Алгоритм революцыи 8-2 Становление н теоретической

Гл 8-2
Выписка из книги
Сергей Георгиевич Кара-Мурза
"Ленин. Алгоритм революции и образ будущего".

Глава 8. Становление новой теоретической системы революции

Здесь сделаем отступление с кратким изложением различия двух парадигм, которые действовали в период кризиса механистического детерминизма (картина мира Ньютона). До последнего времени доминантной парадигмой западного мира являлась ньютоновская или линейная парадигма. В своей основе она придерживается механистического видения мира — подход, глубоко укорененный в сознании и мышлении западного человека и модернизированной интеллигенции. «Линейность предлагает структурную стабильность и делает акцент на равновесии. Она легитимирует простые экстраполяции известного развития, масштабирование и разделение на части. Она обещает предсказуемость и, следовательно, контроль — действительно, очень мощная притягательность» (см. [54]).

Приведем краткую выжимку из описания этого сдвига к новой парадигме в популярной книге, полезной для нашей темы:

Свойства линейности включают пропорциональность, аддитивность, масштабируемость, редукционизм. Пропорциональность приводит к тому, что для линейных систем малое входное воздействие приводит к малому выходному отклику, большое воздействие — к большому. Аддитивность обеспечивает легитимность линейного редукциоиизмэ — практики разделения большой и сложной проблемы на ряд относительно небольших и менее сложных задач, через решение которых находится решение исходной проблемы. Если система является линейной, то обладание лишь частичной информацией о ее структуре и функциях чаще всего позволяет «вычислить» свойства и функции системы в целом.

Линейность пронизывает все стороны жизни западного общества. Метафорой линейной парадигмы могут служить механические часы — тонко настроенный механизм, работающий ровно и точно, тикающий предсказуемо, измеримо и надежно. Когда дела идут хорошо, то все «идет как часы», если организация хорошо работает, то о ней говорят, как о «хорошо смазанной машине». Ньютоновская парадигма линейности оказалась такой ясной и простой, что была просто неотразима. Она навязывала регулярность и масштабируемость там, где ее не было. Для объяснения явлений она упрощала и линериазовала процессы, идеализируя социальную и объективную реальность. Получающееся видение социальной реальности оказывалось мощным, технологичным и… узким.
За такой результат приходится платить соответствующую цену, заключающуюся в ограничении ведения рассматриваемых процессов, так как воображение и мышление оказывались фундаментально линейными: «Мы оказались в состоянии получить аналитические уравнения, которые обеспечивают предсказание, но только при непременном требовании, что системе не позволяется слишком быстро меняться во времени. Мы искусственно требуем, чтобы наши системы были стабильными в максвелловском смысле, и затем удивляемся проявлениям нестабильности, с которой сталкиваемся в реальном мире».

Главная неадекватность линейной парадигмы оказалась связана с неспособностью учитывать взаимодействия, так как она концентрируется на рассмотрении элементов, агентов рассматриваемых процессов, пренебрегая или абстрагируясь от взаимодействий. В большинстве случаев именно взаимодействия между агентами системы приводят к появлению нелинейности и необходимости разработки новой, нелинейной парадигмы. Ограниченность линейной парадигмы и необходимость поиска новых подходов была осознана достаточно недавно. Неявное допущение линейности, которая выступает в качестве нормы, пронизывает весь западный мир.

Под постньютоновской или нелинейной парадигмой подразумевается систематизация природных, общественных явлений и процессов в качестве нелинейного феномена. Нелинейные системы демонстрируют отсутствие пропорциональности и аддитивности, когда малые воздействия на входе системы могут приводить к большим откликам на выходах, а невозможность абстрагирования от взаимодействий не позволяет применить методы линейного редукционизма, позволяющие осуществить декомпозицию системы на ряд подсистем меньшего масштаба. При исследовании нелинейной системы недостаточно думать о ней только в терминах частей или аспектов, вычленяемых заранее, через анализ и комбинирование которых получаются характеристики системы в целом, то есть «целое оказывается больше, нежели сумма составляющих его частей». Результаты не должны предполагаться в качестве повторяемых, то есть попытки повторить один и тот же эксперимент наталкиваются на невозможность обеспечить его повторение.

Нелинейная динамика, приводящая к произвольной чувствительности к малейшим изменениям в начальных условиях, делает невозможным какое-либо повторение или предсказание результатов эксперимента — краеугольный принцип классических естественных наук. «Коннотация нелинейности заключает в себе смесь угрозы и возможности. Нелинейность может генерировать нестабильность, разрывы, синергизмы и непредсказуемость. Но она также отдает должное гибкости, адаптивности, динамическим изменениям, инновации и оперативности» (см. [54]).

Видение истории, которое воспринимается человеком через призму того или другого методологического подхода, сильно влияет на его отношение к происходящим событиям и на его поведение. Так, первая особенность представлений коалиции Февральской революции, которая бросалась в глаза, — уверенность в том, что «объективные законы исторического развития пробьют себе дорогу через случайности». Из этого вытекало равнодушие к моменту, к его уникальности и необратимости, мышление в понятиях исторической формации, длительных процессов.
Основанием для такого отношения к «событиям быстротекущей жизни» является механистический детерминизм, который господствовал в мировоззрении в период марксизма XIX в. Он был важной частью сознания российской интеллигенции в начале XX в. Из этого вытекало ощущение стабильности и равновесности общественных систем. Считалось, чтобы вывести их из равновесия, нужны крупные силы, «предпосылки» (классовые интересы, назревание противоречий и т. п.). Но для осмысления периодов в состоянии общества, как революции, механистичное мышление не годится. В эти периоды возникает много цепных процессов и неустойчивых равновесий — это перекрестки, «расщепление путей» (точки бифуркации). В этот момент решают не объективные законы, а малые, но вовремя совершенные воздействия. Великими революционерами становились те, кто верно определял точки бифуркации и направлял события по нужному коридору и в нужный момент («сегодня рано, послезавтра поздно»).

В этом пункте в проектах и парадигмах двух революций видно не различие, а драматический разрыв. После революции 1905-1907 гг. можно было видеть становление системы мышления, объяснения и проектирования решений Ленина. Его методология быстро развивалась, и практически все крупные проблемы и альтернативы их разрешений Ленин представлял как совершенно новые инновации. Поразительно, что новизна его проектов сочеталась со здравым смыслом так, что это было понятным массе трудящихся, но с трудом понималось политизированной интеллигенцией (включая элиту большевиков).

Как пример приведем крупный фрагмент одной из последних статей Ленина 1923 года — «О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова)»:

«Бросается особенно в глаза педантство всех наших мелкобуржуазных демократов, как и всех героев II Интернационала…  Бросается в глаза их рабская подражательность прошлому… Даже и чисто теоретически у всех них бросается в глаза полная неспособность понять следующие соображения марксизма: они видели до сих пор определенный путь развития капитализма и буржуазной демократии в Западной Европе. И вот, они не могут себе представить, что этот путь может быть считаем образцом mutatis mutandis,10
[ 10 С соответствующими изменениями (лат.). — Прим. ред.]

не иначе, как с некоторыми поправками (совершенно незначительными с точки зрения общего хода всемирной истории).

Первое — революция, связанная с первой всемирной империалистической войной. В такой революции должны были сказаться новые черты, или видоизмененные в зависимости именно от войны, потому что никогда в мире такой войны, в такой обстановке, еще не бывало…

Второе — им совершенно чужда всякая мысль о том, что при общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития…

Например, до бесконечия шаблонным является у них довод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской социал-демократии и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные “ученые” господа из них, объективных экономических предпосылок для социализма… “Россия не достигла такой высоты развития производительных сил, при которой возможен социализм”. С этим положением все герои II Интернационала, и в том числе, конечно, Суханов, носятся, поистине, как с писаной торбой. Это бесспорное положение они пережевывают на тысячу ладов, и им кажется, что оно является решающим для оценки нашей революции…

Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный “уровень культуры”, ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы.

Для создания социализма, говорите вы, требуется цивилизованность. Очень хорошо. Ну, а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капиталистов, а потом уже начать движение к социализму? В каких книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?..

Слов нет, учебник, написанный по Каутскому, был вещью для своего времени очень полезной. Но пора уже все-таки отказаться от мысли, будто этот учебник предусмотрел все формы развития дальнейшей мировой истории. Тех, кто думает так, своевременно было бы объявить просто дураками» [145, с. 378-379, 381-382].11
[ 11 Эта статья также вызвала когнитивные противоречия в руководстве большевиков: статья была написана 17 января 1923 г., напечатана 30 мая 1923 г.]

Такие его объяснения представляли образы проблем как неравновесные системы в динамике. Такие фрагменты нельзя заменить короткой цитатой, они создают новую картину мира и задают вектор движения в будущее.

Во время Октябрьской революции необходимые срочные действия производились быстро.

Вот красноречивый эпизод. II Всероссийский Съезд Советов был синхронизирован с арестом правительства в Зимнем дворце. Съезд был открыт 25 октября в 22 час 45 мин., после перерыва было сообщено об аресте Временного правительства, и меньшевики, правые эсеры, делегаты Бунда покинули Съезд. Утром 26 октября Съезд утвердил обращение «Рабочим, солдатам и крестьянам» и объявил, что берет власть в свои руки, а вся власть на местах переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вечером прошли чтения декретов о мире и земле, затем Съезд их утвердил. Далее II Съезд Советов сформировал правительство — Совет Народных Комиссаров во главе с В.И. Лениным и утвердил его декретом. 27 октября II Съезд Советов рабочих завершил работу, и все арестованные министры-социалисты Временного правительства были отпущены под честное слово.

Съезд фактически решил задачи, стоящие перед Учредительным собранием в вопросе о выборе формы власти в стране.

Суханов в «Записках о революции» писал: «Мы ушли, неизвестно куда и зачем, разорвав с Советом, смешав себя с элементами контрреволюции, дискредитировав и унизив себя в глазах масс, подорвав всё будущее своей организации и своих принципов. Этого мало: мы ушли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции… Уходя со съезда, оставляя большевиков с одними левыми эсеровскими ребятами и слабой группкой новожизненцев, мы своими руками отдали большевикам монополию над Советом, над массами, над революцией. По собственной неразумной воле мы обеспечили победу всей линии Ленина» [176].

Удивление Суханова можно понять: зачем социалистам надо было рвать все отношения с Советами, с фракцией большевиков, с которыми меньшевики почти 20 лет были в одной партии РСДРП? Они прекрасно знали, что Временное правительство утратило остатки легитимности, почему же не продолжать излагать свои идеи и программы из оппозиции, пусть свои бывшие товарищи в данный момент были в большинстве? А если с ними согласно большинство российского общества, то как могли революционеры-социалисты выбрать войну с этим большинством? Ради кого они страдали на каторге или в ссылке — ведь ради трудящихся. Как это можно было понять? Логика борьбы загоняла умных и бескорыстных людей в тупик.

Сравним установки Ленина с решениями меньшевиков и эсеров. В докладе об Апрельских тезисах на собрании большевиков 4 апреля Ленин предупредил, что в Советах надо работать даже когда их руководство враждебно, вне зависимости от того, кто будет стоять во главе Советов и какие партии будут там в большинстве: «Пока мы в меньшинстве, мы ведем работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих депутатов… Признанный факт, что в С.Р.Д.12
[ 12 Советы рабочих депутатов — Прим. автора.]

наша партия — в меньшинстве. Надо разъяснять массам, что Совет рабочих депутатов — единственно возможное правительство, правительство, еще невиданное в мире…» [146, с. 107, 108].

Это значит, что Советы — огромная ценность, которую надо укреплять и оберегать, даже если ею пока что владеют недружественные силы. Ленин убедительно объяснил: поворот в сознании масс неизбежен, он станет следствием не только, даже не столько, большевистской пропаганды: «Мы не хотим, чтобы массы нам верили на слово. Мы не шарлатаны. Мы хотим, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок» [146, с. 109].

Различными у Февраля и Октября были и подходы к воссозданию после революции государственности России. Оба движения были революционными. Но коалиция Февраля практически отказалась принять на себя бремя власти — распознавать угрозы, принимать решение и стабилизировать положение. Правительство только вело вялую борьбу с большевиками, не разрешая критические проблемы. Это лишило его поддержки даже со стороны буржуазных слоев — хаос был страшнее большевиков.

Интеллектуалы Февраля и западные социал-демократы пытались следовать канону западных буржуазно-демократических революций, разработанному в учении Маркса, и новизна их инновации была лишь в том, что она происходила в иных месте, культуре и моменте. Но мыслили они в рамках модерна XIX в., в парадигме науки бытия
(механистический детерминизм). А Ленин, проникнувший в смысл кризиса модели мироздания Ньютона, мыслил в логике науки становления. И главная идея его инновации — синтез общинного крестьянского коммунизма (выражение Вебера) с мироощущением Просвещения. На политическом языке это он назвал «союз рабочих и крестьян» — ересь для марксизма.

Конец выписки.
Отклик в  http://proza.ru/rec.html?2023/09/03/932

.