Крепкие руки моего деда

  Мое советское детство проходило в деревне. Я хорошо помню дровяник возле дома, накрытый рубероидом, лавочку перед ним, на которой любила сидеть бабушка и встречать моих родителей с работы и просто обсуждать с соседями последние новости. Дед работал сторожем на погрузо-разгрузочной станции, находившейся в нескольких ста метрах от дома. Вечером, в холодное время года, в доме подтапливали печь, я забирался на завалинку, а дедушка ложился рядом и рассказывал мне, как он воевал, как жизнь налаживалась после воны, да и просто, порой, обычные истории из жизни людей, которых он встречал в своей жизни. Я засыпал под треск дров и теплую речь и мне снилось темное небо, усыпанное бесчисленными звездами, цветущий вишневый сад, тропинка на пруд, куры…

  Порой, я просыпался ночью и понимал, что лежу на печи один, спускался вниз и ожидал, когда кто-то проснется и мы будем пить чай, а еще, я мог узнавать по звуку шагов, кто подходит к дому или просто передвигается внутри. На самом, деле, я всегда ждал моего деда, потому что с ним было интересно, увлекательно. Его крепкие руки брал меня и сажали на плечи, и мы шли и весь мир вокруг был у наших ног.

  Наступил момент, когда мои родители получили от завода комнату в коммунальной квартире , и мы переехали. Родители уставали на работе, а после, надо было забрать меня и брата из детского сада, приготовить ужин, помыть посуду, постирать….

 Однажды, я сильно простудился, и температура долго не падала. Ночью третьего дня мне стало совсем плохо, вызвали скорую и меня увезли в детское отделение, где диагностировали воспаление легких. Помню, как все тело дрожало, есть не хотелось, было тяжело поднимать руки и даже говорить, а еще, кровать стояла у окна, через которое дул морозный воздух, раздувая занавески, как парус. В плате было много детей, и все кашляли, чихали и укутывались, как могли.

  Пришли родители и из разговора с врачом я краем уха услышал, что идет ухудшение моего состояния и они делают все возможное…Мама плакала, смотря мне в глаза, отец молчал, опустив голову, доктор разводила руками, пытаясь подобрать слова, которых не хватало.

  На третий день моего прибивания в детском отделении я начал частично терять сознание, мне кололи уколы, чтобы сбить температуру, но к вечеру состояние резко ухудшилось. Вдруг, я услышал стук в окно и краем глаза заметил  лицо своего дедушки, на голове у которого была хорошо знакомая цигейковая деревенская шапка. Далее помню, как он одевал меня беспомощного, укутывал в ватное одеяло и его быстрые шаги и хруст снега.

 Проснулся я ближе к вечеру следующего дня в доме на знакомой печке. Все, во что я был укутан, было сырым, однако, я сразу почувствовал, что дышать стало чуть легче, есть немного сил, чтобы подняться и даже появилось желание покушать и поговорить.

  История моего выздоровления заслуживает отдельного рассказа, но скажу одно, что его (выздоровления) точно бы не случилось, если бы тогда крепкие руки моего дедушки не выкрали меня из больницы и не увезли обратно в деревню, в то место силы, где меня любили, где люди жили и никогда не ругались, заботились друг о друге.