Любите ли вы сказки?

                Лешка очень любил сказки в детстве и хотел стать волшебником. Он им и стал, только никто этого не заметил, за исключением разве что Ленки и меня. Ленка и сама была волшебницей. Оба обладали целительским даром. Но дело не только в этом. Они старались увидеть сказку в окружающей жизни. Жизнь всячески сопротивлялась и в конце концов избавилась от обоих. Лешке снились потрясающие по реалистичности сказочные сны, которые могли повторяться или иметь продолжение на следующую ночь. Он их хорошо помнил. У Ленки тоже была эта способность. Но с ней дело обстояло сложнее. Она сочиняла о знакомых людях разные небылицы, в которых они представали в намного лучшем виде, чем в реальной жизни. Эти истории она рассказывала друзьям, в том числе и мне, и я только много позже осознал их фантастичность. Обо мне она, как выяснилось, тоже насочиняла с три короба, и я даже вздрагиваю, вспоминая собственные героические похождения, эхо которых случайно достигло моего слуха. Собственная заурядность, и это ещё очень мягко сказано, начинает резать глаз с особенной силой.

                Ещё до моего знакомства с Ленкой, когда она была замужем за Славкой Титарем, Славка однажды напился и избил её. Очнувшись наутро, Славка оглядел результат своих усилий и бросил пить. Мне Ленка рассказала, что её от разбушевавшегося Славки спас их общий приятель, случайно зашедший в гости в разгар представления, кажется дверь в квартиру осталась открытой. Он, как объяснила Ленка, много лет занимался каратэ. Этот приятель, забыл его имя, врезал Славке одновременно ногой и кулаком, после чего Славка мирно отключился до утра, а приятель оказал Ленке первую помощь. Много позже, уже после моего с Ленкой знакомства, выяснилось, что у этого приятеля неприятности на работе, сократили его что ли, и вообще депрессия, надо его морально поддержать. Ленка, Лешка и я отправились поддерживать приятеля. Я, будучи наслышан о его подвигах, не только в эпизоде со Славкой он отличился, испытывал даже некоторую тревогу в связи с его воинственностью, я не любитель драчливых мужиков. Каково же было моё удивление, когда нас встретил худенький печальный персонаж ростом метр семьдесят. Он суетился, старался нас развлечь, показывал аквариум с рыбками. Я плохо понимал его объяснения, потому что был ошарашен полным его несоответствием образу, жившему в моём сознании после Ленкиных басен. Теперь я понимаю, что Ленкой двигало почти отчаяние, почти депрессия. Масштаб её  личности, её ожиданий совершенно не соответствовал окружающему, точнее её личность не вписывалась в окружающее и таким образом защищалась, чтобы выжить. Мир делал всё возможное, чтобы развеять её иллюзии. Подробно я здесь на этом останавливаться не хочу, но тому примеров вагон и маленькая тележка. Мир иногда мне казался разумным существом, строящим изощренные козни. Интересно, что только в отношениях с Ленкой, и кстати Лешкой тоже, он обретал антропоморфные черты. Возможно, это не мир, а какой-то дух, выглядывал из-за спины мира? Надо сказать, что только рядом с ними я ощущал лукавое присутствие того, что в религиях называется дьяволом. То есть я как бы подозревал некое постороннее разрушительное и глумливое присутствие там, где нарушалось равновесие света и тьмы, где серый фон терял свою равномерность, что ли. Как только Ленки и Лешки не стало, этот странный нематериальный, но очень деятельный дух, совершенно ушёл из моего поля зрения. Но и Бог, или то, что близко к моему о Боге представлению, тоже удалился.

                Я выбрал иные отношения со сказкой. Впрочем, разве мы выбираем? Мне дано то, что дано. Я сочинил небылицы города N и много других небылиц, да ещё и кучу стихов впридачу. Так оно безопасней. Сказка безвредна только на бумаге. Как только она соскальзывает оттуда в реальность, то есть в материальный мир или, как говорят теософы, на физический план, нарушается равновесие света и тьмы и начинаются приключения, в которых я участвовал довольно большой промежуток жизни, но являлся скорее их невольным, хотя и страдающим, зрителем, чем соучастником. Может, и слава богу. Я поэт, а не герой.