Спарта

Итак, подытоживая изложенное, в части (главе), выложенной на Интернет-сайте «Проза.ру» 03.09.23 г.,я начал рассказывать о древнегреческом полисе «Обор», граничащим с Эвротом.
     Задаваясь в этой части вопросом, как и ранее связанным со структурой повествования, мне хотелось бы отметить целесообразность, а вернее сказать,  необходимость продолжения сноски, помеченной мной в тексте числом «15».
   С точки зрения науки филологии, сноска представляет собой недостающую текстовую часть (отсылка к тексту или комментарий к ней), которая, однако, должна иметь характер соразмерный основной части текста и включать информацию, сформированную в основные «композиционные» рамки, продолжительность повествования в которых, конечно же, не должен превышать основной части текста…..
…..возвращаясь к тексту, изложенных в сносках к основной части повествования, мне хотелось бы подробно рассказать о книгах, которые я прочитал находясь позавчера в читальном зале библиотеки.
    Однако, прежде, я поясню уважаемому читателю, причину, по которой я размышляю над содержанием своего повествования и из произвольного количества вариантов, зафиксированных в моем сознании, выбираю определенный — тот, написание которого я считаю необходимым указать…. и используя субъективную «кафемашину», для того, чтобы перенестись в определенный отрезок на линии времени, связанный с определенным периодом моей жизни.
   Полагаю необходимым переместиться в период весенней  учебы, в классе 11-ом средней школы, когда мы с  дворовым приятелем сидели во дворе на скамейки и страдали от безделья: мой приятель, по имени Леха, от нечего делать, «поджаривал» тонкой огненной струей  от зажигалки поднятый им с тротуара желто-коричневый осиновый листок, опавший с высокого, имеющего толстый стебель тополя, растущий справа от скамейки, на который мы, как водится в скучные вечерние будничные дни, с ним сидели.
   Пить пива не хотелось, а настроение у нас у обоих являлось настолько приторно склизким, меланхоличным, что не хотелось общаться, да и в конце концов ссорится.
   Помнится, примерно год назад, учась в классе 10-ом средней школы, после 4-х уроков по алгебре, преподаваемых довольно строгим преподавателем, имеющей мужскую строгую прическу «под горшок», а на носу - очки с большими линзами, находящимися в круглой серебряной оправе (типичный образ «строго преподователя, чем-то похожий на ведущего телешоу «Слабое звено», будоражившего умы массового зрителя на протяжении лет, этак, 10), мы с Лехой, гуляли по скверику, расположенному возле нашего дома (в котором в быту молодости моей матери находился памятник  Сталину) и после нескольких заданных ему мной неудобных вопросов…..вообщем дело было так:          
- Ну че,били тебя сегодня, твои уродцы одноклассники?
    Леха, который ростом был намного ниже меня,    одет был в коричневый махровый свитер, на котором были изображены четыре белые горизонтальные полоски, а также синие мешковатые джинсы, затянутые на поясе тугим ремнем с серебристой бляхой, ничего не ответил на это, так сказать, мое предосудительное замечание-вопрос или, по-молодежному выражаясь, подкол, просто шел справа от меня, держа голову прямо и вглядываясь  в даль, уже смеркающуюся.
-Ты че, дебил, я тебя спрашиваю, били тебя сегодня твои друзья из школы?
   Слово «друзья» я употребил в контексте этой своей фразы не зря (ведь по логике, дружеской «ганененности», нужно было, в контексте этой фразы, заменить слово «друзья» на  «враги», дескать, били ли тебя враги в школе? А еще можно было задать эту фразу Лехе на английском языке…. но я этого делать не стал, возможно, потому что не знал английского языка и фраза эта произнесенная мною на «языке Туманного Альбиона», звучала бы как-то вычурно, смешно и неестественно).
    Но та экспрессия, с которой я задал данный вопрос Лехе, которая выплескивалась, серебристым «султаном», шедшая откуда-то из глубины моего сердца, все-таки заставила моего приятеля повернуться ко мне лицом (лицо его при этом, безусловно, не блистало какой-либо позитивностью, не сияло оно и выразительной добропорядочностью, напротив, оно было хмурым, конечно не злым, свойственным для шизоидного фашиста, пытающего советского партизана (конечно сравнение приведенное не является…..).
    «Это тебя избивают твои друзья в классе, у меня нет ни с кем плохих отношений» - на долю секунду повернувшись ко мне лицом, низким (свойственных для переломного возрастного элемента мутации) проговорил Леха, после чего продолжил путь, туда, куда же и я (вместе со мной), в сторону трамвайной остановки.
   В тот день, мы с Лехой, ходили по тропинке скверика туда и обратно, без видимой цели, изредка переругиваясь и препираясь. На скамейки, в скверике, сидели ребята и молодые мужчины, кто-то распивал спиртные напитки, а кто-то в наушниках слушал громко какую-то ритмичную музыку, с низким академическим, будто бы поставленным в консерватории вокалом.
    «А ты какую музыку слушаешь, Леха? Небось попсу какую-нибудь, «Фабрику звезд»…. - сказал я своему «приятелю», когда мы заворачивали на тропинке, по пути к трамвайной остановке, обратно, влево, в сторону детской площадки, которая располагалось в недалеке от этого скверики, через «плеяду» тополей, дубов и осин (возможно каких-либо иных деревьев, я точно не знаю как они называются...ну да ладно, пусть будет так).
    «Что ты пристал?» - лаконично ответил Леха, не поворачиваясь даже ко мне, идя прямо по тропинке, в сторону к «детской площадке».
    Я шел вместе с Лехой и ожидал от него продолжения ответа, какого-то вербального действия, словесной реакции, но ее все не следовало и не следовало. Это меня безусловно раздражало, но одновременно и  вызывало некое предчувствие тревоги, ведь у меня практически больше нет друзей (за исключением Вовы, проживающего в многоквартирном доме совсем в другом — Граппавицком районе, а также Петра, проживающего также, как первый друг, в многоквартирном доме, только по близости, через дорогу, - общались мы с ними редко, с периодичностью от раза в три месяца до раза в год, конечно иногда ходили друг к другу в гости, но это было также довольно-таки не часто).
  И вот я решил нарушить наше общее молчание, при этом осуществляя данное действие, я исходил из подсознательного желания самовыражения, а также совокупированного с ним чувством обиды и ущемленного чувства собственного достоинства….
  Говоря об описании этого «кальвадоса» собственных эмоций, безусловно, являющихся негативными, состоящего, как водится, исходя из спорадического явления (книга «О, счастливчик» в одной из российских ранних редакций) «Яндекс-интернет — поисковика», из сахарного сиропа (которым, применительно к изложенной совокупности собственных эмоций, является предвкушение ожидания какой-то реакции, резкого оскорбительного слова от моего «оппонента»), а также из размельченных (перемолотых) яблок с добавлением спирта (представляющих собой «психиатрические эфимизмы», когда какой-то недалекий, страдающий отсутствием стремления к объективности, а также узкобоким анализом, субъект, боясь неправильного, не логического выражения своих мыслей, пытается выразить их лексически правильно, но не этично, унижаясь до оскорблений чести м достоинства своего собеседника, ввиду того, что, если бы сказанной им являлась «галиматья», «аброкадабра», то он был бы не только не правильно понят, но и обвинен в дебильности).
  Произнес я, обращаясь к Лехи следующее (немного сбавив шаг, осуществляя движение по скверику), что явилось основной причиной нашей с ним будущей (возникшей через пару минут с ним) потасовки:
-Тебе, вообще, девушки нравятся? Просто твоя рожа на гомосячью похожа.    
 Леха резко повернулся боком ко мне, глаза его «округлились», глядя на него производилось такое впечатление, что он хочет ударить меня по лицу, однако он тихо, но достаточно дикционистически выражено произнес:
-Тебе уже 15, а ты все грудь у матери сосешь, сопляк.
 После этих слов, произнесенных моим собеседником, меня как-будто бы охватил прилив ярости, возможно смешанный с примесью чего-то иного….стыда и смущения….
  Не забывая о том, что приведенное повествование является сноской к рассказу «Спарта», мне не хотелось бы слишком сильно затягивать повествование данной части,  ведь, являясь автором рассказа, я волен делать то, что, посчитаю нужным (конечно в рамках личностных характеристик, связанных с субъективной моралью, нравственностью, а также другими характеристиками личности,о наличии или отсутствие которых у индивида, производящего анализ, безусловно, является возможным поспорить, но на это, увы, сейчас у меня нет времени).
  Говоря о дальнейшей структуре моего повествования (разделенности его на главы, разделы либо же какие-либо иные структурные единицы), мне хотелось бы далее
рассказать о биографии отца-основатели Спарта — Ликурга и поименовать следующую часть своего повествования, соответственно, таким образом….
и завершая ранее начатую мною сноску, не завершая  повествование до конца, я исхожу из того, что уровень агрессии, который изложен в нем мною, исходя из  «Урзурума» моих душевных терзаний, явно является не соответствующим морально-этическим нормам  территориального пространства, а также вымышленного «фэнтазийного» мира, в котором я нахожусь.
  Прерывая пересказ текста, возможно, на самом интересном для уважаемого читателя месте, я исхожу из того, что структура повествования художественного произведения, пусть даже абсурда, китча, дури, не обладающей признаками, свойственных для художественных ценностей, может не обладать признаками четкой систематизированности, поскольку она, как планетарное небесное тело подобно сфере, внутри которой находятся пусть даже и иерархические, но расположенные в различных «морях» на плоскости структурные элементы.
  «Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворённые губы, пряталась в складках лба…» - как было сказано в известном литературном произведении.
    «А что это за птица?» - как-то, во время моей учебы в школе спросил преподавателя незадачливый ученик — мой сосед по «парте» (на вопрос преподавателя об образности произведения «Обломов»
      «Это того,» - чеша свою кудрявую голову ответил преподователь литертауры — статный 40-летний мужчина, преподаваший нескольку лет у нашего класса уроки трудов,- птица- Га.»