Святой Иларион Троицкий Евангелие

Евангелие в богословии св. Илариона Троицкого
Аннотация
В статье осмысляется актуальность взглядов св. Илариона Троицкого на Евангелие, как части Священного Писания, которого нет вне Церкви, ибо она созиждется Духом Святым. За ее пределами Евангелие становится лишь текстом, который можно уподобить плоти без духа, такой текст порождает массу субъективных трактовок – ересей и сект и распадается, как плоть. Весь Новый Завет уже предсказан в Ветхом, ибо новизна Евангелия не в слове, а в связи с личностью Христа, Который не писал, ибо пришел не как автор Евангелия, а как Спаситель. И в этой миссии Христа и в связи с Его личностью вся новизна Евангелия. Евангелие призвано создать не новую философию, а нового человека. Католики не знают Евангелия, ибо утратили благодатную Церковь. Учение св. Илариона о Евангелии основано на святоотеческой традиции.
Ключевые слова: св. Иларион Троицкий, Евангелие, Соловки, свобода разума во Христе, Церковь, Толстой, гностицизм, католицизм, Вифлеем и Голгофа.

Св. Иларион Троицкий (1886–1929), архиепископ Верейский, прежде всего памятный нам вкладом в развитие учения о Церкви («Христианства нет без Церкви») и участием в деле возрождения Патриаршества, с 1911 по 1920 год преподавал в Московской духовной академии Священное Писание Нового Завета. «21 апреля 1920 года проректор архимандрит Иларион от своей академической должности был освобожден» (1, 26), ибо 24 мая того же года ему предстояла хиротония во епископа Верейского, которую совершил патриарх Тихон. При наречении, обращаясь к патриарху и архипастырям, архимандрит Иларион сказал: «Благодарю Бога, из небытия в бытие меня приведшего…» (2, 404), перефразировав при этом ныне прославленного в лике святых митрополита Филарета (Дроздова), который одухотворил стихи Пушкина, вопрошавшего: «Кто меня враждебной властью// Из ничтожества воззвал?»
Святой Иларион сохранял бодрый дух даже на Соловках, говоря, что не случайно же его имя переводится как «Веселый» (1, 41). Символично, что, приняв дар бытия с благодарностью, оценив его как благую весть, как личное Евангелие, священномученик Иларион был призван к преподаванию в МДА именно Нового Завета. В трехтомное собрание творений священномученика включены несколько статей, в основе которых лежат его лекции, например: «О церковности духовной школы и духовной науки» (на базе сказанного с кафедры в 1911 г.) и «Наука и жизнь» (лекция от 13 сентября 1913 г.).
Обращаясь к студентам духовной академии, св. Илларион призывает их отказаться от предубеждения, что «научное помышление», если оно находящееся в послушании Христу, доказывает лишь свою ограниченность. Свобода разума без Христа иллюзорна. Желая абсолютной свободы, современная молодежь не учитывает, что там, где нет подчинения любящему Христу, невозможно избежать подчинения антихристу, которому «нельзя отказать в постоянном стремлении извращать истину и действительность» (9, 41). Третьего не дано. Духовное пространство не стерильно. И там, где над ищущим истину умом нет покрова любящего Христа, – там внесет свои искажения человеконенавистник-антихрист, насилующий разум. Этой истину учитывает в своих научных и богословских трудах и сам святитель.
Изучая, создавая богословскую концепцию Евангелия, святой Иларион опирается не только и не столько на достижения современных ученых, сколько на святоотеческое предание.
И это происходит не потому, что святой пренебрегает современной ему библеистикой. В напечатанных в собрании рецензиях на студенческие сочинения, посвященные проблемам евангельской текстологии, он просто блещет научной эрудицией, призывая студентов более глубоко заняться экзегетикой, текстологией, историей новозаветного канона, попутно свидетельствуя о своей прекрасной осведомленности в области современной ему библеистики, представителей которой он даже не упоминает в своих богословских трудах. Есть несколько статей, в которых он и сам придерживается чисто научного подхода к Евангелию. Так, в труде «Новый Завет в апостольское время», святитель, опираясь на статью ректора МДА протоиерея А.В. Горского «Образование канона священных книг Нового Завета», доказывает, что современный канон из 27 новозаветных книг, то есть Тетраевангелия, Деяний, Посланий апостолов и Откровения, сложился в Эфесе «при непосредственном участии Тимофея и апостола Иоанна Богослова» (8, 315), знавших происхождение каждой книги, поэтому в него, то есть в канон, «не могло проникнуть ничто инородное, неподлинное» (8, 315), при этом святой по-славянофильски радуется, что это научное открытие принадлежит именно русской библеистике.
Святитель был выдающимся эрудитом, охарактеризовавшим соотношение светского знания и богословия в статье «Наука и жизнь» (1913), где технический прогресс, занятый головоломными расчетами по сопротивлению материалов, противопоставлен жизни, то есть богословию, решающему бытийные проблемы человека. Современная наука, как свидетельствует святитель, поддалась древнему искушению стать, как боги, то есть обрести всеведение, поэтому появились пирамиды, состоящие из материализованного знания, то есть из книг. Но как одиноко человеческое сознание, обреченное на узкую специализацию, в мире громадных библиотек. Необходимо отрешиться от знания мелочей жизни, образующего эти грандиозные пирамиды, и посвятить себя изучению ее существа – то есть богословию. Ибо богословие – это не знаточество, но богообщение, требующее чистоты, поскольку лишь «чистые сердцем узрят Бога» (7, 287). Подлинная богословская наука ведет к обожению, а не к накоплению знаний. Истинное ведение лишь то, что пригодится нам в вечности.
На земле же, по учению святого Иллариона, закваской вечности обладает только единая, святая, соборная и апостольская Церковь, поэтому в программном труде «Священное писание и Церковь» (1914) св. Иларион высказывает важнейшую для его Евангельского богословия мысль: «Священное Писание – одна из сторон общей благодатной Церковной жизни, и вне Церкви Священного Писания, в истинном смысле этого слова, нет» (10, 159).
Именно Духом Святым созиждется Церковь. При этом у Церковного Богословия тоже только один источник – Святой Дух, двояко проявляющий себя: и в Писании, и в Предании. Поэтому Евангелие можно понять только Духом Святым, а за пределами Церкви, оно превращается в текст, или в учение, которое можно истолковывать совершенно по-разному. Вынесенное за пределы Церкви, Оно дает пищу праздному уму, питает сектантов и еретиков.
Отметим также, что Евангельский текст лег в основу замысла многих литературных произведений Л. Андреева («Иуда Искариот» и «Елиазар»), М. Булгакова («Мастер и Маргарита»), Б. Пастернака («Доктор Живаго») и др., в которых Евангелие порождает апокрифический образный ряд, поскольку с точки зрения святителя не сама апелляция к Евангелию спасительна, но искусство видеть его в Евхаристическом контексте.
Христос не писал. Следовательно, Он пришел не как учитель, не как автор евангельского текста, а как Спаситель, давший единственное средство обновить и оживотворить человека.
Опираясь на взгляды святого Иринея Лионского, высказанные в труде «Против ересей», и опровергая ересь Маркиона, святитель Иларион утверждает, что в Евангелии нет ничего совершенно нового, чего не было бы высказано ветхозаветными пророками: «Весь Новый завет уже предсказан в Ветхом». (10, 150)
В своих богословских созерцаниях святитель часто опирается именно на них – на древних богословов, таких как Ириней Лионский (II в.), Епифаний Кипрский (ум. в 403 г.), Иоанн Златоуст (ок. 347 – 407), ибо благодать, обитавшая в Ранней Церкви, выше научного прогресса. Современные взгляды на Евангелие устаревают быстрее древних, ибо новое в Церкви – это благодать.
Поэтому вся новизна Евангелия определяется не самим его текстом, но той миссией - миссией Спасителя, которую осуществил Христос. Господь положил начало возрождению истлевшей природы человека самим своим воплощением. И далее святитель вновь цитирует св. Иринея Лионского: «Сын Всевышнего стал Сыном Человеческим, чтобы человек сделался сыном Божиим». (10, 151) Эта идея ляжет в основу осмысления роли Вифлеема и Рождества Христова в учении святителя, считавшего, что современная богословская мысль недооценивает роль таинства Боговоплощения в деле спасения рода человеческого, ибо в основу угла кладется очистительная миссия Голгофы. Однако благодаря Рождеству, именно Рождеству, люди стали причастниками божественного естества. Евангелие призвано создать не новое учение, а нового человека, наполнить его новой жизнью. Сын Божий стал Новым Адамом, родоначальником нового человечества. И это новое человечество Сам Христос именовал Церковью.
Уразуметь эту новизну Евангелия невозможно, опираясь только на текст, для ее понимания необходимо жить Церковной жизнью, жить в ее Благодати.
Поэтому, чтобы стать христианином, недостаточно знать Новый Завет, но нужно «приложиться к Церкви». (10, 153) Не знание Евангелия делает человека христианином, но жизнь в Церкви.
Опираясь на авторитет св. Иоанна Златоуста, святитель Иларион утверждает, что Евангелие – это уступка падшей природе человека, ибо Святой Дух призван писать «не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2 Кор. 3,3). Однако современные христиане не способны вести жизнь столь чистую, «чтобы вместо книг служила благодать Духа» (10, 156), поэтому необходимо изучать Священное Писание. Аналогичные взгляды на Евангелие высказывали преподобный Исидор Пелусиот и авва Исаак Сириянин. «Так могли сказать только люди, всецело жившие в Церкви и вполне усвоившие себе религиозный идеал Церкви, который состоит не в новом школьном учении, а в новой жизни спасенного человечества, созидаемой Духом Святым на основе воплощения Сына Божия» (10, 157), - обобщает духовный опыт святых святитель Иларион.
Если же христианину кажется, что Евангелие и Предание противоречат друг другу – это значит, что в наследии Церкви что-то осталось недопонятым, ибо Дух Святой не может противоречить самому себе.
Итак, потеряв живого Христа и подлинную церковную жизнь, люди начинают поклоняться Священному Писанию как некоему фетишу. К их числу святитель относит прежде всего протестантов, еретиков (например, гностиков) с их строптивым умом, не имеющим в себе мира, сектантов, а также лжеучителей, самым примечательным среди которых является Лев Толстой, и всякое человеческое вольномыслие и легкомыслие, прикрывающее свою великую ложь так называемым здравым смыслом.
Отношение Толстого к Священному Писанию святитель сравнивает с желанием Фауста перетолковывать евангельский текст, якобы уточняя написанное: «В начале было слово». Нет: «ум», «сила, «подвиг», - переиначивает Фауст. «Разумение жизни», - поправляет Толстой.
Св. Иларион обращается к анализу еретических взглядов Л. Толстого во многих своих трудах («Священное писание и Церковь» (1914), «Христианства нет без Церкви» (1915)) и даже посвящает ему отдельную статью «Лев Толстой и воскресение Христово» (1913), в которой, кратко проанализировав толстовскую версию Евангелия, приходит к выводу, что Толстой не верил в божественную природу Христа, а следовательно, и в Его воскресение. Пасхальные яйца с поздравлением «Христос Воскресе!» с одной стороны и портретом Толстого, отрицавшего Воскресение, - с другой, - «не есть ли самый лучший символ нашего безвременья?» (6, 276) - вопрошает святитель.
В основе страсти к переосмыслению Еангелия, как свидетельствует святитель Иларион, лежит болезнь падшего разума человека, не способного смириться с тем, что Евангелие обличает его нравственные изъяны, а поэтому изменяющего не себя, а священный текст, - что хорошо согласуется с приведенным в статье остроумным замечанием Лейбница: «Если бы геометрия вооружилась против наших страстей и наших насущных интересов столько же, как мораль, мы бы не менее ее оспаривали и нарушали, несмотря на все доказательства Евклида и Архимеда». (10, 165)
Идеи, прозвучавшие в труде «Священное писание и Церковь» (1914) близки к высказанным в статье «Священное писание, Церковь и наука» (1911).
Особое внимание уделяет святитель Иларион гностическим искажениям Евангельского текста («Гностицизм и Церковь в отношении к Новому Завету» (1911) – в основе статьи также лежит пробная лекция по Священному Писанию Нового Завета, прочитанная 3 мая 1911 г. и базирующаяся на кандидатском сочинении святого). Святитель видел в опыте II века ту духовную брань с еретиками, которая актуальна поныне, ибо внецерковные истолкователи Евангелия, например уже упоминавшийся Л.Толстой, относятся к священному писанию так же, как гностики, - поэтому полемика с ними актуальна до сих пор и нам следует учиться у святых отцов искусству защищать от еретиков Священное Писание.
Гностики вольно относились к Новозаветному Канону, на свой вкус добавляя или убирая из него книги; так что в их среде, «по свидетельству того же Иринея, обращалось несказанное множество апокрифических и подложных писаний». (5, 67) При этом гностики хвалятся, что имеют Евангелий больше, чем христиане. По образному выражению св. Иринея, словно разобрав мозаичный портрет царя и переставляя камни, чтобы создать изображение лисицы, они разбивают на части Евангелие, составляя из его фрагментов свой текст и стараясь к старушечьим басням приспособить Божьи изречения. А по свидетельству Тертуллиана, Священное Писание было для гностиков, что овечьи шкуры для хищных волков.
В гностицизме было множество течений, сравнимое по количеству с числом протестантских сект, поэтому если гностик Маркион, ратовавший за освобождение Священного Писания Нового Завета от влияния книг Ветхого Завета, не стремился к аллегорическому истолкованию Евангелия, то были и другие направления: «В словах Христа: Ищите и найдете (Мф., 7,7; Лк., 9), гностики видели прямую заповедь искать скрытый в Писании таинственный смысл». (5, 69) И святитель Иларион приводит несколько примеров аллегорического истолкования Евангелия гностиками, отмечая при этом произвол, с которым они одним числам и событиям придают символическое значение, а другим – нет. Так, в исцелении кровоточивой женщины после двенадцати лет болезни, они видят указание на двенадцатый страждущий эон (на него якобы указывает также и двенадцатый апостол Иуда Искариот), в то время как в исцелении скрюченной женщины после восемнадцати лет болезни и расслабленного, страдавшего тридцать восемь лет, указаний на восемнадцатый и тридцать восьмой страждущий эон не видят.
Однако самым прискорбным искажением евангельского текста стала католическая версия новозаветных событий. Церковь, согласно символу веры, одна – то есть единая, соборная и апостольская, поэтому святитель не считает католичество обладающим Церковью, следовательно, и церковного понимания Евангелия у него нет и не может быть.
Св. Иларион Троицкий считает предпочтение Вифлеему - Голгофы в русском богословии последних двухсот лет следствием католического влияния, в результате которого возобладала юридическая теория спасения. Вифлеем становится местом начала наказания Сына Божия за грех человечества, начала удовлетворения правде Божией, которое завершилось на Голгофе, а чистого радости о Рождении Спасителя в этом богословии нет.
Вспомним, что русская литература начиналась «Словом о Законе и Благодати» святителя Илариона Киевского, первого русского митрополита и писателя. Древний св. Иларион свидетельствует об обновлении истории благодатью. Современный св. Иларион оплакивает проникновение закона в церковную жизнь христиан, особенно католиков, - закона, отменившего нравственную жизнь христиан. Отметим парадокс: благодать настраивает на нравственную жизнь, юридизм порождает двойника благодати – отмену морали, вседозволенность, индульгенции. Все это основано на представлении о преизбытычествующем удовлетворении справедливости Божией – Самим Христом, пострадавшим на Голгофе, поэтому борьба с грехом кажется уже излишней. Таким образом, строго и последовательно развивая свою мысль, католики доходят до абсурда, преодолеть который стремятся их православные последователи, в то время как отрешиться нужно от самого учения, а не от одних его абсурдных последствий.
Богословский труд святителя «Вифлеем и Голгофа» проникнут радостью о Рождестве, богословским созерцанием тайны Боговоплощения, а также скорбью о том, что современное русское богословские (судя по богословскому учебнику архиепископа Макария (Булгакова)) утратило эту радость, не видит смысла в ипостасном соединении двух естеств во Христе для самого человека, указывая при этом на троякое следствие Боговоплощения: по отношению ко Христу, Пресвятой Деве и Троице. В то время как для самого святителя основная мысль древней Церкви такова: «Для нашего спасения необходимо воплощение Сына Божия» (11, 279).
Архиепископ Василий (Кривошеин) в работе 1964 г. «Символические труды в Православной Церкви» упрекает священномученика Илариона в том, что для него искупительное дело Христово отождествляется с одним Рождеством, так что не остается места для крестной смерти и Воскресения Спасителя.
Работе святителя действительно свойственен полемический задор, связанный с тем, что святитель живет, мыслит и чувствует в большом времени, объединяющем древность и современность. Поэтому с полемическим задором, помноженным на века, он отстаивает Истинное значение Вифлеема перед лицом всех стремившихся его поколебать, будь то древние «евионеи, назореи, ариане всех родов, аполлинариане, несториане» (11, 279), или последователи современной юридической теории спасения и их критик – Лев Толстой.
Святитель стремится очистить богословское учение о Голгофе от юридизма, вернуть Ей православный смысл и звучание, сетуя, что «меркнет от этой теории и светоносная ночь Воскресения» (11, 280), ибо пренебрегает она и «и воплощением, и воскресением» (11, 283). Он противопоставляет искаженному взгляду на спасительную миссию Голгофских страданий Христа – забытую богословами радость о Боговоплощении и его спасительных следствиях. Главное из которых – обожение человека. (Вспомним еще раз слова святителя Афанасия Александрийского о том, что Бог стал человеком, чтобы человек стал богом).
Интересно, что В.Н. Захаров полагает, что для русской литературы характерен именно пасхальный рассказ, а для католической – святочный, что отражает национальное своеобразие и иерархию ценностей наших культур: «В западных христианских церквах главным праздником стало Рождество, в Православии – Пасха». (3, 249)
Соглашаясь с истинностью воззрений священномученика Илариона, отметим, однако, что противоречие между взглядами святителя и преподавателя Петрозаводского государственного университета кажущиеся и возникает лишь при поверхностном взгляде на проблему.
Возможно, схоластическое богословие убило у Католиков Пасхальную радость, поэтому на уровне быта западная культура стала культурой Рождества, мы относимся скорее к культуре Пасхи в знак того, что проникновение католического богословия не затронуло мироощущения молчащего большинства, которое восприняло Пасхальную радость из богослужения, из Пасхального канона, из народных пасхальных обычаев – и которому нет дела до окатоличенных учебников по богословию.
Святитель учит, что подобно тому, как едина Троица, так едино и все многоликое человечество в своей природе, получившей способность обновляться именно благодаря Рождеству Христову, в котором святитель видел основу и залог всеобщего спасения.
Видимо, примат Голгофы над Вифлиемом проявился и в жизни священномученика Илариона, прошедшего Соловки и скончавшегося от сыпного тифа в больнице уже по окончании соловецкого срока – и накануне отправления на поселение в Среднюю Азию.
Примат Голгофы над Вифлеемом в русской истории ХХ века – продолжение вероучительных искажений в дореволюционной России и реализация ее богословских метафор. Богословский надлом в богословии XIX века перерос в историческую катастрофу века ХХ. Лагерь стал Голгофой для многих праведников ХХ века, тем ценнее радость о Рождестве Христовом в предреволюционных богословских статьях священномученика, сохранившего светлый, радостный дух даже на Соловках, и возможно – благодаря мощному опыту духовной радости о Рождестве.
В Сретенском монастыре, где покоятся мощи священномученика Илариона, 25 мая 2017 года состоялось освящение храма Воскресения Христова и Новомучеников Церкви Русской. Восхождение в храм совершается по крутой круговой лестнице, стены коей украшены сценами восшествия Христа на Голгофу, которая символически обобщает все жизненные Гологфы русских новомучеников и исповедников.
Святитель до смерти был верен мысли, что понимание Евангелия возможно только в Церкви и смертью утвердил истинность своей веры. Но эстетика постмодернизма оставалась прямо противоположной убеждениям святителя, его проповеди. Постмодернизм открыл для себя свободу в интерпретации Евангельских и – шире – христианских истин. Так, Мережковский пишет: «Противоположность этих двух бездн, противоречие божеской любви и человеческой свободы, мистической необходимости и реальной невозможности чуда – это неразрешимое для религиозного сознания Достоевского противоречие мучило его всю жизнь, отразилось на всех его произведениях». (4, 344) Святитель бы ответил великому декаденту, что единственное условие свободы человека – любовь Божья. Там, где Церковь видит антиномическое единство – писатель-модернист – неразрешимое противоречие.

Литература
1. Бонецкая Наталья «Носитель торжествующего христианства» // Иларион (Троицкий), Священномученик. Творения: В 3 т. – Т.1. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. – 504 с.
2. Дамаскин (Орловский), игумен. Священномученик Иларион (Троицкий), архиепископ Верейский, викарий Московской епархии // Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Книга 4. – Тверь: ООО «Издательский дом “Булат”», 2000– 478 с.
3. Захаров В.Н. Пасхальный рассказ как жанр русской литературы // Евангельский текст в русской литературе XVIII – ХХ веков. – Петрозаводск: Издательство петрозаводского университета, 1994. – 388 с.
4. Мережковский Д. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.: Республика, 1995. – 624 с.
5. Троицкий. Гностицизм и Церковь в отношении к Новому Завету // Иларион (Троицкий), Священномученик. Творения: В 3 т. – Т.3. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. – 600 с.
6. Троицкий. Лев Толстой и воскресение Христово // Иларион (Троицкий), Священномученик. Творения: В 3 т. – Т.3. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. – 600 с.
7. Троицкий. Наука и жизнь // Иларион (Троицкий), Священномученик. Творения: В 3 т. – Т.3. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. – 600 с.
8. Троицкий. Новый завет в апостольское время// Иларион (Троицкий), Священномученик. Творения: В 3 т. – Т.2. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. – 392 с.
9. Троицкий. О церковности духовной школы и духовной науки// Иларион (Троицкий), Священномученик. Творения: В 3 т. – Т.2. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. – 392 с.
10. Троицкий. Священное писание и Церковь // Иларион (Троицкий), Священномученик. Творения: В 3 т. – Т.2. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. – 392 с.
11. Троицкий. Вифлеем и Голгофа// Иларион (Троицкий), Священномученик. Творения: В 3 т. – Т.2. – М.: Изд. Сретенского монастыря, 2004. – 392 с.