Исторический момент

— Завтра приходите в белых передниках, а мальчики в белых рубашках. Будем фотографироваться классом. Да, Гуменная, белый бант можно, но только белый, а не голубенький или розовый, как в прошлый раз.

Марьиванна собирала тетради в большую клеёнчатую сумку: домой, проверять. Журнал уже был в руках Мишки Мухина, который дежурил в этот день, и Марьиванна поглядывала на него с подозрением — может утащить и переправлять свои двойки. Но Мухин был не в настроении, наверно, заранее переживал из-за отсутствия белой рубашки. Может завтра и вовсе не прийти, «заболеть», чтобы не портить классную фотографию своим непраздничным видом.

В прошлом году, когда всех фотографировали, Маруся была в санатории, но фотографию класса всё же получила. Правда, без себя. Она знала, как распределяются места. В первом ряду сидят — или стоят, это зависит от фотографа — самые маленькие ребята. Во втором ряду, посередине — Марьиванна, а с боков двое отличников. Если их больше, то остальные — в третьем ряду по центру, над Марьиванной. Чтобы она вся-превся была в отличниках. Вправо и влево от отличников выстраиваются хорошисты, а троечников и двоечников ставят по краям, где больше всего искажаются лица. Маруся обычно где-то рядом с Марьиванной.

Она очень ответственно готовилась к съёмке. Уговорила тётю Женю купить две новые капроновые ленты: прозрачно-белые, с узкими шершавыми полосками по краям, придающими бантам особую упругость. Бабушка выгладила её белый передник, к сожалению, простой, без оборок и кружев. Зато воротник и манжеты пришили Олины, в дырочку и с вышивкой гладью. Когда Маруся утром одевалась и посмотрела на себя в зеркало, ей очень понравилась эта нарядная девочка с двумя косичками в воздушных бантах и небольшой вьющейся чёлочкой, которую она самовольно вечером выстригла, за что получила от бабушки нагоняй. Но ничего поделать уже было нельзя, и тётя Женя накрутила чёлку щипцами к неудовольствию бабушки и радости Маруси.

Был один спорный и весьма существенный момент — очки. Как фотографироваться: в очках или без них? Очки были круглыми, в тонкой, чёрной оправе и придавали Марусе сходство с кукольным Телевичком. В оптике бабушку уверили, что такая форма и крепление дуг пружинистыми, похожими на жёстких червяков заушниками — самая надёжная. Фотография должна отображать историческую правду, сказала бабушка. Вот пройдёт двадцать лет, ты посмотришь на неё и вспомнишь, что когда-то носила очки.

Считалось, что с помощью очков можно полностью исправить Марусино зрение, довольно плохое. Подбор очков занимал много времени, потом стёкла делали на заводе, иногда что-то не получалось, их переделывали. Поэтому у бабушки в буфете на всякий случай хранилась вторая пара очков, точно таких же. Но польза пользой, историческая правда — тоже вещь хорошая, а красота? В очках Маруся была смешной, и конечно, они никак не сочетались с её нарядом. Нет, уж лучше без очков.

Фотографировались после уроков. Марьиванна куда-то надолго уходила, а фотограф вместе с Валеркой Григорьевым, старостой класса, пытались расставить всех в соответствии с правилами. Фотограф всё хотел перемешать мальчиков и девочек, двоечницу Зинку Грузнову вытаскивал в самый центр из-за миленького личика и высокого роста. Когда же Валерка предъявил всех отличников, включая себя, лицо фотографа приняло задумчивое выражение. Отличников было пятеро, и если Маруся, Наташка Нетупская, Лариска Шишкунова и сам Валерка были высокими, почти одного роста, то Оля Виноградова, которой пятёрки бессовестно натянули, смотрелась Дюймовочкой.

Решив подождать Марьиванну, чтобы разобраться с отличниками, фотограф стал расставлять хорошистов. Дело пошло и, хотя троечники всё же проникли в их ряды, общая картина быстро сложилась. Тут появилась Марьиванна с нарисованными тонкими бровями, ротиком-вишенкой и лицом белым, как у гипсового метателя диска, стоящего на лестнице у физкультурного зала. На ней была шёлковая, с пышным гипюровым жабо блуза, а волосы ровными волнами разбегались по сторонам от прямого пробора и пропадали за ушами.

Волны сделаны щипцами, догадалась Маруся, трогая свою чёлку и прикидывая, где её поставят: вряд ли сбоку от Марьиванны, скорее за ней. Тогда они с Наташей Нетупской и Ларисой Шишкуновой будут втроём в самом центре! И тут Марьиванна будто забыла о правилах. Она поставила справа от себя Олю Виноградову и Наташку, а слева Валерку и Лариску. Под Виноградову пришлось подложить два тома Большой Советской энциклопедии, спешно принесённых из библиотеки. Марусю, оставшуюся отличницу, Марьиванна отправила в третий ряд, к себе за спину.

Фотограф вдруг сказал, что ему надоели эти табели о рангах, его задача — сделать хорошее фото, которое не стыдно показать другим, не знающим ни об успеваемости, ни о поведении учеников. И вытащил Юрку Гришина — единственного в классе второгодника, зато высокого, белоголового, с нахальной и смелой улыбкой, к тому же свежеподстриженного под полубокс.

И что самое невероятное, Марьиванна с этим согласилась, и Юрку поставили рядом с Марусей. Они должны были смотреть в светлое будущее, слегка выставив вперёд левое (а Маруся правое) плечо. К ним уже по бокам пристраивались хорошисты, и фотограф, подкручивая объектив, произносил последние команды.

Что же это такое? Как Маруся могла оказаться в паре с двоечником и даже второгодником? И всё это над головой Марьиванны! Раз так, плевать на красоту! Да здравствует историческая правда! И Маруся молниеносным движением вытащила из кармана очки, нацепила их на нос и устремила бодрый взгляд в будущее, вернее, на верхнюю полку книжного стеллажа.

Когда фотографии были напечатаны, Маруся болела. Навестившие её Лариска с Наташкой, прыская в кулак, передавали в лицах, как фотограф принёс множество дублей, как Марьиванна пыталась из них выбрать что-то путное, сердилась и обвиняла фотографа в недосмотре. Он в ответ блеял, как баран, повторяя: «Ну не-е-ебыло этого, не-е-ебыло».

— Так откуда взялось?! — повышала голос Марьиванна.

— Не-е-е-зна-а-а-ю, — продолжал блеять фотограф, — это всё ваши отличники.

Лариске удалось стянуть шесть забракованных проб, которые остались лежать на подоконнике, и девочки стали разглядывать снимки, поминутно заваливаясь от смеха на диван и сползая с него на пол. «Это всё из-за тебя, Маруся», — хохотала Лариска, а более серьёзная Наташа предрекала последствия.

Только на одной фотографии Маруся получилась нормально: она с интересом что-то рассматривала на горизонте, но у Марьиванны, как назло, были закрыты глаза. Все остальные пробы были одна хуже другой. То очки на Марусином лице сидели так косо, будто их кто-то пытался смахнуть, что объяснимо, учитывая скорость их перелёта из кармана передника на нос. То Маруся, одна-единственная из класса, улыбалась во весь рот, словно в дверь заглянул Олег Попов, при этом её очки блеснули, и глаз не было видно. Один кадр страшно портила Марусина улыбка, якобы таинственная, но в то же время безумная, которая смотрелась особенно дико рядом с суровой мрачностью Юрки Гришина и благостным, полным всепрощения и доброты, ликом самой Марьиванны. Остальные снимки отличались только степенью дебильности Марусиной улыбки и свирепым, прямо-таки кабаньим выражением Юркиного лица.

Да, подсуропила ты ей, сказала Оля, увидев фотографии. Надо было тебя рядом с Марьиванной поставить, чтобы она следила за тобой. Как будто Маруся уж такая глупая или озорная, что за ней надо следить. Просто запечатлели исторический момент!