Отомщённое насилие

               
Долго я была в раздумьях – писать этот рассказ или не надо. Многие знакомые не советовали, практически никто, советовал только один-единственный человек. Сам он поэт и не понимал - есть тема, почему не писать. Или ты надеешься на компенсацию? Какую ещё компенсацию? Как на голливудского кинорежиссёра несколько актрис подали в суд за сексуальные домогательства, которые произошли 50 лет назад. Тогда их роли и заработок зависели от него, и они помалкивали, а сейчас потребовали миллионные компенсации. Вот какие могут быть у нас компенсации? Такое даже в голову никому не придёт. Там права человека что-то стоят, а у нас они равны нулю, хоть при социализме, хоть при капитализме. В том числе не советовала и соседка, дескать, про такие ужасные события лучше не рассказывать, лучше про что-нибудь приятное. Но однажды звонит мне и говорит, что по ТВ идёт фильм «ВОРОШИЛОВСКИЙ  СТРЕЛОК», она его обожает и смотрит с удовольствием. Так почему бы и мне не написать, сюжет то один. И я решилась. В то время мне был 21 год, я работала и училась в вечернем институте, уставала ужасно, занятия четыре раза в неделю плюс в то время была шестидневная рабочая неделя. И конкретно в тот ужасный день я возвращалась с занятий поздно вечером, можно сказать ночью. В 23-30 я вышла из трамвая, и ко мне подошёл знакомый парень, который учился в школе на год младше меня. Парень попросил меня помочь вызвать его девушку, так как родители её к нему не выпускают. Я в тот момент ничего не заподозрила, ведь мы с ним были знакомы. Наш посёлок Нагатино был разделён трамвайными путями на две части - справа уже были построены «хрущёвки», в одной из которых я жила, а слева всё ещё оставался частный сектор – деревенские домишки с огородами. Освещения там не было вовсе, мы шли в кромешной темноте по узкому проходу между заборами. И вдруг ни с того, ни с сего парень заталкивает меня куда-то вправо от прохода и начинает раздевать. Как я потом разглядела, это был грязный сарай с земляным полом, видимо, для хранения дров. И вот тогда мне всё стало понятно. И как я ни сопротивлялась, он рвал на мне одежду и душил. А я хочу жить, и деваться мне было некуда. В довершение всего он снял с меня часы. Сказал, чтобы завтра пришла за ними, он меня встретит. Пришла домой – вся рваная, драная и грязная. Рассказала обо всём маме. Она ответила – Ни в коем случае не ходи в милицию, ты нас всех опозоришь, особенно младшую сестру и отца участкового врача. Да и не насилие это вовсе, ну немного пострадала. Учиться надо было лучше, поступила бы на дневной, и так поздно бы не ездила. Ты же не девушка, была замужем, в разводе, никто это за насилие не посчитает. Вот одежду и часы жалко. Ты сама виновата, не надо было с ним никуда ходить. Вот так, оказывается я ещё и виновата. Да чтобы с ним не ходить и вообще никому не верить, надо априори всех людей считать преступниками, в том числе и всех знакомых. Ну не могу я всех считать преступниками. Я хочу верить людям и никого преступниками не считать. Мам, ты так говоришь, потому что тебя не насиловали, это особое состояние, ничего хуже этого быть не может. Очень даже может – я прошла всю войну, пережила такие ужасы, с которым твоё изнасилование и рядом не стояло. Так рада, что хоть жива осталась. Вот и ты жива, но немного поцарапана. Ну как можно ужасы военного времени сравнивать с возвращением из института домой? Для моей мамы это было возможно. Обычно на все мои просьбы что-то мне посоветовать, она отвечала так – И в том и в другом случае ты останешься жива, это главное, а всё остальное не имеет значения. Её воспитала и закалила война – этим всё сказано. Ну как же так? Тут недавно дворник-азиат повалил на землю старую бабушку, хотел изнасиловать, так она умерла в этот момент от сердечного приступа, хотя до изнасилования дело не дошло. Так что же это было? Получается, он её убил, не желая этого, но ведь убил, а хотел просто изнасиловать. Значит – насилие и убийство равнозначны. Я пережила этот ужас, когда тебя душат, насилуют, не выпускают, и неизвестно, что будет дальше. А дальше могло быть что угодно – задушит и оттащит к трамвайным путям, ещё и на рельсы положит. Я в тот момент простилась с жизнью, если оставить меня в живых, я тут же заявлю в милицию, значит, живая я была для него опасна. А иначе – почему не подойти к знакомой девушке и пригласить её в кино или ещё куда-нибудь? Это же так естественно. Тем более парень симпатичный, высокого роста, такие нравятся девушкам. Если бы меня изнасиловал незнакомый мужик, было бы всё понятно, а тот, с которым в школе учились …… Вот также и в «ВОРОШИЛОВСКОМ  СТРЕЛКЕ» - к незнакомым парням девушка бы не пошла – сюжет один к одному. Смотрю по ТВ криминальную хронику с Леонидом Каневским, там изнасилованные девушки в милицию не обращаются, боятся позора, радуются, что живы остались. Вот если бы каждое изнасилование заканчивалось, как в «ВОРОШИЛОВСКОМ  СТРЕЛКЕ» ………  Либо как в моём случае. А в моём случае было так. Вечером следующего дня я пришла в институт на занятия, которые заканчивались в 22 часа. А поскольку насильник обещал меня вечером встретить, я решила на вторую пару не ходить, уйти домой в 20 часов. Своему однокурснику я так и сказала, что сегодня уйду пораньше. А что случилось? Да вчера со мной случилось ЧП, когда я возвращалась домой, и я уже боюсь так поздно возвращаться. Естественно я ему всё рассказала в подробностях, да он и сам заметил у меня на шее синяки и ссадины. Это отлично, что ты не заявила в милицию. Да я бы заявила, меня родственники отговорили, дескать, кроме позора ничего не добьёшься. Всё правильно  - Пришла тётя в отделенье при угрозе убиенья. Ей сказали – Что вы, тётя, вот убьют, тогда придёте. Сидишь на занятиях до конца, а после я тебя у метро встречу и провожу домой. Это здорово, а то мне одной страшно ехать. А у метро он меня ждал с двумя друзьями. Я не поняла – зачем? А мы хотим с ним поговорить, чтобы он больше так не поступал. Правильно, с ним надо поговорить, а то я боюсь вечером домой возвращаться. И мы поехали. По дороге ребята мне объяснили, как надо себя с ним вести, когда будем идти в полной темноте. Надо сказать, что у меня шнурок развязался, остановиться и наклониться. А если он успеет меня в сарай затащить? Тогда мы не только сарай, но и домишко его деревенский в щепки разнесём . Всё так и получилось, как было задумано. Они его так ухандокали, били ногами, он кричал, звал маму. Мама открыла дверь, стояла в светлом проёме и тоже его звала. Впервые в жизни я получила огромное удовольствие – за меня мстили! Я даже про часы забыла – совсем было не до часов. Хорошо бы его убили, но увы, он выжил. Когда мы шли оттуда, я сказала ребятам – Вам хорошо, вы здесь не живёте, а я теперь здесь жить боюсь, он то жив остался. Ничего не бойся, он теперь не только сам будет тебя за километр обходить, но и знакомым своим посоветует. Так и было, как они сказали. Через неделю я его встретила, он шёл мне навстречу. Лицо у него было фиолетовым от заживающих синяков. Но увидев меня, быстренько перешёл на другую сторону улицы. Так приятно было чувствовать себя защищённой, ведь мне ещё четыре года учиться и поздно возвращаться домой. Вот если бы каждое изнасилование так заканчивалось! Чтобы никто не посмел больше этим заниматься. Вот мой насильник прекрасно знал состав моей семьи – одни женщины и отец участковый врач, который точно драться не полезет. Вот простой работяга мог бы и отомстить за дочь, а мои родители медики даже запретили мне в милицию обращаться. Но этот запрет сыграл свою замечательную  роль – никакая милиция так бы насильника не наказала. В «ВОРОШИЛОВСКОМ   СТРЕЛКЕ» насильники выбирали свою жертву  тоже по факту незащищённости – и вдруг неожиданная месть, очень похоже на мою ситуацию. Ну уж если фильм об этом сняли, то моя ситуация точно тянет на рассказ.