Золотой дурман кн. 1я, гл. 5я. Пропавшие самородки

Пропавшие самородки

Получив подкрепление солдатами и толмача, Клюге отправился правым берегом вверх по Бие. Ничто не затрудняло продвижение путников, кавалькада двигалась по открытой местности, оставляя справа широкую полосу леса, тянущуюся по берегу реки. Несколько укреплённых пунктов по пути их следования – маяк Бехтемирский, форпост Новиковский, маяк Лебяжий – с радушием принимали экспедицию, стараясь по силе возможности оказать какую-либо помощь. Опираясь на доклады прошлых экспедиций, Клюге решил осматривать все места, где они останавливались, и не ошибся: на берегу реки, близ маяка Бехтемировского, он обнаружил частицы самородного мелколистного золота в железистых песках, но поскольку золото добывалось лишь из коренных, а не россыпных месторождений, Клюге лишь дал указание чертёжнику отметить это на карте.
Видя, что уже в начале пути экспедиции запахло золотом, Игнатий приободрился, вселившаяся ещё с дома какая-то неопределённость сменилась в нём надеждой на успех.
Добравшись до верховья Бии, изыскатели разбили лагерь, определив для себя основные задачи и маршруты.
– Ты вот что, – обратился к Игнатию Клюге, – будешь работать в группе с солдатами Бийского гарнизона на подсобных работах, а служивые с Барнаула будут охранную службу нести.
Игнатий в душе расстроился, так как рассчитывал быть поближе к рудознатцу Аксентию Баженову, да и с солдатами-земляками уже нашёл общий язык. Но, стараясь скрыть это от окружающих, с покорностью ответил:
– Хорошо, господин Клюге.
На следующий день погода испортилась, пошёл дождь со снегом, холодный северный ветер с воем бился в стенки палаток. Игнатий, определённый в одну палатку с бийчанами, старался не терять время даром. Он с участием расспрашивал каждого о жизни, всякий раз соглашаясь с ними, когда разговор заходил о нелёгкой солдатской доле. Ближе всех он сошёлся с сетовавшим на тяжёлую жизнь Прокопием Столяровым. Прокопий был коренной бийчанин, определённый в солдатскую службу. В этой экспедиции он надеялся заработать немного денег. Обзаведшись семьёй и имея на воспитании троих малых деток, он был весьма рад обещанному заработку – в десять рублёв.
«Такого будет проще использовать в своих целях», – решил Игнатий…
Ещё несколько дней погода не радовала изыскателей: дождь, переходящий в снег, не давал приступать к работам. Но вот яркое июньское солнце обогрело окрестности. Проснувшись рано утром, все члены экспедиции, согласно намеченной программе, принялись за дело, тщательно обследуя местность в верховьях Бии и устьях речушек, впадающих в неё. Вскоре Клюге понял, что, опираясь на описания и карты прежних экспедиций, они повторяют их маршруты и проделанную ими работу. Необходимо было исследовать новые нехоженые места и составить свою карту.
– Игнатий, возьми толмача и найдите проводника, здесь неподалёку, судя по карте, небольшое селение инородцев, да прихватите для них пару штофов вина.
Чертёжник Никифор объяснил по карте, как добраться до того места. Игнатий, кивнув головой, уложил в сумку вино и, вскочив в седло вместе с толмачом, отправился по указанному маршруту…
Свора собак с лаем выбежала им навстречу. Из крайней юрты вышел полный, пожилой инородец, назвавшийся Акчабаем; отогнав собак и откинув войлок на двери, демечи пригласил гостей внутрь. Показав им на место около очага, он присел рядом, а засуетившаяся хозяйка тут же подала большие кружки чая. Выслушав толмача, Акчабай заулыбался и, отставив в сторону чай, стал рассказывать, что в последнее время здесь стали появляться русские: то охотники-алтайцы встретятся с рудокопами, то приезжие путники просят проводника. Игнатий вытащил из сумки вино и поставил перед хозяином. Видя, что гости не с пустыми руками, он зацокал языком и, приоткрыв занавеску, крикнул в дверь. Тут же появился молодой алтаец и, выслушав Акчабая, поклонился гостям.
– Это Сыгыр, он будет нашим проводником, – перевёл толмач.
Игнатия так и подмывало выяснить через толмача, что знают эти алтайцы про золото. Ведь как говорил Прохор, именно проводники показали изыскателям, где находили вожделенный металл.
Сыгыр не заставил себя долго ждать; перекинув через плечо небольшой мешок, он заявил, что готов сопроводить русских по неизвестным для них местам.
На обратном пути Игнатий попытался завести доверительный разговор с толмачом.
– Слушай, сколько времени уже вместе, а я даже имени твоего не знаю, – как можно более добродушно спросил Игнат.
Толмач улыбнулся:
– Раньше Аксымом звали, а как поселился в крепости, так слободские стали Акимом кликать.
– И давно ты уже там живёшь?
– Да уже лет тридцать. Как только маньчжуры на джунгар войной пошли и наши селения коснулось горе, зайсан – Тархан Кубашев с людьми к Бийской крепости пошли защиты у русских просить. Я тогда совсем молодой был, а теперь вот и дети здесь выросли, внуки пошли.
– Слободские, поди, косо глядят на вас – ведь инородцами считают. А мне вот жаль: от маньчжур досталось, да и в крепости, наверное, не сладко приходится, – стараясь расположить к себе толмача, продолжил разговор Игнат.
–Да грех мне на русских обижаться: от маньчжур защитили, а слободские – так те на первых порах с хозяйством помогли. Живём, конечно, не богато, но и не нищенствуем, – обескуражив спутника, ответил толмач.
– Аким, а вот если золото найдёшь, что будешь делать? Ведь и детям, и внукам хорошую жизнь можешь обеспечить.
–  А как у нас по договору? Золото в экспедицию отдать нужно, а за это деньги хорошие получишь. Так вот и поступлю – зачем на себя грех брать.
– М-да… Правильно говоришь, и я тоже так думаю, – согласился Игнат, поняв, что заполучить в сообщники толмача ему не удастся…
Снявшись со своей стоянки, экспедиция обследовала устье реки Лебедь, где невысокие горы – саженей в триста, поросшие берёзой и елью, не препятствовали их изысканиям.

 

 Далее отряд двинулся вверх по Бие к северной оконечности Телецкого озера, по пути обследуя крупные и мелкие речушки, впадающие в Бию. Рудокопы старались изо всех сил, перелопачивая груды грунта. В помощь им отрядили Игнатия с солдатами. Когда рудознатец намекал на возможное присутствие золота в грунте, Игнатий с удвоенной силой начинал работать лопатой, воровато озираясь по сторонам.  Ежели его лопата неожиданно упиралось во что-нибудь твёрдое, он с замиранием сердца продолжал работу, пока не становилось очевидным, что это обыкновенный камень.
Да-а… Не так он представлял себе участие в экспедиции. Имея бумаги от Прохора с указанием мест, где находили золото, он постоянно через толмача задавал вопросы проводнику обо всех речушках, которые они обследовали. Сыгыр с удовольствием отвечал, но понять всё и связать это с имеющимися у него данными не всегда получалось, тем более что больше половины рек, по словам проводника, назывались одним именем – Курасу .
Сумки постепенно наполнялись образцами пород, найденных экспедицией, здесь были: гранит, разноцветный мрамор, брекчия, самородки серебра, но не было золота.
Видя, что рудознатец едва справляется, Клюге дал ему в помощь Прокопия Столярова, в обязанности которого входило окалывать куски породы и таскать за рудознатцем сумки. Теперь каждый вечер после окончания работ, сидя в своей палатке, Игнатий обстоятельно расспрашивал своего нового приятеля об их находках за минувший день. Но, по рассказам Прокопия, это были обыкновенные, не интересующие Игнатия, минералы. Клюге оставался доволен ходом экспедиции; помимо разнообразных образцов породы, чертёжник Никифор Ковалин составил точную карту обследованной ими территории – такую карту ждало от них губернское начальство.
Дойдя до северной оконечности озера, экспедиция направилась его восточным берегом; там она вынуждена была сменить проводника, посоветовавшего им поискать для дальнейшего продвижения кого-нибудь из местных.
Следующим проводником оказался молчаливый пожилой телес  с труднопроизносимым именем – Дьемекчи. Он изредка перебрасывался с толмачом парой слов и со знанием своего дела вёл отряд по высоким скалистым горам, окружающим озеро. Природа свела в этих краях и высокогорную тундру с бедными лишайниками, и пестреющие яркими цветами альпийские луга, и тайгу, где заросли травы в некоторых местах достигали высоты двух саженей и скрывали с головой всадника верхом на лошади.
Иногда, где это было возможным, путники спускались вниз и шли берегом, наслаждаясь холодным дыханием близкой воды. Взбираясь вверх в горы, они с высоты пытались высмотреть, где же конец этого озера, но насколько охватывал взгляд – всюду была лишь водная гладь. Красота вокруг была неописуемая: горы, покрытые хвойным лесом, отражались в прозрачной воде, как в огромном зеркале; шум водопадов, каскадами падающих с гор, нарушал окружающую тишину, а в высоте над всем этим великолепием, зорко высматривая добычу, парили чёрные коршуны. Только Игнатий оставался равнодушным к окружающей красоте, его надежда отыскать золото таяла с каждым переходом.
– А знаете, почему это озеро Алтын-Кёль называется? – глядя с высоты на голубую гладь, произнёс Дьемекчи. –  Связано это с алтайской легендой о золоте, которое нашли в окрестных горах смелые наездники. Но драгоценный металл принес их племени только раздоры, обиды и горе. И тогда, чтобы золото больше не причинило никому зла, смельчаки бросили его с высокой горы Алтынту («Золотой горы») в озеро, которое с тех пор и получило имя Алтын-Кёль.
– Ну и где эта Золотая гора? Где оно – золото? Чему здесь восторгаться? – с иронией в голосе спрашивал у толмача Игнатий.
Аким, не дожидаясь ответа Дьемекчи, с улыбкой показывая рукой вокруг, говорил:
– А ты посмотри кругом себя повнимательней – сразу всё ясно станет.
Игнатий, криво ухмыльнувшись, махал рукой и, пришпорив коня, отъезжал в сторону. Работа уже не воодушевляла его, он с неохотой брался за лопату – до чего ему надоели весь этот гранит, мрамор – и вообще вся экспедиция. В душе он проклинал, что поддался на рассказы Прохора о золоте, и винил его во всех своих неудачах…
Прокопий Столяров, выполняя указания рудознатца Аксентия Баженова, набил уже не одну сумку образцов. Игнатий перестал расспрашивать его о находках и грустно сидел, с безразличным видом слушая, как тот по привычке рассказывает о своей работе.
– Большой кусок жёлтого металла… – долетела до него фраза из длинной череды слов нудного рассказа.
Игнатий аж подскочил на месте, прозвучавшие слова вмиг обожгли его сознание.
– Что-что ты сказал?! – думая, что ослышался, переспросил он.
– Ну сегодня, ближе к вечеру, обследовали мы речку, что в озеро впадает. Собирали там всякие породы. Сумки уже тяжёлые стали, а Аксентий всё мне командует: «А ну давай ещё здесь покопаем, там посмотрим». Только капнул я, куда он указывал, а лопата о что-то звякнула, подцепил я – камень весь глиной обмазанный. Соскребает он, значится, глину-то, а у самого руки трясутся. Смотрю я на рудознатца, а он аж просиял весь: золото, говорит, – самородок, фунтов десять весом будет, не меньше.  И давай его обмеривать да в бумаги всё записывать.
Игнатий, проглотив от зависти слюну, немигающим взглядом уставился на Прокопия.
– Ну и где вы этот самородок сыскали? – стараясь скрыть волнение, спросил он Прокопия.
– Я ж говорил, что у речки нашли, ну которую сегодня после полудня перешли, с полверсты отсюда. Аксентий сказал, что завтра опять пойдём туда, надобно хорошенько всё обследовать – сегодня не успели.
Игнатий потупился в сторону, неверие и отчаяние, овладевшие им в последнее время, вдруг озарились появившейся надеждой – исполнить задуманное.
– Ну, теперь ещё солдат приставят для охраны, кто же тогда лопатой работать будет – я один? – стараясь как можно больше разузнать о находке, хитро подводил он свой разговор в нужное русло. – Наверное, в сундук под замок положили и охрану к нему приставили?.. –  как бы шутя, подначивал он Прокопия.
– Да нет, в сумку он его положил – вместе с серебряными самородками, – по-простому ответил Прокопий.
– Ну, раз самородок нашли, то и рассыпное золото там со всей вероятностью имеется, – подал голос Мирон Кирьянов.
– А откуда ты знаешь? – недоверчиво произнёс Игнат.
– Да – знаю…
– Верно!.. Наш рудознатец так же сказал, – встрепенулся Прокопий.
Мирон тряхнул русыми, волнистыми волосами и с улыбкой взглянул на рассказчика:
– Завтра, скорей всего, снарядят отряд и отправят обследовать реку до самых истоков: самородок – это серьёзная находка.
– Ну, ладно, давайте спать, нашли и нашли, что тут особого, для того и экспедицию затеяли, чтобы земли эти обследовать, – чтобы не выказать своей заинтересованности, безразличным тоном бросил Игнатий.
Всю ночь проворочался он с боку на бок. Рассказ Прокопия постоянно всплывал в его сознании, перед глазами стоял измазанный глиной огромный самородок золота. Может, и ему повезёт, только бы уговорить Клюге послать его поближе к этой речке.
На следующее утро, встав пораньше, Игнатий первым делом отметил на бумаге то место, где, по рассказу Прокопия, был найден самородок. Вскоре весь лагерь был уже на ногах; позавтракав, работники засобирались по своим обязанностям.
– Я тут мрамор красивый заметил у устья речушки, с полверсты от лагеря. Может, возьму пару солдат, да поработаем там, – обратился Игнат к Клюге, с надеждой заглядывая ему в глаза.
– Нет, ты и двое солдат пойдёте дальше, осмотрите берег, соберёте образцы, после доложите рудознатцу, – коротко приказал Клюге, махнув рукой в сторону озера. – Трое служивых останутся для охраны лагеря, – распорядился он, тем самым закончив распределение обязанностей на сегодня.
День выдался жаркий, Игнатий и солдаты взмокли, откалывая куски от огромной глыбы мрамора. Игнатий как во сне махал кайлом, мысль о самородке не выходила из его головы. Он мысленно выстраивал разные планы, отметая один за другим: «Вот оно золото, но как его взять?!»
К вечеру, возвратясь в лагерь, он увидел рудознатца, что-то увлечённо рассказывающего Клюге. Подтащив сумки с собранными образцами поближе, Игнатий, делая вид, что перебирает и сортирует образцы, стал прислушиваться к их разговору, стараясь не пропустить ни  одного слова.
– Да что там говорить! Место, где протекает эта речушка, конечно, интересно в изыскательском плане, но коренных месторождений золота я там не нашёл, присутствуют рассыпные, но они бедны золотом – тот самородок, что мы нашли, большая редкость в таких местах.… Да ещё Прокоп подвернул ногу, какой из него работник, еле до лагеря доковылял. Так что после полудня самому пришлось управляться… Вот и решай сам, Богдан Иванович, стоит ли тратить время на дополнительные изыскания, – докладывал Аксентий Клюге.
– Но ведь всё-таки нашли самородок, может быть, задержаться на день да осмотреть хорошенько бассейн этой реки? Троих человек отправим вперёд по ходу маршрута берега и окрестности озера осмотреть – то, что у нас по плану намечено, двоих на охране оставим. Мы с проводником тщательно обследуем весь бассейн реки, а тогда уж со спокойной душой двинемся дальше на юг… Не выходит у меня из головы этот самородок. Если коренное месторождение золота найдём, считай, не зря экспедицию организовали, будет что колыванскому начальству показать, – вопросительно посмотрел Клюге на рудознатца.
– Ну как скажите, господин Клюге, день в нашем походе ничего не решает. Поработать, конечно, придётся – не шуточное дело весь бассейн этой речушки обследовать, но кто его знает, что она в себе таит. Да и Никифор составит карту тех неизведанных мест.
Слова Клюге совсем расстроили Игнатия, его так и подмывало вскочить и просить начальника экспедиции включить его в их группу. Возможно, это последняя надежда найти то, ради чего он пошёл в этот поход. Но зная характер Клюге – не менять своих решений, Игнат смирился с тем, что завтра ему опять придётся долбить куски мрамора.
День уже клонился к закату, солдаты сидели вокруг разожжённого костра и отхлёбывали из больших кружек чай.
– Присаживайся рядом, – пригласил его Прокопий Столяров.
– А-а-а-а!.. – махнул рукой Игнат.
– Мне тут жена сахару немного в дорогу положила, так что давай с чайком, – раскрыв небольшой мешочек, вытащил он оттуда несколько кусочков сахара. – Что такой смурной, уж не заболел ли часом? – участливо спросил он.
Пропустив мимо ушей слова Прокопия, Игнатий нехотя присел возле костра.
– Вот держи! – подал ему кружку служивый из Бийска – Назар Фефелов, выполняющий обязанности лекаря. – А ты, Прокопий, ногу-то подальше от огня держи, ей счас больше холод нужен, – кивнул он на перемотанную ногу Прокопа. – А на ночь я тебе компресс сменю, дня три ещё похромаешь.
Игнатий был настолько обескуражен подслушанным им разговором, что даже не поинтересовался у Прокопия, что с ним случилось. Грустные мысли лезли ему в голову.
«Вот ведь как бывает: мелькнул лучик надежды, и опять всё погасло… – думал он про себя. – Пелагея теперь из дома выгонит, – представил он разъярённое лицо жены. – Но это не беда… Самое больное – расстаться с мечтой, ведь он так надеялся стать богатым…»
– Повечерять собрались?! – раздался голос незаметно подошедшего начальника экспедиции. – Завтра ты, Прокопий, с Мироном Кирьяновым в охране останетесь, куда тебе с такой ногой; Игнатий Щербаков, у вас прежнее задание. А остальные – подойдёте к рудознатцу, он укажет, что вам делать.
– Хорошо, господин Клюге, – ответили все хором, только Игнатий кивнул головой, стараясь не выказывать своё прискорбное лицо.
«Ну, вот и всё – последняя надежда пропала», – думал он про себя, уставясь в потолок палатки. Вокруг, как бы подтрунивая над его бессонницей, раздавался мерный храп служивых. Игнатий зло повернулся на бок, закрывшись с головой одеялом. Впору хоть сонную травку пей – ту, что жена засунула… «В экспедиции, скорей всего, зоркий надзор будет, вот травка и пригодится…», – всплыли в его сознании слова Пелагеи. Игнат на мгновение замер от внезапно пришедшей мысли. «Так-так-так!» – присел он в постели. Его дальнейшие шаги цепочкой выстраивались в мозгу, вырисовывая план завтрашних действий…
Едва только забрезжил рассвет, как Игнат вскочил на ноги, вытащил из котомки мешочек с травой и выскочил с ним из палатки. Утренняя прохлада и возбуждённое состояние вызывали в нём нервную дрожь. Игнатий с трудом разжёг отсыревший хворост, который долго дымил перед тем, как заняться пламенем. Но вот в котле уже закипела вода, перекрестившись, он сыпнул в небольшой котелок сонной травки и долил кипятком.
– Ну, вот, пусть хорошенько настоится, – тихо прошептал Игнат, укутывая котелок.
Затем отдельно заварил белоголовник и смородиновый лист. Смешав ароматные травы с сонным зельем, он наполнил две кружки, а в остальные налил отвар смородины и белоголовника и стал ждать…
Окутанный густым туманом лагерь ещё спал… Вскоре служивые по одному, поёживаясь от утренней прохлады, потянулись к костру. Игнатий с красными от бессонницы глазами, но, приободрившись, дружелюбно пригласил их к огню.
– Давайте-ка чайку горяченького, оно счас в самый раз будет, –  предложил он и демонстративно стал разливать настой из белоголовника и смородины по кружкам.
«Только бы не спутать, кому какие предназначены», – беспокоила его единственная мысль. – Иначе всё пропало».
– Ну, Игнатий, ну уважил!!! – воскликнул Захар Афанасьев, высокий, широкоплечий бийчанин, протягивая руку за кружкой.
– О-о! А тут уже и чай готов?! Запах аж сюда доносит! – воскликнул Прокопий, немного припоздавший к завтраку. – А я тут замешкался маленько, смотрю, а у вас уже всё готово.
Весь лагерь был уже на ногах. Клюге поторапливал работников, чтобы успеть выполнить задуманные на сегодня планы. Игнатий раздал дымящиеся ароматом белоголовника и смородины кружки, пододвинул к служивым сухари и вяленое мясо и, допив свой чай, побежал к закончившему завтрак рудознатцу. Тот, позёвывая, стал объяснять ему, указывая рукой направление, где ему вместе с двумя служивыми предстояло сегодня поработать.
– Давайте заканчивайте, пора уже. Начальник недоволен, что долго копаемся, – крикнул он своим подельникам.
Бросив недопитый чай, Назар Фефелов и Захар Афанасьев побежали к лошадям.
– Счастливо оставаться! – помахал Игнатий Прокопию с Мироном и с двумя служивыми покинул лагерь…
Десять человек под предводительством Клюге, включая толмача и проводника, выехали к речушке, где был найден самородок золота...
                Продолжение следует...