Перечитывая Капитанскую дочку - 4

"Голова моя, головушка,
Голова послуживая!
Послужила моя головушка
Ровно тридцать лет и три года.
Ах, не выслужила головушка
Ни корысти себе, ни радости,
Как ни слова себе доброго
И ни рангу себе высокого;
Только выслужила головушка
Два высокие столбика,
Перекладинку кленовую,
Еще петельку шелковую.
Народная песня."
(эпиграф к VII главе повести "Капитанская дочка")

Ранее мы упоминали источники о «событии» - свержении и скоропостижной смерти незадачливого императора Петра III. Одним из оных считаются записки датского дипломата Шумахера.
До сих пор историками не закрыт вопрос, насильственной или естественной была смерть мужа Императрицы? Вот как этот момент изложен в опубликованных записках Андреаса Шумахера:
«Сразу после увоза этого слуги {речь идет о камер-лакее императора Маслове} один принявший русскую веру швед из бывших лейб-компанцев – Шванович, человек очень крупный и сильный, с помощью еще некоторых других людей жестоко задушил императора ружейным ремнем».
У Шумахера бывший лейб-компанец назван Швановичем. Впрочем, встречается написание его фамилии и как Шванвиц, от этого суть содеянного Шванвичем не меняется.

Таким образом, указанный Шванвич замечен уже в двух злодеяниях: в первый раз чуть не отправил в мир иной Алексея Орлова, во второй – самого бывшего императора задушил. Так кто же этот персонаж, и какое отношение он имеет к «Капитанской дочке»?
Сразу скажем, что этот "злодей" был отцом Михаила Шванвича – прототипа пушкинского Швабрина.
Звался Шванвич-старший Александром Мартыновичем, что скорее является стилизацией его настоящего имени на русский манер, ибо был он родом из шведов, перешедших в русскую службу. Судя по тому, что его сыну Михаилу в 1762 году исполнилось 13 лет, самому А.М. Шванвичу в то время было уже далеко на тридцать.

Однако если рассматривать версию о смерти Петра III, изложенную Шумахером, то возникает вопрос, как Шванвич-старший мог оказаться на месте преступления и играть в нём такую решающую роль? Ведь, судя по предыдущим его  "контактам" с Алексеем Орловым, его отношения с этим активным участником переворота никак не могли быть «теплыми». Кроме того нигде, кроме как в записках Шумахера,  участие Шванвича в убийстве Петра III не упоминается. Шумахер же, излагая последующую хронологию событий, еще раз упоминает Шванвича:
«4 июля рано утром лейтенант (в реальности на тот момент - прапорщик) князь Барятинский прибыл из Ропши и сообщил обер-гофмейстеру Панину, что император мертв. Собственно убийца – Шванович – тоже явился к этому времени, был произведен в капитаны и получил в подарок 500 рублей. Такое вознаграждение за столь опасное предприятие показалось ему слишком малым, и он пошел к гетману (т.е. к Кириллу Разумовскому), как для того, чтобы сделать ему о том представление …». 

Поскольку полный список лиц, присутствовавших на момент смерти Петра III в ропшенском дворце, не сохранился, то указание автора записок на Шванвича весьма ценно. Кроме непосредственного «исполнителя» - Шванвича - в числе присутствовавших лиц упоминаются придворный лекарь Крузе и кабинет-секретарь императрицы Теплов. Также обращает на себя внимание, что, согласно Шумахеру, сообщение о смерти царя было озвучено Барятинским 4 июля, хотя официальной датой смерти Петра III считается 6-е.
Кроме того, официальная причина смерти – от "геморроидальных колик", - довольно сильно отличается от названной  Шумахером: «О том, что этот несчастный государь умер именно такой смертью, свидетельствует вид бездыханного тела, лицо у которого было черно, как это обычно бывает у висельников или задушенных».
Однако, чем мог так досадить Петр III А.М. Шванвичу, что тот, согласно Шумахеру, так «жестоко задушил императора» … ?

Увы, жестокие сцены присутствуют и в повести Пушкина:
«Который комендант?» — спросил самозванец. Наш урядник выступил из толпы и указал на Ивана Кузмича. Пугачев грозно взглянул на старика и сказал ему: «Как ты смел противиться мне, своему государю?» Комендант, изнемогая от раны, собрал последние силы и отвечал твердым голосом: «Ты мне не государь, ты вор и самозванец, слышь ты!» Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком. Несколько казаков подхватили старого капитана и потащили к виселице. На ее перекладине очутился верхом изувеченный башкирец, которого допрашивали мы накануне. Он держал в руке веревку, и через минуту увидел я бедного Ивана Кузмича, вздернутого на воздух. Тогда привели к Пугачеву Ивана Игнатьича. «Присягай, — сказал ему Пугачев, — государю Петру Феодоровичу!» — «Ты нам не государь, — отвечал Иван Игнатьич, повторяя слова своего капитана. — Ты, дядюшка, вор и самозванец!» Пугачев махнул опять платком, и добрый поручик повис подле своего старого начальника.».