С её родителями

Я сидел в столовой за длинным столом, на столе стояла огромная ваза, наполненная цветами, ненавязчивый аромат которых окутывал все пространство. Мне было одновременно приятно находиться в этом месте и в то же время волнительно перед этой встречей.
Спустя 5 минут я услышал звук каблуков за дверью и в комнату вошла стройная,  натянутая как струна и в то же время безумно грациозная женщина. Идеально ровная осанка её и собранные волосы в столь поздний час сказали мне о том, что она оделась и собралась, чтобы выйти ко мне. Я уважаю таких женщин, которые когда бы то ни было не позволят себе появиться перед гостем в ненадлежащем виде. Они всегда выглядят идеально. Я подумал о том, что она уже наверняка была в своем будуаре, когда сообщили о моем приезде. Оделась, зачесала волосы и с видом абсолютно идеальной безукоризненной леди спустилась ко мне в столовую. Каждое её движение было плавным и размеренным, каждый шаг почти невесомым. Её светло-голубые небесного цвета глаза были подчеркнуты черной линией густых ресниц. Взгляд её был спокойный, несмотря на очевидное переживание за то, что ей предстояло услышать. Она поздоровалась, элегантно отодвинула стул и села на самый его краешек, скрестив под стулом ноги и положив на колени свои тонкие изящные руки. Взгляд она опустила вниз и вновь подняла, посмотрев мне в глаза так мягко, как только может взволнованная мать найти в себе силы посмотреть на вестника дурных новостей.
Когда она вошла, мне в миг стало легче, ведь эта женщина своей тишиной и невероятной внутренней силой, которую она показывала всем своим видом внушала абсолютное спокойствие и самообладание. Я знал, что такие женщины не позволят себе истерики, не ведут себя жестоко, не могут быть грубы, даже если сообщишь им самую страшную в их жизни новость. Также я знал, что свою боль они переживают одни, в слезах проводя вечера в своей спальне, а наутро выходят к завтраку с абсолютно тем же спокойным и уверенным выражением, будто ничего не случилось и самое важное, что их сейчас волнует - это полил садовник вчера перед уходом гортензии, как она просила. Я знал это, потому что знал её дочь и сейчас я видел эту её черту, утрированную в тысячу раз в женщине, которая взрастила в своем продолжении это холодное благородство печали.
Не успела она опуститься на стул, как дверь снова распахнулась. На это раз довольно резким, размашистым движением. Секунду я робел посмотреть на вошедшего и взглянул в глаза женщине. Она подняла свой взгляд в сторону двери и вдруг её невозмутимое лицо засияло, а в глазах появилась благодарность, смешанная с беспокойством и просьбой о помощи, словно она молча сказала вошедшему “Спасибо, что ты рядом. Вместе с тобой мне не страшно”.
И в этот момент я осознал, как ошибся секунду назад. Она не будет плакать в одиночестве. У неё есть спаситель, который едва ли может не знать о даже самом маленьком сомнении, таящемся в её душе. Каждый вечер, оставаясь с ним наедине они доверяет ему каждый свой шаг, каждую мысль и судя по тому, как она ждала его появления, он несомненно развеивает все её сомнения, выступая для неё гарантом защиты и опоры в любом её решении. Я видел в глазах женщины безграничное доверие и нежность к вошедшему. Кажется, в эту секунду я застиг любовь.
Мой страх нарастал и я осмелился обернуться, встать и протянуть руку вошедшему. Передо мной стоял высокий мужчина, его широко расправленные плечи, расслабленность походки и резкий взгляд, которым вожак стаи встречает незнакомца дал мне понять, что я рано успокоился после знакомство с Её матерью. Разговор предстоял серьезный и едва ли хватит всего спокойствия матери, чтобы обуздать вспышку эмоций взволнованного отца.  Это было крепкое мужское рукопожатие. Он посмотрел мне в глаза и я увидел в его глазах борьбу между метающим молнии гневом и попыткой казаться спокойным, размеренно оценивая ситуацию. Он был готов меня выслушать и принять решение с холодной головой, но в то же время одно моё неловко сказанное слово и весь его гнев мог обрушиться на меня с невообразимой силой.
Он встал за спиной жены, положил руку ей на плечо и вся она казалось была обращена только к нему. Как будто в этой комнате все её внимание принадлежало не мне, а лишь ему. Они были как холод и пламя. Чувство тревоги, сжигающее их изнутри, отчаянно боролось с привычной им холодностью и спокойствием, с которыми они привыкли жить свою давно не обремененную большими потрясениями жизнь. Мне становилось тревожно и я едва открыл рот, чтобы начать говорить.