Зверинец Мухина

Маруся стояла в коридоре у окна, лицо её пылало, губы дрожали, рука в кармашке передника мяла записку. Её, отличницу, примерную ученицу, с позором выставили из класса! Из-за какой-то ерунды! Всё Мишка Мухин со своими тайнами: передай Касимовой, только никому ни слова. И записку сунул под партой.

Ещё пятнадцать минут до звонка, она стоит в пустом коридоре, где в любой момент может появиться завуч или даже директор Ксения Борисовна. Что она им скажет? Что Мариванна выгнала её с урока за плохое поведение? Это невозможно произнести. Что у неё заболела голова, и учительница разрешила ей выйти из класса? Могут проверить или, чего доброго, сразу отправят в медпункт.

Эти братья Мухины — позор школы, так завуч сказала Ксении Борисовне, когда Маруся ходила в учительскую за журналом. В тот день она дежурила, и приносить Марьиванне журнал перед уроком было её почётной обязанностью. Никогда она себе не позволяла заглянуть в журнал по дороге в класс, как это делали другие. Да это было ей не нужно — одни пятёрки по всем предметам.

У Мишки в шестом классе учится брат Федя. Вообще они мальчишки не плохие, не дерутся, девчонок не обижают, даже всегда уважительно вперёд в дверях пропустят. Но учиться не хотят, еле ползут из класса в класс на горе их маме, которая воспитывает ребят без отца. Может, поэтому Маруся к Мишке так снисходительна… Настолько, что сама вызвалась подтянуть его по русскому.

Вообще-то его надо бы подтягивать по всем предметам, кроме физкультуры, но с русским и литературой — просто завал. Как можно, учась в третьем классе, делать по тридцать, сорок ошибок в диктанте! Ладно бы нарушил правило — написал вместо «о», к примеру «а», тогда ещё можно было бы исправить дело. Но Мишка просто путал буквы, и получалась сплошная галиматья. Его последнее достижение: «Курда нессы рёва стой годы», что должно означать: «Куда несёт река свои воды». Мальчишки из класса узнали про эту хохму и подкалывали Мишку: «Не ссы, рёва».

Мишка, действительно, мог заплакать из-за какого-нибудь пустяка, причём сразу горько и бурно, так что до стоящих напротив долетали брызги слёз. Его и на медкомиссию посылали, вроде даже вместе с братом, хотели их в спецшколу определить, но пожалели мать. Тем более что Мухины — безобидные и не вредные, урок вести не мешают и по-своему способные. Федька уже на районных соревнованиях занял третье место по метанию снаряда, да и Мишка по физкультуре имеет крепкую четвёрку, а на труде сделал скворечник лучше, чем их мастер, Пётр Никодимыч.

Мариванна слегка удивилась, что Маруся сама предложила помощь. Другие прикреплённые: Оля Виноградова и Любка Кондрашова, — отказались от него после первого или второго занятия, а на вопрос, в чём причина, отвечали: тупой он.

Мишка, узнав про Марусино решение, сильно обрадовался, кинулся жать ей руки. Но Маруся убрала их под передник и строго сказала: «Завтра после уроков начнём заниматься». Наверно, на Марусю повлияла Мишкина слезливость. Это всё из-за папы, который ушёл от них в другую семью, тоже с двумя детьми, только девочками. Ей захотелось что-то сделать для Мишки и даже, возможно, подружиться с ним. Если он, конечно, начнёт мыть руки, пёстрые от чернил, с обломанными ногтями и мохнатыми заусенцами. И ещё Маруся хотела посмотреть, как живут братья Мухины, потому что услыхала от Любки, что у Мухиных не квартира, а зверинец.

Мишка жил в уцелевшем после войны трёхэтажном флигеле из тёмного кирпича, который со всех сторон окружали новые «сталинки», светло-серые, с большими окнами. И Маруся подумала, что этот флигель, как и сам Мишка, выглядит рядом с правильными, новыми домами неуклюжим, напоминая про голод, войну. Наверно, флигель скоро снесут, а на освободившемся месте разобьют сквер или детскую площадку. Мухиным дадут новую квартиру где-нибудь в Ульянке, Мишка покинет школу, и они никогда больше не увидятся.

Он шёл первым и рассказывал Марусе про успехи брата, про кино, которое пойдёт вечером смотреть к соседям, и Маруся поняла, что он старается отвлечь её от тёмной и грязной парадной, провонявшей отходами кухонь, от ободранной двери с шеренгой звонков, от слишком длинного и узкого коридора. Мишка открыл ключом дверь комнаты и, пока Маруся снимала пальто, возился с этой дверью, щёлкая замком.

Комната оказалась светлой, почти квадратной, с двумя окнами, выходящими во двор. Маруся достала письменные принадлежности: ручку со стальным пером, чернильницу-непроливайку, листок бумаги в косую линейку. Всё это она разложила перед Мишкой и стала диктовать из своего любимой книжки Николая Носова «Приключения Незнайки и его друзей»:

— В одном сказочном городе жили коротышки. Коротышками их называли потому, что они были очень маленькими…

Видимо, раздался какой-то слабый звук, потому что Мишка весь застыл, как бы к чему-то прислушиваясь. Потом посмотрел в окно и вдруг разом поник, помрачнел и произнёс невнятно: «Ну, щас начнётся». Или Марусе это почудилось, а он перечитывал свой косноязычный диктант? Настала тишина, Мишка по-прежнему сидел надутый и молча вырисовывал всякие финтифлюшки вместо того чтобы писать. И вдруг за стеной раздался грохот и одновременно страшный крик, как будто кому-то на голову свалился шкаф. И опять стало тихо. Мишка покраснел, опустил голову, и Маруся заметила слезу на его реснице.

Что это было? Похоже, у соседей. У них что-то случилось… видимо, часто случается, раз Мишка ожидал, заранее переживал. Она уже собралась задать вопрос, как вдруг низкий хриплый голос за стенкой — явно мужской — запричитал, заплакал: «О-о-о, А-а-а, О-хо-хо, Ай-я-я-яй». И вдруг взвыл так дико, что Маруся даже подпрыгнула на стуле и только сейчас заметила, что в стене имеется дверь, заклеенная обоями и наполовину заставленная тумбой. Ей показалось, что обои слегка колышутся, будто дверь с той стороны пытаются открыть.

Она взвизгнула и бросилась к вешалке, но Мишка быстро перекрыл ей дорогу.

— Не уходи, ну не уходи, пожалуйста, — заныл он, умоляюще глядя мокрыми глазами. — Не бойся. Это Борис, он побесится и перестанет.

За стеной и вправду стихло, и Маруся снова уселась на стул, на всякий случай держа в руках свою шапку.

— А чего он бесится? — спросила она, лишь бы что-то говорить. На самом деле, её нисколько не интересовало, почему их придурошный сосед бесится, ей просто хотелось поскорее уйти, но было жалко оставлять Мухина одного.

— Увидел, что Клавка во дворе гуляет и взбесился, — смахивая слезу, ответил Мишка. Он теперь не отрываясь смотрел на Марусю, словно пытаясь прочесть на её лице свой приговор.

Маруся глянула в окно: никакой Клавки во дворе не было. Наверно, она ушла, Борис и пришёл в отчаяние. Сумасшедшие, рассказывала тётя Женя, очень нервные, по любому поводу у них может начаться припадок. Маруся положила шапку на диван, взяла в руки книгу и приготовилась диктовать дальше, но за стеной вдруг отчаянно заплакал доселе молчавший ребёнок.

— Ну вот, теперь и Тимка! — воскликнул Мухин с непонятным трагизмом. — Нет от них уже никакой жизни!

Будто опасаясь, что его в любой момент могут прервать, быстро заговорил:

— Ты прости, что я подвёл тебя с запиской, — и, увидев, как Маруся отмахнулась, мол, ерунда это, вскочил со стула и тут же оказался на полу, у Маруськиных ног.

— Нет, не ерунда, — продолжил он громче, как бы перекрывая нарастающий за стеной плач. На сей раз плакал уже мужчина, произнося между рыданиями что-то вроде: «Не могу я! Не могу!».

— Я ведь давно хотел тебе сказать, — Мишка отчаянно возвысил голос, но плач и причитания за стенкой тоже усилились. — Я к тебе теперь так отношусь, совсем по-другому!

Мишка уже кричал, но за стенкой тоже поддавали жару. Борис выводил давешнее: «О-о-о, А-а-а, О-хо-хо, Ай-я-я-яй», потом снова загрохотало, и третий, старушечий голос крикнул: «Сволочи, ну и сволочи вы поганые!»

Маруся кинулась к двери, Мишка полз за ней на коленках и в полном отчаянии продолжал что-то говорить: про Таньку Касимову, про записку, которую Маруся наверняка читала и должна понимать, что с Танькой у него всё кончено. Но Маруся не слушала, она накинула пальто и дёрнула ручку двери — та оказалась запертой. И тут боковым зрением она заметила, что подол коричневого форменного платья как-то странно поблёскивает, даже переливается, и в тот же миг Мишка принялся яростно и хлёстко бить по нему ладонью, да с такой силой, что платье на поясе затрещало по шву.

Маруся пригляделась и увидела, как с Мишкиной руки слетают коричневые жёсткие капли и, попадая на пол, расползаются в разные стороны. Клопы, догадалась Маруся и едва устояла на ногах, так ей внезапно стало худо.

У них дома тоже иногда появлялись клопы, как говорила тётя Женя, от татар переползали. Она почему-то не любила татар — наверно, ещё со времён татаро-монгольского ига — и всякую напасть всегда приписывала им. Клопов было немного, что не мешало тёте Жене объявлять химическую атаку и, отправив их с Олей к маминой подруге Эльке, которая жила этажом ниже, на пару с бабушкой полдня обрабатывать вонючим раствором всю квартиру. Но у Мухиных с клопами была просто катастрофа!

Маруся припала к двери и стучала ослабевшими кулачками, а Мухин, встав с колен и дыша ей в лицо чесночной колбасой, говорил уже чуть слышно: «Не уходи, не бросай меня, чего ты боишься, это всего лишь клопы, чего их бояться…». Она видела ключ в его руке и повторяла в накатившем безумии, что Мишку никогда не бросит, придёт в другой раз, только сейчас ей очень надо домой, очень-очень.

Он всё же открыл, и Маруся юркнула в коридор. Сначала она перепутала и побежала в другую сторону, но вскоре уткнулась в огромную, с низким потолком кухню, где за столами возились с кастрюлями три женщины. А когда бежала обратно, успела заметить, что Мишкина дверь открыта, а он сам ничком лежит на диване и возможно плачет. Но Марусе уже было всё равно.

Открывая входную дверь, она услышала за спиной протяжный скрип и обернулась. Из соседней с Мишкиной комнаты — как раз из той, где бесновался Борис и плакал бедный Тима — выглянула старуха, и тут же у неё из-под ног выскочили два матёрых котищи: чёрный, практически не видимый в темноте коридора, и рыжий, с ободранным ухом. Сбивая Марусю с ног, они проскочили в открывшуюся дверь и кинулись во двор. Уже с лестничной площадки Маруся услышала за спиной: «Сволочи, ну и сволочи поганые!», а по двору разносилось: «А-а-о-о… не могу! не могу и-я-х!»

Так это были коты?! А Клавка, выходит, кошка. То-то ей показалось, что подобное она уже где-то слышала, и сразу вспомнила, где: в Прибытково. Тогда ещё тётя Женя сказала, что соседский Васька всю ночь им спать не давал, видно чья-то кошка гуляет. Но теперь это уже не важно. Она вырвалась, вырвалась из этого зверинца! И никогда ни за что не придёт туда снова.

Маруся побежала к дому и только в парадной вспомнила про записку, которую так и не передала, к тому же измяла в кармане. Но не порвала! Теперь, раз Мухин уверен, что она её прочла, ей и правда захотелось узнать содержание этой записки, имеющей к ней, к Марусе, прямое отношение. Она достала из кармана передника скомканный листок и развернула его: «Таня, приходи после школы к нам во двор, надо серьёзно поговорить. Муха».

Ещё до того, как смысл прочитанного дошёл до Маруси, её удивило, что в тексте нет ни одной ошибки, даже запятые стоят на законных местах. Почерк его, Мишкин. Она даже не сразу поняла, что записка никоим образом её не касается, что ничего у Мухина с Касимовой не кончено, а, пожалуй, только начинается. Всё это отошло на задний план, как совершенно не важное. Одно великое открытие предстало перед изумлённой Марусей: Мишка не тупой!

Дома она первым делом заперлась в ванной и перетрясла свою одежду, но кусачих пассажиров, к счастью, не обнаружила. Ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь из старших о Мишке и узнать, почему он диктанты пишет на двойки, а записку девочке написал без единой ошибки. Но тогда пришлось бы отвечать на вопрос, как чужое письмо попало к Марусе, а главное, почему она его прочла.

Если бы поехать к маме и всё ей рассказать! Маруся была уверена, что мама её поймёт, что она знает причину Мишкиных проблем. Но к маме было нельзя, бабушка велела их с дядей Сашей пока не беспокоить. Маруся слышала, как она говорила тёте Жене вполголоса про какой-то довесок и живые упрёки. И вот это, пожалуй, имело к ней прямое отношение.

Когда на следующий день она сообщила Марьиванне, что с Мухиным заниматься больше не будет, та даже ни о чём её не спросила, кивнула и понимающе буркнула: понятно, тупой. Маруся хотела возразить, что не тупой Мухин, просто у него зверинец, и вообще их дом наверняка снесут. Мишка будет ходить в другую школу, и наконец-то всем, всем станет легче. Но ничего не сказала, ведь тогда начались бы вопросы, могла всплыть записка и коты с клопами. Как сказала бы тётя Женя, некрасивая история.