Туда. Там. Оттуда. Ч. 2

               
                Т  А  М

      В  вестибюле санатория подкупала атмосфера спокойствия и организованности, несмотря на мелькание  прибывающе-отъезжающих гостей. Получив номер комнаты, Ия уже собиралась тащить туда пожитки, когда ей было велено тотчас идти на приём к врачу.  Это был сюрприз, ибо Ия по ошибке считала, что в лечении не нуждается. Врач,  измерив  давление, ахнул  и созвал консилиум, не зная, что с ней делать. Коллеги  махали крыльями, удивляясь, как это врач скорой помощи и родные позволили лететь и вообще куда-то ехать после только-что-перенесённого криза. И вообще намекнули на госпитализацию в ближайшем районном центре, так что Иечка чуть  не ознакомилась с системой здравоохранения дружественной страны. К счастью, она знала, что «все болезни от нервов и только одна от удовольствия», поэтому,   работая над собой,  вскоре  вернулась в норму и зажила полнокровной санаторно-курортной жизнью.

       Когда вопрос о госпитализации был снят, врач вручил  Ие распечатку-простыню с подробным указанием  места и времени процедур, в основном, дыхательно-плавательного характера, минуя основную направленность санатория на ванно-грязевое лечение с помощью радиоактивного газа радона, естественно,  в крошечной дозе, не опасной, а напротив, исключительно целебной  для здоровья.
               
                ПИТАНИЕ

       К обеду Иечка не поспела, но четырёхчасовой полдник посетила. Спускаясь  по лестнице, она  восхищалась  чистотой и красотой  интерьера. На каждом этаже возле лифтов удобные мягкие кресла, большие зеркала, цветы. Янтарный и Изумрудный залы гостеприимно открывают двери перед распахнувшими ненасытные желудки гостями. Надо сказать, что питание было возмутительным в том смысле, что оно  было возмутительно вкусным и красивым.  И если умом человек понимал, что пора остановиться, а ещё лучше воздержаться, ибо  в противном случае   внутренности, никогда прежде не сталкивавшиеся  с проблемой переедания, начнут роптать и бурлить,  всё равно подлая жадность толкала его на необдуманные поступки, в конце концов  приводящие  к  бунту ЖКТ.
 
       Согласно  давней советской традиции, гость приписывается  к определённому столику, где ежедневно  предстоит делать выбор блюд. Возьмём к примеру завтрак, на который вами заказан  зернёный творог со сметаной, курочка или рыбка  с гарниром  и чай. Однако в преддверии пиршества вы ещё топаете туда, где на вас призывно взирает аппетитная геркулесовая каша и где очутилась падкая до варенья  Иечка с  разбегающимися глазами: от какого варенья можно сегодня удержаться? Ответ: ни от какого, ибо на неё завлекательно смотрят неотразимые  черносмородиновые и вишнёвые глазки ягод в сиропе.  Теперь ближайшая задача  --  успеть  растрясти на процедурах или прогулке сверхобильный завтрак, чтобы освободить место для неумолимо надвигающейся обеденной трапезы, которая окажется тоже с подвохом.  Дело в том, что в обед, равно как и в наступающий на пятки  ужин, помимо заказанного ассортимента, гость первым делом направляется к огромной менажнице с  нескончаемыми салатами такой притягательности, что ни  останки  здравого смысла,  ни  посылаемые ЖКТ недвусмысленные сигналы остановить его не могут, ибо бешено разыгрывающийся аппетит не обуздать.
 
       В такой неравной борьбе шли дни за днями. После каждой трапезы, да что там церемониться с выражениями, после каждого акта обжорства четвёрка стола №19,  дружно стеная от  коллективного переедания,  разбредается по многообразным процедурам.

       Дополнительным испытанием для Иечки были нескончаемые беседы за столом двух дам. Одна из них, повар по профессии, уже пятнадцать лет поварит в семье главного в стране распределителя пенсий, живущего на Рублёвке; другая – директор кукольного театра  белорусского города.  Найдя много общего, они крепко сдружились да так, что ничуть не смущаясь отсутствием интереса двух других сотрапезниц --   Ии и юной белорусской студентки -- к обсуждаемым темам, не закрывая рта,  обсуждали рецепты  тех или иных блюд и недопустимость сажать лук туда, где раньше был чеснок. А возможно, наоборот.  Старательно борясь с нахлынывавшим чувством,  Иечка начинала этих дам тихо ненавидеть.
 
       Тут у Иечки возьми да случись день рождения. Она знала о существующей в подобных заведениях традиции делать виновникам подарки.  Поздравление именинникам обычно озвучивал культур-трегер  в обеденное время, а подарок появлялся на столе к ужину.  На сей раз это был торт, изготовленный  местным кондитером. Вышло так, что Иечка вошла в зал, когда  как раз называли её имя. Она слегка смутилась, обратив на себя взоры, и под аплодисменты прошествовала на место. Ещё накануне она решила всё-таки устроить праздник себе и всему столу, поэтому за обедом  пригласила сотрапезниц  откушать после ужина  событийный  тортик  под  бокал белого итальянского вина в уютном кафе. И вот там, наконец,  на смену разговорам о луке-чесноке,  под вкус торта и аромат вина  повелась общая беседа о том, что интересует каждого и что особенно интересовало Ию – какова жизнь в Беларуси. В разговоре многое прояснилось и куда-то  исчез весь испытываемый Иечкой негатив: они расстались уже добрыми друзьями. Девушки не остались в долгу и задарили Иечку милыми подарками, благо на территории было много бутиков. В одном из них Ия сделала себе подарок: прелестное белое  колечко с золотыми ободками, которое ещё будет упомянуто.

               
                ЛЮДИ


       Будучи общительной, вернее,  избирательно-общительной натурой, Ия втайне надеялась встретить  родственную душу, умеющую сходно воспринимать мир,  с которой  обнаружатся более-менее общие  интересы. Увы, этого не случилось.

      Был краткий момент, когда Ия  разговорилась с архитектором–москвичкой, но оказалось, что та  отдыхает  с подругой,  и дружбы не получилось. Других вариантов не представилось.  Но Иечка привыкла к уединению и одиночества не испытывала.  Даже по вечерам, несмотря на насыщенную ежевечернюю культурную программу с  танцами и  концертами, она предпочитала гулять допоздна  по набережной, наблюдая превращение сумерек в глубокую ночь.

       Ия заметно выделялась в существующем окружении, судя по замечаниям, вскользь сделанным в её адрес. Но если она  и «выходила из ряда вон», то не яркими нарядами, громким смехом, кричащей косметикой или чем-нибудь, бросающимся в глаза, а, пожалуй, лёгкостью, остроумием, изяществом и  непривычной   для нынешнего времени красивой речью. Иначе с чего бы пожилая дама в лифте  возьми и скажи: « Вот, вот, я с первого дня на Вас смотрю – ни единой морщинки!»  А соседка из номера напротив, дизайнер одежды из Роттердама, сказала, что Ия похожа не на преподавателя,  а скорее на модель.  Наконец,  прожжёный женолюб, новый сосед  за столом,  поговорив с Ией о том  о сём,  на прощание спросил,   не из балетной ли она сферы, а его  жена, неприязненно  глядевшая на Иечку,  с которой слишком заинтересованно разговаривал муж, торопясь на процедуру,  бросила ему через плечо: « Не слишком задерживайся!».  Значит, всё-таки было  что-то неуловимое, отличающее  Ию от широких масс.
 
       Телосложению   широких (в прямом смысле слова) масс, по её мнению,  не помешало бы некое «теловычитание». Ие не по душе был их облик: не нравились плечистые, грудастые, с крупнокалиберным крупом женщины одного измерения сверху донизу в обтягивающей одежде; равно как и мужчины от сорока лет с бритыми, рано облысевшими яйцеобразными головами,  безликими физиономиями и брюхом одиннадцатого месяца беременности. Такой типичный семейный портрет отдыхающих тяготил Иечку. При этом Ия не могла не отметить, что белорусы, похоже, здоровая нация. И часто в лифте мужчины были очень высоки ростом, крепкого телосложения, что говорило об их здоровье.
 
       Зато от персонала санатория Ия была просто в восторге: абсолютно все без исключения  были доброжелательны и приветливы, судя по их реакции на любые  просьбы и вопросы – всегда с терпением, готовностью помочь и  умением эту готовность претворить в реальную помощь.
               
                ПРИРОДА

           Ия заметила санаторий издалека. Расположенный на невысоком холме, белоснежный, импозантный, в окружении густого, труднопроходимого леса, он был сравним с  алмазом, играющим на солнце гранями  окон в окружении крупных изумрудов  лесной пущи  на пальце красавицы-Беларуси.
 
        Пора Иечке осмотреться и провести рекогносцировку местности. Не мешкая после полдника, она спускается в вестибюль, где перед ней распахиваются широкие двери, и оказывается на крыльце под стеклянным навесом, надёжно защищающим от природного экстрима. Тут же  хочется раскрыть объятия  пейзажной красоте  и открывающемуся простору. Три шага по ступенькам и она на большой  площадке перед входом: слева и справа от широкой аллеи тянется экзотический,  идеально ухоженный кустарник. Аллея  ведёт к мраморному фонтану, переливающемуся по вечерам  всеми цветами радуги; по бокам  удобные скамейки для отдыхающих. Вскоре Ия обнаружит, что справа, спрятавшись в  гуще заморского кустарника,  притаилась  тренажёрная площадка, скрывающая её от посторонних глаз, куда она ежедневно будет бегать на предзавтрачную разминку. Слева среди кустов мирно  отдыхает зубровое семейство, сооружённое из палочек, веточек и иголочек.
 
       Неподалёку недавно выстроенный  корпус  санатория Альфа Радон, находящийся, в отличие от Радона,  в частной собственности.  Перед зданием роскошный партер, приковывающий взгляд  даже  небольшого  охотника до цветов. К зданию примыкает увитая плющом терраса итальянского ресторана, манящего в жаркую погоду  бокалом холодного  белого вина. Проходя мимо, Иечка мечтает посидеть там, неспешно потягивая вино с лёгкой терпкостью,  за приятной беседой в тенистой  прохладе,  с видом на озарённые лучами заходящего солнца янтарные стволы сосен. Кое-где  проглядывают архитектурно-изысканные двухэтажные корпуса  с эркерами, уютными балкончиками, окнами-бойницами,  с оригинальной раскраской фасада. На первом этаже приветливые бутики, кафе, где Андрей варит прекрасный кофе и даёт в подарок конфету при первом посещении – залог будущих встреч. Обложившись подушками,  она уютно устраивается на террасе, на которой кроме неё никого нет, разве что  неугомонные осы, привлечённые ароматом сладости, исходящим от замысловатого пирожного. Только стройные сосны, позолоченные лучами солнца,  составляют ей  компанию, да иногда мимо пройдёт пара-тройка отдыхающих.
 
       Спустившись с холма, она оказывается на берегу неширокой извилистой речки,  удивительно украшающей  пейзаж. Вдоль левого, облагороженного берега стоят скамейки с нависающей над ними зеленью деревьев и кустов, защищающей от солнца. Дизайн парка восхищает как  замыслом художника в широком смысле, так и теми, кто его реализовал и  особенно теми, кто его так фантастически обихаживает. Изгибаясь вместе с рекой, набережная приводит к небольшому песчаному пляжу и лодочной станции с белоснежными катамаранами. Речка запружена дамбой: она трёхъярусная, сложена из огромных гранитных блоков, по которым  речку легко преодолеть, перепрыгивая с камня на камень через неширокую водную щель. Спустившись к нижней дамбе, Ия замирает от открывшейся красоты. Она смотрит на эту картину глазами Андрея Тарковского: прозрачная вода, неспешно струящаяся над склонёнными водорослями; дно, покрытое крупным камнем  и огромными раковинами; утки, величественно  плавающие по тихой воде,  оставляя за собой удивительные  треугольники; солнечные блики,  играющие  на искрящейся  поверхности почти неподвижной воды.  Увиденная сказочная картина завораживает,  и  Иечка  погружается  в призрачно-волшебный мир.

       Очнувшись, Ия переходит на другой берег и окунается в первозданность. Она идёт по тропинке  у самой кромки воды, граничащей с  безмолвствующим лесом.  Заросшая  дорожка иногда теряется из виду,  и  Ию охватывает лёгкий страх заблудиться, но она тут же понимает, что эта тропа хожена  многими и страх отступает.  Деревья склоняют любопытные ветви к воде, пытаясь разглядеть загадку водного царства.  Густые камыши стоят плотной стеной, образуя преграду и не давая спуститься к воде. На повороте неожиданно открывается островок, густо поросший кустарником: наверняка он оправдывает  своё классическое предназначение Острова Любви.

       В первый же день Ия ступила на неведомую ей, но весьма обжитую тропу, ставшую любимейшим маршрутом. Это была прямая широкая просека, рассекавшая сосновый бор. От случайно встреченного человека она приобрела новые знания: оказывается, сосна – одиночка и не любит близкого  соседства. Она тщательно оберегает своё личное пространство и никому не позволяет посягнуть на него. Заведись рядом с ней берёзка,  и сосна живо выживет её оттуда. Более терпимо она относится к дубу и ели.  В общем, весь лес – это сосна и можжевельник,  благодаря чему лес, хоть и густой, но светлый.
 
        Один-два раза в день Ия совершала пробежку, во  всяком случае, очень бодро вышагивала  почти два километра, пока тропу не пересекали неожиданно появившиеся рельсы. Это была  одноколейка, на которой лишь однажды  она видела  электричку, несущуюся невесть откуда неведомо куда.  Добежав до железки, Ия всегда забиралась на шпалы и,  стоя между рельсами, воздевала руки к небу и восторженно смотрела на его бескрайнюю голубизну,  бездонную глубину и  на величаво поднимающийся  над пущей  уже яркий, но ещё мягко-светлый диск утреннего солнца.  Приглядываясь к освещённым его лучами стволам сосен, Ия заметила, что от утреннего солнца стволы светятся тускло,  окрашенные в бледно-жёлтые тона; днём,  когда солнце в зените, они совсем утрачивают привлекательную окраску, придаваемую им солнечными лучами. И лишь  вечером начинается поистине волшебное действо, если хотите, буйство, когда багрово-багряное солнце направляет закатные стрелы-лучи на жаждущую его тепла и света природу, окуная стволы деревьев в  янтарный сироп. У Иечки от  этого зрелища просто дух захватывало,  и она была готова стоять и любоваться  этой невиданной красотой  до бесконечности. Но наработавшись за день,  солнце неумолимо клонилось  к закату,  ища  успокоения и лишая тем самым деревья неземной красы. Иечка вздыхала: да, ещё одно подтверждение тому, что красота быстротечна.

       Встречаясь  на тропе, люди  непременно обменивались приветливыми репликами. Поскольку Ие было прописано тренировать дыхание, она устраивала на ходу оперную распевку, двигаясь по полутонам вверх-вниз: лесной резонанс придавал её голосу полноту и силу. Завидев встречных, она замолкала, но поравнявшись,  обыкновенно слышала комплименты, ибо помимо распевки Ия напевала романсы, песни  или  любимую арию Риголетто.

       А ещё Ия впервые ощутила лесную тишину. Она внезапно останавливалась на дороге  и, прислушиваясь, недоумевала: в отсутствие всяких звуков она  буквально слышала  тишину. Так она  поняла, что тишина не молчалива. Она даже придумала термин, который ей очень понравился звучанием, сходным с самим определением – «шум тишины». Она судорожно начала прислушиваться, ища источники  неясного шума, создаваемого то хрустом упавшей веточки,  то вылезающим из-под листка жучком,  то мхом,  потревоженным шапочкой любопытного гриба, то качающимися в вышине соснами, то, наконец, глубоким дыханием самой земли.  Иечка стояла  и не могла насытиться завораживающим шумом тишины.

        Она полюбила этот лес. Она ему доверилась. Каждый день Ия всё глубже проникалась любовью и доверием к нему, и он платил ей тем же, не переставая удивлять и радовать, приоткрывая завесу над своими  бережно хранимыми тайнами. «Возвращайся! Мы будем скучать по тебе!", словно говорили сосны ей на прощанье, нежно помахивая верхушками. А Иечка стояла,  запрокинув голову, не в силах оторваться от их величавой красоты, пока у неё не закружилась голова  и она не поплыла вместе с ними в волшебном танце мечты.