Моя тётушка, Марина Цветаева

14 февраль 2021 г.  ·

... Вообще-то - не тётушка, а троюродная бабушка,
то есть моя родная бабушка, Ольга Борисовна Серебренитская, - (от которой я унаследовал длинную фамилию), - и Марина Ивановна Цветаева), - это троюродные сёстры.
Но как-то не приклеивается к Марине Цветаевой - "бабушка".
Во-первых, она осталась в истории - несмотря на наличие поздних, беспощадных, сталино-адских её фотографий, - не столько в облике, сколько в текстах; а тексты у неё - всегда, - молодые, упругие, точно-точёные, беспокойно порывистые,
- никак не бабушкинские тексты.

Во-вторых, и де-юре МЦ бабушкой так и не побывала, - внукв у неё не было, всех троих её детей, так или иначе, скрутило и сожрало ненасытное Красное Чудище.

В-третьих, бабушка моя дворянская, Ольга Борисовна, меня вырастила и, в определённой степени, сделала, - тем, кто я есть.
Другая бабушка умерла аж в 1941 году, и потому у меня только одна - Бабушка.

Так что - пусть будет у меня Тётушка такая.
Великая, - тётушка-памятник, тётушка-музей.



2.

 Елена Лукинична Серебренитская, урождённая Бернацкая герба Кживда;
родилась 23 сентября 1846 года в Варшаве, крещена там же, по православному обряду, в Свято-Троицком кафедральном соборе. Скончалась в 1915 или 1916 году, в Петрограде.
Через месяц после её рождения, 22 октября 1846 года,  в Варшаве скончалась её мать, Марианна Бернацкая-Кшжвда, урождённая Галка-Ледуховская з Ледухова герба Галка (Шалява). 

Фотографии - подлинные, они у меня имеются:
 молодая Елена Лукинична, на руках - её старший сын, Борис Ефремович Серебренитский, мой прадед.

И - через много лет: Елена Лукинична, муж - тайный советник Ефрем Сергеевич Серебренитский, член Совета Министра Путей Сообщения;
коллежский асессор Борис Ефремович Серебренитский,  инженер путей сообщения (как его дед, отец и брат); девица Варвара Ивановна Муратова, родная племянница Ефрема Сергеевича, сирота, выросшая в семье дяди. 

Борис Ефремович Серебренитский, позже - инвалид (пострадал во время какой-то аварии на железной дороге); в 1917 году в Петрограде  умер (или был убит?) при неизвестных (или скрываемых от меня?) обстоятельствах.

Ефрем Сергеевич Серебренитский в 1918 году после нескольких обысков и грабежей (что. впрочем, одно и то же), выбрался из красного Петрограда, добрался до Крыма и в том же году скончался  в Феодосии, в возрасте семидесяти трёх лет.

3.

В записной книжке № 14 писала Марина Цветаева
( - в 1933 году,  после встречи в Сен-Женевьев де Буа с сородичами, Всеволодом Бернацкими и его сёстрами - ):
 «Обе польки Соня и Леля прячут оружие. Дед постав(ил) н колени и они покля(лись) что они не будут. Но дед, испугавшись, просил перевод в Москву».

И - там же, - про себя:  «От М. Л. Бернацкой польский нос и мятеж».
(... опять этот  - "нос с горбинкой, как на картине, где молодой Бонапарт...", атакующий нос, который постоянно упоминают и разные мемуаристы, и сама Марина; изрядный ее этот самый нос, - он выявился, когда она исхудала, после рождения сына, - по необходимости превращался то в польский (по крови), то – в наполеоновский (по духу). 

В записи о своей матери Марина, кстати, тоже отметила - "нос с горбинкой").
Та же история - в письме Вере Буниной, от 28 августа 1933 года:

 «Но, узнав, что моя бабушка 12 лет вместе с сестрами 14-ти и 16-ти во время польского восстания в Варшаве прятала повстанческое оружие (прадед был на русской службе и обожал Николая I) узнав себя - в них, их в себе - утешилась...».

"Обе польки Соня и Леля прячут оружие".

Соня - это София Лукинична Бернацкая, (по первому браку Повало-Швейковская, по второму Зиберт). В 1910х годах она с семейством проживала в Москве, но Цветаевы ни разу о ней не упоминают, - что странно, ведь это сестра бабушки, родня тётя их любимой мамы),

Леля - это моя прапрабабушка, Елена Лукинична Серебренитская.

4.

На самом деле, то есть на деле историко-генеалогическом, - всё наоборот: 
Елена (будущая Серебренитская) - самая младшая из дочерей Луки Бернацкого,
 а Мария, (будущая Мейн), - старшая из дочерей от второго брака.

Мария родилась в 1841 году;
София - в 1843ем;
Елена в 1846ом.

(Была ещё дочь от первого брака - Анна Лукинична Бернацкая, она родилась 10 апреля 1829 года. (В 1846 году она стала  крестной моей прапрабабушки Елены Бернацкой).
О ней Марина никак не упоминает).

Предположим, Марина Цветаева просто переставила цифры.
"...бабушка 12 лет вместе с сестрами 14-ти и 16-ти лет" - попробуем перевернуть: Мария - шестнадцать лет, Софья - четырнадцать, Елена - двенадцать.
Тогда, действительно, получается 1857 или 1858 год.

Но тогда откуда -   "во время польского восстания в Варшаве"?

Не было в эти годы никакого восстания.

5.

А впрочем, - (я не знаток, просто открыл польскую википедию), - "....W roku 1857 powsta;a w Warszawie Akademia Medyko-Chirurgiczna i od razu w;r;d student;w zacz;;y tworzy; si; konspiracyjne k;;ka m;odzie;owe. K;;ka takie powsta;y te; w warszawskiej Szkole Sztuk Pi;knych. W maju 1858 do Warszawy przyby; z Kijowa Narcyz Jankowski, kt;ry za;o;y; w ;rodowisku akademickim kilka tajnych k;;ek, a nast;pnie zacz;; je integrowa; i prowadzi; potajemne szkolenia wojskowe".

То есть:
в 1857 году возникли подпольные студенческие кружки в Варшаве, в Медико-Хирургической Академии и в Академии Изящных Искусств.

В мае 1858 году в Варшаву из Киева прибыл тридцатилетний шляхтич Нарцыз Янковский,  отставной поручик Ольвиопольского уланского полка,  и решительно взялся  за подготовку вооружённого восстания. Ради этого он продал наследственное имение в Киевской губернии.

К лету 1858 года под его руководством в Варшаве было уже четыре конспиративных кружка. Сплошь - студенты.
Ещё один руководитель этой подпольной сети, студент-медик (будущий повстанческий премьер-министр) Кароль Маевский, писал в своих показаниях про Янковского:
"Jako wojskowy i kawalerzysta wprowadzi; mi;dzy m;odzie; warszawsk; tradycj; dawn; szlacheck;, niejako kozack;. Uczy; si; i innych historii Polski, wojen naszych, je;dzi; konno robi; broni;, strzela; do celu i od razu chcia; tworzy; sprzysi;;enie zbrojne i zaraz powstanie".
 "Как военный и кавалерист, он привнёс варшавской молодёжи традиции старые шляхетские и отчасти казацкие. Учился и учил других польской истории, войн наших, конной езде и изготовлению оружия, стрельбе в цель, и хотел со временем создать вооружённое сопротивление и даже восстание". 

"Мария Лукинична Бернацкая, моя бабушка, выходит замуж за ее отца (моего деда, ...), любя другого ...", - писала Марина Цветаева в записной книжке № 14.
Шестнадцать-семнадцать лет - самое время влюбиться в студента-конспиратора,  жаждущего освобождения отчизны от московитского рабства.

6.

Елена Бернацкая герба Кживда и Ефрем Серебренитский венчались в Москве,
в Никольской церкви, что на Курьих Ножках.
То есть - под опекой отца невесты.

Лука Александрович Бернацкий, тогда уже проживавший в Борисоглебском переулке,  был прихожанином этого храма.

В этом же приходе в те годы жил и Ефрем Серебренитский, мой прапрадед.

(Что для меня казалось неожиданностью: я до сих пор знал только, что Ефрем Сергеевич постоянно обитал в Петербурге, где он родился, и где три поколения обитали в квартире, занимавшей этаж в большом доходном доме на Фонтанке; или пребывал в длительных, по иногда по году о больше, командировках - в Полтавской губернии, Тамбовской, Орловский, Рижской, или в Сибири).

Е. Синицына:
"8 июля 1874 г. в Николаевской, что на Курьих ножках, церкви
священно- и церковнослужители производили обыск о желающих вступить в брак: «Жених, состоящий в Министерстве путей и в обществе Линдаво-Роменской (Либаво-Роменской КС) железной дороги инженер титулярный советник Ефрем Сергеевич Серебренитский, православного вероисповедания, жительствует в приходе сей церкви» и «невеста –дочь действительного статского советника Луки Александровича Бернацкого, девица Елена Лукина Бернацкая. Православного вероисповедания, жительствует в приходе сей церкви в доме родителя своего действительного статского советника Луки Александровича Бернацкого». Жениху 29 лет от роду на момент венчания.
По троекратному оглашению, сделанному в Николаевской, что на Курьих ножках, церкви 16, 23 и 30 июня 1874 г., препятствий к сему браку никем объявлено не было. «Посему бракосочетание означенных лиц предположено совершить в вышеупомянутой Николаевской, что на Курьих Ножках, церкви, сего 1874 года июля 8 дня в узаконенное время при посторонних свидетелях». Одним из поручителей со
стороны жениха был Николай Сергеевич Серебренитский. По
невесте – действительный статский советник Лука Александрович Бернацкий и капитан Александр Лукич Бернацкий". 
(Это - из подробной родословной, опубликованной в "Генеалогическом вестнике № 58, 2018).
https://svrt.ru/lib/gv-56.pdf...

Племянница невесты - младшая Мария Мейн, будущая Цветаева: ей было шесть лет, когда мой прапрадед женился на её тётке.
Побывала ли эта девочка на венчании Ефрема Серебренитского и Елены Бернацкой в храме на Курьих Ножках, неведомо.

7.

Старшая сестра невесты, Мария Мейн, в то время давно уже покоилась в могиле. Она умерла в 1868 году, в год рождения единственной дочери.
Что произошло, умерла ли она от родов или от чего-то другого, - в цветаевской семье, спустя поколение,  уже не знали. "Родами?" - поставила в воспоминаниях вопрос Анастасия Цветаева.
 «…самая красивая и самая печальная – мать моей матери, умершая 22 лет (Мария Лукинична Бернацкая)...», - писала Марина Цветаева, и здесь назвала возраст - точно, вопреки обыкновению. Да, действительно: рождение сентябрь 1846 и 1868 год - смерть.  Двадцать два, если не меньше.

А вот комментаторы разных изданий, наоборот, варьируют эту цифру по разному.

С толку сбила всех изначально Анастасия Цветаева, - точности которой привыкли доверять составители примечаний.

Она писала:
"«Дед! Мама была на него похожа больше, чем на свою красавицу-мать, польку, Марию Лукиничну Бернацкую; от ее двадцатисемилетней жизни остался в маминой с папой спальне портрет (увеличенная фотография – темноокое, с тяжелыми веками, печальное лицо с точно кистью подведенными бровками, правильными милыми чертами, горечью тронутым ртом (много позже узнали мы, что она с дедом несчастна, и еще мы узнали, что впервые встретились они на балу…). Черный атлас старинного покроя кофты, широкий дагерротип, с которого была увеличена фотография, относился ко времени ее беременности мамой). И память смутно хранит тусклость жемчужин на этом портрете – на руке ли? В ухе, с серьгой? Старинной моды два локона, строго, по одному, у щеки, прямой пробор темных волос, и через все, надо всем – этот тяжелый взгляд куда-то вбок, мимо, вдаль, взгляд весомый, как сама печаль, как – может быть – ожидание смерти? Родами?».



8.

   

Видимо, именно из-за ранней кончины Марии Мейн возникла угрюмая отчуждённость между Бернацкими и Мейнами.

Это Марина Цветаева ощутила при встрече с родичами в Париже - спустя шестьдесят пять лет: "Все они моим приездом счастливы, почуяв во мне бернацкую, а не мейневскую («немцеву») кровь.     ".    "...она была с ним несчастна", - то есть Мария Бернацкая с Александром Мейном, - это Анастасия Цветаева записала со слов Марины, при последней их  встрече в 1927 году, а Марине об этом поведали Бернацкие, двоюродный дядя Всеволод Михайлович и его сёстры,  - при первой их встрече в Париже: "Т о г д а   ли (или это уже в письме позже, е с л и  дело шло уже не о Лондоне, а о Париже) она рассказала, что была с ним в семье Бернацких. Там древняя старуха ей рассказала, что бабушка наша Мария Лукинична Бернацкая встретилась с дедушкой (Александром Даниловичем Мейном) на балу, что была с ним несчастна».

Вполне возможно, что Мейна с дочерью на свадьбу не позвали.  Пролегла граница: Серебренитские, не ведая того, оказались "бернацкими", а Цветаевы - "мейновскими".

Поэтому моя бабушка, - спустя уже сто двадцать лет после смерти Марии Мейн, - так и не узнала никогда, что она - троюродная внучка Марины Цветаевой. Стихи которой знала и любила.