Хроники Крылатого Маркграфа. Главный оккультист ЧК
Почему это поручили лично начальнику отдела, а не кому-то из его подчинённых? А потому, что отправка Колокольцева в Германию осенью 1928 года в качестве агента-нелегала (Операция Анна) была настолько амбициозным предприятием, что получила наивысшую степень секретности.
Криптография – наука мудрёная даже для законченных «технарей» – людей с техническим складом ума и соответствующим образованием. Колокольцев был отъявленным гуманитарием и в том, и в другом – поэтому неудивительно, что технарю-Бокию (который к тому же был преподавателем не ахти) пришлось «натаскивать» будущего агента-нелегала… да почти что год.
И таки натаскал. Причём так натаскал, что Колокольцев… разработал свой собственный шифр, который не смог взломать никто и никогда. Ни в Спецотделе ОГПУ (хотя Бокий, обладавший уникальным нюхом на таланты, собрал у себя в отделе лучших специалистов страны), ни в СД, ни в абвере… нигде.
Весь этот год Колокольцев и Бокий проводили вместе так много времени (начальник спецотдела даже грустно шутил, что занятия с будущим нелегалом стали для него «второй работой»), что неизбежно сблизились.
Их сближению весьма поспособствовала четвертьвековая разница в возрасте (Бокий родился в 1879 году, а Колокольцев – в 1905-м). В результате отношения «учитель-ученик» естественным образом переросли в некое подобие «отец-сын» (с родным отцом отношения у Колокольцева к тому времени были… сложными).
Глеб Иванович был на удивление словоохотлив – видимо, ему просто нестерпимо хотелось покрасоваться. В кругу друзей и знакомых он не мог себе этого позволить, справедливо опасаясь доноса (вопреки распространённому заблуждению, уже тогда в ОГПУ доносительство на «ближних своих» было весьма распространено).
Колокольцева Бокий не опасался – во-первых, тот уже в самое ближайшее время (месяц-два) покинет СССР на долгие годы и уйдёт в «автономное плавание»; а во-вторых, начальник Спецотдела тщательнейшим образом изучил личное дело будущего нелегала и пришёл к выводу, что доносить тот не будет ни на кого, никогда и ни при каких обстоятельствах.
В этом они были «родственными душами» – ещё учась в Горном Институте в Петербурге, Бокий – в то время не только редкостный хулиган, но и отморозок, каких поискать – никогда не выдавал своих «товарищей по каверзам». Его даже прозвали «несокрушимой скалой» за его стойкость на допросах (несмотря на весьма жёсткие наказания – и не только карцером).
Впрочем, о некоторых фактах из своей необычайно бурной даже по советским меркам биографии Бокий благоразумно умолчал. О них Колокольцев узнал… от «Железной маски». Который по каким-то причинам невзлюбил начальника Спецотдела и потому просветил Колокольцева о «тёмной стороне» его наставника.
Впрочем, Колокольцев ему не сильно поверил – он подозревал, что просто цистерну компромата на Бокия – причём весьма специфичного компромата – «Маска» выдал Колокольцеву по личному приказу шефа ОГПУ Менжинского. Зачем это было нужно Вячеславу Рудольфовичу, Колокольцев понял только после того, как пообщался с Бокием на темы, весьма далёкие от криптографии.
По словам «Маски», Бокий ещё в студенческие годы был властным, жестоким, мстительным и фанатичным. Истово ненавидя преподавателей, которых он считал «реакционерами», Глеб постоянно устраивал им всяческие гадости – причём нередко публичные.
Причём не единолично, а почти всегда привлекая к этому «группу товарищей» (уже тогда он был непререкаемым лидером и отменным организатором). И вообще вёл себя как полный отморозок – даже по нехилым меркам тогдашнего столичного студенчества.
Регулярно (и открыто) приносил в институт запрещённые книги; первым высказывал преподавателям и администрации недовольство класса каким-нибудь «реакционным» распоряжением начальства; постоянно дерзил, рискуя карцером или даже исключением…
В 1897 году Глеб вступил в Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», где очень быстро стал партийным организатором, пропагандистом… и контрразведчиком. Настоящим асом по части разоблачения засылаемых жандармами в антиправительственное подполье шпионов и провокаторов, некоторые из которых после этого… бесследно исчезали.
По утверждениям «Маски», не без помощи Бокия и его… банды. Которая через некоторое время занялась ещё и экспроприациями (сиречь, грабежами) и политическими убийствами. За эту деятельность Бокия арестовывали аж двенадцать (!) раз, однако всегда отпускали «за недостаточностью улик».
Рассказал «Маска» Колокольцеву и о так называемой «дачной коммуне» Бокия, которая просуществовала минимум четыре года – с 1921 по 1925 год. И, по его утверждению, имела самое прямое отношение… к «третьему виду деятельности» Спецотдела ОГПУ.
По словам «Маски», коммуна представляла собой неофициальное сообщество, в которое входили подчинённые Бокию сотрудники (и сотрудницы) Спецотдела… и много кто ещё. Единственным видом деятельности сообщества были еженедельные «мистерии» на даче Глеба Ивановича в подмосковном Кучино.
Об этих «мистериях» (и вообще о «дачной коммуне») ходили самые невероятные слухи. Члены «коммуны» якобы должны были вносить в «общак» коммуны десятину – 10% своего ежемесячного заработка. И каждую неделю принимать участие… в самых настоящих сексуально-алкогольных оргиях. Или алкогольно-сексуальных… впрочем, это уже неважно.
Согласно этим слухам, на даче собирались подчинённые Бокия (с жёнами, если таковые имелись); незамужние сотрудницы. А также «посторонние» (в смысле, лица, не являющиеся сотрудниками отдела). В том числе, и «женщины лёгкого поведения», а то и вообще профессиональные проститутки. По слухам, Бокий приводил на эти «мероприятия» даже своих несовершеннолетних дочерей…
«Мистерии» начинались с совместного мытья в бане – обычная практика на Руси пока «просвещённая» императрица Екатерина Великая это не запретила (впрочем, запрет этот соблюдался далеко не везде).
После чего начиналась грандиозная попойка (пили украденный из Спецотдела спирт – разумеется, разбавленный). С последующим не менее грандиозным групповым сексом в стиле «все со всеми» (возможно, что даже без различия пола). «Коммуна» была «сообществом нудистов», ибо всё время пребывания на даче участники «мистерий» должны были ходить в чём мать родила.
После лютой и безудержной групповухи начиналось совершенно дикое хулиганство. Например, «имитация похорон» – одного из участников якобы хоронили живьём (разумеется, после этого очень быстро откапывали, хотя одного бедолагу едва спасли).
«Хоронили», разумеется, по православному обряду. Используя самое настоящее облачение православного священника, бесцеремонно изъятое в какой-то церкви. Проводились и пьяные «литургии», когда в облачение священника одевались два-три участника мистерии (ну чем не Чёрная месса).
Бокий был близким другом Ленина (настолько близким, что даже называл его по фамилии матери – Бланк), с которым познакомился ещё в самом конце прошлого века. Кроме того, нравы в начале 20-х в Советской России были весьма свободными (одно только вполне официальное общество «Долой стыд!» чего стоит)… в общем, неудивительно, что долгое время Бокию всё это сексуально-алкогольное безобразие сходило с рук.
Однако к середине 1920-х годов ситуация в стране изменилась радикально. Ленин умер (в результате Бокий лишился влиятельнейшего покровителя); а в декабре 1925 года на XIV съезде ВКП(б) Николай Бухарин (в то время практически второй человек в партии) дал старт компании по борьбе с моральным разложением.
В самой коммуне начался раздрай (дело доходило до пьяных драк и даже самоубийств на почве ревности); конспирация рухнула – ибо членов коммуны стало слишком много… в общем, пришлось Глебу Ивановичу всю эту свою пьяно-развратную лавочку прикрыть.
По весьма компетентному (это Колокольцев знал уже давно) утверждению «Железной маски» все эти слухи были не более, чем «дымовой завесой». Которая скрывала то, что на самом деле происходило на кучинской даче начальника Спецотдела ОГПУ Глеба Ивановича Бокия…
Если верить «Маске» (а у Колокольцева не было оснований ему не верить) , алкогольно-сексуальные оргии на даче Глеба Ивановича действительно имели место быть. Однако гораздо реже, чем утверждали слухи – не чаще одного раза в месяц. И далеко не такие экстремальные… впрочем, слухам всегда свойственно преувеличивать масштабы событий.
Сам Бокий (не говоря уже о его несовершеннолетних дочерях Елене и Оксане) участия в этих мистериях, разумеется, не принимал. А лишь предоставлял свою дачу, «крышу», спирт (который он списывал на нужды Спецотдела) и продукты, которые, пользуясь служебным положением, мог приобретать в более или менее свободной продаже (на дворе уже был НЭП).
Причём приобретать по смешным ценам – ссориться с начальником Спецотдела ОГПУ не рисковал ни один торговец. Поэтому «десятина» была ему без надобности – вполне хватало обычной (и необременительной) складчины.
Бокий принимал участие в совсем других – и действительно еженедельных – мистериях. Для которых он переоборудовал внушительного размера подвал своей дачи… в самый настоящий неоязыческий храм.
В котором двенадцать «посвящённых» (мужчин и женщин) проводили обряды, целью которых было… максимально способствовать «мировой революции». Иными словами, большевизации всея Земли с помощью магических (оккультных, паранормальных, эзотерических) технологий, обрядов, ритуалов и мистерий.
Вопреки распространённому заблуждению, лидеры Советской России (и даже раннего СССР) были весьма прагматичны (сиречь неразборчивы) в выборе средств достижения своей Великой Цели.
Создания глобального большевистского Союза Советских Социалистических Республик. В который в один прекрасный для большевиков день будет принята «последняя республика».
«Неважно, какого цвета кошка – важно, чтобы она ловила мышей». Хотя это утверждение принадлежит (по слухам) Конфуцию, оно являлось де-факто девизом большевистского руководства в начале 1920-х годов… да и позднее тоже.
Как и другое изречение – Василия Шельги из только что напечатанного романа Алексея Николаевича Толстого Гиперболоид инженера Гарина: «Всё, что способствует мировой революции – хорошо; всё, что мешает – плохо».
Именно поэтому большевистские руководители были оголтелыми материалистами лишь на словах. А в реальности весьма широко и глубоко изучали… да, собственно, любые оккультные, паранормальные, магические и эзотерические технологии, которые потенциально можно было использовать в военных, полицейских и политических целях. В конечном итоге, разумеется, для организации «мировой революции».
Глядя на то, как советская власть обращалась со всевозможными магами, оккультистами и прочими эзотериками, можно было подумать, что большевики ведут себя подобно средневековым феодальным правителям.
Которые, с одной стороны, беспощадно отправляли колдунов, ведьм и прочих магов на костёр; а с другой — сами занимались оккультными исследованиями, направленными на поиски «философского камня», «эликсира жизни», способа превращения обычных металлов в золото и так далее.
Большевики были существенно гуманнее – особенно в первые годы Советской власти. Поэтому в РСФСР и раннем СССР оккультистов, экстрасенсов, ясновидящих и прочих эзотериков власти отправляли в худшем случае в лагеря на небольшой срок (обычно вообще в ссылку или высылку). И при этом сами занимались оккультными исследованиями…
На самом деле, никакой «шизофрении» ни там, ни там близко не было. Ибо в Средние века в тюрьмы, на костёр или на виселицу отправлялись те оккультисты, которых власти сочли бесполезными или даже вредными.
Полезных же правители всячески холили и лелеяли – и обеспечивали им очень даже высокое качество жизни. Разумеется, в обмен на нужные им оккультные знания или услуги.
Большевики поступали аналогично – бесполезные и вредные оккультисты отправлялись в лагеря, ссылку или высылку… ну а потенциально полезных убеждали сотрудничать с новой властью. Причём активно сотрудничать – чтобы внести максимальный вклад в «дело социалистического строительства».
Поэтому неудивительно, что тогдашний советский диктатор Владимир Ильич Ленин ещё в январе 1921 года поручил своему старому (и близкому) знакомому Глебу Бокию организовать (в рамках только что созданного Спецотдела ВЧК) подотдел изучения и использования магических технологий.
Подотдел должен был заниматься сбором и анализом информации о таких технологиях (как из книг, журналов и прочих документов, так и из бесед со знатоками этих технологий), а также проведением экспериментов по использованию этих технологий в вышеперечисленных целях.
Для проведения экспериментов была оборудована специальная «чёрная комната», в которой обследовали всевозможных знахарей, шаманов, медиумов, ясновидящих… в общем, любого, кто мог предоставить хотя бы минимальные доказательства своих паранормальных способностей.
Поскольку значительная часть «знатоков» являлась членами оккультных организаций (как правило, тайных обществ), то Бокий получил право создать фейковую организацию, от имени которой сотрудники подотдела должны были вступать в контакт с носителями «тайных знаний» о магических технологиях.
Ибо среди членов тайных обществ, желающих общаться с политической полицией (собственно, с любой полицией), мягко говоря, немного. Так на свет Божий появилась липовая организация, которая после прихода в Спецотдел в 1923 году знаменитого оккультиста Александра Васильевича Барченко получила странное название «Единое Трудовое Братство».
Почему «Трудовое», Колокольцев так и не понял, ибо «людей труда» – в смысле пролетариев – среди официальных членов общества было ровно ноль. Да и насчёт «единого» было непонятно решительно ничего…
«Железная Маска» сообщил Колокольцеву ещё один весьма примечательный факт. Хотя в то время криптографические отделы входили в состав служб разведки и/или контрразведки – военной или гражданской – Спецотдел ВЧК с самого начала де-факто подчинялся напрямую ЦК РКП(б).
Что недвусмысленно намекало на то, что помимо криптографии у Спецотдела были и другие – существенно более важные – государственные и партийные задачи. Тем более, что у РККА была своя службы криптографии, которая подчинялась Генштабу, а вовсе не ЦК партии.
Из «откровений Бокия» и информации, полученной от «Железной маски», Колокольцев составил следующую биографию начальника Спецотдела ОГПУ (уникальную даже по впечатляющим меркам Советской России).
По месту рождения Глеб Иванович был… грузином. Ибо он родился третьего июля 1879 года в Тифлисе – столице Грузии. Тогда провинции Российской империи, а ныне (в 1927 году) провинции империи советской.
Родился в семье потомственных интеллигентов из старинного – и весьма заслуженного – дворянского рода. Рода, история которого насчитывала более четырёх веков как минимум – далёкий предок Глеба Ивановича Фёдор Бокий-Печихвостский, владимирский подкоморий (третейский судья), упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским…
Прадедом Глеба Бокия был Михаил Васильевич Остроградский – выдающийся российский математик и механик мирового уровня, академик Императорской Академии Наук, признанный лидер математиков Российской империи в середине XIX столетия, автор классических учебников по математике и тайный советник в ранге министра. Отсюда и интерес Глеба Ивановича к криптографии – которая, как Колокольцев очень быстро понял, есть просто зубодробительная математика.
Отец Бокия Иван Дмитриевич дослужился до действительного статского советника[1], хотя был всего-навсего школьным учителем (впоследствии школьным инспектором). Впрочем, далеко не рядовым учителем – по его ставшему классикой учебнику «Основания химии» училось не одно поколение гимназистов.
Старший брат Глеба Борис закончил Петербургский Горный институт и стал выдающимся учёным в области горного дела – основоположником аналитических методов проектирования рудников и шахт.
Он первым предложил практическую схему подземной газификации углей, внедрил сплошную систему разработки угля… и вообще внёс колоссальный вклад в восстановление и развитие угольной отрасли сначала России, а затем и СССР.
Сестра Бокия Наталья пошла по гуманитарной стезе – стала историком и преподавателем истории. Причём преподавателем такого калибра, что её приняли на работу в знаменитую Сорбонну…
В то время Колокольцев (которому было тогда совершенно не до того) не задал себе совершенно естественный вопрос: как человек с такой родословной и из такой семьи «докатился» до должности начальника шифровально-оккультного отдела политической полиции в обществе и государстве, радикально отличных от тех, в которых он был рождён, воспитан и прожил бОльшую часть своей жизни (в 1917 году Глебу Бокию было уже тридцать восемь лет).
Занятия оккультизмом имеют некое обоснование – семейная легенда академик и тайный советник Остроградский под конец жизни всерьёз увлёкся спиритизмом и спиритическими сеансами – что, возможно, оказало определённое влияние на интересы его внука.
Но вот как быть со всем остальным? Это-то откуда взялось? Какого лешего отпрыска такого семейства и такого старинного (причём выдающегося) рода занесло в Союз борьбы за освобождение рабочего класса??? К тому же в то время уже почти наголову разгромленный полицией…
Колокольцеву было очевидно, что некоторую роль в этом «заносе» сыграли семейные традиции. Отец Глеба Иван Дмитриевич в свою студенческую пору зачитывался Добролюбовым, Писаревым, читал запрещенные книги Герцена.
Но постепенно его увлечение либерально-демократической и революционной философией, свойственное многим представителям русской интеллигенции того времени, закономерно сменилось вполне консервативными взглядами, а в отношении русского императора – искренне верноподданническими чувствами.
У его старшего сына Бориса были аналогичные увлечения – в этом он был весь в отца. Но времена уже были другие, располагавшие к активным действиям. Поэтому Борис, его сестра Наталья и, разумеется, Глеб в 1897 году приняли участие в очередной студенческой демонстрации.
Почему-то считается, что это Борис привёл Глеба и Наталью на демонстрацию. Однако, учитывая, что к тому времени Глеб уже состоял в «Союзе борьбы», а Борис – ни в какой революционной организации; скорее всего, это Глеб сагитировал брата и сестру принять участие в демонстрации.
Последствия этой «семейной выходки» оказались не просто трагическими, а в прямом смысле убийственными для Бокиев. Ибо после жёсткого столкновения с полицией все трое были арестованы (в числе многих десятков демонстрантов).
Глеба жестоко избили в полиции (в те годы это было, увы, обычным делом даже в столице). По ходатайству отца детей освободили, но больное сердце Ивана Дмитриевича не выдержало, и он скончался буквально через несколько дней. После этого Борис, ужаснувшийся содеянному, решительно отошел от политики, а Глеб… стал профессиональным революционером.
И тут Колокольцева осенило. Ибо он мгновенно понял, почему. А понял он это потому, что ему не давал покоя вопрос: Что так сблизило очень разных людей – Владимира Ильича Ульянова-Ленина и Глеба Ивановича Бокия?
А сблизило их то, что они в одном действительно экзистенциальном вопросе (вопросе о смысле и мотивации жизни, ни много, ни мало), были почти что копией друг друга.
Ибо ими двигали фундаментально идентичные (и просто чудовищной мощности) Силы. Явная – стремление отомстить; и тайная – жажда власти. Абсолютной власти – как минимум, над Россией; а, как максимум – над целым миром.
Хотя в деталях силы эти различались. Ульянов-Ленин мстил за несправедливо казнённого брата (кстати, реально несправедливо – он же никого не убил); Бокий – за унизительное для отпрыска столь древнего и заслуженного рода избиение в полицейском участке. И за безвременную кончину отца, разумеется.
Ульянов-Ленин стремился добиться абсолютной власти над Россией и миром политическими и военными средствами (вооружённым восстанием, военной агрессией и т.д.), а Бокий – средствами оккультными.
Впрочем, такой уж большой разницы между ними не было, ибо у обоих был один и тот же девиз: «мы старый мир разрушим до основанья – а затем мы наш, мы новый мир построим; кто был никем, тот станет всем».
«Никем» и «всем» относилось, разумеется, к Ульянову-Ленину и Глебу Бокию. Ибо в «старом мире» в политическом смысле они действительно были никем, а в мире новом собирались стать всем. Абсолютными властителями нового мира.
Ульянов-Ленин понимал, что для разрушения старого мира и построения мира нового ему понадобится политическая партия – и он её создал. Точнее, захватил уже созданную другими Российскую Социал-Демократическую Рабочую Партию, став её единоличным фюрером… то есть, лидером.
Бокий понимал, что для достижения его целей ему необходимо найти такую партию и в неё вступить – и он вступил в РСДРП на рубеже веков, в возрасте двадцати одного года. После чего предсказуемо сделал в этой партии головокружительную карьеру.
В 1904-1909 годах он входит в состав Петербургского комитета РСДРП, и организует объединенный комитет социал-демократической фракции высших учебных заведений.
В 1905-07 годах активно участвует в Первой русской революции… точнее, мятеже (революция по определению успешна, а то вооружённое восстание завершилось полным провалом). В 1914-1915 годах Бокий организовал Центральное бюро РСДРП, а в 1916-1917 годах входил в Русское бюро ЦК РСДРП.
Однако его звёздный час предсказуемо наступил после (на этот раз успешной) революции. Октябрьского переворота 1917 года, в котором Бокий, разумеется, принял самое активное участие (его хлебом не корми – дай пострелять и повоевать). Ну и пограбить, конечно, ибо эксы – это святое…
С октября по ноябрь 1917 года он входит в состав Петроградского Военно-Революционного Комитета (который, собственно, и осуществил Октябрьский переворот). В феврале-марте 1918 года — в состав Комитета революционной обороны Петрограда.
После чего он предсказуемо перешёл на работу в ЧК. В политическую полицию Советского государства. Предсказуемо потому, что контрразведкой (похоже, что и разведкой тоже) занимался ещё в подполье – с самого начала своей революционной деятельности.
С 13 марта по 31 августа 1918 года Бокий занимал пост заместителя председателя Петроградской ЧК (председателем был Моисей Урицкий). А после того, как 31 августа Урицкий был убит неким Канегиссером (по слухам, приказ о ликвидации главного чекиста Петрограда отдал знаменитый террорист Борис Савинков), Бокий занял освободившееся место.
Которое занимал недолго – уже в ноябре его ввели в состав Коллегии НКВД РСФСР (не путать с НКВД СССР – это была совершенно другая организация), а вскоре после этого… направили в Минск. На уже прекрасно знакомую ему работу – организацию большевистского подполья (в то время город был всё ещё занят немецкими войсками).
После того, как немцы ушли, а РККА заняла город (это случилось 10 января 1919 года) необходимости в большевистском подполье уже не было, поэтому Бокия в очередной раз перевели на другую работу.
Начальником Особого отдела (контрразведки) сначала Восточного фронта, затем Туркестанского фронта. В Туркестане он задержался аж на два года, после чего его вызвали в Москву. Где лично Ульянов-Ленин предложил ему создать и возглавить Специальный отдел ВЧК. Иными словами, стать главным шифровальщиком всея Советской России. Благо опыт в криптографии у Бокия был немалый.
С 1914 года в целях обеспечения безопасности подпольной работы Бокий начал использовать шифры, которые разрабатывал, в основном, сам. Умело комбинируя криптографию со стеганографией – на вид сообщения, зашифрованные «кодом Бокия» выглядели как самые обычные студенческие рабочие тетради, исписанные математическими формулами.
Лучшие шифровальщики жандармерии (а там работали настоящие профессионалы), долго ломали головы над этими «формулами», справедливо подозревая в них шифр. Однако раскусить этот орешек они так и не смогли.
Бокий согласился возглавить Спецотдел, хотя, будучи в близких отношениях с самим Лениным, запросто мог и отказаться. Что было бы гораздо более логичным решением, ибо пост «шифровальщика всея Совдепии» означал для него принципиальное понижение в статусе.
Из активного (и весьма перспективного) политика он превращался в обслугу; в пусть и высокопоставленного, но всё же чисто технического работника. Который уже не сам принимал важнейшие решение, а обслуживал тех, кто их принимал.
У Колокольцева было только одно объяснение этому в высшей степени странному поступку Бокия. Столь амбициозный индивидуум мог принять это предложение лишь в одном случае: если ему с самого начала поручили создать в отделе группу изучения и использования магических технологий.
Которые он использует для достижения своей цели – мирового господства.
[1] Гражданский чин в Российской империи. Соответствовал армейскому званию генерал-майора
Свидетельство о публикации №223090400703