Жречество и зарождение патриархата в мифах и сказк

Как мы уже знаем из сонма древнейших божеств выделяются основные кормильцы: божества земли и  подземного царства.  С развитием земледелия происходит корректировка в верованиях: добавляется бог небесный.  Великая  земная богиня-Мать  соединяет уже  подземный и небесный миры.  Бог небесный становится более влиятельным относительно божества подземного мира и достигает  доминирования в период патриархата. Тяжёлый труд землепашца, строителя, гончара изменили семейную иерархию. Мужчина утверждается как глава рода,  семьи.  Со сменой  бытового уклада переосмысливается и вера,  но не изменяется кардинально: всё новое базируется на  старом. Доктор исторических наук Э.О. Березин в статье «Почему враждовали Боги» в журнале «Атеистические чтения» (1989г.)  сравнивает троичность представлений о божественном мироустройстве двух этапов развития человечества: раннего и позднего земледелия. На позднем этапе пантеон богов по подобию  троичности предыдущего тоже  делился на три уровня. На первом уровне – боги  грозы – Зевс, Индра, хеттский Пирва, литовский Перкунас, Перун. На втором уровне – боги-жрецы. Третий уровень представляли  божества  плодородия. К новому  божественному пантеону добавляются  три социальные группы: воины, жрецы, земледельцы. «Разделение труда повлекло за собой разделение функций в родовом коллективе… Добытчиком средств к  существованию, защитником от врагов … стал мужчина отец, вождь, глава рода … тот, кто в греческой мифологии неизменно именуется героем». (А.А. Тахо-Годи  «Греческая мифология») Среди мужского пантеона женские божества заняли весьма скромный пьедестал. И, тем не менее, трепетное священное отношение к Великой Матери остаётся непоколебимым.   Великая мать  богиня земли  должна по человеческим представлениям оплодотворяться, а правителем этой земли должен быть достойный  божественного происхождения вождь или царь-жрец молодой  с высокой потенцией. Дж. Фрэзер описывает  обычай предавать смерти божественных правителей. В племени шиллуков, проживающих в районе Белого Нила, существовало такое поветрие: «Не следует допускать, чтобы вождь состарился и болел, ведь вместе с его одряхлением начинает болеть и перестаёт давать потомство скот, а на полях сгинет урожай». Для предотвращения этого бедствия царька убивают. У скифов  вина за нехватку пищи перекладывалась на царей: их сажали в тюрьму. Марья Моревна из одноимённой сказки прятала Кощея в подземелье, скованного цепями.
 Молодой энергичный  царь-жрец сильный и плодовитый должен быть посредником между божествами неба и земли владеть искусством вызывания дождя, то есть быть способным оплодотворять землю.  При таком царе урожай хороший все люди накормлены и счастливы, но он должен быть убитым следующим царём более молодым и здоровым. Новый царь-жрец  должен  владеть  колдовскими и жреческими качествами, как и царь предыдущий, но в конце  оплодотворяющий землю  так же, принимает  насильственную смерть, то есть,  царь-жрец – убийца и жертва. Так в Древнем Египте, опираясь на исследования Дж. Фрэзера фараон на людях пробегал некую дистанцию, демонстрируя своё здоровье. Если он добегал до условного финиша, его оставляли у власти. Видимо, корни олимпийских игр лежат еще и в этой традиции.
  Центральным сюжетом утверждения мужчины как героя   становятся мифы и сказки о змееборчестве. Главенство мужчины распространялось на земле и на небе в сонме богов.  У женщины  отбирали должность жрицы.  В  русские сказки, где хозяйничала баба-Яга, врывается русский богатырь Иван-царевич. Он может олицетворять   Солнце,  месяц (Луну) или вообще белый свет. Баба Яга по отношению к Ивану-царевичу уже превращается в советчицу и помощницу. В сказках нет прямого указания на имя бога,  но по  удивительной способности героя воскреснуть из мёртвых, лететь на коне со скоростью света возникает уверенность в его исключительности. Он  уже не садится послушно на лопату, а  смело называет великую жрицу «старой хрычовкой» и та ему услужливо подаёт лошадей. Иван сражается за патриархальный устав не только  с многоголовым змеем или Идолищем, но и  с чудовищами, в которых с лёгкостью превращается его возлюбленная царь-девица, способная   как  Фетида менять свой облик в объятиях Пелея.  Но как бы ни переосмысливалось мужское и женское начало в обрядовых и ритуальных искусствах, обращённых к божествам, мужчины выполняли все эти действия по традиции в женском платье, а дух веры первых представлений о роли и всевластии божеств и обрядах не только сохранился, но и приумножился. 
Развивая познания в области земледелия, древние люди наблюдали за особенностями природы, её ежегодному умиранию и воскрешению. Солнце и Луна  тоже имеют свойства исчезать из жизни на некоторый период и возрождаться, а значит,  божество должно быть наделено такой же способностью. В восточных и египетских верованиях большое место уделялось небесным божествам. Здесь можно вспомнить египетского бога  Амона  и связанную с ним религию солнцепоклонников. В основу поклонения легло величайшее изобретение человечества – солнечный календарь, заключённый в круг с бесконечным умиранием и воскрешением природы. Жертвы приносились в определённое число в новолуние, для этой же цели ежемесячно отслеживались лунные фазы и точные даты  солнцеворота.  По данным археологов первым календарём был календарь молитвенный, где на год распределялись молитвы, обращённые с разными просьбами разным божествам. Прибывшие с востока в Рим Адонис и Аттис как божества растительности   принадлежали земным женским божествам.   Смерть Аттиса оплакивали    24 марта, а  25 марта радовались  его  воскрешению. В патриархальном Риме всё тому же  Аттису   поклонялись уже как Богу отцу и Богу Сыну  в одном лице (откуда пошла традиция креститься двоеперстием). 
  Первым солнечным божеством, рождение которого встречали 25 декабря, был Митра. Ему поклонялись на Востоке и в Римской империи до прихода Христианкой религии. В Сирии  участники встречи рождества Митры в полночь на 25 декабря выбегали из храма с криками «Дева родила! Свет прибывает!». Мать Митры называли  Небесной Девой. 
Один из вариантов мифа о Дионисе, изложенный Нонном повествует о том, как Юпитер (Зевс) посадил юного сына Диониса на трон, но ревнивая Юнона (Гера) подговорила титанов, и они разорвали его на куски. Бог Зевс проглотил сердце  Диониса и дал ему второе рождение через Семелу. В мифе усматривается аграрно-календарное представление об умирании и воскрешении бога растительности в образе юного Диониса. Бог растительности воскрес после его умерщвления и естественно, принёс хороший урожай. В мифах, сказках и мировых религиях богом  или сыном бога становится дважды рождённый.  Божий сын в новой патриархальной формации должен стать  жертвой.
Главным борцом за установление патриархата в греческой мифологии становится  Аполлон. Изначально он был не только божеством дверей, но и  демоном смерти, классическая   мифология сделала его блистательным Фебом, божеством Солнца, сыном богини Лето. В его подвигах наиболее показательно прослеживается борьба со старой верой и установлением веры  земледельцев-солнцепоклонников. Он путешествует по Малой Азии и Греции с целью отобрать архаичные храмы и посвятить их  новому солнечному божеству. В мифах он героически сражается за установление новой веры, но не все этому рады. Чтобы Аполлон оставил в покое древнее святилище, Нимфа Тельфуса хитростью отговаривает его строить храм у родника – священного места он продолжает поиски и находит Пифийский храм. Там он сражается со змеем  Пифоном, убивает и присваивает его храм себе. Затем привозит  критян для освоения  земли близ храма, назначая жрецов. Даже Олимп был возмущён убийством Пифона. Аполлон был наказан  проведением олимпийских игр в память о змее.  Это был не единственный храм, который Аполлон «отжал» у поклонников старой веры. Возможно, проведение олимпийских игр – поздняя вставка  в биографию Аполлона времён формирования солнечного календаря.  Олимпийские игры проводятся раз в четыре года, а этот период мог совпадать с високосными годами, если это так, то Аполлон попал в эту немилость в период правления Цезаря. В  греческой мифологии  и русской сказке символическим действием утверждения мужчины-героя  становится борьба   со змеем, но не всё складывалось быстро и бескомпромиссно. Новую веру, переосмысленную патриархатом, принимали долго и мучительно.  В Греции авторитет пифийских прорицательниц  был  настолько велик, что паломничество к храму Аполлона, прежде Пифийскому совершали  мифологические божества и великие полководцы, философы и простолюдины. Подобный казус на Руси в период двоеверия случился и с протопопом Иринархом  в городе Переяславском (Залесском), записанный Иваном Забелиным. За церковью Бориса и Глеба лежал великий камень, в нём по утверждению горожан жил демон, особо почитаемый в Петров день. По просьбе Иринарха дьяк Онуфрий сбросил камень в овраг и засыпал землёй. Попы и даже родственники Онуфрия возмутились. В итоге провинившийся заболел лихорадкой, спас его Иринарх. Так болезненно осуществлялся переход  одной веры в другую.
К формированию и утверждению патриархального общества непосредственное отношение имеет распад родового сообщества и образование семьи. Главой семьи становится мужчина. Вера соответственно склоняется в большей степени к поклонению божествам мужского пола и Аполлон со своей  религией солнцепоклонников как нельзя кстати. Аполлон не только устанавливал в древних храмах свою веру, но и утверждал приоритет отцовской крови в родовых отношениях. Это хорошо раскрывается в  аргосских сказаниях, в одном из вариантов  трагедии по версии Еврипида (5 в. до н.э.). Клитемнестра убивает своего мужа Агамемнона за то, что он отдал в жертву Диане  дочь Ифигению за убитую в её лесу лань.   Орест убивает  Клитемнестру.  Богиня Афина собирает суд  над Орестом по делу о матереубийстве. Защищая Ореста, Аполлон  указывает, что кровный родственник по отцу важнее, чем по матери. Миф  об Оресте отразил свершившийся переход к новой эпохе  патриархата.
Утверждение  новых общественных отношений происходило, конечно, не так быстро по решению суда над Орестом,  нельзя утверждать, что переход к новой патриархальной формации начинался с «чистого листа». Основное влияние на установление патриархата оказало развитие земледелия и разделение труда, а из знахарей и колдунов выделяется жрец. Его функция зачастую сливалась с должностью вождя.  Примитивные заговоры, гадания  на костях и требухе животного уходили на второй план.  Главным и священным делом всей колдовской братии становилось вызывание дождя и отправления жертвоприношений многочисленным божествам.  Слово жрец, как считает С.З. Аграновч, появилось от понятия резать, то есть приносить жертву богу. Рекс – король понятие, берущее начало от слова жрец. Д.О. Шеппинг полагает, что это слово произошло от слов жарить, жерло, где исчезало тело жертвы, выражение «всё пожирается огнём»,  отсюда – нелитературное слово жрать. Непосредственное прямое объяснение  этого слова вкушать пищу вместо покойника в обряде отверзания уст. Царь-жрец носит функции высшего порядка, он – наместник бога на земле, а потому должен иметь некоторые божественные черты:  управлять природными явлениями, знать магию и астрономию, владеть искусством пророчества, демонстрировать чудеса. Большой интерес представляет институт жречества со своей обрядовой и научной архитектурой.   Расслоение общества повлияло на формирование   жреческой иерархии, оно представляло собой  широкий  спектр должностей от жреца-раба, служителей  до жреца-царя. В мифе о Диане и беглом рабе-жреце показана разница между жрецом и рабом-жрецом, а также  объясняется причина, по которой маг стал называться жрецом.  В мифе о лесной богине Диане жрецом был раб.  Он выполнял  грязную работу жертвоприношения и охранял священное дерево Дианы от беглого раба, который убив раба-жреца, мог занять его место. «Бегство раба … его поединок со жрецом был отголоском человеческих жертвоприношений, когда-то приносившихся Диане Таврической». Д. Ж. Фрэзер.  У жрицы бабы-Яги  была дочь, но могла быть и не родная  девушка рабыня-жрица, совершающая акт жертвоприношения. Согласно сказке дочь  Яги сажает Иванушку на лопату с целью отправить его в горящую печь.  Яга в этот момент отсутствует, но появляется позже, чтобы  убедиться в исполнении её приказа. Способность женщины  убивать жертву подтверждает   миф о  лесной  Диане.  У неё жрицей была девушка Ифигения.  Как в случаях с Ягой и Дианой  функция  жреца – палача со временем утратила своё существование. Жрецы при храмах  шли по проторённым женским тропам, они уже не пачкались кровью, у них был палач отдельно. 
 Жрец отдавал предпочтение служению могущественному божеству уже не на уровне рода или племени, а царства- государства.  Жрецы  должны были владеть колдовством, магией и как посредники между земным и небесным должны иметь способность общаться с божествами. В общем, жрецы практически носили титул почти святого или неприкасаемого.   «Люди, пока они видят в богах существа сродни им самим, а не возносят их на недосягаемую высоту, полагают, что тот, кто выделяется способностями, может после смерти, а иногда даже при жизни достичь божественности» Дж. Фрэзер. Так Фламин Диалис был жрецом  при храме Юпитера. Некоторые авторы приписывали ему имя Юпитера, божество в человеческом обличии.    Основная обязанность жреца  заключалась в проведении обрядов и ритуалов  в основном метеорологического  и пророческого характера, но одним из главных обрядов остаётся жертвоприношение. Кроме того Жрецы создавали и использовали в своих богослужениях песнопения и гимны, календарь годового цикла и магический календарь, астрологию, священные числа, развивали знания в области астрономии.
Формирование приоритета мужского  начала во власти и религии сопровождался лишением  женщин храмовых должностей. Если храм посвящался божеству женского рода, жреца оскопляли, и он служил  вместо женщины. Народ отдавал предпочтение  образованному жрецу-мужчине. На него возлагались и более обширные полномочия до наместника бога на земле. Должность  колдуна переродилась в  должность жреца, а в новой религиозной формации трансформировалась в священнослужителя. Есть должность священника, но не существует  должности священницы, как не существует римской Мамы. Дж. Фрэзер пишет: «Способность принудить к чему-либо божество, которую крестьянин в католических странах приписывает священникам, является, по всей видимости, точным слепком той способности, которую приписывали своим колдунам древние египтяне».
  В период развития патриархата  от  жреческих  ритуалов и обрядов мужчина жрец отстранил  женщину, но оставил следы её присутствия. В русских сказках отразилась борьба между мужчиной и женщиной за обладание специальной женской одеждой для совершения обрядов – волшебное   платье.  Передача  ритуальных полномочий от женщины к мужчине было ревностным. Особую ревность со стороны мужчины-жреца вызывала способность к  колдовству у  женщины. Погоня, которую устраивает отец за своей дочерью и её возлюбленным продиктована желанием забрать магическую одежду, как  в сказке из собрания Е.И. Сороковникова-Магая «Волшебное платье».  В сюжете, основанном на обряде инициации,  отражено  существовавшее, но скрытое знание о выборе мальчиков для статуса  жреца не по крови, а по врождённым способностям их забирали из семьи вопреки или по желанию его родителей.  Обучение искусству практической магии  возлагалось как на жрецов, так и на владеющих магией женщин. Приоритет женщин в искусстве колдовства в сказках этого семейства нарочито подчёркнут.
Мужик охотничал в лесу, никого из дичи не подстрелил. Наконец, увидел филина и стал в него целиться. Филин ему говорит, что если он его убьёт, то вовеки из лесу не выберется. Охотник опустил ружьё. Филин ему говорит: «А теперь я тебе скажу: за твой проступок ты должен мне отдать, кого ты не знаешь дома, а иначе не выйдешь из лесу».  Охотник пообещал, и филин помог ему найти дорогу. Дома он узнал, что родился сын и ему уже три года. Через  10 лет прилетел ворон-чародей и напомнил охотнику о долге, но тот не хотел отдавать сына. Ворон прилетал за мальчиком три раза. Сын узнал тайну отца и отправился в дремучий лес. Там он нашёл каменную стену, пробрался сквозь неё и оказался у старика.  Он сказал мальчику: «Не ищи того, кому ты был обещан, ты останешься у меня, ты научишься тому, что не знают люди», то есть колдовству. По сюжету сказки мальчик уже молодой охотник убежал от старика и пришёл к реке. Там увидел на берегу 12 голубиц, они  ударились о землю, превратились в девушек, сняли с себя одежды и пошли купаться. Охотник забрал платье самой красивой девушки. За обещание любви он вернул ей одежду. Старик его отругал:  «Если бы ты не убежал, так бы не тосковал, а научился  делать так, что она  бы сама  к тебе пришла». Старик отправляет его на запад идти подле стены, пока не увидит отверстие. Юноша проникает в это отверстие и попадает в волшебный замок. Хозяин даёт задание из 12 кобылиц выбрать самую молодую и тогда он пойдёт на повышение звания в замке.  Некая девица обучает юношу всем хитростям, и он уже с именем Алексей идёт вверх по карьерной лестнице. На третьем задании он нашёл в самой захудалой утке свою возлюбленную. Она выпрашивает у своего отца волшебное платье и убегает с Алексеем. Далее следует погоня отца за платьем и всевозможные превращения молодой пары, пока им не удаётся скрыться.  Этот вариант сказки явно свидетельствует о цели погони хозяина за волшебным платьем, которое по праву должно принадлежать его дочери.
В ранних сказках девочек отдавали Яге обучению колдовству, в патриархальном обществе старик ищет мальчика для обучения. Жестокое отстранение женщины от колдовства, а также поиск и обучение мальчиков, способных к колдовству раскрывает сказка «Иван Дорогокупленный» в обработке  И. А. Худякова. Попросил волшебник  у старика сына Ивана в обучение. Научил его оборотничеству. Превратится Иван в коня, отец поведёт его на базар, продаст, а пройдёт немного времени Иван обернётся человеком и возвращается назад. Так они и жили. Однажды Иван попросил отца продать его человеком. Попал он на королевский двор. Пришлось ему представляться, силу показывать невесте вместо короля. Иван добыл  невесту, но предупредил короля, чтобы он не ложился с ней спать и предложил себя. Когда легли спать, она наложила на грудь Ивана руку так, что ему нечем было дышать.  Он изловчился и ударил её о стену так, что вылетели кирпичи.  Далее бил приготовленными железными прутьями, пока из неё не вышло 12 сил. Оставил ей последнюю женскую силу. Она взяла волшебную книгу, чтобы набирать опять силу и отмстить Ивану.  Притворившись больной, она приказала отрубить Ивану по колени ноги, вырвать  сердце, зажарить и только вкусив его, она станет здорова. Ивану отрубили ноги, но сердце не тронули, а  подменили  собачьим (замена человеческих жертвоприношений). Змей помог ему и его  безрукому другу обрести ноги и руки в волшебном озере. А тем временем королевна приказала королю её почитать как королеву и стеречь 12 белых коров. Иван прогнал стадо через болото, и коровы стали грязными. Белых чистых быков (здесь коров) приносили в жертву. Грязные коровы не пригодны  для жертвоприношения, за это королю грозит лютая смерть, но Иван  его успокаивает: «пригонишь стадо и беги в баню, я там тебя буду ждать». Иван приготовил железные волшебные прутья и ему опять пришлось изгонять из королевны волшебные силы,  но оставил ей последнюю женскую силу. Конечно, сказка может восприниматься как средневековая охота на ведьм, тем не менее, она  свидетельствует о первостепенной принадлежности магического и колдовского искусства женщине.
В сказке  упоминаемой выше   о Силе-царевиче и об Ивашке белой рубашке царевич в море находит плавающий гроб, вскрывает его и находит живого человека Ивашку белую рубашку. Ивашка – дух помощник Силы-царевича. Он знает, как обуздать ретивую королевну Труду жену Силы-царевича он выбивал у неё нечистый дух две ночи и две ночи прилетал на её защиту многоголовый змей, с которым Ивашка лихо расправлялся. Он разрезает королевну надвое достаёт оттуда змеев, после чего соединяет её части и окропляет живой водой.
Должность колдуна приобреталась по способности, с другой стороны должность царя-жреца передавалась по наследству. Череда убийств за звание жреца положило начало закона наследования власти». (Дж. Фрэзер «Золотая ветвь»). Исходящий из глубины веков закон оставил в истории хроники о тайных   убийствах и отравлениях в  царских, королевских и княжеских семействах. Это происходило в случае, когда престолонаследников по крови было больше одного трона.
Закон наследования по праву меча соблюдался вплоть до имперских времен. История представляет нам много примеров, где жрец представлен как палач и жертва. Осириса убивает его брат Сет, надевает корону Египта, через 18 лет убивают и его. Сет – палач и жертва. Древнегреческая мифология, повествующая о рождении  олимпийских богов, подтверждает закон наследования  «по праву меча».   Кронос  калечит, а по сути, уничтожает  своего отца Урана. Мать Гея предсказала, что он (Кронос)  подобно своему отцу будет уничтожен одним из своих детей,  поэтому  при рождении  он их проглатывал.  Но от закона как от судьбы не уйдёшь,  всё оказывается  тщетным: Зевс низвергает в Тартар своего отца. Кронос в итоге является палачом для своего отца и жертвой для своего сына. Это известное всем пророчество и оглашала  Гея.  Древняя внутрисемейная или клановая борьба за власть – череда насилий: сын низвергает своего отца с трона, но знает, что  тоже погибнет от руки своего сына. Поэтому часто цари-жрецы приносили в жертву богу своих сыновей, а по сути,  не желали отдавать власть наследнику. Существует несколько мифов о Дионисе. Например, трагическая история в передаче поэта Нона. Новорождённый Дионис сел на трон своего отца Зевса, но тут же, на него напали титаны с ножами в руках. Новорождённый Дионис стал быстро превращаться в разных животных, убили его в образе быка – замена человеческой жертвы.  В жертву богу Солнца отправляли быка. В миф вплетается сказочная иносказательность жертвоприношения, подобная иносказательному превращению Иванушки в  жертвенного козлёнка в известной русской сказке.
Жертвоприношение в древнем мире носило, чуть ли не массовый или даже стихийный характер. Высокопоставленные лица спешили отдать свои сыновей или своё тело в жертву Богу. Вера во всемогущего Бога и  жертвоприношение ему достигло своего отвратительного апогея. В Палестине цари приносили жертвы своими сыновьями. Так в Ханаане при царе Давиде в качестве искупительной жертвы принесли 7 царских сыновей «…и они повесили их (на солнце) на горе перед Господом. И погибли все семь вместе; они умерщвлены впервые  дни жатвы, в начале жатвы ячменя». (11 кн. Царств, 21,9).  Российский историк С.М. Соловьёв приводит другой пример жертвоприношения, более гуманный по отношению к своим сыновьям: «Большая часть верховных жрецов оканчивала свою жизнь добровольным сожжением для умилостивления гнева богов; эти литовские воззрения … имели влияние на германский обычай приносить в жертву князей во время общественных бедствий».
            В течение времени сказки о жертвоприношениях  трансформируются, но она ничего не опускают. «Человек переносит своё социальное устройство в сказку» (В.Я. Пропп). Человеческие жертвоприношения вызывают в народе внутренний протест. В одной сказке Ивашечку всё же похитила Яга, в другой аналогичной сказке маленькая девочка спасает от жертвоприношения своего братца.  Сказка ставит перед варварскими ритуалами ширму гуманности, но тень  ужаса  на неё всё же, проецируется. Конечно, в действительности обряды и ритуалы не нарушаются, но в сказках  замещаются обманом: удачным бегством или волшебным воскрешением.  Герою, которого по царскому указу полагается убить без свидетелей в чистом поле, палач отсекает только мизинец, в другом случае палач убивает животное и мажет его кровью рубашку, чтобы  представить как доказательство т.д. Убийство замещается  показной кровью на ноже или окровавленной рубашке.  Ритуальное убийство превращается в театральный фарс.
В течение времени должность царя-жреца палача и жертвы утратила своё существование. Появился отдельно царь и отдельно жрец. Он – правая рука царских особ, но ошибка стоила ему жизни. Не  всякий жрец соглашался на убийство самого себя, поэтому в его  свите  были подставные люди из пленных, шутов, двойников и т.д. «Представления о царе-жреце существовали определенный период, потом появились настоящие цари. Но функции мужей природы по памяти  на них все равно возлагались. Ассирийских царей не убивали, а имитировали их убийство первое время. Настоящие цари уже не умирали, а за них умирал человек, их заменявший (шут, раб, пленный). Смерть царя-жреца всегда сопровождалась смехом. У него был двойник тот, кто должен был заменить его в смерти». С.З. Агранович.
 Постепенно кровавый  ритуал   начал угасать. Дикость канула в лету, но остался миф, который вследствие устного народного творчества превратился в сказку.
В сказке «Булат-молодец» в обработке В.П. Аникина есть неоспоримое доказательство существования диких кровавых ритуалов.  Основа сказки, скорее, не славянского происхождения, но  древняя. Здесь есть доказательство существующего когда-то ритуала убийства двойника. Двойник главного героя в сказках не потому, что похож, а потому что пригож. В сказах семейства «Морской царь и Василиса Премудрая» Василиса вместо Ивана-царевича творила чудеса  и никто, якобы об этом не догадывался, она стала его двойником. Булат-раб  царевичу пригодился, он стал его двойником и верным другом. Если убивали двойников царей-жрецов за ошибку, то в этом была доля справедливости.
В младенчестве Ивану-царевичу мамки да няньки предрекали: «Баю-баю, Иван-царевич! Вырастешь, найдёшь себе невесту … Василису Кирбитьевну…». Иван-царевич вырос и отправился на поиски своей суженой. В одном из городов увидел человека, которого кнутом били за долги, в другом варианте за порчу девицы. Царевич хочет его выкупить, но бьющий говорит: «… кто его выкупит, у того Кощей Бессмертный жену унесёт». Иван-царевич всё же выкупил. В благодарность за это освобождённый Булат становится его преданным другом. В течение сказки Булат вместо Ивана-царевича ворует ему невесту Василису Кирбитьевну, отбивается от погони. Кощей ворует девицу у Ивана-царевича.  По ходу развития сюжета Иван-царевич со своим другом Булатом-молодцом  добывают яйцо, в котором смерть  Кощея и освобождают  Василису Кирбитьевну из плена. Булат, выполняя все героические подвиги за Ивана-царевича, по сути, становится его двойником. Умерший от разбившегося яйца  Кощей  обращается к Булату-молодцу через своих сестёр   12 голубиц. «Ударились крыло в крыло и стали 12 девиц: Ну, Булат-молодец да Иван-царевич, убили вы нашего брата Кощея Бессмертного, увезли нашу невестушку Василису Кирбитьевну, не будет вам добра: как приедет домой Иван-царевич … любимая собачка вырвется у псаря и разорвёт царевича на мелкие части». В итоге девицы, явившись три раза, предрекли смерть царевича  от собаки, коня и коровы. «…а кто это слышит, да ему (Ивану-царевичу) скажет, тот окаменеет». Булату пришлось убить любимую собаку царевича, любимого коня и корову, но допустил ошибку. Вопреки приказу Кощея молчать, объяснил свои деяния  Ивану-царевичу и окаменел. Сам же Булат, превратившись в каменного идола, к которому приходил Иван со слезами и поклонами, потребовал не менее жестокой жертвы: кровью детей Ивана-царевича обмазать его окаменевшее тело (идола). Булат ожил благодаря жертвенной крови, ожили и дети.
Кощей, будучи покойным жрецом через голубиц (дух) общается не с царевичем, а с его рабом  Булатом. Он требует от него жертвы как от царя-жреца и делает его каменным истуканом. Помазание истукана кровью наследников царя-жреца делают Булата бессмертным божеством причастным к царской крови.


Загадочный сундучок  Царь-Девицы и Кощея
Чтобы надёжно спрятать что-то драгоценное нужно в большой предмет спрятать более мелкий, а в него вложить ещё более мелкий и т.д. Вероятно, задача спрятать предмет от вора остро встала в период  разложения родоплеменной общины и формирования частной собственности. В сказках это  история о кладах-матрёшках под камнем, под дубом, в подземелье, а то ещё и в тридевятом царстве, все эти схроны находятся настоящими героями. Умение помещать «с высокой степенью защиты» предмет в предмет и прятать далеко и глубоко отразилось в сказках. Кажется, особой фантазией в этом отношении  отличаются наши сказочные герои. Но так уж они изобретательны? По принципу подобия душа в теле  в Древнем Риме на весенние праздники приносили жертвоприношение: быка начиняли бараном, барана птицей.  В Средневековой Европе на Рождество выпекали начинённого  мясом домашней птицы индюка. В спрятанном сказочном  сундуке находятся заяц, в нём утка, в утке яйцо. Спрятать разные заветные предметы или душу – практика древних верований фетишизма/анимизма. В  русской сказке Царь-Девица  спрятала в ларец зайца, в нём была утка, а в утке – яйцо, в котором сокрыта её любовь-душа. Кощей Бессмертный прячет заветную иглу в яйцо, яйцо в утку, утку в зайца. Иван-царевич добывает яйцо, в нём иглу и Кощей погибает. Здесь основная забота – спрятать от посторонних роковой предмет. В первом случае мы сталкиваемся с сундучком обретения любви, в другом – роковой предмет, но животные,  спрятанные в сундучок от этого  не изобилуют разнообразием, очевидно от того, что представленный единожды один и тот же набор сундука просто кочевал из одной сказки в другую, но обязательным и конечным предметом в поиске сундука сказочным героем остаётся яйцо. Исследователь русского фольклора В.Н. Топоров нашёл очень важный ключ к пониманию шифра утка – яйцо. В глубокой древности люди занимались собирательством.  Кроме поисков полезных кореньев они любили полакомиться яйцами диких птиц.  У племён Заполярья существовала традиция нахождения первого яйца, но что бы его найти, надо найти птицу. Чувствуя приближение весны, люди отправлялись на его добычу. Найти птицу и принести яйцо в племя – доказательство прихода весны и тепла, победы жизни над смертью. Христианин, съедающий на Пасху крашеное яйцо, приобщается к акту  победы жизни над смертью. Первое яйцо, которое снесла молодая птица, покрыто кровью.  Весеннее обновление природы вводит обычай красить или имитировать кровь на яйце. «В древности яйца красили кровью животных и иногда жертвенной кровью человека.  Яйцо, кровь символизируют жизнь. До 17 века красные яйца клали в гроб. Сейчас до сих пор на могилу кладут мертвым, чтобы они ожили. Предшественники римлян, этруски, вывозили из Африки страусиные яйца и расписывали их, чтобы класть в могилы как знак жизни, воскрешения мертвого»  (Из лекций С.З. Агранович). У белорусов был обычай закапывать яйца в могилу на Пасху. Иначе говоря, в яйцо как в устоявшийся символ  жизни  «вкладывали живой дух».  Положить в ларец (в гроб) яйцо указывает на веру в   воскрешение человека после смерти по подобию природы.
Мы убедились, что с приходом весны в обрядах  утка с яйцом оправданы, а  заяц в ларце оказался лишним.  Его притащили за уши и посадили в ларец для излюбленной сказочной триады, но почему всё-таки в ларце оказалось именно это животное? «В древней земле Урука  были обнаружены маленькие яйцеобразные предметы. Очевидно, это были амулеты. Они, вероятно, отражали распространенный и сейчас культ лунного яйца, которое приносит на Пасху лунный заяц, когда светит полная луна» (Эрих Церен, «Библейские холмы»).       В китайской мифологии упоминается нефритовый заяц, который жил на Луне. Когда светит полная Луна, подключив воображение, на ней можно увидеть  фигурку зайца. 
  Образ заяц-луна может быть  взят из другого наблюдения. Охотники  знали, что заяц может путать следы, появляться в неожиданном месте и также неожиданно исчезать. На земле он ведёт себя, как Луна на небе: каждый вечер в течение месяца появляется в разных точках неба, исчезает, появляется вновь. Ну чем не заяц, и как объяснить это явление?  Всё объясняется разностью в движении: Земля за сутки делает один оборот вокруг своей оси, тогда как  Луна делает  полный оборот  за месяц.  Поэтому нам кажется, что Луна  ночью может показаться в любой точке и двигаться на запад, хотя мы знаем, что Луна как и Земля движутся с запада на восток. Пример: вы находитесь в пассажирском поезде, видите из окна товарный поезд, который идёт в ту же сторону, что и ваш поезд, но с меньшей скоростью. В этом случае вам будет казаться, что товарный поезд идёт в обратную сторону.  В древнем мире объяснить причину «прыгающего» ночного светила объяснить не могли.
 «В украинской сказке о волшебном яйце упоминается золотой заяц. Змея приказала поймать этого зайца…, но он обернулся, вначале – змеёй-гадюкой, а затем – старой бабушкой…» (Б. Баландинский). Это перерождение указывает на молодой и старый месяц.   Здесь же приводится  пример детской считалочки, доказывающей принадлежность зайца к месяцу:
«На коломи, на соломи
Щепки в рубки,
Заяц – месяц,
Вырвал травку,
Положил на лавку».
Заяц в сказках мог символизировать   начало нового календарного года. Новый год начинался с первого полнолуния или новолуния после весеннего равноденствия как и Пасха.  Символика триады заяц, утка и яйцо превращаются в  классический символ сказочного сундучка, объединяющий пасхальный обряд и встречу Нового года по лунному календарю. 
В странах ближнего востока в период средневековья бурно развивалась астрономия. Год принято было изображать как змея, кусающего себе хвост, поэтому в сказки астрального характера происходит змей. В одной латышской сказке в зайце находилась голубка, а сам заяц – в голове змеи, то есть в начале месяца. В сказке «Хрустальная гора» сундук с зайцем, в котором была утка с яйцом, находился в животе у 12-голового змея.  Змея о 12 головах символизирует год. Утка в астральной сказочной символике занимает место суток по принципу рифмы: сутки с утки. Сказочный герой  дни считал утками как суточным съестным рационом. Иван-царевич говорит: «Я в суточки съедаю по уточке».
Астральные сказки выработали свою схему наполняемости ларца по  принципу матрёшки: в год помещается месяц, в месяц  помещаются сутки и яйцо –  искомый предмет – Луна.
 В латышской сказке «Звери в зятьях» похищенная змеем королевская дочь выведала у него, где бессмертная сила его находится. Под ласками змей признаётся: за сто вёрст отсюда скала высится на ней дворец во дворце страшный бык. В нём моя сила бессмертная сокрыта. Если кто убьёт быка, дохлый бык живой уткой обернётся, а поймала бы ты утку да убила б её, дохлая утка обернётся яйцом и канет в морскую пучину. Здесь объясняется добыча яйца через ряд волшебных превращений и реинкарнаций.

Кощей
 Кощей занимает  должность царя-жреца в сказках уже патриархального героического периода. Откровенно как Яга он не приносит человеческих жертвоприношений, но девиц всё же, ворует.  Сказки с участием старого и злого Кощея всегда заканчиваются для него трагически, то есть из сказки в сказку переходит один и тот же сюжет о насильственной смерти жреца посредством яйца или иглы. Попытаемся раскрыть и эту загадку. В сказке о Фёдоре Тугарине, герой узнал от возлюбленной Анастасии как избавиться то змея. На свою беду змей признался жене: «Есть на острове камень, в камне заяц, в зайце утка…в желтке камешек: то моя смерть». Яга дополняет информацию: «…если тем камнем ударить в змея, он умрёт». Тугарин разбивает яйцо достаёт из желтка камень и убивает змея. У А.С. Пушкина  в «Песне о Вещем Олеге» кудесник  предрёк Олегу смерть от коня своего. Олег прячет коня подальше от себя и только  тогда  чувствует свое бессмертие. Затем идёт уже  к мертвому коню, ошибочно полагая, что ему ничего не угрожает и тем самым совершает роковую ошибку. У Кощея и змея причина смерти в далеко и глубоко спрятанных предметах. Надёжное их сокрытие создавало ощущение бессмертия и, несмотря на  предостережения, герои становились смертными. Это рок, от которого никуда не уйдёшь. Кощей Бессмертный вероятно ещё мифический персонаж, демонстрирующий попытку уйти от предназначенной ему судьбы, и потому самый трагический: в конце любой сказки с его участием он всегда погибает. Можно смоделировать первичный или корневой миф о герое, узнавшем причину своей смерти от конкретного предмета и попытке обмануть судьбу, чтобы стать бессмертным. В сказках Кощей убивает Ивана-царевича, затем воскресший Иван-царевич убивает его. Это следы ещё архаических  законов, где жрец – убийца и жертва он знает, что он будет убит, но надежда на долгую жизнь заставляет его заблаговременно позаботился о предмете-убийце.
  Этимологию имени, произносимую в устной речи на разных диалектах восстановить невозможно. Кощей мог называться Кошеем, Костеем, Казчеем. В «Слове о полку Игореве» есть упоминание о нём и записан под именем Кощей – раб, но в сказках он царь и маг, владелец волшебного коня.  Кощуны – сказы, вышедшие   из дохристианского мира, могут подавать Кощея как обобщающий образ негативного  языческого персонажа. В русском языке можно найти  слова производные от Кошея, коша: кошёлка, кошель, ковш. Надел земли тоже называли кошем, а человека, ответственного за кошами называли кошевым. Родственные Кощею слова, возможно, не объясняют происхождение его имени, но указывают на выполняемые им функции в сказках: он – жрец  хранитель  коша. У Баландинского Б.Б. в книге «Языческие шифры Русских мифов» есть интересное замечание: «Кошем» в старину называли зерновой ларь.  Кощей  или Казчей – казначей при храме. На нижнелужском языке Кощей – заклинатель. Кощей имеет все признаки жреца и казначея  при  храме  в отличие от Яги, живущей в лесной избушке. Казначеев и собирателей налогов в народе недолюбливали. Поэтому он становится злой и жадный, сам худой, как скелет. «…Там царь Кощей над златом  чахнет…»А.С. Пушкин.
Переодевание Кощея в костюм скелета Костея в западнославянском фольклоре наводит на мысль о его идентичности Аиду, властителю загробного мира. Но надо отдать древним сказителям должное: Кощей  никогда не был показан в русских сказках властителем потустороннего мира как греческий Аид. У них разная скажем так весовая категория: один бог, другой – жрец. Возможно, его жреческие обязанности и посвящались богу подземного мира, но не загробного.
Кощей стал главным отрицательным героем в период  христианизации Руси. В сказках царь-жрец Кощей олицетворение зла и основной антагонист  светлого и позитивного начала.

Матриархат и метаморфозы одного сюжета
Эпоху, сложившуюся до патриархата, принято называть матриархатом. Однозначно утверждать существование матриархата, как  одной из форм  жизненного уклада, во главе которого стояла женщина,  было бы неверно. Доля сомнения есть у ряда  исследователей древней истории. Обратимся за ответом к народному творчеству. Некоторые мифологические и сказочные имена демонстрируют существование  полигамии в родоплеменных отношениях, а именно  отсутствие семьи и отца как главы семейства. Отсутствие  отчества – лишнее  тому доказательство. В древних сказках мы сталкиваемся с  именами  с женским отчеством,  если можно это назвать матьчеством, например дочь бабы Яги – Яга Ягишна, сказочная Марья Моревна именуется тоже  по матери.  А. А. Тахо-Годи пишет: «Женщина-мать играет столь важную роль в мифах, что некоторые боги называются постоянно по имени матери… Так, Аполлон всегда именуется Летоидом». Кентавр именуется по имени матери нимфы Филлиды – Филирид,  «в то время как его сводный брат Зевс, сын Кроноса и Реи, носит имя отца и называется Кронидом». Этот факт говорит о том, что отчество Зевсу  дано было в период формирования семьи. Гомер в «Одиссее» (8-7 век до н.э.) называл Зевса Кронидом.
 В  сказках славянского происхождения  героини подчиняют себе мужчин: Марья Моревна уезжает на войну, а мужу наказывает сидеть дома, но в конце сказки он как настоящий герой отвоёвывает Марью у Кощея. Богатырка Синеглазка сражается с Иваном-царевичем с утра до вечера – с вечера до утра. Девица в борьбе одерживает победу, Иван-царевич говорит: «Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними с сырой земли, поцелуй в уста сахарные», впрочем, беспомощный и женоподобный  Иван-царевич ещё сутками раньше успел её обесчестить.
 Сказки  и былины оставили свидетельства о существовании  богатырок, подобных Василисе Никуличне из былины «Данила Ловчанин», воевавших против богатырей или вместе с ними против общего врага. С.М. Соловьев в «Истории России с древнейших времён» в 1 томе приводит исторический факт, где у  супругов – князя  и  княгини  были  свои личные войска.  В случае нападения на их вотчину они помогали друг другу своими военными отрядами. Этот факт может говорить о равноправии, но первыми колдуньями, ведуньями и жрицами были женщины.
Сказки не рождаются на пустом месте. В них  угадывается верования, история целого народа или бытовые истории из частной жизни. В одной из самых древних сказок «Марья Моревна» в обработке А.Н Афанасьева можно найти европейские и восточные параллели, но  сказка имеет южнославянские корни.  Второе имя Марьи Моревны – Вила, божество  весеннего плодородия  А.А. Потебня находит родство Вилы и Ягой у тех же западных славян. Кощей тоже не всегда был героем  этой сказки. Вот фрагмент сербского варианта: «…в отсутствие Марьи Марьишны освобождается закованный у неё Огненный царь (Еракский король) неосторожным непослушанием царевича и увлекает с собой Марью Марьишну». Сюжет с похищением женщиной-воительницей врага и содержанием его в чулане похож на некое правило обращения с пленниками, которое существовало согласно мифам об амазонках, та же участь ждала и  жреца за неурожайный год. Марья Марьишна прятала в своём чулане  Царя Огня Еракского короля. В сказке есть претензия на историчность сюжета об амазонках, пленивших «Еракского короля».  В древнейшей истории Диодора Сицилийского, о Скифии есть легенда: «… когда в Скифии случилось однажды междуцарствие, воцарились в ней женщины, отличающиеся силою. Например, когда персидский (иракский) царь Кир… со значительными силами двинулся походом на Скифию, то скифская царица перебила персидское войско, а самого Кира захватила в плен и распяла».
В пользу того, что в одном из вариантов сказки  пленником был Царь-Огонь – Перун, говорит, как ни странно, китайский миф о великом потопе и сотворении рода человеческого. Когда хлынул дождь, один мужчина сделал железную клетку, сумел изловить и посадить в неё синеликого бога грома Лэй-гуна, а затем вздумал его съесть. Уходя на рынок за специями, он приказал своим детям Фуси и Нюйве – брату и сестре, чтобы они ни в коем случае не давали ему пить. Но добрые дети пожалели умирающего от жажды бога и дали ему несколько капель воды, после чего Лэй-гун сломал клетку и выбрался наружу. Улетая, бог бросил на землю для брата и сестры свой зуб, из которого выросла огромная тыква. Они сделали из неё лодку и спаслись от потопа, а отец сделал для себя железную лодку и утонул. После потопа  от Фуси и Нюйвы начался человеческий род. Мифы о прародителях скудны. Есть древнейший миф о том, как Фуси и Нюйва просто решили стать мужем и женой, достаточно лишь было произнести заклинание. Отсюда можно сделать вывод, что миф о потопе появился гораздо позже для оправдания инцеста.  Подобный сюжет о потопе  можно найти и в сказках народов Бирмы с той лишь разницей, что пленённый бог здесь заменён на доброго старика – волшебника он спасает детей от потопа, чтобы они продолжили род человеческий. Все эти китайские и бирманские мифы  близки не только славянской сказке, но и в большей степени греческому мифу о потопе.  Прометей узнал, что Зевс хочет истребить  человечество за их непослушание и уготовил для них потоп.  Прометей спасает  мужчину и женщину Девкалиона и Пирру, чтобы они продолжили после потопа род человеческий. Первое, что они увидели после схода воды – храм, в котором они приступили к молитве. Частичное  совпадение  европейского и восточного сюжетов поражают. Есть предположение, что когда Папа Римский послал своих миссионеров в Китай с целью насаждения католической религии, им было дано указание:  придумать, удлинить или упорядочить историю древнего народа,  начиная с событий  Всемирного потопа. 
Сказка  «Марья Моревна» раскрывает  тему годовой цикличности природы и имеет ряд  аграрных  признаков в годовом круге. На  месте Кощея должен быть представитель божества грозы – Царь Огонь/Перун. Небо представлялось в древности  морем, откуда лилась на землю вода. Повторюсь. В древности был обычай: если  была засуха, то жреца, неспособного вызвать дождь, сажали в подземелье (погреб) и морили жаждой. Уважаемого и почитаемого на Руси бога Перуна  не пропустила в сказку народная цензура, поэтому за него «отдувался» его жрец условно – Кощей и наделялся сверхспособностями Царя-Огня.  В сказке участвует  и другая, светлая солнечная  сторона её представляет Дажьбог/Ярило Иван-царевич. По сюжету сказки они  сражаются за супругу Марью Моревну. У древнегреческого философа Гераклита есть закон отрицания, например дождь живёт смертью солнца, солнце живёт смертью дождя. Весь этот сварожий круговорот благотворно сказывается на плодородии земли.
В сказке Марья Моревна  удерживала Кощея в подземелье, а Ивану-царевичу приказала не открывать дверь в чулан. Не послушал он Марью, открыл  и увидел  закованного цепями Кощея. Иван-царевич три месяца поит его водой, и  он обретает силу, а за услугу он обещает три раза спасти его от смерти.  Освободившись, Кощей начинает   охоту за Марьей Моревной,  да ещё с целью склонения к сожительству. И это за всё хорошее, что сделал для него Иван-царевич. Пленник скорее убежит, чем погонится за своей обидчицей просить её руки. Кощей ворует Марью Моревну и становится её законным супругом. Сюжет на первый взгляд иррационален, но если к нему подвести  архаичное представление о процессе плодородия земли, то всё становится объяснимым. Марья Моревна в брачных отношениях то с Кощеем, то с Иваном-царевичем, она находится между солнцем и  водами, питающими её. Настоящим законным мужем Марьи Моревны в сказке был пока один  Кощей. Супруги  воплощали  союз земли и воды. Всё большую активность в ухаживании за Марьей Моревной, проявляет молодой ещё не царь, но царевич Иван. Кощей ведёт себя как полноправный муж Марьи Моревны, а Иван-царевич украдкой  с ней встречается. Так мужья себя не ведут. Он в данном случае – бой-френд. Кощей торопится,  когда узнаёт, что Марья тешится в объятьях Ивана-царевича, но занимает позицию ожидания, когда его волшебный конь ему говорит: «Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогон ехать, и то поспеем». И поспевают.  Конь описывает весь календарный год, в течение которого Марья находится в объятиях Ивана-царевича, но всё, же три раза он догоняет беглецов и в последний раз  убивает Ивана-царевича, укладывает части  его тела в бочку и бросает в море, а свою законную жену увозит в своё царство. Здесь этнограф В.Н.  Новиков проводит параллель с мифом об Аиде и Персефоне. Чтобы согласиться с предположением Новикова, нужно отложить годовой календарь и обратится к календарю магическому. В нём записаны даты для жрецов, когда наиболее вероятны дожди, их всего четыре. Четвёртый  раз обильные дожди приходятся на Перунову неделю с 20 июля (2 августа) когда солнце склоняется на зиму, в сказках идёт на погибель. В православном календаре 20 июля отмечается праздник Казанской Божьей матери. В этот день или на неделе действительно, идут дожди. Вода в реках становится холодной, то есть, Солнце склоняется так, что лучи уже плохо прогревают воду.  Здесь Кощей естественно, одерживает победу над своим соперником, ему это легко удаётся помощью своего волшебного коня. Зятья – сокол, орёл и ворон ловят в море бочку и оживляют Ивана-царевича. Таким образом, он стал дважды рождённым. Иван-царевич с подачи Марьи Моревны отправляется на добычу волшебного коня.   Кощей прошёл  обряд  инициации у Бабы Яги: он пас её табун лошадей, выкрал   жеребца, выкормил и сделал своим волшебным конём.  Сказка демонстрирует пример одомашнивания диких животных. Царевич повторяет вслед за Кощеем обряд инициации: у Бабы Яги пасет табун диких лошадей, выращивает волшебного коня, переправляется через огненную реку,  убивает Кощея. Иван-царевич и Кощей – жертвы  и убийцы  законные мужья божества земного плодородия Марьи-Моревны.
Есть  ещё один интересный вариант о запертом Марьей Моревной в чулане существе как доказательстве, что речь идёт о годовом круге: «Глядь, а там змей о 12 головах, о 12 хоботах на железных прутьях висит». Он просит Ивана обмакнуть свой палец в его кровь и  дохнуть на него, за это он Ивана три раза от смерти спасёт. Иван так и сделал. Змей рванулся, поломал крюки и улетел.  Иван может обойтись и без помощи  бабы Яги в добычи волшебного коня. Зятья рекомендовали Ивану: «Ступай к синему морю, там гуляет чудная кобылица; впереди ее двенадцать косарей сено косят да двенадцать гребцов сено гребут.  Она  за ними идет да все поедает; когда станет кобылица воду пить – синё море волнуется и лист с дерев опадает, а станет у столетних дубов чесаться – те  дубы, словно овсяные снопы, наземь валятся. Каждый месяц выкидывает она по одному жеребенку: а следом за ней ходят двенадцать волков да тех жеребят пожирают. Улучи время, и как только выкинет кобылица жеребенка со звездой на лбу – скорей  хватай его да от волков отбивай; то тебе будет конь богатырский! С ним не догонит тебя и Кощей Бессмертный». Иван-царевич сделал так, как научили его зятья. В этом варианте речь идёт о жеребятах – знаках Зодиака и волке, поедающем знаки каждый месяц в годовом круге. Интересно отметить, что древние варианты сказок имеют астральную символику.
 
  Сказка «Царевна-лягушка» и все, все, все.
Тотемизм с  древних времён  на столько табуирован, что до сих пор остаётся тайной и не находит логического объяснения. Герои сказок проходят то через шкуру тотемного животного, то заворачиваются, то оборачиваются в животное, то становятся человеком-животным. Начнём искать ответ с древнейшей истории. Первыми одеждами первобытных людей были шкуры животных, в них же и хоронили, их могли сжигать или донашивать. Шкура могла стать тотемом или просто фетишем.  В последствие с развитием анимистической веры шкура/кожа давала  обильную фантазию для колдовских манипуляций, а так же  в  заупокойных обрядах, использование её в качестве тотемной реликвии и т.д.
 Похоронный обряд, когда труп заворачивался в шкуру быка или коровы относится к периоду скотоводчества и  кочевого образа жизни. В сказке «Свиной чехол» девушка в лесу заворачивается в свиную шкуру и прячется на дубе – один  из способов захоронения покойников.  Некоторые исследователи в частности, Бадж утверждает, что подобный способ захоронения стал предтечей мумификации покойников. В дальнейшем развитии обряда жрец Анубис заворачивался в шкуру быка – тотемного  животного бога Осириса. В шкуре он перерождался. Так делали и боги, следовательно, бык – бог, оборачивание в его шкуру делает жреца единосущным с богом. Жрец наделяется божественными способностями и становится  представителем Осириса на земле, затем шкуру сжигалась в качестве жертвоприношения, естественно и мясо быка использовалось в качестве жертвы. Анубис приобретает быка в качестве тотемного животного. В некоторых африканских странах женщина, желающая усыновить чужого ребёнка, пропускает его между своим телом и платьем – аналог кожи, держит между ног, имитируя роды, после чего ребёнок считается его родным сыном. Это магия подобия. Сказку в сказке «Морока» в обработке А.Н. Афанасьева рассказывает бурлак. Он оборачивается волком, а деда превращает в медведя. Бегут вдвоём, встречается им дедова кобыла. Они её съели, затем встретилась дедова бабка они и её съели, спрятались в берлогу, медведь говорит: «коли охотники меня убьют, быстро метнись через мою шкуру и вновь станешь человеком». Это еще одно подтверждение магии подобия.  Фрезер приводит пример американской сказки, где на труп укладывают шкуру волка и начинают ритуальный танец до тех пор, пока умерший человек не начнёт оживать в танце и превращаться в волка. Душа человека вошла в тело волка. Обряд реинкарнации связан с анимистическими верованиями.
Существует серия сказок о человеке-животном: «Парень-гад», «Муж-осёл», «Царевна-лягушка»… Герой сказки  днём облачается в шкуру животного, а ночью  её сбрасывает. Здесь всё понятно, но, согласно сказке если  уничтожить животную половину до положенного срока, то умирает и человек. Задаёшься вопросом, почему с уничтожением шкуры должен исчезнуть человек?  согласно мифу об Анубисе, находясь в шкуре быка, он перерождался в бога. В каких временных рамках это произойдет? Никому из сказочных героев не удалось выполнить этот обряд до конца, то есть, человеку богом стать невозможно. В сказах показано как нарушивший  временной срок ношения шкуры уничтожается. Сказка «Парень-гад» сказительницы  И.В Карнауховой записана Д.К. Зелениным в Вятской губернии.  Пошли 12 девушек купаться на речку разделись, вошли в воду, а когда вышли на берег на платье последней, двенадцатой девушки, улёгся огромный гад и сказал, что отдаст ей платье, если та пойдёт за него замуж. Девушка пообещала, но решила обмануть, а когда змей стал преследовать её, она  с матерью спряталась в доме. Но от судьбы не уйдёшь. Девушка выходит за гада замуж. Днём он был гадом-змеем, а ночью превращался в парня. Родила девица от него двух мальчиков, забрюхатела третьим. Вмешалась мама: взяла палку пошла вместо дочери к воде вызвала зятя в образе гада и убила. Девица сокрушается: «что же ты наделала, если бы я третьего родила, он бы на веки человеком стал» и вместе с детьми улетает.  «Днём он был змеем-гадом, а ночью парнем» – дело сугубо семейное, куда тёще нос совать не следует – это то, что считывается на поверхности. Сказка в течение времени обрела жанр бытовой истории, но основная идея осталась. Вероятно, это единственный случай, когда сказка заканчивается трагически, что указывает на её древние корни. Несвоевременное уничтожение шкуры влечёт  исчезновение человека. Здесь душа человека перешла в тело животного, но бог-жрец не состоялся. С уничтожением животного погибает и человек. А что будет, если человек доносит шкуру животного до окончания срока, наверное, как Анубис богом-жрецом? Таких сказок в семействе человек-животное не существует, но в сказке «Заколдованная королевна» медведица благополучно превратилась в красавицу, божество плодородия (Артемиду?)
Позитивное окончание сказок человек-животное сопровождается   дополнительной цепочкой последующих бродячих сюжетов, где герои после уничтожения шкуры остаются живыми, но обыкновенными людьми, утратив магические способности. К таким сказкам относится, например «Муж-осёл». Женщина родила сына-осла. Девушка выходит за него замуж, ночью он сбрасывает ослиную шкуру и превращается в мужчину. Жена сжигает его шкуру и муж исчезает. К сказке добавляется следующий сюжет: женщина идёт на поиски своего мужа подобно Марьюшки из сказки «Финист-ясный сокол». Такой же сюжет у сказок других подобных сказок «Парень-уж»  (жаба, рак…). В сказке «Парень-рак» в конце, когда его нашла жена, он говорит: «Теперь моё время быть раком прошло, могу идти на Русь», то есть, время быть животным ограничено и есть следующий носитель панциря? Временные рамки ношения шкуры  были и у царевны-лягушки: «Эх, Иван-царевич! Если бы ты три дня подождал, я бы навек твоей была». Все герои этих сказок молоды и терпят неудачу после бракосочетания, но через ряд испытаний они снова воссоединяются. Вина всему одна: не вовремя уничтоженная шкурка.
Подобные сказки утрачивают первоначальный сакральный смысл, превращаются в инициацию, в фарс и обретают жанр бытовой истории.  В сербской сказке «Жена-черепаха» муж изрубил черепаший панцирь жены, она не исчезла, но запретила мужу задавать  неудобные вопросы о её происхождении. В русской сказке «Сопливый козёл» жена сжигает козлиную шкуру мужа и ничего…стали жить поживать и добра наживать. По сюжету муж в образе сопливого козла, вызывающего отвращение, испытывал  терпение жены. Сюжет о девицах жабках и лягушках довольно распространённый   существует и в сказках Европы. В немецкой сказке младший сын короля бросил перо в поисках невесты, оно попало к жабе, она отдала ему свою жабку, которая в конце сказки превратилась в умницу, рукодельницу и красавицу. Здесь неказистая девочка превращается в красивую девушку.  Взяли на воспитание будущую жену для своего сына.
А.Н. Афанасьевым представлено несколько вариантов сказки «Царевна-лягушка». В этих одноимённых сказках нельзя не заметить магические способности лягушки, превращение в лебёдушку, вероятно, она умела вызывать дождь, она однозначно носила свою тотемную шкурку, проявляла себя как жрица или божество плодородия.   Иван Царевич метнул стрелу и нашёл лягушку на болоте. Днём она была лягушкой, а ночью – красавицей. Иван сжигает лягушачью шкуру, жена улетает, он  отправляется на её поиски и  приходит к Яге. Она  мать лесных животных, но чаще её называют лягушачьей матерью, а Василиса – её дочь, следовательно, лягушка.  Яга направила Ивана-царевича по мотивам заговора на тоску любовную: на море-океан, на остров Буян под белый камень… он добывает яйцо, старуха печёт на нём лепёшку, даёт царевне и любовь возвращается. Другой вариант. Младшему царевичу досталась царевна-лягушка, он сжигает её шкуру, она улетает к Яге, он отправляется на её поиски. В это время Баба-Яга превратила Василису в веретено, а Иван должен был его поломать, остриё бросить за спину, а корень – перед собой. Поломать что-то –  значит отказаться от старой жизни и начать жить по-новому. В другом варианте сказки тоже действия касается стрелы. Баба-Яга говорит: «Жаль мне тебя, Иван-богатырь, изволь, я тебе услужу и покажу тебе твою супругу, ибо она ко мне прилетает каждый день для отдыху. Только смотри, как она будет отдыхать,  ты в то время старайся её поймать за голову. И как поймаешь, то она начнет превращаться лягушкой, жабой, змеёй и прочими гадами, то ты всё не опускай, а напоследок превратится она в стрелу, то ты возьми ту стрелу и переломи ее на колено: тогда уже она будет вечно твоя». Так он и сделал: вытряхнул всё колдовское, связанное с лягушкой, жабой, змеёй и другими гадами, поломал  её (стрелу) о колено и она предстала перед ним обычной женщиной.
Превращение и оборотничество присутствуют и в сказках и в греческой мифологии.  Дионис превращался в разных зверей, пока не превратился в жертвенного быка. Метида, сопротивляясь Зевсу, в его объятиях принимает образы льва, змеи, дерева. В гомеровской «Одиссее» дочь Посейдона Эйдофея даёт совет Менелаю относительно пророка Протея:
«Прежде всего, тюленей он считать и осматривать станет.
Их осмотрев и сочтя по пяти, на последок и сам он
Ляжет меж ними, как пастырь меж стада, и в сон погрузится
Вы же увидев, что лёг и что в сон погрузился он, силы
Все соберите и им овладейте; жестоко начнёт он
Биться и драться – из рук вы его не пускайте, тогда он
Разные виды начнёт принимать и являться вам станет
Всем что ползёт по земле и водою и пламенем жгучим
Вы ж, не робея, тем крепче его, тем сильнее держите».
 Превращение, оборотничество доступно только божествам. Когда Протей принял свой образ, он спросил:
«Кто из бессмертных тебе указал, Менелай благородный
Средство обманом меня пересилить? Что ты желаешь?»
Другими словами, кто тебе открыл секрет оборотничества, доступный только божествам? То  же действие проделывал и Геракл с морским вещим старцем Нереем. «Правило борьбы с оборотнем гласит: схватив, надо крепко держать добычу и, неотступно борясь, не выпускать её из объятий, и тогда морок обманчивых видений спадёт, и оборотень предстанет, как истина, в своём подлинном виде, но уже  как истина завоёванная» (Я.Э. Голосовкер).
Сказка «Царевна-лягушка» в обработке М. Буланова самый известный классический вариант,  куда добавляется сюжет о законе престолонаследия.  Об этом законе хорошо знали в древности. В мифах есть сказание о Пелопсе и Гипподомии. Пелопс тот самый, которого сварил отец, а боги оживили, влюбился в дочь царя Гипподамию.  Он был не единственным претендентом на её руку и сердце. Все женихи погибали. Причиной  гибели  был её отец. Ему было предсказание, что он погибнет от руки зятя. Поэтому, отец устраивал состязание с женихами его дочери на колесницах, но никто из юношей не мог его обогнать. Пелопс дерзнул. Условия были следующие: победитель убивает побеждённого. Благодаря подкупу возницы, а в другом варианте хитрости Гипподамии, Пелопс одерживает победу, убивает царя и становится на его место. Гипподамия спокойно выходит замуж за отцеубийцу.
В нашей сказке старик приказывает своим сыновьям стрелять из лука. В какой стороне упадет стрела, там искать суженую. Младший  сын Иван-царевич находит стрелу на болоте. Лягушка сидит на кочке,  стрелу держит и просит взять ее замуж. Иван берёт её к себе.  Днём она – лягушка, а ночью – красавица. Отец принимает невестку-лягушку и испытывает одинаково всех девиц на умение вести хозяйство, а по сути, они проходят обряд инициации.  Со всеми заданиями лягушка отлично справляется. Отец приглашает на пир  царевичей со своими молодыми жёнами. Иван-Царевич уходит на пир  первым, она и наказывает: как спросят, где твоя жена, говори: «моя лягушка в коробчонке едет», дома она снимает с себя лягушачью шкуру и появляется  среди пирующих гостей девицей-красавицей. В польском варианте этой сказки жаба-королевна отправляет на пир мужа и говорит: «Когда станет накрапывать дождь, скажи: «Моя жена умывается дождевою росой»; когда блеснёт молния, скажи: «Моя жена начинает одеваться»; а когда загремит гром, скажи: «Вот моя жена едет». Здесь видна прямая отсылка нашей героини к небесным божествам плодородия. На пиру царевна-лягушка кладёт в один рукав кости, в другой рукав выливает напитки и выходит танцевать. В своём  танце она показывает  чудо с лебедями и озёрами.  Невестки повторяют её действие, но кроме смеха у гостей ничего не вызывают. Иван бежит домой и сжигает лягушечью шкуру. Царевна-лягушка сокрушается: «Эх, Иван-царевич, что же ты наделал! Зачем спалил мою лягушечью шкуру? Если бы ты три дня подождал, я бы вечно твоей была…» казалось, обиделась на всё жизнь, но тут же сообщает свой адрес: «Ищи меня за тридевять земель в тридевятом царстве, подсолнечном государстве» и добавляет, что зовут её Василиса Премудрая. Обернулась белой лебедью и улетела к своему отцу Кощею как будто по заранее спланированному плану. Иван-царевич отправляется на поиски своей жены Василисы Премудрой. На пути он встречает старика, тот говорит, что «Василису превратил в лягушку на три года её отец Кощей Бессмертный за то, что она мудрее его». Он выгнал конкурентку со способностями к колдовству, наложив на неё обет ношения шкуры сроком на три года. Согласно сказке, если отец так жесток, почему она сразу после замужества прилетела к нему? Чтобы   посадить на трон Ивана-царевича в своём царстве, она же Премудрая!
 Иван узнаёт от Бабы-Яги как найти дорогу к месту, где живёт его суженая и как её освободить. По словам Яги необходимо сначала убить Кощея, но его   смерть  на конце иглы. Игла в яйце… и т.д. ларец на высоком дубе. Баба-Яга переориентировала  Ивана-царевича и основной его целью  становится не поиск царевны, а добывание яйца, в котором причина смерти Кощея. Иван-царевич находит ларец,  добирается  до иглы в яйце,  ломает её  и Кощей падает замертво.  Ритуал отстранения от власти старого жреца совершён. В сказке наиболее ярко  отражается закон престолонаследия. «Причина насильственной замены старого царя новым кроется в том, что царь, который был одновременно жрецом и магом… при наступлении старости начинал терять свою магическую потенцию». У Кощея  не было сына, но  была  дочь Василиса Премудрая.  «В том случае, если у царя-жреца есть только дочь, то его должен убить зять-пришелец» (Дж. Фрэзер). Зятем становится Иван-царевич  чужой по крови. По сюжету выходит, что Иван-царевич способен соблюдая варварские законы престолонаследия  не пощадить своего будущего тестя, через запятую тут же взять в жёны его дочь и устроить пир на весь мир. А мы недоумеваем, как это? Пришёл юноша, убил отца своей невесты и она, как ни в чём не бывало, выходит за отцеубийцу замуж.
Дж.  Фрэзер в «Золотой ветви» исследует  порядок престолонаследия у племён древнего Лациума.  «Царём становился мужчина из другого клана, может быть, из  другого города из другого народа, который женился на дочери своего предшественника и благодаря чему получил царство. Дети, которых он  от неё имел, наследовали не его род, а его имя. Наследная царская кровь передаётся только через дочь, то есть по материнской линии. Это следствие племенных внебрачных отношений, когда женщины племени были общими.  Возмужавшие сыновья пускались в путь «куда стрела полетит» женились или  селились в качестве царей или простолюдинов. Кроме примера ритуала убийства царя-жреца, приведённые Фрезером, на Руси был обычай: убивший князя, становится княжить на его место. И никакого уголовного дела.
В  сюжете сказки «Царевна-лягушка» можно увидеть  бытовую историю о девушке, которая тайно встречалась с юношей. Днём она была неприметной,  а ночью являлась к нему красавицей. По мотивам этого сказочного сюжета А.С. Пушкин, вероятно,  написал  повесть «Барышня крестьянка».
И ещё интересное наблюдение, касающееся нашей сказки. Игла – причина  смерти Кощея спрятана в сундуке в конечном итоге в  яйце. Яга сказала Ивану-царевичу: «Смерть Кощея на конце иглы», возможно, имея ввиду стрелу с насаженной на неё роковой иглой, но Иван её ломает. Здесь произошла компиляция  сказок, где герой ломает свадебные женские предметы и  перенос того же действия на мужской персонаж, который не имеет к игле никакого отношения: он не невеста Василиса, да и уколоться  не мог, потому что не Спящая Красавица. Игла принадлежит Василисе в более древнем сюжете без участия в нём Кощея.   Но как бы то не было, а игла как роковой предмет сыграла свою роль. 
Возвратимся к закону престолонаследия, оставивший след  в сказке. В древности человек сопоставлял свою жизнь с природой: зрелый плод умирал, ронял семя, чтобы на его месте возрождался новый плод. Брошенное в землю семя допустим пшеницы, умирает, давая жизнь новому ростку подобному себе.  С точки зрения материалистической философии  убийство  старого жреца, обеспечивающего плодородие земли и становление на его место молодого, по сути, ритуал, взятый из подобия умирания и возрождения природы. В его основе лежит диалектический закон отрицания. Античная философия распространялась подобно литературе в устной форме. О ней  доступно могли говорить на площадях, рынках и, конечно, передавать из уст в уста. Гераклит  был одним из основателей древнегреческой материалистической философии. Во  фрагментах его труда «О природе»  он близко подошёл к понятию бессмертия природы и выдвинул  её законы.  Один из законов гласит, что одна материя живёт смертью другой. Гераклит затронул важный философский аспект «творческого отрицания»,  который впоследствии развил немецкий философ Гегель в законе отрицания.  В диалектике природы категория отрицания означает превращение одного предмета в другой путём уничтожения первого. Перенос бессмертия природы на обрядовую и ритуальную площадку  даёт пышную фантазию для мифов и сказок. Сюжет об уничтожении Кощея Иваном-царевичем в сказках, является древнейшим жреческим ритуалом отстранения от власти, основанном  на  диалектике природы. Закон отрицания   работает в растительном и животном мире в цикличности годового круга.