Часы

Тишину прервали огромные маятниковые часы.

В те времена, когда Альберт ещё не подозревал, что станет узником радиобудки, этот адский звук отзывался в его мозгу раздражением, но сейчас, когда найти другие альтернативы казалось невозможным, зловещее тиканье было настоящим спасением.

Диктор отчётливо понимал, что ни один звук здесь не раздаётся просто так. Предчувствовал, как скоро на тиканье сползутся маленькие твари - жители радиовышки, в которой он застрял ещё много лет назад - и вновь начнут медленно, смакуя каждый сантиметр кожи, пожирать его плоть. Но сейчас, когда он и сам давно перестал ощущать своё тело, лежащее тряпкой рядом с его новой личиной, как частичку себя, ему было наплевать: не такая уж и тяжёлая плата за то, чтобы хоть на пять минут вновь почувствовать себя снова живым, верно?

Часы пробили полночь. Где-то вдали коридора послышался тонкий детский смех и раздался топот маленьких ножек.
Железное тело диктора повернулось в сторону звука, из трубы на механической макушке подался густой пар, а стеклянные глаза заморгали красным - это был знак, который радиовышка подавала тварям, когда наставала пора есть. Все началось по-новой: острые зубы влились в белое тело, высасывая остатки крови и постепенно переходя на кожу, выпивая из трубочки глаза и разжевывая язык. Альберт не мог ни пошевелиться, ни закрыть глаза. Только наблюдать, как его человечность разлагается в острых зубах...

Сегодняшний день, всё же, стал особенным: на этот раз твари решили наесться досыта, и, по окончанию трапезы, оставили лишь скелет. Глаза-лампочки ещё долго смотрели на то, что осталось от Альберта, не осознавая до конца то, что он окончательно умер.