6. Ратуша, часть 2

Чужой - холодный голос
Сказал ему в ответ:
"Она умерла, ее уж год как нет".(с)

-Главное – надежно закрепить, - изрекла графиня, пронзая острием крюка стенку желоба, служившего для стока воды. Другой конец веревки она сбросила с крыши, чтобы на руках перелезть на маленький балкон под раскрытым окном.
-Лезь за мной, - приказала она.
Я исполнила ее повеление, а балконная дверь оказалась не заперта. Вот каким образом мы с Миледи оказались внутри копенгагенской ратуши. Какое-то время мы прислушивались, сохраняя неподвижность, затем, поскольку тишина не сулила нам ничего зловещего, святая Каролина шепотом приказала мне высечь огонь; при свете огнива я увидела, что она держит в руках тонкую восковую свечу.
Мы находились в комнате с высоким потолком, уставленной пыльными шкафами. В середине стоял маленький стол, на котором лежала раскрытая книга. Страницы ее были так велики, что занимали большую часть столешницы, но гораздо удивительнее была ржавая цепь, тянувшаяся от корешка книги к столовой ножке. Левая страница была покрыта словами незнакомого мне языка, а на правой странице можно было увидеть целую картину, да такую, что я ни на какой трактирной вывеске не видела: ночное небо, усыпанное золотыми звездами, под ним ряд могил с покосившимися крестами, а из-под самой большой плиты, изображенной на переднем плане, чья-то грязная рука с обломанными ногтями тщилась, пробиваясь сквозь рыхлую кладбищенскую землю, дотянуться до зрителя, жалобная, как ладонь нищего.
-Презанятные же книги хранит здешний магистрат, - сказала я на ухо графине.
-Обычный каббалистический вздор, - ответила она. – Суеверия, рождаемые невежеством, чудовища, порожденные сном разума, присущим нашему веку. – Должно быть, как святая, она испытывала отвращение к тому, что отдавало серой и чертовщиной, не то что мы, люди без того приобщенные к мирским грехам, а потому не слишком опасающиеся замарать себя еще чуточку. –
Если хочешь, Мадлен, - продолжала она, - я переведу тебе то, что здесь написано по-латыни: “Трактат о душах неприкаянных, и о мертвецах неупокоенных, а также о том, сколь много зла случается, когда из-за недосмотра человеческого людей живыми хоронят”.
-До чего глупые головы у здешних властей предержащих! – воскликнула я, позабыв, что помянутые мной лица, по крайней мере в лице своих представителей в солдатской форме, в данную минуту могли находиться если не за соседней стенкой, то в том же здании. – В нашей деревне все знали – нельзя опускать мертвеца в землю, не пронзив ему сердца бронзовым ножом. Тогда никаких неупокоенных душ не будет, и никто не явится с того света напомнить о себе. По правде говоря, - прибавила я, вздыхая, - я бы не возражала, если бы батюшка приходил ко мне, хотя бы и ночью, подать мне совет или поддержать своей лаской. Да ничего не поделаешь – обычай, до судного дня живым заказано встречаться с мертвыми. Эх, будь у меня такая книга в Тамплемаре…
-И что же?
-Да это же проще простого! Я бы по ночам пугала монашек этими картинками!
Кажется, эта мысль понравилась графине, потому что она не возражала против того, чтобы я вырвала из книги понравившиеся страницы. Мы оставили эту комнату, оказавшись в просторном коридоре. Уже привыкшие к мысли, что никакой стражи внутри здания нет, мы какое-то время бродили по ратуше, стараясь разобраться при свете свечи, потом святая Каролина неведомым мне образом сориентировалась и уверенно толкнула дверь одной из комнат. Внутри оказалось несколько полусгоревших свечей, висящих в кольцах на стенах, которые мы зажгли от нашей, чтобы осмотреться. Как и в первой зале, здесь вдоль стен стояли черные шкафы с книгами, а на одном из столов, среди прочего барахла, я увидела нечто вроде искусственных глаз, сделанных в виде двух стеклянных кругов в железной оправе. Я припомнила, что как-то во время сельского праздника я видела точно такие же у человека, который потехи ради изображал ученого доктора.
Воодушевленная этим воспоминанием, я взяла эту игрушку и на мгновение приложила к собственным глазам. Тут же все предметы вокруг меня неведомым колдовством стали огромными и расплывчатыми, так что я поспешно сорвала эту штуку с носа и уже хотела расшибить об пол, но Миледи удержала меня:
-Что ты делаешь, дикарка?!  Это же очки! Дай сюда… Они нужны, чтобы легче было разбирать то, что написано мелким почерком. Вот смотри:
Не столько по необходимости, сколько желая дать мне урок, она надела эту снасть на себя и хотела взять из шкафа какую-то книгу, но увидев свое отражение в стеклянной дверце, тут же сняла:
-Мадлен, не смотри на меня, когда я в очках. Я в них похожа на старуху. А вот ты выглядела очаровательно…
-Я и так очаровательная! – ответила я. –Не будем терять время, сударыня, вернемся к нашей миссии.
-До чего дошло – уже Мадлен Жерве упрекает меня в легкомыслии, - проворчала она, принимаясь изучать пыльные страницы. Очки она прикладывала к строчкам, если буквы были слишком мелкими.
-А ты знаешь, Мадлен,  нам и впрямь может понадобиться твоя книга про общение с мертвыми, - через какое-то время сказала она. – Вот послушай: Кристе Йоргенсен, чиновник по особым поручениям датской короны. Переписывался с королем Генрихом в 1606 и 1609 году…
-Кажется, то что нам нужно! – воскликнула я.
-Помер в 1624 году от простуды.
-Вот это уже хуже.
-Миккеле Оксеншерна… окончание фамилии может говорить о принадлежности к знати шведского происхождения… служил… переписывался… помер в январе 1619 года после того, как победил в шуточном конкурсе, кто сможет съесть большее количество блинов, запивая каждый блин кружкой темного пива сорта Zvaarenale…
Графиня зачитала мне еще несколько справок того же разбора: каждая из них заканчивалась датой смерти. Не ратуша, а какой-то склад надгробий!
-Стоило ради этого пробираться сюда! – воскликнула я.
-Ключ к успеху, Мадлен, - нравоучительно заметила графиня, - в том, чтобы идти от неудачи к неудаче, не теряя надежды.
-Вот оно что. А я думала, чтобы прийти к успеху, надо идти от удачи к удаче.
-Ты слишком взыскательна к судьбе. Жизнь не может состоять только из счастливых полос, это тебе не пьеса…
-Должно быть, вы много пьес видели, графиня, если знаете такие, где все счастливы. В тех, которые я в Париже смотрела, когда их бродячие актеры на площадях играли, кровушка рекой лилась. Иначе никому было бы не интересно. И режут-то все больше таких героев, которые публике нравятся…
-Возможно, так происходит от того, что симпатии автора не всегда совпадают со вкусами зрителей, - сказала графиня, присаживаясь за один из столов и небрежно отодвигая стоящую на нем чернильницу в виде черепа. – Ты знаешь, листая книги из библиотеки моего английского мужа, я часто задумывалась о таких вещах.  Это было в те времена, когда я еще не решала вопросы войны и мира в Европе, и о таких событиях, как свадьба Людовика с Анной Австрийской или успехи Валленштейна на полях Богемии, узнавала лишь из газет. В родовом замке Винтеров стояли такие же большие шкафы, как в этой чертовой ратуше, только они были сделаны из орехового дерева и покрыты красивой резьбой, а не сколочены из грубых потемневших досок, как эти. А я была примерно такой же тёмной, безграмотной девчонкой, как ты сейчас, разве что за плечами у меня была монастырская школа. Сознавая необходимость заполнить пробелы образования, я много читала. Автор каждой книги – творец своего собственного мира. Он волен повернуть судьбы героев, как хочет. А читателю остается только смириться с его произволом.
-Что тут поделаешь…
-Наверное, большинство читателей смиряется. Но я всегда отличалась своеволием, чего бы мне это не стоило… Мадлен, мы вовсе не обязаны слепо подчиняться авторскому произволу. И если рассказ тебя не устраивает, ты всегда вправе переиначить его на свой лад. Я решила назвать это fan-fiction, от английских слов…
Чей-то грубый голос издалека прервал речь святой Каролины. Привыкнув к успокаивающей тишине, мы уверовали в то, что ратуша пуста, и теперь пожинали плоды своей беспечности. Датская речь мне незнакома, но нетрудно было догадаться, что солдаты там, у дверей, почуяли неладное и сейчас обмениваются своими соображениями. Я нашла пальцами рукоятку моего ножа, но Миледи отрицательно покачала головой. Шаги приближались к нам.
-Дай сюда твои страницы, быстро, и кремень с огнивом, - шепнула Миледи мне на ухо. С невероятной быстротой и ловкостью она взмахом плаща погасила свечи, так что мы остались в полной темноте. Когда дверь распахнулась, свеча в ее руках вспыхнула, и взором вошедших предстала возникшая из темноты картинка с пожелтевшей страницы: благодушно улыбающийся череп в неверном, колеблющемся свете. Мы услышали истошный вопль нескольких человек, после чего стражники кубарем понеслись к выходу из здания.
-Я давно заметила: есть две вещи, которых большинство людей боится безотносительно того, насколько реальна исходящая от них опасность, - заметила графиня. – Крысы и мертвецы.
Нам оставалось только, не задерживаясь и стараясь не привлекать лишнего внимания проскользнуть в темноте к выходу, который солдаты оставили незапертым. Ночной воздух Копенгагена приятно освежал после пыльных и мрачных архивных залов.
-Жаль, не дали мне до конца сформулировать мысль, - ворчала графиня, когда мы возвращались к гостинице. – Я могла бы создать новый литературный жанр. А теперь без меня до этого ещё лет триста никто не додумается!