне, чтобы я не волновался, - попросил он, как всегда.
Я позвонила. Папа уже не ответил.

На похоронах было огромное количество людей. Я была как в полусне, полуреальном мире. На кладбище встала перед гробом на колени и попросила за всё прощение. Это было самое малое из того, чем я могла искупить вину перед своим отцом, быть прощённой и понятой.

Похоронили отца рядом с мамой. Как щемит сердце и льются слёзы от осознания того, что невозможно вернуть прошлое время, исправить совершённые перед своими родителями ошибки, покаяться перед ними живыми.

На улице было пустынно. Кажется, мы были вдвоем. Я молчал. Маргарита тоже шла молча.
- Ты же понимаешь, что ты теперь не одна, - прервал я молчание. Мы вдвоём. Горе, бывает, сменяется радостью, и я постараюсь быть ею, этой радостью, для тебя.
- Мне бы хотелось более всего времени проводить в нашем доме, где я так была счастлива с родителями, и где я прожила большую часть своей жизни. Я хочу быть счастливой в нём с тобой.  Отец любил возиться по дому, вкладывал в него постоянно, что-то делая, меняя, переоборудуя. У него и сейчас осталось немало денег.
- Каких денег? - изумился я.
- Ты же знаешь, папа был замечательным инженером, полжизни провел в загранкомандировках, был на очень высокооплачиваемой должности. Он не доверял советским и постсоветским банкам и, как оказалось, правильно. Он хранил деньги наличными и, разумеется, не в рублях. Они где-то остались.
- Почему же ты не поинтересовалась этим при жизни? - удивился я.
- Как почему? Он бы мог заподозрить, что с ним что-то неладно и что он серьёзно болен. У меня был выбор - или деньги, или покой отца и его надежда на выздоровление.
Я выбрала второе.

Бесспорно, содеянное определяет наши человеческие качества. Я не был удивлен, скорее растроган и горд. Мы по-прежнему шли молча, взявшись за руки, и я не знал какими словами благодарить Риту за этот поступок.