Возвращение
Вчера Евсей Ильич ездил к сыну в город -- супруга отправила. Он и не поехал бы, да забеспокоилась она очень:
вот уже месяц нету никаких вестей от него: не звонит, не пишет... В чём дело? Либо опять со своей жёнушкой в
раздрае? О, эти баталии у них частенько происходят! Как они сошлись -- непонятно: она пьёт, он спиртное и на дух не
приемлет... Зарабатывают мало, живут в съёмной однушке... Семь лет уже
вместе. О потомстве, кажется, и не помышляют... Неужто канет в Лету род Кирьяновых? Ну, как так можно! Как без
детушек жить! О-хо-хо!
Из гостинцев Ильич взял полмешка картошки, малость капустки да забитого гуся. С ночёвкой решил -- не
выгонят, небось! -- А утречком, первым автобусом, и возвернётся.
...Деревня ещё спала, когда он покинул избу --
нигде ни единой души; собаки, и те не лаяли... Но едва ступил за околицу, как услыхал в спину звонкое, смешливое:
"Дядь Евсей, привет Сашеньке! В гости, небось?" Он аж вздрогнул. Ругнулся: "Тьфу! Испужала... Нюська, и не спится тебе?" -- "Не
спится, дядь Евсей, -- веселилась Нюська, -- Так ты передай, ладно!" -- "Ждёт он твоего привета, как же..." -- "Ждёт,
ждёт!" -- хохочет бабёнка. "Да иди ты, прокуда!" -- беззлобно гудит Евсей Ильич.
Нюська ненамного моложе его Сашки -- года на два, на три; на танцульки ходили вместе, она и втрескалась в
него. А он -- в город, в училище, оттуда в армию... И женился чуть ли не в армии, на городской женился,
"тонюсенькой да симпатишненькой"... Так и не дождалась Нюська Сашеньку, за тракториста выскочила. В отместку!
Да неудачным было замужество её: пьянчужкой оказался муженёк. По пьяни и погиб: выпал из кабины трактора да
под гусеницу и угодил... Год прожили. С того дня так и ходит вдовою, сколь к ней не сватались. А Сашеньку, вишь, не
забыла: всё равно, говорит, дождусь -- я терпеливая! На что надеется?
* * *
Как Евсей предполагал, так и сталось. Переночевал в городской "фатере" и вернулся раненько. Жёнка Устинья
топила печь. Встретила и -- с порога: "Что там? Как там? Пчему?.." -- "Ну забубнила! -- упав на табурет, обрывает её
Евсей. -- Погодь, не лопочи, отдышаться хоть дай." Выпив ковш воды, начал:
-- Ну что, каким был Сашка, таков и есть, правда, исхудал с лица да смурным сделался, молчаливым...
-- Что, так и молчал тобою? -- шёпотом, словно их могут подслушать, спросила Устинья.
-- Ну отчего же, разговаривал... Про погоду, про политику, про деревню... А про своё житьё-бытьё, как я из него
не вытаскивал, и словом не обмолвился. Чую, хочет высказаться, да вот что-то не даёт ему этого сделать. Не знаю,
прям загадка какая-то!..
-- Видать, туго ему приходится: всё борется: никак свою цацу от рюмки не отучит... А не захворал ли он?
-- Да вроде нет; по виду не скажешь...
-- Её саму видел?
-- Марфу-то? Видел... мельком.
-- Поздоровались хоть?
-- Да вроде: я ей кивнул, она мине чего-то буркнула... Поздоровались, ага.
-- Не на сносях ли она?
-- Какое там...
-- Ох, не дождёмся мы внучаток, ох, не дождёмся! -- вздохнула Устинья. -- Что они думают, чего ждут?.. -- отёрла
краем фартука глаза... -- Сашуня скучает по деревне? Когда был в последний раз -- не в прошлом ли годе
по весне?
-- В позапрошлом... осенью.
-- Да-да, в позапрошлом -- дрова колол нам. Целую гору наколол! А потом в дровник таскал... А сколько он опят
из лесу принёс! Да такие крепенькие все, да такие пахучие!.. Скучает, скучает. Ты бы пригласил его, а --
Хоть на денёк единый!
-- Приглашал... Некогда, отвечает. И что у него за работа такая: ни выходных, ни проходных!.. А насчёт звонков
знаешь, что он сказал: "Не любитель я звонить... Ну вот такой я, говорит" Слышь: не любит он! Из-за его нелюбительства
батька с маткой с ума сходят, переживают "Как он там? Жив ли, здоров?", а он... Не любитель...
конечно отругал. Пообещал звонить чаще... ага. Ну-ну, поглядим.. Да, я ещё спросил его: почему, когда мы
тебе ни позвоним, ты всё время недоступен? Только плечами пожимает: аппарат, мол, негодный... Дык выкинь ево,
годный купи...
* * *
...Поздний вечер. У Кирьяновых света нет, только в окошке передней голубеньким мерцает -- телевизор смотрят:
Устинья Васильевна на диване, Евсей Ильич за столом -- так ему удобнее (смотреть лёжа хондроз не дозволяет).
Сегодня они смотрят "Назад в СССР!" Оба, вместе смотрят: как же -- они ведь оттуда -- и он и она... Возвернулись бы,
с большой охотой туда перенеслись бы, но увы-увы!: ни страну ту не вернёшь да и годы ихние не воротишь... А
не очень нравится Ильичу телевиденье нынешнее... Ну с рекламой он свыкся: так свыкаются с
родимым пятном на щеке или с бородавкой на переносице, но с тем, что нынче напрочь позабыто местоимение "Это",
а вместо него все поголовно говорят "данный", "данная", "данное", Евсей смириться не может никак... Не по нраву ему
и то, что ведущие слишком много стали ;экать" и "акать". Ну почему, черт возьми, премилая девушка вместо просто
"Здравствуйте!" говорит корявое "Э-э, здравствуйте!" Может это кому и нравится, может быть. Что ж, как
говорится:"Кому поп, кому попадья, а кому-то свиной хрящик." А ещё Ильича "убила" цена на лекарство для малого
ребятёнка -- 150 000 000 рублей !!! Он чуть не поперхнулся, когда её "озвучили". Может ослышался? Да нет же -- со
слухом у него всё в порядке. Чего делать, Устинья Васильевна? Как быть? Да никак, отвечает -- вышлем тысчонку-
другую... с пенсии. О-хо-хо! Ладно, пускай я не бельмеса не смыслю в фармацевтике, -- качает головой Ильич, -- но
хоть убей меня, ни за что не поверю -- ни за что на свете! -- что лекарство может стоить таких деньжищ -- сто
пятьдесят миллионов! Мне и вообразить их трудно. Впрочем, как говорится: с миру по нитке, глядишь и насбирают.
Однако не всегда они мирные да ладные, порой бывают такими обоюдоострыми, что ой-ёй-ёй! Да-да, всё из-за
него проклятого -- из-за телевизора: ни та не хочет уступать его, ни тот. "Той" непременно хочется посмотреть
Малахова, "Тому" по другому каналу всенепременно и неудержимо желается лицезреть политические побоища, а пуще
всего Жириновского. "Во, мужик! Во, даёт! -- на всю избу кричит тогда Евсей. -- Скажет, как отрубит! Так их,
Вольфович, так! Ишь, распустились... Дай им волю, так они и на голову наср... нагадят!" Накричится,
разволнуется, аж пот его прошибёт; хлопнет ковш ледяной воды... Фу-у! Устинья скажет: "Ну чего ты орёшь, ну чего --
всей деревне слышно!" "А-а, кто тут услышит, -- отмахнётся Евсей. -- Пимен оглох, Петровна далече... разве
что Нюська? Ага, станет она прислушиваться к нам -- делать ей больше нечего...
Успокоится, отдышится и к супруге: -- Ты мине это... борщеца насыпь,
ага -- чтой-то исть захотелось!"
* * *
Сегодня Евсей спал мало и тревожно.Им овладело странное состояние между сном и бодрствованием. Ему
пригрезилось, что они со своей Устиньей в гостях у сына; будто сидят они у пустого стола и Устинья спрашивает у
невестки: "Марфуша, когда же вы ребёночком обзаведётесь" А та отвечает ей с нехорошею улыбкой: "Ещё чего! Стану
я нищету плодить... И давайте больше не будем об этом, мама!" А ещё Евсею Ильичу вообразилось будто он словно
птица парит над своею деревней и видит ряд изб: вот изба Домановых, вот Гуляевых, вот ихняя, вот Нюськина... А
вот и сама Нюська: дебёлая, широкобёдрая, сильная! Стоит подбоченясь и машет ему, и кричит: "Спускайся, дядь
Евсей, спускайся!" А вот и сынок их Сашенька рядышком с ней... Вот бесовка, вот прокуда! Околдовало-таки пацана,
увлекла в свои тенёта!.. А он... Эх, тюха-матюха!.А может ему с той, городской, лучше?
Сын не обманул. Он и вправду стал звонить чаще. А весной, когда уже и огороды запарили, и травка воспряла,
зазеленела, приехал. На вопрос "На долго ль?", отшутился: "Как принимать будете..." Чаю испил и сразу рукава
засучил: принялся забор латать, тепличку поправлять... Мать ему: "Оставь, сынок! Это батькины угодья; он сам тут
управиться, а ты отдохни!." А он: "Э нет, не стану я лодыря праздновать!" А тут и Евсей Ильич на крылечко:
-- У тебя отпуск, что-ль?
-- Ага. Бессрочный.
-- Как понимать тебя прикажешь?
-- А так: развелись мы с Марфушей...
-- Вот те на! -- ахнула мать. -- Обрадовал... И что теперь?
-- А что теперь? А ничего! Нюську в жёны возьму -- вот чего. Её никто ещё не сосватал?
"Предки" озадаченно переглянулись...
-- Да вроде нет, -- тая в усах улыбку и с волненьем в голосе промолвил отец. -- А ты не шутишь?
-- Не шучу, батька, правду говорю!
Евсей Ильич приподнял подбородок, подмигнул Анисье: "А сон, однако, в руку. Хех, эти твою за ногу!"
Владимир ХОТИН
Свидетельство о публикации №223090300581