Джон Марчер

 The Beast in the Jungle. Author: Henry James
****
  Что-то — и это дошло до него с болью, — что он, Джон Марчер,не имел;
Доказательством этому стал именно засушливый конец Джона Марчера.
Нет, страсть когда-либо касалась его, ибо именно это и значила страсть;
у него выжил, изнемогал и тосковал, но где же было это глубокое опустошение?
Удивительной вещью, о которой мы говорим, был внезапный порыв результатов
этот вопрос. Зрелище, которое только что предстало перед его глазами, обратилось к нему, как в письма быстрого пламени, чего ему совершенно, безумно не хватало, и то, что он упустил, превратило эти вещи в огненный шлейф, заставило их отметить себя в тоске внутренней пульсации. Он видел за своей
жизнью, не познав её внутри, как оплакивали женщину, потерявшую
была любима сама по себе: такова была сила его убежденности в
значение лица незнакомца, которое все еще пылало для него дымчатой
факел. Это знание пришло к нему не на крыльях опыта;
оно задело его, толкнуло, расстроило с неуважением
случайность, наглость случайности. Теперь, когда началось озарение,
однако оно полыхало в зените, и то, что он сейчас там стоял,
взгляд был озвученной пустотой его жизни. Он смотрел, дышал,
боль; он обернулся в смятении и, обернувшись, увидел перед собой ещё более резкий надрезал, чем когда-либо, открытую страницу его истории. Имя на столе
поразил его, как это сделал проход его соседа, и то, что это сказало
ему прямо в лицо было ясно, что она — то, чего ему не хватало.
Это была ужасная мысль, ответ на все прошлое, видение в страхе
ясность которой он стал таким же холодным, как камень под ним. Все
собрались, исповедовались, объяснили, растерялись; оставив его больше всего
ошеломленный слепотой, которую он лелеял. Судьба ему была отмечена
ибо он встретил месть - он опорожнил чашу до дна; он
был человеком своего времени, человеком, для которого ничто на свете не могло
Произошло. Это был редкий удар – это было его посещение. И он видел это, что называется, с бледным ужасом, пока детали подходили и подходили. Так она видела это, а он нет, и поэтому в этот час она служила
везите правду домой. Это была правда, яркая и чудовищная, что все
пока он ждал, ожидание само по себе было его долей. Это спутница его бдения в какой-то момент разглядела, и тогда она предложил ему шанс предотвратить свою судьбу. Однако судьба была никогда не сбивалась с толку, и в тот день, когда она сказала ему, что его собственный спустился, она
видел его, но тупо смотрел на побег, который она ему предложила.

Спасением было бы полюбить её; тогда, тогда он бы выжил.
"Она" жила - кто мог бы сказать теперь, с какой страстью? - с тех пор, как она
любил его самого; тогда как он никогда о ней не думал (ах, как глядела на него!), но в холоде своего эгоизма и в свете её использования. Её произнесенные слова вернулись к нему — цепь натянулась и
он растянулся. Зверь действительно затаился, и в свой час Зверь скрылся, подпрыгнул; оно возникло в те сумерки холодного апреля, когда, потраченная впустую, но вся красивая и, возможно, уже тогда поддающаяся восстановлению, она поднялась со стула, чтобы встать перед ним и позволить ему, воображая, догадаться. Этот прыгнул, как он не угадал; он возник, когда она безнадежно повернулась от него, и метка, к тому времени, как он оставил ее, упала там, где и была. Должна упасть. Он оправдал свой страх и добился своей участи; у него был провалил с последней точностью все, что ему суждено было потерпеть неудачу; и стон теперь сорвалось с его губ, когда он вспомнил, как она молилась, чтобы он не знал. Этот ужас пробуждения — это было знание, знание под носом. От чего даже слезы на глазах у него, казалось, замерзли. Через них никто, тем более он старался закрепить и удержать его; он держал это там перед собой, так что чтобы он почувствовал боль. По крайней мере, это, запоздало и горько, имело что-то от вкуса жизни. Но горечь вдруг надоела ему, и как будто с ужасом увидел он, по правде, в жестокости
его образ, то, что было назначено и сделано. Он увидел джунгли своей жизни, увидел затаившегося Зверя; затем, пока он смотрел, он воспринимал это как движение воздуха, огромный и ужасный, поднялся для прыжка, который должен был урегулировать его. Глаза его потемнели — оно было близко; инстинктивно повернувшись, в своей галлюцинации, чтобы избежать этого, он бросился лицом вниз на могилу.