Яблоня

                Впервые он поцеловал её весной, в цветущем яблоневом саду. Она и сама была похожа на яблоньку в белом ситцевом платье с маленькими рукавами «фонариками». Она прильнула к нему, приподнявшись на носочки, а её нежные руки, как ветви яблоньки, обвивали его шею, а губы были мягкие, сладкие, горячие. Он держал её, слегка дрожащее тело, за тонкую талию и её дрожь и тепло передавались и ему. У него даже закружилась голова от счастья, и ему казалось, что он в каком-то волшебном сне и не было желания просыпаться.
- Яблонька, яблонька моя милая… - только и сумел прошептать он от избытка чувств и страсти первого поцелуя.

А уже осенью сыграли свадьбу. Его родители перебрались в старую, небольшую избу своих родителей, а молодым оставили большой, ещё новый дом. Как-то вечером, до переезда, Иван подсел к отцу на скамейку около крыльца. Был ещё тёплый осенний день. Закатное солнце уже не слепило глаза, не было и надоедливых комаров и мошек. Отец, как всегда перед сном, курил свою любимую махорку.
- Батя, что же вы съезжаете? Разместились бы вместе. Как говориться, в тесноте, да не в обиде.
- Не в этом дело, Ванюшка. Я со своим отцом рубил этот дом в расчёте на детей. Мой батя так и говорил, что, мол, и детям будет где жизнь начинать.
- Так у бабушки изба совсем маленькая.
- А нам с матерью много не надо, мы по-стариковски и в старом свой век добьём. Вы молодые, у вас свой уклад, у нас был свой, разногласия начнутся. Ни тебе, ни нам этого не надо, - рассудил лтец, прищурив правый глаз от едкого дыма.
- Да вроде всегда жили мирно, и люблю я вас.
- Оно, конечно, так. Но тогда ты дитём был, а сейчас ты глава своей семьи. Есть разница? Вот то-то и оно! А я остаюсь главой своей семьи. Так что не уговаривай, я уже всё решил и мать с этим согласна.
- Ну, как знаешь, - встал со скамейки Иван.
- Знаю-знаю. И родители мои поддержали это решение. За ними тоже надо присмотреть, батя совсем хворый, - пепел с самокрутки упал прямо на штаны отца и он аккуратно стряхнул его рукой, - погода завтра должна быть погожая.
- Похоже на то, - согласился Иван, уходя в дом.

               Через неделю после свадьбы Иван принёс домой саженец яблони.
- Веруня, где посадить яблоню? Давай за домом. Утром будешь просыпаться и видеть яблоню в окно. А весной она будет цвести, как тогда, помнишь?
- Как же я могу забыть… тот день!? – улыбнулась Вера, - посади лучше перед кухонным окном, тогда мы все будем её видеть, и с улицы она будет видна, пусть все радуются нашему счастью.
- Веруня, какая ты умница! Точно, зачем скрывать нашу любовь, пусть все видят наши чувства, - согласился Иван.
Сажали яблоньку вместе. Посадив, долго сидели на скамье у крыльца обнявшись, довольные и счастливые. Саженец был похож на рогатулину - из общего ствола расходились две ветви.
- Видишь, милая, как две ветви из ствола растут? Это ты и я.
- А ствол один, словно душа и сердце у нас одно на двоих.
- Да, так и есть. Мне без тебя нет жизни, - согласился Иван, ещё крепче обняв свою Веруню.
- И мне тоже! Люблю я тебя, Ванечка, всем сердцем.
Иван поцеловал Веру, и вновь учащённо забилось сердце, а сладость поцелуя пьянила.
Мимо их дома проходила соседка с вёдрами на коромысле и через низкий забор увидала обнявшихся Ивана с Верой.
- Всё не намилуетесь? Не стыдно на людях-то?
- А ты не смотри, иди себе, да иди, -рассмеялся Иван.
- Я-то пойду… А чой-то вы корявую яблоню посадили, как рогатка? - удивлённо-осуждающе спросила соседка.
- Светлана, это не твоё дело. Идёшь за водой, вот и иди.
В месте выбитой штакетины забора показалась белобрысая голова сынишки Светланы, и он начал корчить рожи, высунув язык. Светлана ударила рукой по заду сына и голова тут же исчезла.
- Мамка, больно!
- А я тебе, паршивец, сколько раз говорили не корчить рожи? Иди домой! – снова замахнулась рукой на сына Светлана.
- Я с тобой хочу, - захныкал «паршивец»..
- Домой иди, сказала!
- Я папке скажу, что ты дерёшься.
- Я и папке поддам! Иди домой! - - пригрозила мать.
Иван с Верой рассмеялись. Светлана пошла дальше, гремя раздражённо вёдрами, а её сынишка обиженно поплёлся домой и по дороге подобранной палкой со злостью бил по ещё зелёной траве.

               А вскоре Вера родила дочь и жизнь в молодой семье стала приобретать новый смысл. Дочку назвали Настей в честь матери Веры. А через пять лет родился сын Егор. К этому времени яблоня подросла и стала большой, ветвистой и под её кроной, по просьбе Веры, Иван смастерил дощатый стол и две скамьи.
Летними, тёплыми днями Вера, поставив на стол под яблоней ручную швейную машинку, шила для Настёны платья, для Егорки распашонки и счастливо улыбаясь, глядя, как Настёна из лоскутиков ткани вырезает ножницами одежду для любимой куклы.

Яблоня словно притягивала к себе членов семьи. Зимой её вместо ёлки наряжали самодельными игрушками из бумаги и ваты. А как только начиналось лето, в тени её кроны за столом устраивали чаепитие с пирогами. Иван после работы или поздним вечером любил посидеть под яблоней на скамейке, покурить, думая о приятном. Вера же на столе перебирала овощи с огорода или что-то шила и вязала. В особо жаркие летние дни обедали тоже под яблоней. Подросший Егорка на столе играл со своими машинками. Приятно было осенью, одевшись потеплее, сидеть за столом с самоваром и, блаженно улыбаясь, пить чай с малиновым вареньем. А от яблок шёл такой аромат, что не надышаться. А то вдруг сверху с яблони на стол падает зелёный червячок. Все смеются.
- Мам, посмотри, он тоже с нами хочет чай попить.
А однажды яблоко упало прямо на голову Ивана.
- Тук-тук, откройте! – хохочет Иван.
- Ну, ты, папка, даёшь! Вырастил яблоню на свою голову! – хихикает Настя, и все смеются над отцом.
- Сигнал даёт, чтобы яблоки уже собирали, - смущённо отвечает Иван, потирая ушибленное место.
А у яблони плоды крупные, сочные, сладкие, с блестящей красно-жёлтой кожурой. И каждый год плодоносит обильно, словно благодарит за любовь к ней Ивана и Веры. А детям невдомек, почему родители с такой любовью относятся к яблоне. Почему мать называет её «голубушкой», а отец «милой». Почему весной, когда яблоня цветёт, родители, уложив их спать, садятся на скамейку под яблоней, и, обнявшись, о чём-то шепчутся или тихо поют.

               А вот уже и Настя, окончив школу, поступила в городе в институт, а окончив его, вышла замуж и осталась жить в городе. Егор же, окончив в городе сельскохозяйственный техникум, вернулся в деревню и стал работать в МТС. Женился.
Невестка сразу не понравилась Вере. Она чувствовала неискренность, не возникала душевная близость и порой в глазах невестки проскальзывала злость. А когда она стала привязывать верёвку для сушки белья к яблоне, Вера возмутилась и сделала ей замечание. Невестка впала в истерику, но больше к яблоне не подходила.
Прошёл год, второй, а детей у молодой семьи всё не было. Однажды Вера в магазине разговорилась с бабкой Матрёной из невесткиной деревни.
- Любка-то? Что ты, милая! Окрутила она твово Егорку, куды ево тока глаза смотрели. Распутная девка, и детей от неё не жди, не будут. Её так почистили, что тока матку не вынули. Мы и сами удивились, кады твой малец её замуж взял. Околдовали его, верно говорю.
Вера ничего не сказала мужу, но с того времени стала прибаливать всё чаще и чаще. Появилась слабость, головокружение. Врач в городе по поводу её состояния ничего вразумительного сказать не смог. И травы деревенской знахарки не помогали.
- Видно, сердешная, на тебя порчу кто-то навёл, а может отравилась чем. Мои травы всегда помогали, а тут какая-то непонятка, - убеждённо поведала знахарка, - ох, милая, не знаю чем тебе и помочь. В церковь тебе надо сходить, может там чем помогут.
Но и священник не помог. Вера похудела и теперь больше лежала в кровати, лишь изредка выходя во двор.
- Ванюша, доведи меня до яблоньки, посидеть я около неё хочу, пока жива, - ласково попросит мужа.
- Да что ты такое говоришь, Веруня!? Мы ещё с тобой внуков от Егорки не дождались, а ты такое говоришь, - пытается утешить Веру Иван, отводя взгляд в сторону, всё понимая.
- Не будет у него детей, - горестно вздыхает Вера, а у самой глаза полные слёз.
- Это почему же?
- Знаю, давно знаю.
Сидит на скамье под яблоней тихая, бледная, улыбается, а слёзы текут, текут по щекам. В голубом, осеннем небе высоко-высоко летят журавли, а их курлыканье хорошо слышно.
- Меня зовут. Скоро и я полечу, - спокойно говорит Вера, высматривая в небе журавлиный клин.
- Веруня, не говори так! Больно мне, когда ты такое говоришь! – а у самого слёзы наворачиваются.
- А ты не видишь? Уже и яблонька со мной прощается.
Прошедшей зимой, в сильные морозы, ствол яблони лопнул вдоль и одна из ветвей начала засыхать. Сначала весной кое-где были листочки, но потом они начали вянуть и опадать. Ветки потеряли упругость, стали сохнуть и как не пытался Иван спасти яблоню, стянув две ветви друг к другу проволокой, это не помогло. Яблоня словно чувствовала угасание Веры и умирала вместе с ней.
Зимой Веры не стало.

               Иван тяжело переживал смерть Веры, его Веруни, его «яблоньки». Целыми днями сидел под яблоней, стал мало есть, осунулся, редко брился, ничем не интересовался. Его даже не обрадовал приезд летом Насти с детьми на выходные. В следующий приезд она вечером подсела к отцу на скамейку под яблоней, прижалась к нему, как когда-то в детстве.
- Пап, я поговорила с Витей. Мы хотели бы забрать тебя в город, у нас большая квартира, места всем хватит.
- Не могу.
- Но почему? Как ты можешь жить здесь с этой… с этой… ну, ты понимаешь меня? А я не смогу больше приезжать сюда, - уговаривала Настя отца.
- Не могу, Настя. Тут мои родители похоронены… Вера. Тут и я лягу.
- Ты можешь приезжать сюда.
- Не могу я, Настя, яблоньку оставить пока она жива.
- Причём тут яблоня? Она уже почти засохла, - не понимала дочь.
- Засохла только Верина ветвь, а моя… а моя ещё живёт, но тоже уже засыхает. Так что нет мне ни смысла уезжать, ни желания.
- Ты так о яблоне говоришь, как о человеке.
- Эта яблоня – наша с Верой любовь. Под ней всё начиналось, под ней и с ней всё закончится.
- А ты мне никогда об этом не рассказывал.
- У каждой любви, Настёна, есть своя тайна. Не могу я предать нашу любовь. Не могу! – и, поцеловав Настю в голову, добавил тихо, - спасибо тебе, дочка, но пойми меня правильно и больше не уговаривай.
- Я понимаю, мне мамы тоже не хватает - так же тихо ответила Настя и поцеловала отца в щёку. Они ещё долго сидели прижавшись друг к другу, и Настя гладила большую, тёплую ладонь отца. Уже и день угас и от закатившегося за горизонт солнца, только дапёкие облака ещё были окрашены розовым цветом прощальными лучами небесного светилы.

               Через год, в конце апреля Егор купил новую машину «Жигули». И хотя в ней надобности не было, так как у него была служебная машина, на покупке настояла Люба.
В воскресный день, после обеда, Егор, взяв топор и ножовку, подошёл к яблоне. На скамейке за столом сидел Иван.
- Батя, мне надо яблоню срубить.
- Что!? – Иван даже приподнялся со скамейки.
- Мне машину некуда ставить, яблоня мешает во двор заезжать.
- Не позволю! – ударил Иван кулаком по столу.
- Да ты что, батя? Прямо таки взбесился.
- Эту яблоню мать твоя сажала! В ней её душа и наша любовь!
- Какая душа? Какая любовь? О чём ты говоришь? Она уже засохла, - упорствовал Егор, не принимая слова отца всерьёз.
- Не засохла! Пока я жив и она живая. Душа и любовь не умирает! Только тебе этого не понять – верно, у тебя ни души, ни любви нет! Хочешь яблоню срубить, так сруби сначала меня, а уж потом мать! – Иван с силой бросил кепку на землю, рванул ворот на рубашке, обнажив шею, - руби!
- Какую мать? Она давно умерла.
- Это для тебя она умерла. А для меня её душа здесь, в этой яблоне!
Из дома на крыльцо вышла Люба и, подбоченившись, стала слушать разговор Ивана с сыном.
- Это жена тебя уговорила срубить яблоню? – спросил Иван, увидав Любу.
- А хотя бы и так. Надо же мне машину где-то ставить, не на улице же ей стоять? – съязвил Егор.
- Тебе видать машина дороже матери! Что же ты всё своё детство под яблоней провёл?
- Я своим детям беседку сделаю.
- Не будет у тебя детей!
- Ты, батя, не заговаривайся, не зли меня, - угрожающе произнёс Егор.
- А ты жену свою спроси. Как положено мужику спроси.
- Ты о чём?
- О том, Егорка. Выскребли её ещё до тебя. Мать перед смертью рассказала.
Егор повернулся к крыльцу. Люба моментально скрылась в доме, Егор бросился следом. Из дома послышалась ругань, грохот и звон разбившегося стекла.
Иван сел на скамейку, руки дрожали от возбуждения, в верхней части груди была боль, и он был бледен, как никогда.
Ночью, выйдя на крыльцо покурить, Егор увидал отца стоящего у яблони. Тот обнимал старое, с шершавой тёмной корой дерево, прислонившись к нему головой, словно прощаясь. Егор тихо ушёл в дом.
А рано утром Егор увидал отца спящим за столом под яблоней. Кепка так и валялась на земле, а седые волосы, лежащей на столе головы, шевелил ветерок. Это он подумал, что отец спит, а отец был уже мёртв. Инфаркт.

               Через девять дней после смерти отца, Егор снова взял топор и ножовку и подошёл к яблоне. Из окна дома за ним наблюдала жена. Егор сначала сломал уже ветхий стол и скамейки и замахнулся топором на яблоню, но так и застыл в этой позе… Перед глазами было лицо матери и отца. Отец словно разговаривал с ним.
«- Эту яблоню мать твоя сажала! В ней её душа и наша любовь!
- Какая душа? Какая любовь? О чём ты говоришь? Она уже засохла.
- Не засохла! Пока я жив и она живая. Душа и любовь не умирает! Только тебе этого не понять – верно, у тебя ни души, ни любви нет! Хочешь яблоню срубить, так сруби сначала меня, а уж потом мать!»
Егор опустил топор, вытер пот со лба и снова замахнулся топором.
«- Это для тебя она умерла. А для меня её душа здесь, в этой яблоне!... Тебе видать машина дороже матери!»
Егор выронил топор, схватился руками за голову, плечи его затряслись. Люба плюнула с досады и отошла от окна.
Егор со злой решимостью подошёл к машине, завёл её и поехал к заброшенному песчаному карьеру. Глаза застилали слёзы, а в голове, как сломанная пластинка звучал голос отца, - «Не будет у тебя детей… не будет у тебя детей… не будет у тебя детей…»
Домой Егор вернулся поздно ночью …без машины. От него пахло бензином и гарью. Жена не спала.
- А где машина?
- Нет у меня больше машины, - зло ответил Егор, - значит так, завтра же соберёшь свои вещи и мотай к родителям.
- Что случилось-то? – с опаской спросила Люба.
- Закончилась наша семейная жизнь!
- Егорушка, я же люблю тебя, - как можно ласковее, сдела попытку примирения Люба.
- Знаю я про твою «любовь». Не зли меня, а то в ночь выгоню! – уловив притворство в голосе жены, ответил Егор.

               Осенью Егор подошёл к уже полностью засохшей яблоне, перекрестился и тихо сказал, - простите меня, милые.
Пассатижами перекусил проволоку, соединяющую две ветви, и они упали на пожухлую траву. Егору показалось, что со стоном, и он вздрогнул. Выкорчевал остатки ствола, сложил всё в кучу и поджёг.
Огонь пожирал сухие ветки с яростью, поднимая раскалённые искры в небо. Ветки корчились, как живые, цепляясь друг за друга, пытаясь противостоять огню, потрескивали от боли, но уже со смиреной обречённостью обламывались и раскалёнными кусочками падали вниз, где остывая, покрывались сизым пеплом. Жар от огня был нестерпимый, но Егор не отходил, а смотрел и смотрел, как сгорает его прошлая жизнь, только отблеск огня сверкал в его глазах, наполненных слезами.
Послышалось курлыканье журавлей. Егор посмотрел на небо, но из-за туч журавлей было не видно.
- Летите, милые, летите!
Прибежала соседка, бабка Света, но во двор зайти не решилась.
- Егорка, ты чего учудил? Дом спалишь и свой, и мой.
Егор ничего не ответил. Бабка постояла ещё минут десять и пошла обратно, ворча по дороге.
- Тьфу, паршивец! Никак умом тронулся, такой пожарище развёл.
А Егор, когда костёр прогорел, собрал в ведро золу, выкопал яму на том месте, где росла яблоня, и высыпал в неё золу. На следующий день принёс с работы саженец яблони и посадил его в эту яму.
- Ну вот, батя, и я начинаю жизнь заново и ты с мамой снова со мной.
А весной на яблоньке появились первые листочки, и обрадованный Егор около неё смастерил новый стол и две скамейки.
Летом, узнав о разводе брата, приехала Настя с детьми и подругой по работе. Пили чай у яблоньки, вспоминали родителей, детство, шутили, смеялись. А вечером Егор и Маша долго сидели у яблони и о чём-то тихо разговаривали. Настя подойдёт к окну, посмотрит на них, улыбнётся и перекрестится.
- Господи! Помоги Егорке обрести счастье!

Счастье. Бывает ли оно долгим? Нет, пожалуй, нет. Вся наша жизнь, как езда по бездорожью. То колдобины, то резкие повороты, то обрыв, то камни. Машину трясёт, и по дороге ты теряешь полностью или частично счастье, которое считал незыблемым, постоянным спутником в своей жизни.
Можно ли его сохранить? Да, конечно, но это тяжкий, ежедневный труд души и сердца, твоего понимания смысла жизни, чтобы объехать все препятствия на своём пути. На это не каждый способен, вернее, мало кто способен.

Алексей Балуев (30.08.2023)